Странники Одиннадцати Пространств: Нет худа без добра

Техника техникой, но лифт ломается чаще, чем лестница. Станислав Ежи Лец Сегодня, используя инструменты генной инженерии, мы умеем обращаться с генетическим материалом примерно так же, как со словами, напечатанными в текстовом редакторе. Александр Панчин «Сумма биотехнологии» Были тут скворцы с дроздами, Были сойки и сороки, И все прыгали, порхали, Охорашивались, пели, Щеголяли блеском перьев, Распускали хвост, как веер. Генри Лонгфелло «Песнь о Гайавате»

Редкая планета может похвастаться таким разнообразием экосистем, как Ксибидитичик. Сложная мозаика из густых и редких, зелёных и переливающихся всеми цветами (включая инцилитовый), покрытых цветками и плодами, древесных, травяных и грибных лесов, заросших и открытых болот, буйно цветущих и сухих полей, небольших скал и врезающихся в самые облака гор, а также необычных мягкоплотных земель, сложенных исключительно животными, отчасти создана силами природы, а отчасти – руками, точнее, клювами и лапами чирритью, местных разумных птиц, потомков покрытых перьями ящеров. До сих пор там и сям попадаются похожие на земных динозавров существа, у которых передние конечности не стали крыльями, хвосты не укоротились, а челюсти по-прежнему полны острых зубов. Впрочем, эти мелкие хищные ящеры часто оказываются закуской для хищников покрупнее и пострашнее. А вот настоящие птицы, десятки видов, которые воспользовались независимо обретённым разумом, объединились и построили цивилизацию, основанную на всеобщей дружбе и использовании биотехнологии во всех сферах жизни, не боятся никаких хищников. Не видно даже, чтобы их пугала Двумперия… Собственно, признаков птичьей цивилизации экипаж «Тёмной Материи» вовсе не замечает. Кругом, кажется, царствует только совершенно дикая природа. Лес, на опушке которого приземляется звездолёт, относится к типу тёмно-зелёных малотравных. Из-за плотных крон деревьев с тёмно-зелёными листьями выглядит он дремучим и непроходимым, но на самом деле что травянистый ярус, что подлесок из-за недостатка света там весьма жиденький. – И даже мыслей не видно, – комментирует Карл. – Удивительно, но это так, в самом деле ничего не видно, как ни странно, – вторит Сай Фай. – Хе, телепаты хреновы, – фыркает вдруг Семиларен. – Вон же, шуршит кто-то вон за тем стволом! Из-за толстого ствола дубовидного дерева выходит тонкотелое четвероногое существо тёмно-серого, почти чёрного цвета с синим отливом, с которым контрастирует ярко-зелёное пятно на щеке. Его небольшая голова увенчана паразавролофьим гребнем, спина – парусом, а хвост – крючковидным шипом. Острые зубы и когти существа красноречиво свидетельствуют о его хищных повадках. – Э-э-э, хавкрийиц, – сообщает Айзел. – Это, гм, самый опасный из местных, эм, хищников. Хавкрийцы, э-э-э, охотятся стаями с жёсткой иерархической структурой… В самом деле, вскоре всю команду окружает целая стая. Глухое шипение, которое издают эти хищники, не предвещает ничего хорошего. – Нам конец!!! – взвизгивает Эффелина. – Ррр, да не такие уж они и страшные, – успокаивает всех Райтлет и тянется за верным горметом. – Сейчас разберёмся с этими чертями поросячьими! – весело поддерживает Сэн. Но охотники на чудовищ не успевают ничего сделать. Откуда-то сверху раздаётся пронзительный птичий крик. Единственный резкий вопль быстро превращается в оглушительный многоголосый хор. Хищники встревоженно поднимают головы и поджимают хвосты. Миг – и о существовании хавкрийицев напоминает лишь удаляющийся шорох и хруст веток. Мятежники пытаются разглядеть в листве источник спасительного птичьего хора, но никого так и