20 сентября, 2016 г.
Спирт, лекарства, резиновая обувь, пыльные подоконники и холодный шахматный пол — что-то никогда не меняется. Каждый шаг отдается многократным тоскливым эхом, маячившим в бесконечных коридорах от одной запертой двери к другой. Крутые ступеньки, потрескавшаяся краска и редкие голубоватые лампы — коридор уходит под землю. Годжо не любит сюда спускаться. Нижние этажи холодные, глухие и пугающие. Не то чтобы он чего-то боится, но мигающие лампы под потолком напоминают сцены хоррора, и по коже невольно пробегают мурашки. Но, к сожалению, в последнее время он наведывается сюда слишком уж часто. Каяо взяла в привычку засиживаться тут допоздна вместе с Сёко. Она подумывает о том, чтобы начать обучаться нейробиологии, и поэтому обратилась за помощью в подготовке к старой однокласснице. Насколько он знает, профиль Иэйри далёк от науки о нервной системе, и тем не менее он не пытается как либо препятствовать этому. Он рад поддержать любое увлечение девушки, хотя и пыжится, когда та заседает с учебниками, оставляя его без внимания. Тогда он начинает отвлекать её, дергать и отбирать книги, соглашаясь вернуть лишь после поцелуя. Конечно же одним спешным поцелуем он не насыщается и продолжает её донимать, пока та не бросает угрозу выставить за дверь. Он заходит в подвальные помещения по обычаю вечером, не найдя Куросаву в своей комнате, и предусмотрительно захватывает для подруг перекусить, зная, что, увлечённые работой, те не выползают наружу целый день, забывая поесть. В это утро, которое складывается довольно безрадостно, он берёт для Сёко кофе из автомата и находит её на своем рабочем месте растекшейся на кресле с какими-то бумагами в руках. — Она всё так же хмура, завалена по горло отчетами и сдерживается, чтобы не закурить, — прозаично рассуждает Годжо, не удосуживаясь постучать, прежде чем пройти. — Доброго денёчка. Иери не обращает внимание на вошедшего, пока на её стол не ставят стаканчик ароматного эспрессо. Она с благодарностью оглядывается на него, откладывая бумаги в сторону. Сероватый оттенок её щёк сочетается с тёмными кругами под глазами. Сатору гадает, выбирается ли она вообще из своей лаборатории. Он насильно забирает оттуда лишь Каяо, а Сёко уговорам не поддается, всегда провожая их. — Доброго тут мало, — делает первый глоток девушка, счастливо вздыхая. Именно то, что нужно в ранее будничное утро. — Это зависит от того, как посмотреть, — он тащит стул с другого конца комнаты, переворачивает его и присаживается. Приваливаясь подбородком к спинке, он выжидающе смотрит на то, как ладони Иери обхватывают стаканчик, согреваясь. Она уже знает, зачем он пришел. Давно знакомы, чтобы знать наверняка, по своей воле он сюда не спускается. И даже факт смерти Кэйташи не заставил бы его. Уж кто-кто, а старейшина последний человек в мире, по которому будет переживать Годжо. С особым трепетом и заботой он относится только к близким людям, в кругу которых центральное место занимают ученики и Каяо. За них он стоит горой и готов перегрызть горло любому, неважно, кем окажется этого несчастный. Иери это восхищает и пугает одновременно. Но он не всегда был таким. В первую очередь Сатору все всегда видели и видят магом, которому подвластна сама Бесконечность. Когда-то простые чувства ему были чужды, ежедневные практики и потребительское отношение взрослых вконец задушили в мальчике симпатию. Строгая и авторитарная семья постаралась на славу. Он не имел отношения к другим людям, потому что он не такой, как они, и они не могли иметь отношения к нему. Все вокруг — просто безликая толпа, которую он оценивал лишь по силе. Сила — самое важное, она была ценной в нём, и он стал непроизвольно искать её в других. Но