7 октября, 2016
Унылое состояние её духа словно бы делает ноябрьский промозглый ветер холоднее. Внутри легких с каждым вдохом расцветает морозный узор непогожего раннего утра. «Необоснованный риск!». «Кто нам указ? Полуживое проклятье? Смех и только». «Казнить без слов», — кружат над ухом и шепчат старые призраки. Отголоски распаляют неутолённую застарелую жажду мести, отчего шаг девушки набирает всё большую скорость. Она птица-падольщик, что долгое время вьётся вокруг гнилых туш старейшин, а те никак не подохнут. И она уже смирилась со своей участью наблюдателя, что стойко стерпивает маразматические речи. Пусть дряхлые псы лаят сколько угодно, зубок укусить уже сточился. С тех пор как на свет появился щенок, по имени Сатору Годжо, свора поджала хвосты и только может, что пенить рот, бранясь. Однако раз в год и палка стреляет. Порой сумасбродство берёт верх, и даже угроза в лице Шестиглазого, чертей не пугает. Их морщинистые, но цепкие ручонки с ножничками трясутся, но тянутся к линиям судьбы молодых, безжалостно их обрезая. Каяо изводится предположением, что их с Сатору неповиновение вкупе с недавним убийством заставят оборваться ещё одну нить. И острие щёлкнет не над их гóловами. Оккоцу давно преследует тень старухи с косой, и совет с садистическим удовольствием толкнет его навстречу её объятьям. Эта схема работает безотказно. Наказать тем, что дорого, что сокрыто в самом сердце. Преподать урок, заставив склонить голову и напомнить, где проходит черта их терпения, а заодно и человечности. Угольные пряди девушки подлетают, как на обложке глянца. Пальцы до побеления сжимают плеер, добавляя звук на полную — «Нужно действовать быстро, пока нас не загнали окончательно в угол. И без того потеряли много времени, полагая, что следствие — всего лишь очередная жалкая попытка нас припугнуть». — Какая скорость, — вытягивая физиономию, Панда складывает задумчиво лапы. Высокие и густые кусты скрывают его массивную тушу, позволяя оставаться незаметным. — Да она машина. Кустарник довольно неплохо служит укрытием для наблюдения, отлично пряча двух плечистых подростков и большую панду своими ветками. — Авокадо, — Инумаки неотрывно следит за тем, как преподавательница нарезает круг за кругом, словно удирает от самой смерти. Казалось, они уже должны свыкнуться с проявлением невероятной силы, находясь среди сильных магов. Однако эти самые маги были будто сильными сами по себе. Их можно увидеть лишь в битве или на разовой тренировке. Всегда суровые, с толикой сумасшествия, без всякой уязвимости, словно и не люди вовсе. Каяо — иное дело. Она наглядный пример того, каким тяжким трудом зарабатываются навыки — закалка плоти и леденение разума. Еженедельные совместные тренировки, спарринги, участие в миссиях и даже поход за едой. Сенсей всегда где-то неподалёку. Не скрывается и не находит отговорок, как другие, а охотно соглашается составить компанию. К тому же, девушка тянет две ставки, из-за постоянных разъездов Годжо, что учащает встречи со студентами. Эффект её усилий прослеживается и постоянно растёт, что очень мотивирует учеников не уступать. У неё есть слабости и она не чурается их проявлять. Курасава-сенсей все же человек, вопреки всем наговором свыше. Это студентам и нравится. Она не идеал, но достижимое совершенство техники. — А? — Юта щурится, незаметно раздвигая ветки их укрытия. — Это что? Татуировка? Короткий спортивный топ девушки открывает вид на атлетический торс, покрытый с левой стороны рисунком чёрного змея. — Только заметил? — Когда я, по-твоему, должен был увидеть! Д-да и зачем мне «туда» вообще смотреть?! — С твоим уровнем внимания, Юта, никакой девчонки тебе не видать, — Панда, словно гуру отношений, поманивает его пальцем к себе и переходит на заговорщицкий шёпот: — Подобные мелочи очень важны. Должно быть, ты проморгал, но у одной нашей знакомой есть шрам чуть ниже ключиц… Тут обоим