(Не)правильно

Джонси стоял у зеркала, медленно расчёсывая сильно отросшие рыжеватые пряди, и окидывал своё отражение задумчивым взглядом — пожалуй, сегодня он вовсе не хотел напугать родителей Бонзо своим «нестандартным» стилем в одежде. Если конечно они вообще придут. Бонзо унёсся на финальную репетицию ещё утром, успев на ходу прожевать небольшой сэндвич и крикнуть уже в дверях, чтобы Джонси за него не беспокоился и приходил уже к самому концерту. Побродив ещё минут 20 и перебрав всевозможные варианты, которые могли выглядеть сносно для закоренелых консерваторов, Джонси наконец остановился на темно-бордовом свитере из ангорской шерсти, который когда-то давно отдал ему Бонзо. Казалось, прошли годы. Джонси никогда не был особо сентиментальным, но сегодня с самого утра его мучила такая тоска, что он даже не знал, что с этим делать. Он ожидал волнения или угрызений совести по поводу своего плана, но этого не было. Какая-то неясная тревога и печаль сжимали его сердце все сильнее, и весь день Джонси не мог найти себе места, слоняясь по квартире и надеясь, что однажды все наладится, и Бонзо не станет на него злиться. Он включил радио на самой маленькой громкости, потому что тишина угнетала, и отсутствие всегда шумного и бодрого Бонзо чувствовалось очень остро. Передавали какие-то дурацкие французские песенки, но Джонси сейчас не мог слушать ничего из своей коллекции. Он вышел из дома за час до начала, решительно не зная, что ждёт его впереди, но так же ничуть по этому поводу не переживая. Ему было в сущности все равно, что будет с ним. Джонси очень хотел, чтобы Бонзо был счастлив, чтобы университет не отнимал у него столько сил, как и ссора с семьей… И его, Джонси, идея не может быть плохой хотя бы поэтому. Даже несмотря на то, что он ни слова не сказал об этом Бонзо. Он поймёт. Джонси верил, что он все поймёт. Сегодня Marquee был почти переполнен — Джонси едва смог отыскать свой столик в первом ряду, с усмешкой думая, что «сарафанное радио» Джимми сработало весьма неплохо. К счастью, о местах для Бонэмов Джонси позаботился заранее, щедро заплатив за это хозяину (и оставшись без половины зарплаты), но оно того стоило: в таких условиях у них не было бы ни единого шанса увидеть сына. Джонси забронировал столик недалеко от своего, в первом ряду. Пока что он пустовал. «Ну ничего, ещё полчаса до начала, они успеют», успокаивал себя Джонси, медленно потягивая джин. Он оглядел душное, задымлённое помещение клуба, внезапно заметив справа от себя Джимми, который что-то увлечённо рассказывал двум парням. Вскоре тот заметил Джона Пола и приветственно помахал рукой, тут же вставая и направляясь в сторону столика Джонси. — Смотрю, Бонзо тебе лучшие места выбрал, — с улыбкой проговорил Джимми вместо приветствия. — Да, он постарался, — улыбка Джонси вышла немного натянутой. — У тебя все хорошо? — тут же уловив немного нервное состояние друга, спросил Пейдж. — По правде говоря, сейчас не самое лучшее, что могло быть, — признался Джонси, опускаясь обратно на своё место. — Лучше расскажи все старому другу, ты же знаешь, я все равно все узнаю, — подмигнул ему Джимми, садясь рядом и заказывая себе виски. — Рассказ будет долгим, — вздохнул Джонси, задумчиво взбалтывая содержимое бокала. — Ничего, Робби говорил мне, что они начнут не раньше половины восьмого, — усмехнулся Джимми, — я тебя внимательно слушаю. Джонси оглянулся на по-прежнему пустующий столик слева, ощущая нарастающую тревогу: более удачного момента для примирения трудно было найти, ведь Бонзо может заключить самый настоящий контракт со звукозаписывающей компанией, если они отыграют хорошо… Глубоко вздохнув, Джонси принялся за рассказ, стараясь вкратце обрисовать всю ситуацию. Лицо Джимми как всегда оставалось спокойным и безмятежным даже среди шумной толпы в душном баре, словно он и не выходил из своего дома-баржи и не покидал плетёного кресла в гостиной. Когда Джонси завершил свой рассказ, Джимми медленно произнёс: — Бонзо будет полным идиотом, если сегодня не