(Не)правильно

Так продолжалось почти всю неделю. Джонси уходил рано утром, и Бонзо находил его записку про обед и ещё какие-нибудь мелкие просьбы, а после уныло завтракал в одиночестве, пытаясь под мирно бубнящее радио выучить хоть строчку к зачёту по истории искусств, который был уже в следующий понедельник. К концу дня Бонзо переигрывал все партии на барабанах, играя их с закрытыми глазами, переслушивал половину своей коллекции, скуривал по трети пачки Мальборо и запоминал абсолютный ноль текста из билетов, с которыми ему помог Роберт, отдав свои записи. Джонси приходил ужасно уставший, измученный, но при виде Бонзо на его лице расцветала счастливая улыбка, и Джону становилось до ужаса стыдно за своё безделье и неспособность выучить гребаные билеты, зная, как изменится лицо Джона Пола, когда он начнёт проверять. Бонзо чувствовал себя ужасно жалким, потому что Джонси никогда на него не кричал и подбадривал, но после очередной чепухи вместо ответа в его глазах скользила печаль. Джон ненавидел себя и пытался учить, и некоторые билеты все же поддались ему, но этого было ничтожно мало, чтобы надеяться на удачу… Единственное, что их радовало — совместные импровизации перед самым сном и обычно после очень горячего секса. Садясь за инструменты, они оба оставляли все свои проблемы и переживания за бортом, и вокруг них словно вырастал невидимый барьер для всех невзгод внешнего мира. В эти минуты были только они и их музыка, и это было высшее из наслаждений. Джонси настолько сильно чувствовал Бонзо, что мог предугадывать его следующий ход, а Джон всегда оставлял пространство для полёта мыслей Джонси, заслушиваясь его мягкими, мелодичными импровизациями. Черт возьми, ни за что бы Джон Бонэм не подумал, что бас может быть настолько красивым и настолько всеобъемлющим. Джонси нужна группа, нужна публика, все должны это слышать. Эта идея не отпускала Бонзо ни на секунду, но он таился даже от Роберта, зная, что через него все всегда доходит до Джонси, который терпеть не мог обсуждать это. Но однажды у Бонзо получится, и тогда… мир музыки изменится. Он в этом не сомневался. Они взяли за правило в постели и за инструментами не думать и не говорить об учебе и работе. И к концу недели Джонси понял, какую ошибку допустил, предложив это. Вернувшись в четверг домой, необыкновенно уставший после череды пересдач с особо тяжелыми студентами, Джонси едва успел перейти порог дома, как на него налетел Бонзо, сбрасывая с него все еще белое от снега пальто и горячо шепча: — Джонси, черт, я так по тебе соскучился и так хочу тебя! Не успел Джонси возразить, как был отведён в гостиную и уложен на диван, и Бонзо стаскивал с него вязаный свитер. Он хотел что-то спросить, возразить и напомнить про еду и билеты, но все мысли вылетели из головы, стоило Бонзо коснуться губами чувствительного места прямо под подбородком… Джонси застонал, выгибаясь навстречу и прижимаясь к Бонзо. Он больше не чувствовал усталости, только жажду, желание Джона. Как только они восстановили дыхание, Джонси все же спросил про билеты, на что Бонзо с улыбкой ответил: — Учил, и ты увидишь это в понедельник, когда я сдам! Потому что у меня самый лучший препод в мире… — Бонзо снова потянулся к губам Джонси, не дав ему возразить. Как бы ни была сильна Вера Джонси в возлюбленного, он сомневался, что Бонзо просто так решил затащить его в постель сразу с порога, явно пользуясь тем, что после секса Джонси едва соображал и все время засыпал из-за усталости на работе. Так вышло и на этот раз. Остаток вечера они провели в кровати наверху с остатками ужина, и