прилетает смачные подзатыльники. Они возмущённо бурчат, но как только оборачиваются, то сталкиваются с полыхающим огнём в глазах Маки и сразу же умолкают. — Вы! — пальцем указывает то на одного, то на другого. — Бессовестные! Обсуждаете такое… И про кого? Попытки переубедить девушку в обратном Юта счёл бессмысленными. Вся ситуация против них: жмутся в кустах, подглядывая за пробежкой сенсея, ещё и болтая об отметинах на теле. Совестно пожимая набухающую шишку, он смирно слушает заслуженные замечания: — И с какими придурками я имею дело, — никак не успокаивается Маки, агрессивно шепча. — Инумаки, я-то думала ты более рассудительный, а всё туда же, — и не давая упомянутому оправдаться, продолжает: — К тому же, вам, кажется, ясно сказали… Особое чутье спасает Маки от внезапного секущего удара. Секундная задержка, мощный удар в спину друзей — и она отпрыгивает в сторону. Те валятся кубарем по холму к стадиону, пока сама она быстро подбирается. Но не успевает и очки поправить, как у лица возникает толстое лезвие с её искривлённым отражением. — Вот чем оборачивается малейшее промедление, — наигранно мудро вещает Мэй. Взгляд широко распахнутых ледняных глаз медленно поднимается выше, останавливаясь на расплывшейся снисходительной ухмылке. — Дорогуша, только что это тебе почти стоило жизни. Скрипя зубами, ученица быстро отряхивается. Оказаться тем, на кого смотря свысока, да ещё и оружием у самого горла, — унизительно. Старшая шаманка удовлетворенно хихикает и уже прыгает в другую сторону, делая новый замах. Следующими в очереди становятся парни, не успевшие подняться на ноги, потому что придавили друг дружку. В поднявшейся пыли виден лишь стремительно приближающийся к ним силуэт. Как ни поторапливается неуклюжий Панда, атака неминуема. Оккоцу намеревается создать защитное поле, но руки прижало, и вот… Секунда. Две. Пять. Мелькает нечто чёрное, раздается грохот. Мэй приземляется, словно кошка, осторожно и бесшумно, а её топор пролетает пару метров и втыкается в землю. — Живее поднимайтесь, — Каяо звучит словно гром среди ясного неба. — Позорище. Юноша взирает на неё, припечатанный к земле, но в его глазах восхищение и благодарность. Через пару мгновений на смену приходит стыдливость, он спихивает с себя Панду и помогает еле дышащему Тоге, чье положение тела отпечаталось на сырой земле, подняться. — Как это мило, — Мэй отряхивает свое платье, елейно улыбаясь. — И одновременно безрассудно. Ты нарушила правило об угрозе учащимся. Правило, а вернее сказать, основание, на котором им с Годжо позволили вновь появляться на территории колледжа, это запрет на приближение к студентам. Никаких разговоров и даже случайных взглядов. Любые встречи только в присутствии органов закона и лишь по их инициативе. Нарушение запрета или даже малейший намёк предоставляет веский повод для ареста. С таким трудом выбитая привилегия оборывается в один миг. И Куросава в жизни не поверит, что это одна большая случайность. — Кто опасен для них, так это ты, — голос Каяо трещит, как стекло на морозе. — Появилась из ниоткуда и как сумасшедшая стала размахивать топором… — Вообще-то, сейчас у меня урок, — прерывает её Мэй, лениво подбирая свое оружие. — Я заждалась своих студентов и пошла на поиски, — сделанный акцент на слове «свои» рассекает переносицу Каяо вертикальной морщинкой. Мэй переполняет огромное желание столкнуть школьную приятельницу с непреступно высокой снежной горы спокойствия — «Удар в лоб? Абордаж? Нет, уж очень агрессивно. Я всего лишь ветер, наполняющий паруса твоего корабля, что стремительно несется в эпицентр шторма без шанса на спасение». Куросава внимательно отслеживает действия Мэй. Её взгляд и даже постукивание пальцев по рукояти топора. Во всëм это читает вызов: «Ну же, давай, сорвись!» — точно заколдовывает эта нетерпеливая дробь. Каяо вовсе не конфликтный человек. Быть может, изредка её слова и могут