(Не)правильно

До самого позднего вечера они паковали в коробке все вещи Бонзо, что-то выбрасывали, потому что «и так много хлама насобирал», как начал ворчать Джон к концу дня. Разбирая один из комодов, Джонси неожиданно обнаружил маленького, потрёпанного плюшевого медведя. — Хранишь детские игрушки, сильный и независимый? — с улыбкой спросил Джон Пол, когда бонзо вернулся с очередной коробкой для мусора. — Черт, где ты его нашёл?! — воскликнул Бонзо, выхватывая игрушку, и на его лице мелькнуло столько эмоций за раз, что Джонси пожалел, что вообще полез в этот комод. — Во втором ящике нашёл… Прости, что… — начал было извиняться Джонси, но Бонзо с неподдельным восторгом в голосе перебил его: — Это мой любимый медведь из Бирмингема! Мне его бабушка подарила, когда я ещё пешком под стол ходил… я думал, что потерял его! Весь дом тогда перерыл, — Бонзо неожиданно прижал игрушку к груди, и его лицо просветлело, а во взгляде читалась такая благодарность, что Джонси, не склонный к эмоциям, ощутил накатывающие слёзы. Бонзо был таким… ребёнком сейчас с этим медведем в руках, такой беззащитный, но такой счастливый. Джонси всегда хотел видеть его таким. Идея уйти сразу после разбора вещей казалась абсурдной. — Давай остальное завтра? — умоляюще проговорил Бонзо, — я помню, как я этого медведя чуть в школе не проспорил, вот дурачок был. Это же последний бабушкин подарок мне. Бонзо присел на край кровати, и Джонси тут же подсел к нему. Он не уйдёт, ни за что. Он положил голову на плечо Бонзо, гладя его руку, все ещё сжимающую медведя. — он мой талисман, — тихо проговорил Бонзо, — и значит он всегда был тут со мной. Я знал! А Роб говорил все выкинуть его и больше не вспоминать дом… Уакой же он идиот, — печально усмехнулся Бонзо, все ещё вертя в руках медведя, — что бы у меня не происходило с родителями, я всегда буду любить их и свой дом. В память о бабушке, — Джон тяжело вздохнул, а Джонси не шевелился на его плече, ловя каждое слово. В комнате царила знакомая атмосфера какого-то едва ощущаемого волшебства, невероятной близости. Бонзо повернулся к Джонси, улыбаясь все так же нежно и спрашивая: — Ты останешься послушать миллион баек для медведя? — Хоть два миллиона, Джон, — Джонси заулыбался ещё шире, переплетая пальцы с Бонзо. До раннего утра Джон вспоминал все, что было связано с его любимой игрушкой, а Джонси просто сидел подле, не упуская ни слова, и чувствовал, как влюбляется в него все больше и больше, хоть больше казалось невозможным. На следующий день Джонси даже решил взять отгул, чтобы помочь Бонзо перетащить все коробки. В конце все равно пришлось вызывать ещё и Роберта, так как Джон грозился сорвать себе спину, но съехать из дома как можно быстрее. Установку пришлось оставить в доме и перетащить в спальню Бонзо. Джон запер дверь на ключ и отдал его Джонси, немного смущенно улыбнувшись: — Считай, держишь в руках ключи от моего сердца и души. — Я крепко держу и никогда не потеряю, обещаю, — серьезно ответил Джонси, целуя его в лоб, так как каким-то шестым чувством улавливал, что Роберт украдкой наблюдал за ними, чуть ли не пуская слюни от умиления. К вечеру, уставшие, но довольные, Джонси с Бонзо завалились в знакомую квартиру. Роберт покинул их ещё на остановке возле дома с загадочной улыбкой и пожеланием приятного вечера, и Джонси покраснел до корней волос. Все же быть преподавателем друга твоего парня, который ещё и твой студент — задачка не из простых. — Мне кажется я съем щас весь твой холодильник, — пожаловался Бонзо, топая на кухню и плюхаясь на диван. Джонси охватило чувство приятного дежавю, и он с улыбкой проговорил, следуя за Бонзо на кухню и тут