Джонси начал засыпать прямо на плече у Бонзо с вилкой в руке. — Давай ложиться, дорогой, а то ты мне вилку в член воткнешь, — с этими словами Бонзо аккуратно убрал поднос с едой и все приборы из рук Джонси и уложил его на кровать, накрывая стандартной порцией пледов и одеял, — а я ещё хочу тебя радовать каждый день! — Ты и так радуешь, Джон, — сонно улыбаясь, пробормотал Джонси, — да кстати! — он открыл глаза, что-то вспомнив: — Мне звонил Джимми, звал на свой день рождения. Он завтра. — Роберт вовсю готовится и поэтому видимо не берет трубку, — хмыкнул Бонзо, и только позже до него дошла первая часть фразы. — Что?! Нас обоих? — Да, — спокойно ответил Джонси, — некрасиво будет. — Я облегчу задачу вам и не пойду, — мрачно отозвался Бонзо, укладываясь на постель и отворачиваясь от Джонси. — Ну Джон, — жалобно заговорил Джонси, — он мой друг, а ты мой мужчина, и я хочу, чтобы вы хотя бы нормально общались. Что было то было. — Едва ли для Пейджа это так, — буркнул Бонзо. — Он бы не звал нас. Джон, — Пожалуйста, Ради меня, — Джонси зевнул, кладя руку на торс Бонзо и находя его ладонь своей, переплетая пальцы, — пожалуйста… — Ладно, — нехотя согласился Бонзо, поворачиваясь, — ради тебя и Роберта. Но тогда я буду пить! — Хоть траву с собой бери, — улыбнулся Джонси сквозь сон, — я люблю тебя. Ты самый лучший, — он пробормотал это с улыбкой, почти заснув, и Бонзо решил, что ради такого он готов потерпеть каждый день рождения Пейджа до глубокой старости. Несколько последних дней и без того скучной и однообразной недели пролетели так же быстро, и были такими же невыносимо скучно. Бонзо корпел над билетами, Джонси сходил с ума от рутины на работе, и вечером, измученные и уставшие, они препирались по поводу предстоящего зачета, и Бонзо в который раз убеждал Джонси, что все обойдётся. — 5 билетов, Джон, — грустно констатировал Джонси в субботу вечером, откладывая книгу и устало потирая виски. Он стал делать это слишком часто, что ужасно напрягало Бонзо, который стал его головной болью, — шанс ничтожно мал. — Я выкручусь, — отмахивался Джон, — не в первый раз, — он придвинулся ближе к Джонси, успокаивающе касаясь носом его щеки, — просто будь со мной… На самом деле у Бонзо был план, которого он всегда придерживался, но он знал, что Джонси ужасно расстроится, если узнает, и потому добросовестно учил. Пытался. Но пять билетов это действительно слишком мало… Впрочем, и не в таком везёт. — Я везучий по жизни, — улыбнулся Бонзо, гладя щеку Джонси и нежно целуя его, — я достался тебе, а ты мне. Хочу любить тебя… прямо сейчас и всегда. Джонси рассмеялся, запуская пальцы в волосы Бонзо и медленно прочёсывая их. — Ты хитрец и бессовестный обаятельный мерзавец, — проговорил он, блестя глазами в полумраке (они всегда вечером зажигали только бра), — и другого мне не надо. С этими словами Джонси первый захватил губы Бонзо в глубоком, чувственном поцелуе. У них было и так достаточно проблем, но в близости они отбрасывали все, забывались, наслаждаясь только друг другом и чувствуя всепоглощающую, разрывающую сердце любовь. Остальное казалось мелочью. Однако на утро, проснувшись неожиданно рано, Бонзо вспомнил о дне рождения Пейджа и поморщился, потянувшись за сигаретами. Он видел Джимми в последний раз в тот день, когда ударил его, и Роберт… Роберт оставил его, и он пришёл к Джонси просить прощения. Это был день, полный парадоксов — Бонзо потерял и в то же время обрёл все. Задумчиво закурив, он думал о том, как поведёт себя у Пейджа. Он не должен поддаваться его провокациям, он будет спокоен и будет общаться спокойно