разве кто-то мог с ним сравниться? В юности Годжо уж больно высоко задирал нос, упиваясь своим превосходством и могуществом. Он не знал, кто он, кроме как сильнейший. Но вера в то, что он непобедимый и поэтому ему никто не нужен, что он сам по себе прекрасно существует, в какой-то момент стала разрушаться. Иери не заметила, когда точно это случилось, когда непреступная стена стала крошиться, но она знает, что одни из самых сильнов ударов нанесли Куросава и Гето. — Спрашивай уже, я занята. Лжет, они оба это знают. Работа у Сёко трепетная и важная, но, как правило, до обеда она просто гоняет балду. В такие ранние часы, пока её не беспокоит начальство, она предпочитает провести время в тишине, сама с собой. — Дашь прочесть отчёт экспертизы о смерти трухлявого пня? — Женские губы кривятся, от наглости просьбы и парень исправляется: — Пожалуйста. — Он существует в единственной копии и находится в руках ведущего следователя. — Тогда ты могла бы пересказать мне его содержимое? Иери недовольно вздыхает, вливая в себя горячую жидкость большими глотками, на что Годжо кривит губы, будто собственное горло обожгло. — На основании судебно-медицинского исследования трупа… — К сути, пожалуйста, — перебивает Сатору. — Имеются телесные повреждения: тупая травма головы и кровоподтёк. Однако смерть наступила вследствие асфиксии, вызванной закрытием дыхательных отверстий. «Масамичи упомянул лишь о проломленной голове, — Годжо хмурится, потирая пальцами подбородок. — Специально не упомянул про задушение? Но почему?» — Есть следы удушья? — Царапины на шее и подбородке, — девушка переплетает пальцы и, потягиваясь, зевает. — Старик сопротивлялся, пытался скинуть с себя то, чем его душили. — Может быть, дедуля просто баловался, пробуя формы удушения для усиления сексуального возбуждения? — предполагает весело Сатору, надеясь получить новый повод для шуточек. — Сатору, ему было под девяносто, — докторка постукивает пальцами по папке на столе. — Благо его мучения длились недолго, потеря сознания облегчила смерть. — Сопереживаешь ублюдку? — Он был человеком. — Дерьмовым. — Тем не менее. — Выставленная рука призывает Годжо прекратить. Его не переспорить, а ей препирательство ни к чему. — Ты не представляешь, в каком гневе начальство. Годжо глубоко задумывается. Кому мог насолить Кейташи, что его убили таким образом? Охо-хо, список может быть большим, учитывая все грешки старейшин. История богата на загубленные судьбы и кровавые расправы, к которым советник Кейташи приложил руки, поэтому желающих отомстить много. — Обнаружили присутствие проклятой энергии? — Да, — девушка в этой суматохе второй день, поэтому не выдерживает и открывает нижний ящик, доставая от туда пачку сигарет. — Пойдем проветримся. У каждой проклятой энергии есть свои ассоциации, который позволяют определить, кому она принадлежит, будучи на небольшом расстоянии. Спокойная, колыхающаяся, вязкая или имеющая розовую ауру — у каждого всё индивидуально. Однако есть одно «но»: определить, кому принадлежит энергия, возможно только если непосредственно встретить носителя. А вот его следы, например, оставшиеся на поле боя или — в их случае — в теле жертвы, оседают довольно быстро, и узнать можно лишь насколько сильный был выброс энергии. — Какие у тебя версии произошедшего? — спрашивает Годжо, когда они поднимаются на поверхность. — Преступник попытался удушить советника с помощью проклятой энергии. Но наш старик стал отбиваться, возможно, споткнулся и ударился головой об угол стола. Как я и говорила, повреждение головы ускорило летальный исход. Сатору не припоминает в их рядах кого-то с таким проклятым мастерством. — Есть какие-то улики? На улице холод пробирает до