Красивый, плохой, твой

Сбитые костяшки быстро подживают, в отличие от брови. Вот она никуда не торопится. Синяк переливается пятьюдесятью оттенками желтого, но купленный в конце концов консилер это неплохо прячет. Хазину повезло. На момент драки Прокопенко в Управлении не было. Ситуацию замяли, а вообще-то могло закончиться минимум дисциплинарным взысканием. По факту закончилось тем, что Хазин в тот же день записался к психотерапевту и нагуглил группы поддержки. Даже не бросил после первой встречи. Вот пока жареный петух в жопу не клюнет… — Петя, мы тут чай собираемся сходить попить. Присоединитесь? — милый мальчик в очках, имени которого Хазин, разумеется, не запомнил, догоняет его уже на выходе. — В следующий раз. У меня планы. Порыв ветра откидывает назад половинку шарфа. Хазин возвращает ее на место и кивает выходящим вслед за ним людям в знак прощания. Группа оказалась хипстерской, больше напоминающей кружок по интересам. Собираются поиграть в настольные игры, ходят вместе в музеи и театры. Душные, короче, какие-то торчки. Холодает стремительно и беспощадно, бабье лето зкончилось, не успев начаться. Еще ветер этот пронизывающий от воды. Ездить без навигатора все еще не выходит. Ну, хоть с парковкой проблем меньше, чем в Москве. Хазин находит место в минуте ходьбы от нужного бара и это в субботний вечер. Дома можно было кружить полчаса, и уехать нахер. В общем, сотрудники убойного провожают Волкова в счастливый путь на загнивающий Запад. Народ уже успел знатно накидаться, кто-то танцует, кто-то залипает у барной стойки или курит на крыльце. Хазин же больше наносит визит вежливости, предшественник все-таки. Так бы не пришел, находиться в барах он все еще считает небезопасным. Музыка ебашит достаточно громко, чтобы поговорить нормально не было ни шанса. — Удачи тебе. Чтобы семья была в порядке, Разумовский твой, дочка, — Хазину приходится говорить это на ухо, а Волкову – наклоняться к нему. — Не останешься? — Волков указывает взглядом на пальто, которое Хазин не снял. — Не, нельзя. Сейчас какого-нибудь лимонадика бахну и поеду. Они пожимают руки, Волков хлопает Хазина по плечу. Хороший мужик, могли бы подружиться. Ну, раз вкуса у него нет, и он всяких айтишников предпочитает. Хазин берет себе спрайт со льдом, окидывает шумную толпу ленивым взглядом. Присоединиться, конечно, хочется. Даже сильнее, чем он ожидал. Забыться хотя бы на один вечер. Не думать, не анализировать, вообще ничего не понимать. Отключиться от этого ебаного мира. На танцполе выделяется ярко-красная макушка. Хазину девочка кажется смутно знакомой. Видел где-то, а где — хрен знает. Рядом крутится Гром. Он, оказывается, умеет быть не бревном. Даже ничего так двигается. — Привет! — на соседний стул приземляется Димка, Хазин пожимает ему руку. — А Гром-то у нас алкольвица, оказывается. То, что внутренняя свобода поперла от количества выпитого, не заметить сложно. Не падает Гром, судя по всему, как раз потому что двигается. — А ты у нас трезвенник? — Димка улыбается. Выпивший, но в себе. — Типа того, даже курить бросаю. А кто это рядом с Игорем? Вроде лицо знакомое, не пойму. Гром буквально виснет на хрупкой девушке, как она только такую шпалу держит. Говорит ей что-то на ухо, прижимаясь вплотную, та смеется. Ой, еще бы поебались прям посреди зала, хули. — Юля Пчелкина, журналистка. У нее Ютуб-канал популярный, расследования всякие. Хазин что-то смутно припоминает. Юля тем временем пытается буксировать окончательно расклеившегося Грома к барной стойке. Находит глазами Димку, молча зовет его на помощь. Хазин встает следом, а то что товарища одного