и вежливо. Бонзо вовсе не хотел портить встречу, тем более там был Роберт, а они давно нормально не виделись. Джонси как всегда проснулся на запах мальборо и, медленно потянувшись м зевнув, забрал сигарету из рук Бонзо, тут же затянувшись и пробормотав: — Доброе утро, Джон. Помнишь про день рождения Пейджи? Нам надо быть там к 7 часам. — Опаздывать нельзя, сразу расстрел? — невесело хмыкнул Бонзо, получив сердитый взгляд Джонси. — Только не поясничай пожалуйста. Джимми не станет тебя трогать, если ты сам не начнёшь, а ты можешь, я тебя знаю! — наставлял Джонси, и Бонзо показательно зевнул, туша сигарету о пепельницу. — Не нудничай, профессор, иначе твой студент растеряет всю мотивацию к утреннему сексу, — Бонзо ухмыльнулся, привлекая Джонси к себе, но тот неожиданно мягко отстранился, пояснив: — Нам надо за подарком Пейджи! Я не успел купить. И повтори ещё немного билеты. Надо ещё подумать, что надеть, и приготовить обед. Дел много, вставай, Джон ленивая задница Бонэм! — Джонси легко соскочил с кровати, по привычке натягивая на себя халат Бонзо и откидывая рыжие пряди на спину, отчего сердце Джона всегда совершало небольшой кульбит, и бодрым шагом направился на кухню. Бонзо тяжело вздохнул, с кряхтением поднимаясь с кровати — и все же Пейдж явно не стоит того, чтобы терпеть все его дни рождения до самой старости… Все утро Джонси носился по дому, словно кто-то накачал его энергетиками, и Бонзо оставалось только кисло наблюдать за слишком активным Джоном Полом и пытаться запихнуть в себя ещё билетов. Быстро позавтракав, они отправились на барахолку в центре Лондона, где Джонси планировать найти что-нибудь интересное для Пейджа в подарок, хотя по мнению Бонзо, все, что он заслуживал — дешевая вазочка из универмага. Но Джонси ужасно приглянулась старинная китайская фарфоровая ваза с росписью ручной работы, и он отвалил за неё триста фунтов, что разозлило Бонзо ещё сильнее. — Значит я тебе рубашку купить не могу, а на Пейджа ты можешь позволить спустить себе две зарплаты? — негодовал Бонзо всю дорогу домой, несясь по ещё спящему воскресному Лондону на машине. Джонси сжимал в руках вазу и пытался успокоить бушующего во всех смыслах Бонэма: — Ты купил мне ее, так? И я безумно рад! Пейджи любит такие вещи, а меня дорогие подарки очень смущают, только и всего. Поэтому ты лучше его в сотни раз! Во всем, — тут припечатал Бонзо тоном, не терпящим возражениям, и Джонси ничего не оставалось, как вздохнуть. А ведь им придётся провести у Джимми целый вечер… Весь оставшийся день до празднования Джонси украдкой смотрел на Бонзо, пока готовил и собирался, но не уловил на его лице никаких подозрительных признаков плохого настроения — Джон был не мрачнее обычного и даже продумал, что наденет. Он остановился на простой чёрной футболке с длинным рукавом и чёрном пиджаке. Джонси не мог оторвать глаз — чёрный очень шёл Джону, в особенности к его глазам. — Ты прекрасен, — шепнул Джонси на ухо Бонзо, обвивая его шею руками, — пойдём? — Идём, — со вздохом ответил Бонзо, к ужасу Джонси подхватывая на руки вазу. — Джон, осторожно… — Не боись, не уроню, — хмыкнул Бонзо, направляясь к выходу, — лучше такси иди лови! Они приехали точно в 8 часов, и когда Джонси звонил в дверь, Бонзо готов был поклясться, что слышал приглушённые стоны Роберта и ругань Джимми. Дверь открыл немного растрёпанный, но как всегда одетый с иголочки именинник. — С днём рождения! — тут же с улыбкой поздравил Джонси, вручая подарок и толкая локтем Бонзо, который, спохватившись, выдавил: — Эээ, с днём рождения… — Спасибо! — Джимми буквально светился