же потянувшись к ручке включения радио. — Прямо как в те первые наши занятия. — Черт, давно это было! — воскликнул Бонзо, улыбаясь, — как будто в другой жизни. — Ничуть не жалею, что тогда оставил тебя спать тут на диване, — усмехнулся Джонси, доставая то самое рагу Бонзо и остатки своей готовки из холодильника и перекладывая все это на сковородку, — ты был таким умильно спокойным, что я подумал: хей, может я его приручу. — Ты рассматривал меня, пока я спал тут? — опешил Бонзо, — черт возьми, да ты настоящий маньяк, Джон Пол Джонс! — Я хотел познакомиться с тобой ближе и узнать тебя, — ответил Джонси, ставя чайник, — я думал, что смогу тебе помочь… Раскрыться. Джонси замолк, перемешивая жаркое и думая о том, что всего этого могло и не случиться, если бы он отказался от группы тогда, в конце августа… Он мог не устраивать всех этих личных занятий, и тогда Бонзо не докучал бы ему тогда. И он никогда бы не полюбил мужчину… Самого необыкновенного мужчину в своей жизни, человека, открывшего для него жизнь. И он был здесь — осязаемый, реальный. Заводя ничего не значащие знакомства, связи, Джонси искал всегда что-то, что было куда выше этих коротких юбок, наивных взмахов ресниц и игривых, пустых слов. И он нашёл. Нашёл там, где даже не думал искать. И этот человек сейчас здесь, Бонзо рядом, и в этот самый момент его дыхание щекочет затылок… — Кажется, я всегда ждал тебя, — Джонси вдруг произнёс свою последнюю мысль вслух. — Как и я, — голос Бонзо был таким глубоким, переполненным разрывающей изнутри нежностью к его профессору, немного хрупкому снаружи, но со стальной волей внутри. Его Джонси, — а помнишь… здесь мы с тобой впервые… — Да, здесь был наш первый секс, — хмыкнул Джонси, выключая плиту и чувствуя, как знакомые сильные ладони обхватывают его торс со спины, — я поставил Джима Моррисона, потому что знал, что ничего другого мы бы с тобой тогда не восприняли. — Это было немного издевательски: пить чай, когда твой член рвёт тебе штаны… — шепнул Бонзо, и его рука скользнула наверх, убирая волосы Джонси за спину, — и чувствовать, что ты не можешь получить то, что хочешь, на все сто… из-за своей же глупости. — Сейчас это совсем не так… — выдохнул Джонси, когда губы Бонзо коснулись его шеи у самого уха, — ты можешь делать со мной, что захочешь. Я тебе доверяю. — Я… я люблю тебя, Джонси, — выдохнул Бонзо куда-то в плечо Джону Полу, и рука на его торсе прижала его сильнее к Джону. — Как и я тебя… — только и смог снова выдохнуть Джонси, краем уха улавливая, что по радио играли золотые хиты Элвиса, а прямо сейчас — один из его самых любимых. Тот самый, что играл в его день рождения. «Love me». — Та самая песня… — прохрипел Бонзо, очерчивая губами шею Джонси, не упуская ни одного изгиба, — Элвис наш поверенный… Вместо ответа Джонси повернулся к Бонзо, жадно целуя его в губы, чувствуя почти болезненный жар в паху. Боги, как же он хотел этого, хотел Бонзо каждой клеточкой своего тела. Руки Бонзо переместились на ягодицы, чуть сжимая их и массируя, и он тут же украл инициативу у Джонси, сминая и кусая его губы. Что ж, Джон Пол был и не против. До одури хотелось страсти, и даже… — Трахни меня прямо здесь… — выдохнул Джонси, буквально запрыгивая на Бонзо и обхватывая его торс ногами, — как ты тогда хотел… — А ты не?.. — начал было Бонзо, но горячая ладонь Джонси на его губах заставила его замолчать. — Заткнись и сделай это, — почти прорычал он, зарываясь руками в волосы Бонзо и оттягивая их. Бонзо не нужно было повторять дважды. Все внутри буквально вскипало от возбуждения и властного тона Джонси. Да, они оба очень изменились. И это было чертовски приятно! Все, что было на