распалить кого-то, однако себя втянуть в ссору она не позволяет. Молчаливое равнодушие, будь то крик в лицо или оскорбления. Нема как рыба. Только улыбается и глаза безумно поблескивают от устроенного хаоса. Вот и сейчас лениво натягивает улыбку и прячет руки в кармане. Цель Мэй хорошо известна — любыми путями спровоцировать, выбить из колеи, подловить на неаккуратном слове. «Но каков мотив? Чтобы совет почесал за ухом и утроил сумму гонорара? Дело тут далеко не в деньгах. Чего же ты хочешь, Мэй?» — Что ж, в таком случае не буду мешать, — в знак капитуляции она поднимает руки и разворачивается, собираясь уйти. — Кто-то должен заняться образованием юных магов. И ты, Мэй, не такая и плохая кандидатура на роль наставника. Студенты, замершие до того неподвижно, желая слиться с оружающей средой, чувствуют легкий укол обиды. Неужели сенсей так просто отступит? Они не признаются, но привязались к наставнице и её отстранение, если не просто выбило почву из-под ног, то точно остановило время. Ни уроков, ни клянчинья еды, ни просмотр ужастиков по пятницам. Неужели для неё это не было чем-то необычным, что сейчас так легко отказывается от них? — И что дальше? — прилетает вдогонку и Каяо не сразу понимает, кому это адресовано. — Сёко, Масамичи, Кенто. Кого ты утянешь следующим? По всей логике, должно быть, Сатору. Дрожь отбойным молотком пошла по рукам, их трясёт так, как если бы она держала оголённый провод и её било током. «У тебя нет ни малейшего права так обращаться к нему», — её подмывает сказать это вслух, однако присутствие студентов сдерживает порыв. Тактика ведомой Мэй игры — открытое покушение. Указать, что противник теряет позиции, а она завоёвывает его территорию. Твоё? Было, теперь моё. «Сначала студентов прибрала к рукам, теперь вон на что замахивается». Одно обращение хуже кражи дорогущего полотна из Версаля. Свято и непреступно — Мэй совершила посягательство на куда большее искусство, чем живопись. Порох воспламеняется и под действием колоссального давления пуля уже должна отделиться от гильзы и поразить цель. За эти секунды Каяо могла уже собрать проклятую энергию в ладони, вливая туда всю обиду и непонимание, однако… Однако патрон оказывается холостым. Точёный ум шаманки обращает чувства в мёртвый штиль — «Буду играть по твоим правилам, подруга». — Мэй. — Любезная улыбка расцветает на бескровных губах. — Если ты хочешь реванш, то просто скажи. Уточнять, о чем идёт речь, не требуется. Краем сознания она чувствует лёгкое дуновение ветерка, холодившее влажную от недавней пробежки кожу. Мэй резко оказывается перед Каяо и замирает в паре сантиметров от её лица. Выражение забавы сменяется гневом, мгновенно превращая её глаза василькового цвета в цвета фиолетовых чернил. В них размыты воспоминания семилетней давности. Она клялась не вспоминать былое, но Мэй первая пересекла черту. Они обе не из тех, кто подставляет другую щёку. — Почему бы и нет, — нарочито ласково растягивает слова девушка, а саму потряхивает от переполняющего презрения. — Уголёк. Мэй ощущает снова давнее омерзительное чувство в груди. Подобное испытывают в паре секундах от падения в пропасть или когда понимают, что педаль тормоза не работает. — Вы обе, немедленно прекратите, — вмешивается третий голос, и первокурсники с облегчением выдыхают. Длинная иссиня-черная чёлка падает на лоб Утахиме, который весь нахмурился. Она осуждающе поджимает пухлые губы и по обычаю прячет руки в рукавах своего наряда. — Директор Утахиме, я выявила нарушение надлежащего порядка, — принялась кляузничать Мэй Мэй. — Как ассистент в расследовании, я вынуждена доложить о произошедшем… — Да, пожалуйста, — то, как легко соглашается Йори, заставляет Мэй окончательно скиснуть. — Если это всё, то прошу тебя более не тратить учебное время и вернуть студентов в класс. Назначение на пост директора Утахиме произошло так быстро и без споров, что