Красивый, плохой, твой

— Грома ко мне! Опенспейс замирает, Гром поднимается к Прокопенко в мертвой тишине. Хазин тоже провожает его взглядом. Почему сотрудников Управления до сих пор развлекают подобные перфомансы, для него остаётся загадкой. Ну постоянно же одно и то же. И финал предсказуемый, как в низкосортной мелодраме. — Пётр Юрич, поехали. Хазин закрывает папку с материалами. У них с Волковым по плану дела в городе, а потом нужно заехать к какому-то чудотворцу, который взялся за работу с жесткими дисками, изъятыми из клуба. Дело об обычной пьяной перестрелке стремительно обрастало незаурядными подробностями. Например, пистолет был куплен в самом клубе. Там вообще можно было купить много интересного. Опись вещдоков скоро превратится в многотомник. День проходит размеренно ровно до тех пор, пока Волков не говорит, куда ехать к тому самому умельцу. Башня Vmeste. — Кто-то из сотрудников Разумовского? Неплохо. Волков отводит взгляд в сторону. — Сам Разумовский. — А, точно, вы ж кореша. Видел общую фотку у тебя. — Ага. Волкова с порога приветствует голосовая помощница. И сообщает о пришедшей ему посылке. В голове у Хазина щёлкает. Разумовский выглядит все тем же задротом, которым Хазин его запомнил. Разве что задротом с качественным автотюном. Отросшие волосы собраны в пучок, очки, какой-то нелепый халат с золотыми узорами. Они иногда пересекались из-за общих знакомых на студенческих тусовках. Никогда толком не общались, ещё тогда вряд ли бы поздоровались, если бы случайно столкнулись один на один. Потом пришлось уйти из той компании, обстоятельства были. Это все как в прошлой жизни осталось. Но Хазин видит в чужих глазах узнавание. — Какого хера? Волков, уже открывший рот для приветствия, закрывает его. Переводит взгляд на Хазина. Разумовский захлопывает ноутбук и поднимается из-за стола. — Ты кого привёл? — И тебе привет, — Хазин улыбается, невольно цепляя к лицу Пётр-блять-Хазин выражение. — Коллега мой, Пётр Юрьевич, — говорит Волков. — На мое место в Управу пришёл. Так вы знакомы? — Да, не повезло. Давно у нас торчки ментами становятся? Хазин ощетинивается в ответ: — Как детдомовцы бизнесменами. Социальная мобильность, бля. — Охуеть ты смешной. А что не в Москве, папа послал новые горизонты осваивать? — Я лечение прошел, так что отсоси со своей стигматизацией. — Ах, ты лечение прошёл. А всем остальным не оплатишь? Зенину, может, поможешь, а? — Сука, — Хазин уже сделал шаг вперёд, но Волков ловит его за плечи. — Подожди меня внизу. Хазин чувствует алые пятна на щеках, пока едет в лифте, куда Волков его буквально силой запихал. Руки мелко подрагивают. Достать сигарету получается с десятого раза, Хазин закуривает, не успев выйти из офиса. Погиб Зенин не из-за него, не из-за наркоты, в смысле. Виноваты те, кто стояли рядом — дружки его чистые — и наблюдали, как обдолбанный парень курит, сидя ногами в окно. На двадцать каком-то этаже. Проходит сигареты три, пока из дверей не появляется Волков. Хазин все это время сидит на капоте своей машины и пытается не думать. — Ты прости его. Мы сами не святые, чтобы так… В башке щёлкает второй раз за день. — А я тя вспомнил. Тебя из универа вышвырнули, потому что ты Шахназарова до полусмерти отпиздил. — Петь. Бесполезно, Хазина уже несёт. — Все знали, а потом слушок прошёл, что наш светоч социальной справедливости начал серьезным дядям своими проектами грозить. Волков хмурится. Как только белое пальто в плечах не жмёт. — Серый ни при чем почти. Там попутно столько бы про самого Шахназарова всплыло, что они не хотели давать делу ход. — М-м, ну да, — Хазин выкидывает на асфальт очередной бычок. — Торчка можно и отпиздить, хули, не человека же. Ещё и респект от половины универа наверняка получил. — Ты ни хрена про это не знаешь. — Зато Разумовский про меня знает все, — Хазин про себя просчитывает вероятности разных исходов этого диалога и кладёт мысленный болт. Все равно погоны снимать собирался. — Вы ж ебетесь, да? Поэтому и с работы пиздуешь, куда-нибудь заграницу в семью играть? — Прекрати. — На хуй иди. Хазин садится в машину и бьет по газам. Чуть не цепляет слишком медленно ползущую «мазду», материт ее водителя из окна. Едва успевает затормозить, чтобы не въебаться в остановившуюся на светофоре какую-то китайскую хуйню. Домой ехать слишком рано, нужно появиться в Управлении. Хотя кому нужно-то? Хазин барабанит пальцами по рулю. Он не устроил драку, слова Волкова про его зависимость едва ли вызовут у кого-то доверие, это просто слова. У него все хвосты подчищены, не без помощи отца, очень уж тот боялся за свою фамилию. Ничего непоправимого не случилось. Волков вообще через неделю уходит. В чилл-зоне сидят Димка и — надо же, не уволили! — Гром. Хазин подсаживается к ним со своими контейнерами с суши. Димка ест, Гром пьёт кофе и читает материалы дела. — Ты чего нервный такой? — спрашивает Гром. Димка стреляет на него осуждающим взглядом и добавляет: — Если хочешь рассказать. — Да ничего, заебался просто. Хазин, почти не жуя, умудряется сточить целый сет. Еда остаётся одной из немногих вещей, которая его стабильно радует. Вот и обжирается за троих, благо метаболизм позволяет. На дергающуюся ногу опускается тяжелая ладонь. Хазин