изнутри, хоть и выглядел похудевшим и немного изможденным, — проходите, стол накрыт! Эй, Робби, тут и Бонзо пришел! В дверях появился Роберт, сверкая улыбкой и поправляя безукоризненно уложенную золотистую копну, но первое, что заметил Бонзо — царапины на носу, синяк у левого глаза и заплывшую скулу. Они коротко переглянулись с Джонси, удостоверяясь, что видят одно и то же, но предупреждающий взгляд Роберта остановил Бонзо, который уже хотел выяснить, что случилось с его лучшим другом и почему он до сих пор не в курсе. — Я тут твой любимый виски купил, будешь, Бонз? — Роберт улыбался как никогда широко, крепко обнимая друга, — как дела? Как сессия? Мы так давно не виделись! — Если спросишь ещё про экзамены, получишь второй фингал для гармонии, — грозно предупредил Бонзо, но его взгляд тут же смягчился: — Я тоже скучаю, Роб. Они прошли к столу под щебетание Джимми о туре и последних концертах The Yardbirds. — Настроение в группе по-прежнему мрачное? — спросил Джонси, опережая собравшегося высказаться Бонзо. — Есть такое, — улыбка Джимми померкла, — мы уже не те, что были год назад… Никто ничего не хочет делать. — Зато все смотрят на тебя, Джим, и запоминают тебя как великого гитариста, — подал голос Роберт, с нежностью глядя на Пейджа. — Вот бы на Джонси так смотрели! — вставил Бонзо под раздражённый вздох Джона Пола, — а он все прячется в этом своём гадюшнике… — Все остывает! — перебил его Роберт, чувствуя нарастающее напряжение в воздухе, — к столу! Мы с Джимом постарались и сами все приготовили! Все расселись за стол, и Джонси сел рядом с Бонзо напротив Роберта, который отчаянно пытался не смотреть профессору в глаза и краснел. — Проклятье, Роберт, ты что ободрал питона?! — вдруг воскликнул Бонзо, глядя на сапоги Планта, — где ты откопал их? Мы вместе ходили по магазинам, и Роберту пригляделись эти сапоги, — сдержанно ответил Джимми, накладывая себе овощной салат, и Бонзо хохотнул: — Проходят хипарские замашки, а, Роб? Джимми хоть в чем-то на тебя хорошо влияет. Выглядите оба с иголочки. Джонси уткнулся в тарелку, энергично разрезая стейк, Роберт покраснел до корней волос, сердито глядя на все ещё улыбающегося Бонэма, а Джимми просто вздохнул, тихо пробормотав «ну я же говорил…». — Вы тоже ничего, профессор Джонси стал покупать тебе нормальную одежду в кои-то веки? — сделал выпад и Роберт, сверкая глаза даже с заплывшей от синяка скулой. Бонзо не мог не согласиться хотя бы по части Джонси — он и вправду выглядел великолепно. Тонкая, почти прозрачная рубашка с цветочным узором, расстегнутая до середины груди, и чёрные вельветовые штаны с кожаными ботинками того же цвета подчеркивали тонкие черты лица и рельефное тело. Джонси укладывал волосы особо тщательно, и теперь они лежали ровными рыжеватыми волнами до плечей. А ещё рубашка была Бонзо. Он знал, как сильно Джонси любит именно такой фасон, и просто сунул ему ее в руки в самый подходящий момент. Она была Джону Полу немного широка в плечах, но так было даже лучше — создавалось ощущение воздушности ткани, а тело Джонси ещё больше контрастировало с темной прозрачной тканью. — Ну… все не совсем так, — хмыкнул Бонзо, как вдруг Джонси встал, хлопнув по столу так, что подскочил даже ушедший в свои мысли Джимми. — Прекратите оба! Ведёте себя как дети! Вы лучшие друзья, не устраивайте склок на дне рождения нашего общего друга! — взорвался Джонси, его голос звенел от раздражения, и Бонзо тут же притих, уткнувшись в тарелку и тихо доедая свою порцию. — Ты отличный препод, Джон Пол, — неожиданно подал голос Джимми с улыбкой, — мне бы у тебя