столе, в одну секунду было сброшено на пол (к счастью, Джон ещё не успел расставить посуду), разогретое рагу сиротливо остывало на плите, но сейчас им обоим было не до этого. Жажда друг друга затмевала абсолютно все. Бонзо уложил Джона Пола на стол, попутно срывая с него шерстяной серый пуловер и жадно приникая к любимой бледной, очень чувствительной коже груди, втягивая в себя ее аромат в ключичной ямке так, как ни один наркоман не втягивает носом заветный порошок. Руки Джонси путались, оттягивали и вырывали пряди Джона на затылке, а его стоны заглушили радио, по которому неожиданно заиграла так полюбившаяся Джонси песня Jefferson Airplane… Впрочем, сейчас ему не было до неё никакого дела. Пах буквально горел от напряжения и соприкосновения с раздражающей тканью, а не кожей Бонзо, и Джонси желал тотчас же исправить эту оплошность. — Ну же, Джон… — выдохнул он, притягивая Бонзо к себе за волосы и вынуждая оторваться от его ключиц, — меньше прелюдий. Трахни же меня, черт возьми! Отсоси мне, сделай что угодно, но я сейчас взорвусь от желания! Хоть Джонси буквально умолял Бонзо, в его голосе сквозили властные нотки, которых раньше никогда не было и сейчас они доводили Джона до исступления. Джонси никогда не просил настолько открыто поиметь его, и явно не подразумевал что-то медленное и нежное. И Бонзо сейчас с ним был как никогда согласен… Они изголодались по друг другу так, словно не занимались сексом годами. Все напряжение прошедшей недели сейчас выплескивалось наружу в каждом новом прикосновении их губ к коже, рваном выдохе и потемневших радужках глаз. Бонзо мог бы сказать, что все снова было как в первый раз. Хотя нет, не мог. Все было в тысячи раз острее и безумнее. Задетые чувства и счастье примирения смешались, давая взрыв не меньше, чем от атомной бомбы. Не медля больше ни секунды, подстегиваемый собственным невыносимым стояком и нетерпеливыми вскриками Джонси, Бонзо нашёл застёжку на его штанах, тут же спуская их и чувствуя пальцами твёрдую, истекающую смазкой плоть. Бонзо осознал, что Джонси долго не выдержит. Заглянув в его потемневшие глаза, Джон понял, что же он хочет. Они оба хотят одно и то же. Ту искру, из которой родились их чувства. Ту самую искру, которая появилась в один обычный ноябрьский день… Руки Джонси потянулись к застежке на штанах Бонзо, но пальцы нащупали только ремень. — Ты специально усложнил процесс? — дрожащим от нетерпения голосом пробормотал Джонси, силясь справиться с застежкой, — когда ты стал носить ремни? — С того момента, как думал, что потерял тебя, — выдохнул Бонзо в губы Джонси, тут же нежно сминая их и мягко отстраняя пальцы Джонси от ремня. В считанные секунды Бонзо освободил себя от лишней одежды и опустился к паху Джонси, ведя губами по нежнейшей коже. Джону Полу казалось, что каждое прикосновение прошибает его тело током. Джон никогда не был настолько чувственным в прелюдиях, а коротких он никогда не делал. Но только не в этот раз. Перед глазами Джонси словно зажглись миллионы огней, когда губы Бонзо коснулись головки. Те ощущения, что он испытывал напополам со стыдом и ужасным давлением, были ничем по сравнению с тем, что Джонси испытал от самого первого прикосновения. Бонзо больше не ставил себе цель растянуть удовольствие, доводя Джонси до исступления. Он хотел только удовольствия от него, такого, чтобы стоны наполнили не только эту маленькую кухоньку, но и всю квартиру, черт возьми! Бонзо заглатывал с каждым движением все больше, чувствуя, как Джонси буквально извивался под ним, толкаясь глубже и дергая за волосы. Его стоны становились громче, протяжнее, и Бонзо подумалось, что ни разу ещё во время даже