не обнаруживают. Внезапно прямо перед командой на землю спускается красивый чирритью, представитель вида смельчаков. Тело и маховые перья этой птицы размером со скворца окрашены в изумрудно-зелёный цвет. Щёки, грудь и брюшко – белые с чёрными пестринами. Длинный клюв, лапы и предплечья – лимонно-жёлтые, плечи – алые, кончики маховых перьев – чёрные. Рулевые перья – сапфировые с белыми кончиками. Лоб украшает блестящее голубое пятно с салатовой каймой и поперечными фиолетовыми полосками. – Мип-уиу, – неожиданно для тех, кто не ведает о лингвистических познаниях Айзела, обращается к чирритью фоксиллинда. – Чи-чи-чир-чир-ви-чи. Крекс-крекс, крекс-крекс, коу-коу хряяянк! – Кок-кок, – ещё более неожиданно, и теперь уже для всех – переходит на птичий язык Леод. – Чир-чиррио, чир-чиррио, джжжууии ух-хууу-ху, ху-хуу, хряяянк твит-твит-твит, корр-каа! – Эм, прекрасный птичий, Леод! – делает комплимент ягулярру Айзел. – Спасибо. Произношение, конечно, очень нелегко даётся, от акцента млекопитающего мне никуда не деться, но зато структура понятная. Смельчак несколько раз приподнимает и опускает сверкающие перья на лбу, после чего переходит на весёлый хифссдангл с птичьим акцентом: – Фить-фить, да вы могли ничего и не рассказывать! Мы про вас, чек-чек, и так всё знаем! – Прям-таки всё, – ухмыляется Герн. – Ти-тич, всё, Герн! Вы же все только что с Марса, пинь, так? Прилетели к нам, чтобы разобраться с паутинными железами в паукрабьих ходострелах? – Да, всё верно, – с улыбкой подтверждает Стив. – Откуда же вы всё про нас знаете? – поражается Силмак. – Бетамак, что ли, на вас работает? – И он на нас, чик-чирик, и мы на него, – отвечает чирритью. – Слышали когда-нибудь про МСП? – Нет… – А мы есть. Маленькие Серые Птички – самые секретные агенты во всём Млечном Пути! – И ты только что нам их выдал, – цепляется за слово Тецклай. – Не выдал! Ти-тич! Мы – секрет, который не секрет. Чек-чек, мы везде, нас больше, чем вы можете себе представить. Нас не видно, не слышно, пинь, а главное, нас невозможно отличить друг от друга. А уж если кого-то из нас, фьють, поймают и что-то заподозрят… Чирритью слегка приседает, начинает часто хлопать крыльями и со смешным писком приоткрывает рот – точь-в-точь птенчик, который выпрашивает корм у родителей. Вся команда, включая, казалось бы, непробиваемых Тецклая и Герна, не сдерживает вздох умиления. – Вот, фить-фить! – гордо свистит чирритью. – Ну, а если дела совсем плохи… Птица опускает одно крыло, заносит над ним лапку и начинает забавно чесать себе голову. Новый вздох умиления команды оказывается ещё громче и убедительнее первого. – А я думала, котики милые! – смеётся Веншамея. – Котики? Карр, жалкие дилетанты! – презрительно каркает чирритью. – И, к тому же, коварные. Фьють, им сложно доверять. – Тебе бы обидеться, Леод, – усмехается Семиларен. – А я не кот, – спокойно реагирует ягулярр. – На кошку я похож благодаря конвергентной эволюции. Так-то из инопланетных зверей ко мне ближе всех бинтуронги. – И это мы тоже, чик-чирик, знаем! – весело чирикает чирритью. – Только вот, чек-чек, забыл представиться: Крилли Чирп, в прошлом – агент МСП, сейчас – просто разведчик и ваш друг. Добро пожаловать на Ксибидитичик! Тут же все деревья поблизости будто бы приходят в движение – все ветки оказываются облеплены родственниками чирритью-смельчака. Кого только нет в этой разноцветной пернатой братии! Большие и малые древни, окраской похожие на козодоев, а формой тела – одновременно на дятлов, поползней и пищух: это мастера лесного дела. Инцилитовые щёголи, на земной взгляд – ослепительно-белые хохлатые птицы, на иной же – изукрашенные замысловатыми узорами вдоль и поперёк – теоретики самых разных направлений, от физики до лингвистики. Болотники, похожие на фиолетово-синих цапель в мелкую белую крапинку – знатоки молекулярной биологии и тончайшей генной инженерии; шутят, что своими острыми багровыми клювами они могут откуда угодно извлечь отдельную молекулу. Иссиня-чёрные ворон-головы с туканьими клювами – напротив, умелы в работе с не самыми мелкими живыми организмами: и изловят кого угодно, и содержать смогут даже самое капризное существо. Зубастики, изящные сине-зелёные птицы с чёрными «очками», белым брюшком, серебристыми щеками и оранжевым клювом с зазубринами по краям – лучшие не только на Ксибидитичике, но в тадумирадных окрестностях планеты изготовители инструментов и всякого рода оборудования. Садовники – розовые с жёлтым длиннохвостые птицы с непропорционально вытянутым клювом – талантливые ботаники. Длинношеие лыбеди, похожие на лебедей голубоватого цвета с червонно-золотым клювом – специалисты по водным формам жизни, водным ландшафтам, инфраструктуре и транспорту – словом, всему, что связано с водоёмами. Столь же широкая, но совершенно другой высоты специализация – дело вечнолётов, светло-синих птиц с двумя длинными белыми перьями на голове: их среда – воздушная. Делами земными занимаются пастушки – птицы шоколадного цвета с ярко-фиолетовым клювом. Внешне гораздо более скромные дроздики разной, но всегда однотонной окраски, отвечают за планетарные и космические транспортные сети, информационные каналы и прочие глобальные вещи. С наукой и техникой так или иначе связаны нелетающие, похожие на киви ходоки, стремительные, напоминающие крачек неборезы, серо-голубые с розоватыми крыльями и причудливым клювом с жёсткими щетинками птицы-фильтраторы, чёрно-белые с разноцветными отливами большеклювые контрастники, усачи, этакие лупоглазые лягушкороты с коротким клювом, и лазурно-белые всевзоры с пятью глазами и телепатическими способностями. Изобразительным, музыкальным, литературным и иным искусством занимаются такие виды, как многоцветы, цветовую гамму оперения которых описывать землянину просто бесполезно, похожие на лирохвостов жёлто-зелёные хвостаки, голубые в белую полоску пловцы, экстравагантные странноклювы, клювы которых с разнообразными по форме, размеру и цвету гребнями – сами по себе произведения искусства, и чёрно-белые кукрикицы – курообразные птицы с пятью пальцами на изящных ногах. Есть и чирритью, которые следят за погодой, прилётами космических кораблей и вообще всем, что происходит на Ксибидитичике и вокруг него – это внимательные страж-птицы, сиреневые в чёрную полоску соколообразные пернатые с красными щеками. Наконец, серо-коричневые прихваты с ловкими клювами, которыми можно делать вообще всё, и всё те же смельчаки – это чирритью-универсалы, которые находят себя в самых разных занятиях. И, конечно, среди всего этого цветастого разнообразия тут и там мельтешат бесчисленные маленькие серые птички (среди которых есть и настоящие Маленькие Серые Птички) – либо представители слабоопознаваемых видов, похожих на земных славок, камышовок и пеночек, либо слётки уже описанных. Эти пернатые настолько быстрые и незаметные, что уследить за каждой в отдельности не удаётся даже тренированным охотникам на чудовищ. Когда команда знакомится с несколькими десятками весёлых птиц, которые захотели пообщаться поближе с выдающимися мятежниками, к ней снова обращается Крилли: – Ти-тич! Вы как раз вовремя к нам прилетели! Мы и сами хотели вас позвать. Мы почти закончили, чик-чирик, работу над весьма интересным суперорганизмом, чек-чек, который как раз