Одуванчики цвета электрик

Котька Котька все время отсутствия обожаемого капитана в его каюте бдительно сторожила капитанскую подушку, для верности навалившись на нее всем телом и вцепившись всеми восемнадцатью когтями: а вдруг та попытается удрать? Ну да, для этого бедной кошечке пришлось немало предварительно потрудиться, сначала проникая в коварно запертую не иначе как врагами капитанскую каюту, а потом еще и выколупывая подушку из-под плотно натянутого покрывала, и даже немножко то покрывало погрызть. В борьбе за добычу. Но капитан достоин лучшего, а эти подушки — такие коварные! Она все сделала правильно, но что-то подсказывало, что ее старания опять не оценят. Люди кошмарно неблагодарные существа! Даже самые лучшие люди. Поэтому при появлении обожаемого божества Котька сначала вжалась в подушку еще плотнее и прижала уши… но тут же вскочила, полная праведного негодования. Пока она тут, не покладая лап и не щадя живота своего, хоть и то и другое ей крайне дорого, жертвовала собой в борьбе за сохранность корабельного инвентаря, злые люди посмели расстроить ее капитана! Ее обожаемого, неподражаемого, самого лучшего мужчину. Кто посмел? Котька взвыла. Стас вздрогнул и отмер. Прошел к койке и сел, рассеянно поглаживая Котьку, даже не заметив изгрызенный край покрывала. И снова замер. Двигалась только рука, машинально, по давно устоявшемуся алгоритму: погладить, почесать за ухом, снова погладить. Котька озадаченно смолкла. Она не узнавала своего кумира. На всякий случай принюхалась, не подменили ли? Но запах был свой, родной и любимый. Котька на пробу куснула гладящую руку, тут же получила профилактический щелбан в нос — и окончательно успокоилась. Капитан был свой. Только расстроенный до невозможности. Необходимо было срочно его умуркивать. Котька забралась на капитанские колени, немного покогтилась, устраиваясь (за что получила еще один машинальный щелбан), улеглась, свернувшись клубочком и заурчала. * Стас «Есть чем гордиться и что помнить». Ну да. По жуткой молодости. И такой же жуткой пьяни. Один раз. Стасу казалось, что он тот эпизод своей биографии не то что забыл, а вообще стер из файлов памяти, как любит выражаться один наглый и скрытный рыжий паршивец. Он и забыл, ни разу не вспомнив за все эти годы. Думал, что и Венька… Венька… «Есть что вспомнить»… «Все в порядке, Стасик», — сказал слегка потрепанный блондинистый ангелочек, виновато улыбаясь из угла дивана тем утром. Жутким похмельным утром, когда легче умереть, чем встать или даже открыть глаза... и уж тем более посмотреть в глаза тому, кого... Иногда он чуть морщился (все же они были не очень аккуратны той ночью, зато очень активны). Но тут же снова начинал улыбаться — ободряюще и чуть виновато. Словно и на самом деле во всем случившемся именно он и был виноват, а вовсе не Стас, начавший первым. И от этого скручивало все сильнее. «Все в порядке, Стасик, правда. Я сам этого хотел. Давно, знаешь ли, хотелось попробовать, а ты... Ты просто хороший друг и не смог отказать». Друг… На этом месте Стаса, кажется, вырвало. И Венька, гребаный Венька, тут же, забыв обо всем, бросился ему помогать: держал голову, подавал минералку и полотенце. И смотрел. С таким участием и обожанием, что делалось тошно вкрай. Венька… ...Венька, примчавшийся после почти случайного и жутко скомканного разговора по дальсвязи, в котором Стас ни о чем не просил и даже наоборот, изо всех сил стараясь скрыть серьезность проблемы. Венька, проведший экстренное тестирование на чужом незнакомом оборудовании и с ехидным смешком сообщивший местным светилам от медицины, что никакого осколка в опасной близости к сердцу нет и в помине, а есть только нервы. Ну и эхо старого ранения, о котором Стас давно забыл, настолько мелким и пустячным оно казалось на фоне прочих. Местные светила взвились на дыбы и начали буквально рыть вакуум в надежде опровергнуть зарвавшегося провинциального докторишку, но при углубленном и куда более дотошном исследовании оказалось, что тот таки был прав, и допуск на продолжение службы Стас получил. Провинциальному дарованию тут же предложили место в столичной клинике, но Венька лишь моргнул своими невозможными наивными глазами и отказался, с мягкой и чуть виноватой улыбкой пояснив, что дома его ждут пациенты. «Зови, если что» — с безмятежной улыбкой сказал он на прощание. Стас кивнул. Но не звал. Ни разу. Однако знать, что такая возможность существует… оно как-то грело. Венька… Вечный и неизменный Венька, всегда чуть рассеянный, всегда улыбающийся с хитровато-наивным прищуром, всегда выглядевший так возмутительно хорошо… Стасу даже представить было страшно, как сам он выглядел тем жутким похмельным утром, о котором предпочел напрочь забыть, а Венька… ну, допустим, Венька тоже был слегка помят, но выглядел при этом до неприличия привлекательным, зараза ехидная... Да что там! Великолепно он выглядел. Как всегда… В дверь решительно постучали. Стас вскинулся и первым порывом чуть не сменил зеленый сенсор на красный, но тут же разозлился сам на себя. Бравый десантник вы или где, капитан Петухов? Вот и ведите себя соответственно. — Входи, Венька, — сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы голос не звучал обреченно. И собирался добавить, что вовсе и не думал запираться от старых друзей, но не успел. — Здравствуйте, Станислав Федотович. Мне нужно с вами поговорить... За дверью стояла Полина.