когда следствие чухнулось, оказалось поздно. Не обошлось без вмешательства Гакуганджи. Старик отнюдь не был благосклонен к Куросаве, чтобы расщедрится на помощь. У него свои мотивы, а, вернее сказать, планы на Токийский колледж. В смещении Яги он увидел неплохую перспективу подмять под себя столичных магов, оттого и дал рекомендацию своей одной из самых преданных учениц. Он уверен в Йори. Как и Каяо. Следствию было очевидно пособничество со стороны, но доказать ничего не удалось, что сделало их, кажется, ещё более враждебными к подозрительными. Ничего другого, как удалиться восвояси, Мэй не остается. Так или иначе, пару свербящих ран, которые медленно, но верно, заставят жертву сцарапать с себя маску притворщицы, она оставила. Что ж, на большее и не расчитывала, а потому, отвратительно ухмылясь, ушла, махнув студентам, чтобы те шли следом. Среди оставшихся воцаряется долгое безмолвие. Пока одна прячется, втянув голову в плечи, другая терзает её твердым, точно агат, взглядом. — Ученики сами бы постояли за себя. Ты напрасно вмешалась. — А то и сама не понимаю, — Каяо с досадой отворачивает голову. Мэй умело сыграла на её привязанности к ученикам, а также на тревожности, что совет всё-таки решил избавится от Юты. Хрычи не постесняются прибегнуть к помощи продажной душонки Мэй. И, к сожалению, Каяо не берётся сказать, отказалась бы или согласилась бывшая подруга на убийство невинного мальчика.***
Стылые сквозняки гуляют по тесной комнатушке, стонут в щелях. Град колотит по крыше, выплясывая задорную гулкую чечётку. Маки плотно закрывает сёдзи гостинной, пока остальные уныло рассаживаются на полу. «Что это, черт возьми, было?» — только и вертится на языке. — Я думал, хуже уже не будет, — раздается механический голос из телефона Инумаки. Он пользуется голосовым помощником, когда безопасными словами мысли выразить не удается. — Что с ней теперь станет? — Стоит поблагодарить за это вас, — цедит сквозь зубы девушка. Распаляться и продолжать урок нравоучения не хочется, но удержаться от шпильки она не может. — Откуда нам было знать, что на нас начнет охотится Мэй Мэй, — встревает Панда, пытаясь оправдаться. — Никто не предупреждал нас о подмене учителя. Знали бы, стали, думаешь, так подставлять Курасаву-сан? — Она нас предупреждала, — встревает неживой голос, пока пальцы Тогэ перебегают по дисплею. — И сами должны понимать, каким осторожными следует быть. Они дружно смолкают, принимая поражение. В гнетущей тишине отчётливо слышен ветер, который атакует колледж с яростью штурмующей армии. — Можно вопрос? — Сиротливо съёжившись в углу, Юта грустно пялится на пляшущую тень дерева за окном. — За что Мэй Мэй презирает Куросаву-сенсея? — Кто её знает, — пожимает плечами проклятый труп. — Но, сдается мне, это старые счёты. — Ты прав, — неожиданно заявляет Маки. — История их конфликта началась ещё со студенческой скамьи. Все затаили дыхание и неосознано подались вперёд, словно готовые слушать байку у коста в походе. Они рискуют куда большим, чем испугом от шороха тёмных кустов или участи быть покусанными комарами. За каждым из них следят. Следователи зачастили как к себе домой, а ещё эти назойливые вороны-шпионы. Они вовсе не баловни судьбы, но погода делает милость, скрывая их разговор за шумом ливня. — Это произошло в Матиде. Но стоит иметь в виду, что случившееся там произошло не с пустого места. У них и раньше случались разногласия, но какого толка — неизвестно. Итак, им тогда было по девятнадцать вроде. Их отправили на совместную миссию, угрозу которой недооценили. Они попали в засаду и в одиночку противостояли проклятью Предособого уровня. Шаманки мгновенно нырнули в спасительную темноту фабричного здания. Их шаги отдавались в длинных коридорах предательским гулом. Сбегая по лестнице, они слышали за собой клацанье и тяжелое дыхание, как если бы гудел производственный станок. Бежали вслепую, в