поучиться так управлять людьми… А теперь давайте лучше выпьем и послушаем некоторые новинки из Америки! Никто не возражал. После нескольких стаканов виски и джина все острые углы сгладились. Бонзо держал себя в руках, как мог, Джимми повеселел, да и Джонси наконец почувствовал, что расслабляется — последнюю неделю нельзя было назвать простой. Тревога за Бонзо, скорый приезд его родителей, завалы на работе не способствовали его стабильному психическому состоянию, и сейчас просто хотелось отвлечься в компании лучших друзей и возлюбленного, слушать грубые шуточки Бонзо и наблюдать за мило краснеющем и смеющимся Робертом, смеяться от рассказов Джимми о прошедшем туре и просто не думать. Джимми рассказывал разные смешные и захватывающие моменты с концертов, говорил об Америке и о том, как горячо там принимают английские группы. — У нас на родине ни за что не пробиться, если только ты не мелькаешь на телике каждую секунду, а твои песни крутят по радио 24/7, — вздохнув, заключил Джимми, подливая всем ещё алкоголя, — терпеть такое не могу. — Это же… коммерция, а не музыка. Именно поэтому я никогда не стремился к такому, — тихо проговорил Джонси. Повисло неловкое молчание. Джимми вдруг спохватился: — Эй, Джонси, пойдём стащим сверху свежие записи! У нас в Англии ещё их нет пожалуй. Заодно вазу пристроим, у меня есть идея! Бонзо, пойдём с нами. — Нет! — тут же воскликнул Джонси, мягко усаживая назад Бонэма, — Джон не слишком, ммм, аккуратен. Давай лучше я ее возьму. — Хорошо, парни, уберёте тогда со стола? — Без проблем, милый, — ответил Роберт, все так же восхищенно-нежно смотря на Джимми. Бонзо цокнул языком, отворачиваясь к столу. Когда шаги Пейджа и Джонси на лестнице стихли, Джон спросил: — Так кто тебя так отмутузил? Роберт чуть не выронил тарелку. — Ну… скажем так, за позицию, — собравшись с мыслями, выдавил Плант. — Что, на митинге за свободу травки и траханья побили? А я тебе говорил, — тут же начал увещевать Бонзо. — Нет… не за эти. И тут до Джона дошло. — Вас видели с Джимми, — тихо проговорил он, глядя в пустоту. Роберт коротко кивнул. — пожалуйста, будь осторожен с профессором Джонси, — заговорил Плант, не поднимая глаз на Бонзо, — полиция — еще не самое страшное. — Народ страшнее всякого суда, потому что его приговор всегда беспощаден. И далеко не всегда справедлив, — Роберт снова вздохнул, — но я не собираюсь оставлять любимого человека, пусть мне хоть все органы вытащат. Бонзо согласно кивнул. Он сам никогда бы не предал Джонси. Не предал бы своё мировоззрение. Хотя один раз он все же так сделал… но прошлое остаётся в прошлом, верно? От дальнейших расспросов их отвлекли вернувшиеся Джимми с Джонси, несущие кипу пластинок. Все переместились в гостиную с остатками сладкого торта, который Роберт готовил ещё к самому дню рождения Джимми, и который все очень сильно хвалили, хоть Плант явно переборщил там с сахаром, и алкоголем. Джимми поставил первую пластинку, подсаживаясь к Роберту на узкий диванчик и приобнимая его за плечи. Джонси счёл тактичным пересесть в кресло возле, но Бонзо из кресла напротив выразительно похлопал рукой по своей коленке. — Ну давай, Джон Пол, иди сюда. Неужели только им можно тут облизывать друг друга? — Мы просто сидим! — возразил Роберт, а Джонси уже шёл к Бонзо и аккуратно сел на его колени, облокачиваясь на его плечи. Ладонь Бонзо легла на торс Джонси со спины, крепко держа его, и тепло его кожи приятно грело. Первой записью оказался новый альбом Cream — Wheels of Fire. Альбом открывала мощная, мрачноватая «White room», и Бонзо заметил, что она сразу же