замирает. Проходит ещё несколько секунд, прежде чем до погружённого в чтение Грома видимо доходит, что именно он сделал. Он торопливо убирает руку, и коже на контрасте становится холодно. — Кстати, за что на этот раз Прокопенко тебя полоскал? Гром мгновенно мрачнеет. — Если хочешь рассказать, — цитирует Хазин Димку и гиенисто хихикает. Гром тоже усмехается. — Да так. С одним генералом не сошлись во мнениях на тему чести мундира. Федор Иванович беспокоился вот. — Чей мундир пострадал? — Ничей. Пока. Но если этот ублюдок еще раз подумает, что ему здесь рынок вместо правосудия, то не мундир пострадает, а лицо. Слабоумие и отвага, ей-богу. И вроде не пятнадцать. Хазин никогда не задумывался, сколько Игорю лет. Чуть за тридцать? А уже майор. С его какой-то бараньей честностью удивительно. В тот день Волков на работе так и не появляется. Хазин едет домой, преодолевая желание зарулить в магазин. Сейчас это может плохо закончиться. В пробке он заказывает какое-то непомерное количество еды. Сегодня четверг. Если завтра еще можно будет уйти в работу, то как теперь переживать выходные — хер знает. До доставки еще минимум час. Хазин мечется по квартире, зажевывает оставшиеся фрукты, пьет несколько чашек чая подряд. Голод, злость и усталость — его худшие враги. С голодом разобраться легко, а куда девать злость на весь мир и усталость от жизни — хуй знает. Справляться с любыми сильными эмоциями без «обезболивающих» Хазин так и не научился. Хочется хотя бы напиться, но в квартире нет ничего крепче чая в пакетиках. Алкоголь — прямой путь обратно. Любое ослабление воли, на самом деле, путь обратно. Хазин находит брошенный на комоде в прихожей телефон, открывает нужное приложение. Восемь месяцев и четыре дня чистоты. После такого перерыва даже от травы… стоп. Огромный плюс переезда в том, что в новом городе нет никаких контактов. Пока найдешь, где купить не говно, передумаешь срываться. Ну, Хазин так себе это представлял. — …дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить, мужество изменить то, что могу, и мудрость отличить одно от другого, — Хазин повторяет это несколько раз, намеренно пропуская обращение к богу. В богов он не верил. А если есть кто-то, кто допустил все это, пошел он на хуй. У Хазина и реабилитация вызывала такое отторжение, потому что во всех программах неизменно были какие-то религиозные мотивы. Все эти группы, ритуалы, молитвы — сектанство, а не медицина. Время движется как-то смертельно медленно. Хазин садится на диван, открывает список с безопасным контентом. Прости, БоДжек, не в этот раз. В этой комнате уже хватает одного мудака с проебанной жизнью. На самом деле, Хазин прекрасно понимает, что полная социальная реабилитация ему не грозит. Для людей он навсегда останется торчком, да и для себя в первую очередь. Он не умеет заводить друзей. От отношений с ним любому нормальному человеку нужно бежать и подальше. Кокс хотя бы давал ответы на вопросы мироздания. А как и нахуя чистым жить — еще пойди разберись. В последнее время цели были простыми. Не сорваться в эту минуту. Продержаться еще день. Организовать переезд. Найти работу. Все еще не срываться. Быт вроде как затягивает. Но стоит чуть выбиться из состояния легкой апатии, как под кожей начинает зудеть. Одна эмоция, и работа долгих месяцев идет прахом. Хазина не ждет ничего ни завтра, ни через десять лет. Перетерпеть, справиться, дожить. Чтобы что? Типа жизнь пережить? С зависимостью ему хотя бы было похуй на зияющую пустоту внутри и снаружи. Чистота нужна тем, кому есть ради чего. Бога там, семьи, целей — неважно. Хазину ни хуя уже не надо. Лишь бы не чувствовать боль. Он так и замирает с пультом в одной руке и телефоном — в другой. Нужный контакт в телефонной книге находится быстро. Гудок, еще один. Не возьмет, наверное… — Алло? Петя, привет. Хазин понимает, что до этого не дышал. Он сглатывает и жмурится. — Привет. — Как ты? Почему трубки не брал? — звонкий голос не умеет звучать осуждающе. — Кира, я переехал. В Питер. Подумал, что так будет лучше. — Ты в порядке? Его спонсор, Кира, должна была получить медаль за мужество и отвагу. Она видела худшие эпизоды ломки Хазина, выслушивала все проклятия и собрала бинго из сложносочиненных оскорблений. Кира употребляла несколько лет. Потом прошла лечение, восстановилась в мединституте и в итоге пришла к помощи вот таким вот пропащим. — Да. В относительном. Но чистый. — Что-то произошло? — Встретил парня, с которым был знаком в студенческие годы. Он припомнил мне кое-что… Кир, я не понимаю, зачем мне все это. — Ты в Питере на группы ходишь? — Нет, как-то не до того было. — Петь, пожалуйста, найди группы. Хотя бы пару раз в неделю. По-хорошему, тебе бы еще на психотерапию вернуться. — Я знаю. Они говорят до тех пор, пока в домофон не звонит курьер. Хазин решает сменить номер телефона. И из старой жизни его новые контакты получит только Кира и, наверное, мать. — Мужик, ты не куришь? — спрашивает Хазин у курьера. — Курю, а что? Хазин протягивает ему блок своих Marlboro, всего одну пачку оттуда выкурил. — Бери. Я бросить решил. В итоге ужинает Хазин под диснеевский мультик «Душа». Загрузился еще сильнее, стоит все-таки начать читать о том, что собираешься смотреть.