самого страстного секса Джонси не выражал все настолько открыто. К черту все. К черту условности, постоянные мысли о том, что будет, если узнают, что скажет семья, к черту прошлое. Все это не имело значение, пока кровь вскипала в их жилах от близости, пока Джонси стонал ТАК, а Бонзо не мог насытиться им. Ничего не имело значения сейчас. У них было оно — доверие. Они любили и доверяли друг другу, и пускай весь мир ждёт, пока их жажда друг к другу не будет утолена. Губы Бонзо скользили как можно нежнее, и стоило ему ненадолго отпустить ствол, лишь слегка касаясь языком головки, как Джонси очередным рывком за волосы буквально заставлять заглотить снова как сложно глубже. Кажется, Бонзо никогда не делал настолько…горловой минет. Черт возьми, в его жизни не было большого опыта по отсасыванию мужикам! Ещё и таким, как Джонси… Новый опыт, ощущения с легким оттенком волнения и страха будоражили кровь, и Джон Пол не чувствовал большего наслаждения от того, что преодолел ещё один внутренний страх. Возможно, он тоже был не совсем честен, если втайне всегда боялся, что будет, если Бонзо вдруг предложил бы минет. Однако все это в прошлом. Сейчас — полное доверие и страсть, страсть, сжигающая обоих. Джонси был на пределе, вцепляясь руками в стол, подаваясь вперёд и дрожа всем телом, чувствуя приближения оргазма и такой желанной разрядки. Бонзо отпустил и захватил ещё раз, и Джонси, не успев сказать и слова, с протяжным стоном кончил. Джон заглотил все до последней капли, отодвигаясь и вытирая губы. — Черт, прости… — выдохнул Джонси, тяжело дыша и откидываясь головой на край стола, — я не успел, потому что… где ты научился так отсасывать, мать твою?! — вырвалось у него в конце, и Бонзо смущенно усмехнулся, отчаянно скрывая шок от услышанного. Он даже и подумать не мог, что Джонси понравится НАСТОЛЬКО его попытки сделать минет, который не станет для них возвращением в прошлое. — Ну… наверное, прирождённый талант, — неловко отшутился Бонзо, ухмыляясь и радуясь, что Джонс сейчас не видит его пылающее лицо. — От скромности не умрешь, но… тут я полностью согласен, — подтвердил Джонси, все ещё блаженно улыбаясь и не открывая глаз. Пульсирующая боль в паху вернула Бонзо к реальности, и он неуклюже переступил, пытаясь сбросить напряжение, и ударился об ножку стола. — Сука! — рявкнул Бонзо, прыгая на одном месте и чуть ли не скуля от боли сразу в нескольких чувствительных местах, и Джонси тут же подскочил, увидев налитый кровью и истекающий смазкой член Бонзо. — Черт, я так увлёкся… Я хочу твоей разрядки, — Джонси спрыгнул со стола, чуть покачиваясь. Бонзо тут же забыл о боли, увидев, как Джонси, полностью обнаженный, пробирался к выходу из кухни среди осколков разбитого блюдца, ставшего жертвой их неумной страсти, — пойдём в более удобное место. Джонси взял Бонзо за руку, увлекая в гостиную, на тот самый диван, как Джон заснул в его самый первый визит к профессору. Сердце щемило от воспоминаний не у одного Бонзо. Укладывая его на диван и тут же оседлав его торс, Джонси хрипло произнёс: — Никогда не думал, что буду заниматься здесь сексом со своим самым нерадивым учеником. — Тут бывали только послушные девочки, да, профессор? — хмыкнул Бонзо, с прищуром заглядывая в стремительно темнеющие васильковые глаза, — которые только и делали, что хлопали ресницами и точно шептали «о, профессор, трахните меня, я сделаю все ради пятерки за экзамен…». — Что-то вроде, — улыбка Джонси стала самодовольной, — знаешь, я об этом точно не жалею. Никто не жаловался! Надеюсь, и ты сейчас не будешь… — не дав Бонзо ответить, Джон Пол обхватил его губы своими, глубоко целуя и спускаясь все ниже… и ниже…