сможет повредить паукрабихам паутинные железы! Спешу заметить, фьюить, в остальном эта штучка для них безопасна, никакие жизненно важные функции не затронет. – Это самое главное, – одобряет Млем. – За мной, чирп! – восклицает Крилли и ведёт новых друзей сквозь чащу. Чаща, как обнаруживают мятежники, вовсе не царство дикой природы. Мало того, что временами чаща буквально расступается перед идущими и летящими, так ещё и некоторые «деревья» на самом деле оказываются замаскированными зданиями, транспортными станциями и даже целыми космопортами. На ветвях космопортов дремлют уникальные ксибидитичикские живые корабли. Эти суперорганизмы похожи на крупных по стандартам чирритью (в самый большой корабль с большим трудом влезет один Айзел) причудливых насекомых с птичьими хвостами, мягкими мешками на спине и торчащими во все стороны антеннами. Вытянутые «морды» кораблей снабжены выразительными голубыми глазами и короткими клювами. На теле находится множество трубок, благодаря которым живые корабли и перемещаются в космосе: у основания каждой трубки спрятаны резервуары с самовоспламеняющейся смесью газов. На стволах некоторых деревьев уютно разлеглись картяки-лойо – лишённые глаз мягкотелые животные с огромными ушами и слабым намёком на четыре лапы. На коже существ возникают, меняются и исчезают узоры, которые оказываются картами местности и прочей полезной информацией. Передатчиками информации на дальние расстояния служат информы – существа, которые представляют собой просто букет антенн с тонкими ножками. Эти организмы специально разработаны для того, чтобы излучать, принимать и передавать радиоволны на любые расстояния, в том числе и межпланетные. Смотреть в небо, тем не менее, чирритью предпочитают глазами, но не простыми собственными, а «глазами Космоса» – по сути, телескопами, но полностью органическими: из кожистых труб, которые высовываются тут и там из дупел, в пространство пристально всматриваются гигантские живые глаза. Вдруг мимо пробегает какое-то крупное шестиногое животное, спина которого усеяна выемками разных форм и размеров, а над ней нависает своеобразное кожистое покрывало. – Грузовоз, – комментирует Крилли. – Очень полезная зверюшка! Кстати, пинь, мы прилетели. Вот и лабораторный комплекс. Один стек, дайте ему с вами познакомиться. Чирп, дружок, к тебе гости. Все тут разные, но все наши друзья. Чек-чек, не бойся. Лабораторный комплекс представляет собой огромный суперорганизм. Внешне он выглядит как громадная грязно-жёлтая скала с прозрачными окнами и узкой щелью, напоминающей закрытый рот. Органическую природу «скалы» выдаёт разве что мягкая тёплая кожа и несколько тонких щупалец. Щупальца эти начинают ходить ходуном при приближении команды. Потом, успокоившись, они аккуратно дотрагиваются до каждого гостя. После этого лабораторный комплекс наконец-то открывает рот, то есть, дверь. Внутри комплекс ещё более замысловат, чем снаружи. Столы, шкафы и всё оборудование – всё это выросты тела комплекса, тёплые, живые и дышащие. С потолка свешиваются семь любопытных стебельчатых глаз. Десяток длинных конечностей с разным количеством пальцев также крепится к потолку. Кое-где сквозь кожу комплекса просвечивают толстые нервы. Среди колб, пробирок и чашек (тоже органических, хоть и похожих на стеклянные) обнаруживается и внушительное устройство, которое скромно именуют просто живым компьютером. Грибовидное тело, утыканное сверху трубками, а снизу сплошь поросшее толстыми корневидными отростками, оснащено кожистой клавиатурой и экраном, который представляет собой прямоугольный лоскут кожи картяка-лойо. – У вас здесь… ваще всё