бросать с этой тушей. — Да нормально все! Дим, отвали, — Гром замечает его, начинает улыбаться. — О, Петя пришел, привет. Сколько же нужно было выпить, чтобы с его весом так унесло. Хазин бы подумал на вещества, будь это кто-то другой. Вдвоем с Димкой они отводят Грома под белые руки к стульям и даже умудряются усадить. — Юля. — Петя. Хазин автоматически отвечает на неожиданно крепкое рукопожатие. Юля “ощупывает” его профессиональным взглядом, становится некомфортно. — Игорю пора домой, — констатирует Димка. — Мне тоже, давай я вас отвезу, мы с Игорем рядом живем, — с самим Игорем разговаривать смысла нет, поэтому Хазин обращается к Юле. — Нет, я на такси, мне вообще в другую сторону. Ага, значит, вместе не живут. И ночевать к нему она ехать не спешит. — Игорь, поехали, — Хазин кладет Грому ладонь на плечо, привлекая внимание. — Куда? — Домой, куда тебе еще. Димка помогает усадить Грома в машину. Юля продолжает наблюдать за Хазиным каким-то едким журналистским взглядом, как будто знает про него лишнего. А, может, и правда знает. С ее работой могла что-то слышать про отца. Гром на пассажирском мгновенно вырубается. Хазин косится на него, в целом, уже смиряясь с тем, что ночевать майор будет в гостинной на диване. Потому что пытаться выяснить адрес, искать ключи и бросить человека одного в таком состоянии — идея так себе. Благо, Гром помогает в своей транспортировке, тащить на себе до квартиры его не приходится. Даже кроссовки снимает сам, правда в рукавах куртки безнадежно путается. Такой серьёзный и хмурый, но все равно смешной. Хазин доводит Грома до дивана, тот растягивается во всю длину, еле помещаясь. Огромный — пиздец. И выглядит в рубашке и брюках как-то непривычно, слишком уж его образ сросся с кепкой и кожанкой. Интересно, часто вот так нажирается до невменоза? С его трудоголизмом очень вероятно, хер ты найдёшь нормальный способ отдохнуть и отвлечься, если каждый день видишь во всей красе прогнившую сторону этого мира. Самого Хазина тоже безнадежно рубит. Он заставляет себя хотя бы сходить в душ перед сном и чистит зубы уже с закрытыми глазами. Чтобы не сбивать режим, будильник у Хазина стоит и на выходные тоже. Возвращаться в реальность после сна о старом-добром приходе странно. Ещё страннее то, что в реальности за стенкой дрыхнет коллега. Которого он сам сюда притащил. Сюр какой-то. После ленивой разминки Хазин варит себе кофе и, наконец, идёт в гостиную. Гром, кажется, остался в ровно той же позе, в какой вчера лег. Хазин распахивает окно, накрывает это тело пледом и даже от щедрот душевных ставит на журнальный столик стакан воды. Звонит телефон, номер незнакомый. Хазин привык к левым звонкам из-за работы, поэтому отвечает. — Как Игорь? — И вам доброе утро, Юлия. Откуда мой номер знаете? Хазин зажимает телефон плечом, сам в это время вытирает помытые к столу фрукты. — Я много что знаю, — тон обеспокоенный, почти без наезда. — Так Игорь с тобой? Дома его нет, телефон выключен. У Хазина просыпается странное злорадство, подмывает сказать, что он понятия не имеет, где Игорь. Довез вчера до дома, вообще ни при делах. А что, может не хочет он с тобой общаться? Но правда, на самом деле, звучит не хуже. — Да дрыхнет твой Игорь у меня в квартире. Что ты там, говоришь, знаешь? — Я Игорю ничего про тебя не говорила. Пока, — Юля опять переходит на свой журналистский. — Сам расскажешь. Вау, вот это заявочка. — А ты мне часом не угрожаешь, красавица? Да и о чем ты вообще, я ж образцово-показательный экземпляр мента. — Я предупредила. И Юля сбрасывает звонок. Сука. Хазин кидает телефон на стол. Как же они все