полутьме. Мэй пару раз споткнулась и едва не расшибла себе нос. Поворот, ещё одни большие двери, которые поддались легко. Ловко перепрыгнув конвеер, они сползли по его стенке, пытаясь востановить дыхание. — Мы не справимся, — с трудом выговорила Каяо, задыхаясь от бега. Капюшон соскользнул с её острых ушей. — Оптимистичный прогноз, — выдохнула Мэй, скривившись. В подверждение её слов по цеху прокатился дикий визгливый крик проклятья. Едва сунули нос в этот чертов городок инженеров, как на них накинулась стая проклятий. Но стоило вступить в бой, как те бросились наутёк. Мелкие сошки, всего лишь наживка, крючок, на которой шаманки купились и отправились в самое сердце городка. Там-то их встретило это. — Расчехляй катаны, — Мэй лукаво улыбнулась, поглаживая лезвие своего топора. — Рехнулась? — нерно хохотнула одногруппница. — Это самоубийство. — Если тебе так угодно, Уголёк. В уме Юта попытался воссоздать образ ещё юной наставницы. Не такой опытной и уверенной в своей силе, как сейчас. Годжо упоминал, что она до сих пор не знает всех граней своей техники, а в студенчестве и вовсе больше полагалась на катаны, нежели на собственную проклятую силу. Таким образом, он подчеркнул, что Каяо является универсальным магом в бою, и призвал стремиться к тому же. Оккоцу размышляет, возвращаясь к истории, что шанс выстоять против такого уровня с двумя катами приравнивается к нулю. При всем уважении к сенсею. Скорее всего, она была вынуждена применить особую технику и, помня о её последствиях, пришлось, наверное, тяжко. — Миссия в Матиде наделала много шума, но все подробности скрыли от любознательных глаз. Например, почему им предоставили липовые сведенья о проклятии? Кто отправил их туда? Или почему рядом не оказалось никого из окон? Единственное, что известно наверняка, это что Мэй, должно быть, никогда не смирится, что выжила в тот день, но осталась в долгу за спасенную жизнь. До сих пор ею владеет твёрдая уверенность — она горазда справиться со всем одна. И если у Мэй была задета лишь гордость, то Куросаве-сан остался на память незаживающий трофей — уродливый зигзагообразный шрам. Проклятье едва не разрезало её от горла до пупка, словно чёртову пиньяту. — Друзья скривились, представляя подобное увечие, в то время как Маки продолжает рассказ ровным тоном: — Учитывая, что это был Предособый, ещё легко обошлась. Однако Мэй не спешила рассыпаться в благодарностях, напротив, набросилась с обвинениями. И как исход конфликта: их дружбе и всякому товариществу пришёл конец, а шрам Курасава-сан перекрыла татуировкой. Плетенная чёрная чешуйчатая кожа змеи. Догадывался ли кто-то ранее, что она скрывает? Юта, как и многие другие искал в этом символизм, но пришёл к выводу, что не может знать доподлинно. Каждый вкладывает свой особый смысл, порой не самый очевидный для других. Но нарывом в нем засела мысль, что это о преданном доверии. Юта не стал спрашивать мнение остальных. Отчего-то ему сделалось неловко. — Я всякое слышал о Мэй, но считал её куда более… хорошим человеком, что-ли? — Не нам судить, — пожимает плечами одногруппница. — Мы не знаем всей предыстории. Сенсей тоже, знаете ли, не промах, остра на язык. — Откуда тебе известно их прошлое, Маки? Девушка вдруг обмякла, словно разом обессилела, прикрыла глаза и тихо выдохнула: — До ухода из клана слышала, как родня обсуждала этот инцидент. Такие откровения от Маки являются редкостью. Она не любит обращаться к своему прошлому, а о её ярой ненависти к собственному клану не знают разве что помойные крысы. Потому допрашивать сверх сказанного никто не решается. Панда переводит разговор в более беззаботное русло, но Юта совершенно не слушает. Он следит за девушкой из-под опущенных ресниц. Лёгкая тень грусти на лице придает ей ещё больше выразительности. Осанка её благородна и даже немного горда. Даже скрывая обман, Маки удается оставаться очаровательной в его глазах.