живое? – изумляется Накет. – Чик-чирик, да! – с гордостью отвечает Крилли. – Биотехнология – наше всё. – Надеюсь, и для паукрабих это будет всё, – как бы невзначай бросает Джекс. Тонкий оттенок слова «всё» в данном контексте улавливают все – включая даже сам лабораторный комплекс, который начинает слегка подрагивать, словно в припадке хохота. – Ти-тич, паукрабихам недолго осталось над Галактикой издеваться! – восклицает Крилли. – К микроглазу! Микроглаз, аналог микроскопа, похож на «глаз Космоса»: на одном из концов кожистой трубки находится зоркий живой глаз. Другой конец прикрыт кусочком кожи всё того же картяка-лойо. К нему подключены особые нервы, которые и отображают всё, что видит глаз. А видит всякий глаз, не приросший к трубке, затейливую амёбку, в цитоплазме которой плавает около десятка бактерий со жгутиками. При большем увеличении, которого чирритью добивается, погладив трубку клювом в определённой точке, становится видно, что каждая бактерия несёт в себе две белковых капсулы. – Полностью эта конструкция, чирп, над которой трудились лучшие умы Ксибидитичика, называется так: ксибидитичикский противопаутиноплёт. КППП, ка-три-пэ, катрип сокращённо, – разъясняет Крилли. – Чек-чек, амёба проедает паукрабий панцирь, и бактерии-транспортёры проникают в гемолимфу. Панцирь у паукрабих восстанавливается, если что. Белковые капсулы, чирп, это капсиды, упаковка вирусов. Упаковка, кстати, а ещё клеточная стенка бактерии состоит из паукрабьих белков, пинь, и потому иммунная система её не заметит. Один вирус – мозговой, другой – железистый. Чик-чирик, сначала оба вируса попадают в слюнные железы. Бактерия находит слюнные железы по специфическим продуктам обмена веществ. Там, ти-тич, бактерия разрушается и высвобождает вирусы. Вирусы поражают всю слюнную железу, и поэтому легко передаются воздушно-капельным путём. Потом через гемолимфу мозговой вирус поступает в участок мозга, который принимает сигналы от паутинных желёз и посылает сигналы туда. Вирус связывается со специфическими белками и не позволяет паукрабихам управлять паутинными железами. В сами железы тоже через гемолимфу попадает железистый вирус. Чик-чирик, он поражает клетки так, что железа вскоре отмирает и рассасывается. Оба вируса, чек-чек, не могут поразить никакие другие ткани: они просто там погибают. Другие организмы вирусы заразить не смогут. Темп мутирования, пинь, у них крайне низкий, мы даже ещё его понизили, чтобы ни во что опасное вирусы не эволюционировали. – Гм, великолепно! – восторгается Айзел. – Воистину, э-э-э, чудо биотехнологии. Одобряю, хм, как биолог. – Чирп, спасибо, пернатый брат! Итак, паукрабихи больше не смогут плести паутину, и даже не вспомнят, как это делать. Поражённый участок мозга постепенно, чирп, утратит связь с другими нервными центрами! – С другой стороны, – охлаждает птичий пыл Млем, – не слишком ли это жестоко? По сути, мы лишаем паукрабих основного средства общения. – Они умеют говорить, – отрезает Стив. – Обойдутся без нитей. – Я-то обхожусь! – жужжит Фиб-Фиб. – И по сравнению с тем, что паукрабихи сделали с теми, кого поработили, лишить их паутины – это самое этичное, что мы можем сделать. – Что ж, соглашусь, – смягчается центор. – Чик-чир! Давайте посмотрим, как катрип работает! – чирикает Крилли. – Дружок, открой испытательную камеру. В одной стенке комплекса открывается новый «рот», и команда видит небольшое помещение с прозрачными стенками. Внутри в двух отдельных отсеках находятся две паукрабихи. Правда, ведут они себя неуверенно и…неразумно? – Не волнуйтесь, чек-чек, это искусственно выращенные низкосознательные паукрабихи, – объясняет