заебали. Что бы он ни делал, как бы сильно не изменился, в России он всегда будет Хазиным-младшим. Со своим и так не светлым прошлым, ещё и с тенью отца за спиной, как ебучий Гамлет. Хоть эмигрируй вслед за Волковыми-Разумовскими в гейропу. Просыпается Гром к полудню, когда Хазин занимается всякой ерундой, лишь бы не удариться в рефлексию. Он заказывает, наконец, новые тарелки, чистит ноутбук от всякой ненужной фигни, готовит обед, буквально преодолевая моральную травму от предательства собственного кухонного гарнитура. Помятый Гром застаёт его как раз за готовкой. — Доброе утро… — Хазин задерживается взглядом на прическе Грома. Да он кудрявый, оказывается. — Хотел бы сказать Белоснежка, но ты сейчас больше похож на хтонического гнома. — Ну, спасибо. — За то что не бросил тебя на улице? Был такой соблазн, но питерская полиция бы многое потеряла. — Напомни, почему я у тебя? — Гром садится за стол, крутит в руках принесённый пустой стакан. — Ты отказался говорить свой адрес. Вообще мне за все время ни слова не сказал. — Реально спасибо, короче, что не бросил. Хазин ржет, отбирает у Грома стакан. — Нужно было отвезти тебя в участок, мне как-то рассказали, что ты иногда в камере ночуешь, — Хазин наливает воду из кулера. — Лёд, лимон добавить? — Лимон. — Ты как вообще, болит что-то? — Да мутит немного, но в целом терпимо. — И часто ты так? — Хазин выжимает в минералку дольку лимона, ставит на стол. Гром тупит смущенный взгляд в пол. Значит, точно нечасто. Настоящим алкоголикам редко за себя бывает стыдно. — Пью? Вообще нет. Вчера просто хотелось отвлечься. — Хреновый способ. “Кто бы открывал рот, Хазин”. — Ну, не всем же не пить, не курить и идеально заполнять документы. — Ты бы знал, насколько смешно пошутил, дядь. Хазин вылавливает из кастрюли доварившийся пакетированный рис, сливает кипяток. — Завтрак будет минут через десять, вали пока в душ. Сейчас полотенце принесу, щетку новую на верхней полке в шкафчике возьми. Гром одним махом допивает воду и уползает в ванную. Хазин во время поисков полотенца пытается сохранять невозмутимое лицо. Ситуация в целом ему, конечно, совершенно ничего не напоминает. — Входи, — Гром отзывается сразу после стука. Он стоит в одних брюках, чистит зубы. Взгляд Хазина цепляется за огромный синяк во все ребра, а вовсе не за подтянутое рельефное тело целиком. — Кто это тебя так? — А? Бок? Ты. Я тебя когда от Гурьева оттаскивал, ты же пиздец вырывался. — Бля, сорян… — Хазин вешает полотенце на крючок и сразу почему-то не выходит. — Я вообще не помню, как ты к нам подбежал. Пришёл в себя уже лицом в стол. — Забей, я постоянно в синяках. До Хазина доходит, что продолжать стоять здесь — как минимум неловко. — Ладно, я пойду пока еду доделаю. Футболку дать? — Давай. Как-то так Игорь Гром впервые завис у Хазина в квартире. Он с недоверием отнесся к боулу с креветками и овощами, ворчал на современную музыку, долго не мог освоить джойстик от приставки и выглядел в футболке Хазина абсолютно нелепо. Воскресную тренировку Хазин пропустил. За окном в тот день шёл дождь. Когда в следующий раз Хазин разрешает себе задуматься о происходящем хоть на секунду, уже лежит снег. Поверх штор висит мигающая гирлянда, на журнальном столике корзинка с мандаринами. Хазин добавляет во вторую чашку чая ложку сахара и дольку лимона. Колонка автоматически подключается к телефону Грома, из неё начинает тихонько играть Ария. Сам Гром сидит на коврике и копается среди дисков, выбирая игру. Его волосы отросли достаточно, чтобы завиваться в отчётливые кудряшки, только виски и затылок по совету Хазина подстрижены покороче. Пиздец.