костей, порывистый ветер гонит с севера грозные тучи. Сёко туго захлопывает свой медицинский халат, будто это может помочь согреться. У Годжо же один взгляд на серость и дождливость вокруг прогоняет холодок по спине. — Если считаешь, что меня ввели в курс дела, то ошибаешься. За мной приехали утром, привезли к нему в дом и сказали осмотреть труп, — девушка вытягивает одну сигарету и зажимает между зубов. — По идее для точности отчета я обязана взаимодействовать с криминалистами, но мне не дали и словом с ними обмолвиться. «Для чего скрывать подробности от сотрудников, тем более от медика?» — Есть у Годжо одно предположение, в которое верить он не хочет и не спешит. Стоит обождать, когда начнут всплывать новые подробности. — Странно это всё. — Ага. Иери закуривает, выпуская противный дым, который дуновением ветра попадает Годжо в лицо. Он обиженно цокает, вставая по другую сторону от подруги и вдруг замечает, что у ворот колледжа припаркованы две машины, одна из которых — большой черный «Ниссан». «Она тут что забыла?» — пальцы сильнее сжимают перила. Он уже хочет дернуться, пойти к директору, но чужая холодная рука ложится на его, останавливая. — Каяо справится, — тихо говорит Сёко, делая особо долгую затяжку. Кончик сигареты тлеет, падающий пепел подхватывает ветер. Как и всегда, девушка угадывает его мысли. Хотя если ситуация касается Мей, она заранее знает, чего ожидать. Лекарка уверена, что старые обиды давно затянулись, и ничто не предвещает беды. Им давно не по семнадцать, они уже взрослые люди, занимающие высокие должности. Никто из них не нуждается в опеке и Годжо не должен переживать о прошлом. Каяо пережила случившееся много лет назад, смирилась и отпустила. «Волноваться не о чем, — соглашается про себя парень. — Сёко права».***
Тренировка с первогодками не сильно взбодрила Каяо, а вот встреча с Мей Мей — очень даже. Под рёбрами зажгло, будто приложили раскаленное железо, плавящее кожу. Старая рана ноет. «День и так паршивый, так еще и эта кукла сюда притащилась» — они идут вровень молча, но между ними разве что молнии не сверкают. Ни одна из них не рада встрече. В знакомой, маленькой по здешним меркам комнатке их дожидалось двое людей. Угрюмый мужчина в строгом сером костюме и девушка в скромном синем платье и очках. — Куросава-сан, здравствуйте, — незнакомка подскакивает на ноги. Каяо здоровается в ответ, подмечая, как девушка пристально на неё смотрит. С толикой восхищения и радости от встречи, будто старая знакомая, но шаманка впервые встречает этих людей. Становится немного некомфортно. — Меня зовут Осаму Макото я следователь по делу об убийстве старейшины Кейташи, — мужчина сгибается в легком поклоне и указывает на молодую девицу рядом. — Это Чиеко Игараси, моя помощница. — Рада знакомству, — щебечет Чиеко, отвешивая более глубокий поклон, за что получает строгий взгляд от начальника. Она сразу меняется в лице, становясь безразличной или по крайней мере пытаясь. Каяо не назвать уж очень дружелюбной, она с большой настороженностью относится к незнакомцам. Ещё в юности она отобрала для себя близких людей, которым может доверять, и более в этот круг мало кого пускала. Исключением разве что стали студенты, к которым она относится с особой теплотой и чуткостью. Возможно, дело в том, что это её первый класс и первый опыт в роли учителя, или же эти ребята слишком добры и очаровательны, что по другому и быть не могло. Следователи в компании бывшей подруги в это число явно не входят и даже не рассматриваются как потенциально возможные. Одну Каяо уже пустила когда-то в свою душу, та больно ранила и упорхнула, как не бывало; остальные просто вызывают недоверие. Тем не менее она понимает, что рано или