Крилли. – По сути, аппараты со всеми функциями живого организма, кроме высокого сознания. Чирп, только низменные потребности и инстинкт паутиноплетения. Кстати, мы проверяли, как вирусы действуют на высокое сознание. Никак! Пинь! Дружок, экран, пожалуйста. На стенке комплекса разворачиваются два экрана, которые отображают состояние органов и систем, а также биохимические показатели крови каждой паукрабихи. Это многослойное изображение, которое позволяет рассматривать как всё вместе, так и мелкие детали, вплоть до единственной клетки. – Распыли катрип, – произносит Крилли. – Образец номер один. В одной из камер появляется и быстро рассеивается лёгкий белый туман. Тут же в нескольких местах на паукрабьем панцире появляются мельчашие, заметные только на экране, дырочки от катрипа-амёбы. Всего через деминуту в гемолимфу паукрабихи попадают бактерии-транспортёры. Ловко маневрируя среди гемоцианиновых телец и лейкоцитов, транспортёры добираются до слюнных желёз, где выпускают на волю вирусы. Делая только то, что они умеют – то есть, размножаясь – вирусы через десять деминут захватывают паутинные железы и нужный участок мозга. – Чирп, убери перегородку, – говорит комплексу Крилли. Между отсеками с паукрабихами исчезает перегородка. Через несколько деминут катрип так же быстро и успешно заражает вторую паукрабиху. – Всё как по учебнику, чик-чирик! – гордо чирикает Крилли. – И всего через пару паукрабьих суток они перестанут плести паутину! – А что же ходострелы, мерзячие эти солонки? – интересуется Джекс. – Карр, я ждал этого вопроса! Ты удивишься, чек-чек, но катрип работает и на этих машинах! Дружок, открой отсек с ходострелами. В очередном отсеке, который открывает лабораторный комплекс вниманию публики предстают два ходострела нового образца, как на Марсе. – Зарази образец номер один, – командует Крилли. Лёгкий туман окружает ходострела. На обшивке появляются мелкие дырочки – точно такие же, как на панцирях паукрабих. А на новом экране, который отображает состояние паутинных желёз внутри машины, через несколько деминут возникает обнадёживающая картинка: вирус начинает разрушать ткани. – А теперь самое интересное – заразим второй образец! – восклицает Крилли. Перегородка опускается, и… кажется, что ничего не происходит. Если паукрабихи, даже низкосознательные, хоть как-то активничают, то ходострелы стоят пнями. Но вдруг на втором экране появляется та же картинка, что и на первом. Второй ходострел… заразился! – Как?! Как туда попал катрип? – тараща на экран удивлённые глаза – и органический, и цифровой – спрашивает Джекс. – Через систему вентиляции, пинь! – отвечает Крилли, гордо топорща перья. – Это же гениально! Чёрт, обожаю вас всех, птички! – радуется киборг. – Мы старались, фьють! Мы молодцы! Теперь, ти-тич, нам нужны вы. Точнее, ваш невидимый корабль. Мы уже рассчитали места, где нужно распространить катрип, чтобы он разошёлся по всей Галактике. Разделимся на команды и распылим катрип. – А ты, похоже, готов вступить в наши ряды, – замечает с хитрой улыбкой Стив. – «Разделимся», а не «разделитесь». – Да, я не оговорился, чирп! Уж сколько вёсен я не был в космосе! И давно я хотел, чек-чек, вам помочь по-настоящему, делом. Я много места не займу, установлю себе жёрдочку, звёздную лампу да песочную ванну, и больше мне ничего не надо. Ну, кроме зёрнышек, конечно! – Крилли, гм, ты уже с нами, – заявляет Айзел. – Чирп, спасибо! – радуется Крилли. – Ну что, не будем терять время, вылетаем? – Я бы только одну маленькую деталь в сам катрип добавил, одну бы мелочь я добавил в катрип, – вступает Сай Фай. – Скажи, Крилли, тут есть атомно-молекулярный