приглянулась Джонси. Джимми раскуривал косяк, покачивая ногой в такт песне, и после передал Роберту. Он разошёлся по кругу, и атмосфера полной расслабленности полностью окутала небольшую гостиную. Они молча слушали мрачноватый, разноплановый альбом, Джимми лениво разбирал в голове соло Эрика Клэптона, Джонси восхищался басовой линией, Бонзо фыркал на барабанщика и его «слабенький удар», а Роберт просто блаженно улыбался, думая о том, как же здорово было бы спеть с Джимми, Бонзо и профессором Джонси в одной группе… Казалось прошли десятки часов, пока они слушали все привезённые Джимми записи, затягиваясь травкой, чувствуя давно забытую лёгкость, невесомость во всем теле и приятную пустоту в головах. Музыка окутывала их, как тёплое, чуть волнующееся море, и каждый качался на волнах собственного инструмента, кроме разве что Роберта, который купался во всем и сразу, искоса наблюдая за Джимми и его расслабленным лицом. Его рука легла на бедро Джимми, медленно поглаживая его, что не укрылось от Джонси, который уже буквально лежал на медленно засыпающем Бонзо. — Что ж, нам пора, Джимми… — Джонси первым нарушил молчание и атмосферу лёгкости, — спасибо, что позвал, это было круто! Особенно первые два альбома. — Я знал, что тебе понравится, — не открывая глаз, с улыбкой проговорил Джимми, — можешь их взять. — Нет, спасибо, — Джонси смутился, распихивая дремавшего Джона, — мы пойдём… — его взгляд снова метнулся на руку Роберта, даигающуюся все выше по бедру Джимми, — вам тоже нужно, ммм, отдохнуть. Он встал, потянув Бонзо за собой, и отказался от проводов даже до двери (за что Роберт ему был втайне очень благодарен). Немного удивлённый, но уже ничего не соображающий Бонзо последовал его примеру, и вскоре они уже стояли на морозном январском воздухе и пытались поймать такси. — Спасибо, Джон, — вдруг проговорил Джонси, глядя на Бонзо с необычайной нежностью, — я так рад, что ты хорошо посидели все вместе… — Это было совсем не трудно, хоть Пейдж тот ещё фрукт, — хмыкнул Бонзо, — но бухло и трава у него что надо! Джонси усмехнулся — Джон всегда умел извлечь плюсы. Когда они наконец добрались до дома, Джонси заметил, что Бонзо нёс что-то под дубленкой. Что ты там прячешь от меня? — с хитрой улыбкой спросил Джонси, и Бонзо с немного виноватым видом вытащил тот самый альбом Cream. — Я увидел, что она тебе понравилась, ну и Джимми разрешил, так что… — он протянул конверт Джонси, ожидая вздоха и нотации, но вместо этого ощутил настойчивое, страстное прикосновение ещё холодных губ к своим. — Спасибо… Поставим? — Один момент, — с радостной улыбкой Бонзо понёсся к проигрывателю, чуть не сбив елку, которая все еще стояла в гостиной по настоянию Джонси, и поставил альбом. Он не заметил, как Джонси тихо подошел к нему, и вздрогнул, когда его холодные тонкие пальцы легли на его грудь, а сильные руки прижали его к себе со спины. Он ощутил щекочущее дыхание Джонси на своей шее, а затем кончик его носа, нежно водящий по позвонкам. Прости меня, Джон, — неожиданно услышал Бонзо сквозь соло Клэптона. — За что? — За мою грубость и занудство. Ты делаешь для меня все, а я… — Ты делаешь для меня больше! — воскликнул Бонзо, накрывая ладони Джонси своими и поворачиваясь к нему лицом, — и я так благодарен тебе, и так сильно люблю тебя, и никаких возражений! Просто люби меня, люби всегда, и я буду счастлив как никто. Не дав Джонси возразить, он жадно захватил его губы, кладя руки на его грудь и расстёгивая рубашку. Так хотелось сохранить эту атмосферу тепла и невесомости, парящей в воздухе абсолютной любви, музыки как можно дольше…