поздно этот разговор состоялся бы, иначе быть не может. Куросава более чем уверена, что старики как малые дети нажаловались следователям на неё, видя перспективу списать неугодную со счетов, и те просто не смогли оставить это без внимания. Каяо перебарывает желание уйти и присаживается на один край дивана, Мей же занимает место на другом конце. Совсем как парочка в разводе на сеансе у психолога. — Она что тут делает? — спрашивает Каяо, не глядя указывая на знакомую. Шаманка лишь закатывает глаза в ответ, не вмешиваясь в разговор. — Мей Мей — ассистент в этом деле, её назначил совет старейшин. Можете считать её координационным органом, — мужчина игнорирует недовольный вздох со стороны Каяо и, взяв планшет в руку, принимается за работу. — Если у вас не имеется возражений, мы хотели бы… — Допросить, — заканчивает Каяо. — Поговорить, — исправляет Макота. — Ответите на пару вопросов? У меня в руках ваше рабочее дело, хочу просто сопоставить пару фактов. «Не хватает чая и вееров, тогда уж вовсе будет аристократичная беседа, — язвит в голове Каяо. У нее плохое предчувствие. — Следует оставаться начеку, не давая и шанса себя дискредитировать». — Ладно. — Приступим, — мужчина бегло заглядывает в документы. — По словам некоторых ваших коллег, они часто слышали, как вы нелицеприятно отзывались о старейшинах, иногда даже желали им смерти. — Ничего подобного, — спокойно отсекает Каяо. — Я и правда не согласна во многом с нашей верхушкой по причине несправедливости принимаемых ими решений, однако смерти не желала никогда. Могу я узнать, кто конкретно так оговорил меня? — Не могу назвать имён. — А я вот, кажется, всё же догадываюсь, кто распускает такие сплетни обо мне, — Каяо бросает на соседку по дивану мстительный взгляд. — Этот кто-то среди нас. Мей наигранно ухмыляется, разглаживая складки на платье. Её совсем не трогает такое обвинение, ведь оно отчасти верное. — Давайте продолжим, — сухо излагает мужчина, и девушки отворачиваются друг от друга. — Курасава-сенсей, правильно ли я понял, что у вас нет личных причин для неприязни к совету? — Смотря что причислять к личным причинам. Кажется, следователь начинает терять терпение: его любезный тон рассеивается, да и улыбка помощницы постепенно тает по мере накаливания атмосферы. — Как указано в досье, ваша квалификация поднялась с первого уровня до особого после небольшого инцидента во время программы обмена с Киотским колледжом. Автором рекомендации на повышение ранга указан Гакуганджи Ёшинобу. — Какое отношение мой ранг имеет к вашему расследованию? — недоумевает Каяо. Это воспоминание вызывает не самые приятные эмоции. — Известно ли вам, что после того инцидента совет поставил вас на учёт и даже рассматривал возможным вашу казнь? Каяо будто дробью пальнули. «Конечно, старый добрый метод решения всех проблем», — она ядовито улыбается, представляя, как жизнь могла оборваться в двадцать лет из-за кучки старых придурков. Вот именно из-за нежелания изучать природу редких проклятых явлений они до сих пор и топчутся на месте столько лет. Они только и умеют, что бояться, решая всё тем, что пускают невинную кровь. Но всё же удивительно, что ей об этом не сказали. Значит ли это, что решение быстро аннулировали или рассматривали лишь как возможную крайнюю меру, а Осаму говорит это нарочно, дабы поддеть её? — Нет, не знала. — Хорошо, — тяжело вздыхает Макото. — Что вас связывает с Сатору Годжо? Довольно резкий переход темы. «Или это намек, что в решении совета был замешан Сатору?» — несмотря на внутреннее волнение, что легко колышется в животе, она сохраняет сдержанность, откладывая эти мысли на потом. — Мы были одноклассниками в студенческое время, теперь работаем вместе. Думаю, нас