манипулятор, атомно-молекулярный манипулятор есть тут хоть в каком-нибудь виде? – Есть, живой, – отвечает Крилли. – Ти-тич, но работает он точно так же, как и неорганический. Что у тебя за идея? – Было бы очень здорово, если бы можно было отслеживать распространение наших вирусов, было бы здорово отследить, как наши вирусы распространяются. Моя идея вот в чём, вот в чём моя идея: сделаем наноробота из органических молекул и кремния, наноробота такого органо-кремниевого сделаем, чтобы он проник в организм паукрабихи, чтобы в организм паукрабихи попал. Дальше он включает крошечный просвет, маленький просвет в нём будет. Сканирует организм, весь организм сканирует и выясняет, есть ли у паукрабихи вирусы, есть ли вирусы у неё, а ещё – нет ли других нанороботов, нет ли ещё нанороботов. Если есть вирусы и нет других нанороботов, если нанороботов нет, а вирусы есть, робот даёт сигнал, сигнал даёт… скажем, «один», сигнал «один». После этого наноробот создаёт свою копию, копию свою создаёт из того, что найдёт, из атомов и молекул, которые будут рядом… – Прости, что перебиваю, – обращается к Сай Фаю Яарвокс, – но как насчёт электронной начинки? Того самого «кремния»? – К счастью, паукрабихи – это такие организмы, такие организмы эти паукрабихи, которые накапливают кремний, они кремний накапливают. Их панцирь состоит из кремнезёма, из кремнезёма панцирь сделан. Молекулы и атомы найдутся, будут нужные атомы и молекулы. Нанороботы опознают друг друга, друг друга узнают, и один из них находит слюнные железы, слюнные железы находит, чтобы тем же воздушно-капельным путём распространяться, чтобы распространяться, как вирусы, воздушно-капельным путём. Если же наноробот попадает в организм без вирусов, в незаражённый организм, он даёт сигнал «ноль», сигнал «ноль» даёт. – Отличная мысль, чик! – восклицает Крилли. – Но, получается, оставшийся в заражённом организме наноробот будет повторять процедуру и создавать новые копии? Не истощит ли он паукрабиху? – Я подумал и об этом, об этом я тоже подумал. Надо установить предельное число копий, число копий, которое максимально он может создать. Думаю, ста копий хватит, хватит ста копий. Она и не заметит ничего, ничего не заметит. – Подкрадский ты гений, – улыбается Стив, похлопав Сай Фая по плечу. – От гения слышу! Сам такой! Внезапно небо Ксибидитичика сотрясает громкий птичий вопль с металлическими нотками: – Кьё-о-о-о!!! Кьё-о-о-о!!! – Чирп! Тревога! – вскрикивает Крилли. – К нам наведались двумперцы! – Что ж теперь делать-то? – беспокоится Веншамея. – Ровным счётом ничего, пинь. Мы делаем это уже третий раз за лето. Дружок, спрячь нас, будь добр. Внутри лабораторного комплекса ничего не меняется. А снаружи он становится похож на совершенно неинтересный холмик, поросший мхом. Хотя под этим мхом и образуется вполне себе гиперполимерный щит. – Всё, чек-чек, нас не обнаружат, – заявляет Крилли. – Обнаружат, – замогильным голосом вдруг сообщает Карл. – Быстро, все, скрываем мысли! Забиваем мозги всякой фигнёй, матом, похабщиной, всем, чем не надо! К вам, киберпанки, это тоже относится, это киборг! Я скажу, когда можно будет расслабиться! Скорее! Произнеся это, Карл забирается на мягкий потолок и вжимается в него всем телом. Так же поступает и Тецклай. Погрузившись в самые глупые, отвратительные, низменные и несвязные мысли, команда не замечает хода времени. Кажется, что оно или остановилось с концами, или просто неприлично долго тянется. Наконец, Карл спрыгивает с потолка: – Опасность миновала. Но, боюсь, ненадолго… – Так что случалось? – недоумевает Фиб-Фиб. Крилли выставляет вперёд правую лапку и снимает с цевки органический аналог коннектара – нервинфлойо. По сути, это симбиотический суперорганизм, состоящий из картяка-лойо и информа, пронизанный изысканной сетью нервов и нервных окончаний. – Сейчас посмотрю, – говорит Крилли, касается клювом нервинфлойо и через деминуту рассказывает: – Ти-тич! Прилетели йорзе, а с ними Итиен, та пиратка. Она недавно прирастила к себе протоплазмика, лишив того сознания… и научилась чувствовать, так сказать, сородичей. – Чёрт! Чёрт!!! – шипит Карл. – И йорзе по её наводке лес всё-таки прочесали. Но нашего гиперполимера оказалось достаточно, да и скрытые мысли до Итиен не долетели. Но вот что тревожно: пинь, перед тем, как улетать, йорзе заявили, что раз разумной жизни тут нет, её надо… здесь поселить. И знаете, зачем? Чек-чек! Дословно: «чтобы у Создателя было больше верноподданных»! – Интересно, откуда они будут брать этих новых верноподданных, – вслух думает Стив. – Выращивать, похищать? Интересный эксперимент. Как скоро они планируют этим заняться? – Наши агенты говорят, что йорзе не торопятся. Но надо подготовиться. И нужно побыстрее разделаться с паукрабихами, чтобы у йорзе было меньше помощников. Усовершенствуем катрип и летим скорее, фьюить! – Уже принимаюсь за дело, за дело уже берусь, – раздаётся голос Сай Фая, который склонился над атомно-молекулярным манипулятором – ящиковидным прибором, который покрыт тончайшими иголочками внутри и костными ручками – снаружи. – Итиен – чудовище, – шепчет Карл. – Мало ей электронной телепатии! Надо было ещё сородича сгубить… – Представляю, как он страдал, – вздыхает Млем. – Вы, протоплазмики, чувствительны к боли… – С другой стороны, когда Итиен была недалеко, я успел заметить осколки его воспоминаний. В них была лаборатория с протоплазмиками… и этот загадочный доктор Райкрофт. – И чё это за хрен? – любопытствует Накет. – К сожалению, воспоминания о внешнем виде Райкрофта повреждены безнадёжно. Только голос остался в памяти моего несчастного сородича. А голос такой, что… у миллиардов и миллиардов существ может быть точно такой же. Ничего особенного. – Но ты запомни на всякий случай, – простодушно советует Силмак. – Ай, прости… я забыл, что ты ничего не забываешь. Тьфу! Ну и ерунду спесочил! – Да ладно, хотя бы обстановку разрядил… – Нанороботы уже готовы, готовы нанороботы! – объявляет тем временем Сай Фай. – Их оказалось совсем легко собрать, их собрать удалось очень быстро! Испытаем их, проверим! Вновь команда возвращается к испытательной камере с новыми низкосознательными паукрабихами – на этот раз тремя. Проверив на них действие катрипа с нанороботами и убедившись, что всё работает как надо, мятежники забирают образцы удивительного суперорганизма и начинают выдвигаться из лабораторного комплекса. Айзел останавливается рядом с одной объёмистой бутылью, наполненной мутно-белой жидкостью. – Э-э-э, это же культура клеток, гм, паукрабих, верно? – обращается фоксиллинда к Крилли. – Ти-тич, да. Я слышал, как ты пощёлкивал клювом при виде паукрабих, пернатый брат, – отвечает чирритью. – Я всё понимаю. Крилли наливает немного жидкости в пробирку. Отдавая её Айзелу, он тихо чирикает: – Чир-чири, на мой вкус, они очень даже ничего. Но у тебя чувство вкуса своеобразное. – Надо, хм, ответить в духе Стива: спасибо, сам знаю! - отшучивается Айзел. – Подкрад тебе, оставь эту фишку мне, – с дружеским упрёком произносит Стив. Мятежники, среди которых уже числится Крилли, возвращаются к «Тёмной Материи». Невидимый звездолёт под ликующие возгласы сотен чирритью направляется в особенно тихий уголок Укрытого Рукава, чтобы как следует проработать предстоящую операцию.