можно назвать близкими друзьями. — Только друзьями? — подозрительно спрашивает Осаму. Они с Сатору предпочитают держать свои отношения в тайне, чтобы не получать лишние укоры со стороны. Два учителя, мага особого ранга — их и так обсуждают при каждом удобном случае, не хотелось давать лишние поводы. Даже близким друзьям, которые хоть и не были слепыми и замечали их влюбленные переглядки, улыбки и случайные касания, они уперто утверждали обратное. Те же не отличались особым желанием спорить, принимали всё как есть, хотя и не упускали возможности подколоть. Сёко и Нанами она доверяет, они не сказали бы ничего подобного никому, и даже следствию. Единственная, кто могла распустить язык, сидит в метре от неё, невинно хлопая глазами. Куросава не собирается плясать под эту дудку. — На что вы намекаете? — Каяо вся подобралась, словно кошка перед прыжком. — Хотите знать, спим ли мы? Неожиданное откровенное предположение застает дознавателей врасплох. Осаму Макото резко выпрямляется, кончики ушей краснеют, а глаза совестно падают в планшет. «В яблочко», — думает Каяо, довольная вызванной реакцией. — Я глубоко уважаю своего семпая, как вы только могли опорочить наши отношения такой догадкой? Глазёнки помощницы нервно бегают от начальника к Куросаве. — И-извините, — Чиеко, шуршит бумагой, пытаясь спасти положение. — Но ваши одноклассники сказали, что вы питали романтические чувства к Годжо-сану в студенческие годы. — Молодость, чего только не бывает, — размыто отвечает Каоя, решая перехватить контроль над ситуацией. — Вы, должно быть, копались в архиве и видели наши юношеские фотокарточки. Вот скажите, разве Годжо-сенсей не красавчик? Этот вопрос заставляет девушку покраснеть до самых корней волос. Её пальцы дрожат, цепляясь за папку с документами. — Я-я, — мямлит Чиеко. — Н-нет, то есть да, вернее, я не видела. Игараси вконец разнервничалась и еле сдерживается, чтобы не вылететь пулей в коридор, скрывая смущение, густо выступившее на лице. — Вы отвечаете вопросом на вопрос, — приходит в себя Осаму. — А какой у вас был вопрос? — безразличным тоном спрашивает Каяо, делая самый скучающий вид. — По-моему, это был не больше чем грязный намек. И ради таких подробностей вы сорвали меня с урока? — Хорошо, — прерывает её излияния Макото. — Последний вопрос, и больше не смеем вас задерживать. Где вы находились в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое сентября? — У себя в комнате в общежитии. Каяо покидает кабинет с переполняющим её чувством превосходства. Оставшиеся же в отчаянно вздыхают, понимая, как почти облажались. «Робкие людишки, которых вогнал в краску вопрос про интимную жизнь», — Мей кладет руку на спинку дивана, разочаровано оглядывая следователей. Как-то не очень оправданы те хвалебные отзывы, что она слышала о Макото. Большая раскрываемость, отличный аналитический склад ума, хитрость и крепость духа — уж очень легко он растерял всё свои преимущества перед Каяо. Конечно, она хороша, застыдила их, чтобы увернуться от ответа, но пресечь это было с помощью давления или вопроса, поставленного ребром. — Вас заткнули за пояс, — безжалостно бередит свежую рану Мей, из-за чего Чиеко прячет лицо в ладонях. — Это было унизительно и крайне непрофессионально. Досада Осаму резко сменяется плотоядной улыбкой. — Мей-сан, иногда нужно пожертвовать пешкой, чтобы выиграть партию, — он громко захлопывает досье. — Пускай Куросава-сан наслаждается маленькой победой. Скоро у нас появится больше улик, и тогда я с вашей помощью сделаю решающих ход. Шаманка донельзя удивлена его поведением. Выходит, то смущение он отыграл? «Как интересно», — Мей лениво улыбается, предчувствуя надвигающуюся бурю над этим колледжом.