воспользуется шансом наладить отношения со своей семьей. Он ещё глуп, но позже обязательно поймёт, какую ошибку совершает, воюя с родными людьми. Это самая бессмысленная борьба на земле. Я пытаюсь донести это и до Роберта, но он хотя бы не бросается на своего отца, который тоже не в восторге от его рода занятий, — Джимми вздохнул, — но любой на месте Бонзо отдал бы все ради такого человека рядом, как ты, Джон. Джонси грустно улыбнулся, допивая остатки Джина. Любимый напиток приятно согревал и убрал часть тревоги. Он бы так хотел, чтобы Джимми оказался прав и Бонзо наконец прекратил эту бесполезную борьбу… — Кажется, твоему плану суждено сбыться, — голос Пейджа вывел Джонси из задумчивости, и он тут же повернул голову налево: Бонэмы пришли! Мистер и миссис Бонэм не без отвращения на лицах усаживались за стол и переговаривались. — Не буду мешать, удачи тебе! — Джимми встал, направляясь к своему столику, но Джонси снова окликнул его: — Эй, Джим, когда мы снова увидимся? — Не раньше апреля, я уезжаю в тур. Пожалуйста, не натвори глупостей, — и напоследок сверкнув белозубой улыбкой, скрывающей глаза, Джимми направился обратно к своему столику. Джонси же решил поприветствовать Бонэмов. — Мистер и миссис Бонэм, я так рад, что вы пришли, — искренне улыбаясь, начал Джонси, но хмурый взгляд отца Бонзо заставил его умолкнуть. — Неужели это самый приличный клуб в Лондоне? Страшно представить, где наш сын обитает ещё, — холодно проговорил он вместо приветствия, — а вы, мистер Джонс, я полагаю, наслаждаетесь вечером? — Я очень надеюсь насладиться концертом, — вежливо ответил Джонси, хоть и его улыбка стала более натянутой. — Вы отлично сюда вписываетесь, — с нотой презрения продолжил мистер Бонэм, — чего нельзя сказать о нас. — Прекрати ворчать, Джек, я хочу лишь увидеть Джона и поговорить с ним, — вступила в разговор миссис Бонэм, — здесь у него не будет возможности бросить трубку. Джонси едва подавил разочарованный вздох — значит, Бонзо сознательно избегал контакта с ними и не говорил ему ни слова… — Что ж, не буду мешать, доброго вечера. После концерта сразу подходите к сцене, я задержу Джона, — наконец проговорил Джонси, направляясь обратно под ворчание мистера Бонэма о «неприличной для преподавателя» длине волос. Вскоре объявили начало. Band of joy выступали сегодня не единственными, но время было как нельзя более удачное — в клубе было не протолкнуться. Джонси вернулся на место, думая лишь о том, чтобы Бонзо и вся группа выступили идеально и чтобы его план так же идеально воплотился в жизнь… Оставалось лишь подождать совсем немного. Концерт начался. В данный момент Джонси совсем не понимал, почему Бонзо так ругался на последние репетиции и их результат — его партии обращали на себя внимание даже самых скептически настроенных людей, таких, как его родители. Джонси мельком взглянул на них между песнями — они застыли как каменные изваяния, жадно ловя взглядом каждое движение палочек в мускулистых руках Бонзо. Джонси воспрянул духом — этот концерт может изменить все в лучшую сторону! И родители Джона поймут, какой огромный талант в нем заложен… Вокал Планта немного терялся на фоне мощной ритм-секции, на что Джимми выражал своё неодобрение пристальным взглядом на удары Бонзо по бас-бочке. Группа не осталась незамеченной, сейчас Джонси был в этом уверен. И Бонзо стал ее жемчужиной. Как же сильно он скучал по этим сокрушающим ударам! Хотелось взять в руки бас и подхватывать безумные ритмические рисунки, вылетающие из-под палочек Джона. Все закончилось даже слишком быстро — вот звучат финальные барабаны, и Роберт кланяется, Джимми вскакивает с аплодисментами следом за всем остальным залом. Аплодируют даже мистер и миссис Бонэм, хоть и совсем неприметно, но их взгляды, устремлённые на сына, говорят гораздо больше… Джонси тоже оказывается на ногах, неистово крича и хлопая. Он ловит взгляд Бонзо, все ещё немного диковатый и потемневший после необыкновенно интенсивной игры, и широко ему улыбается. Концерт удался. Бонзо появился возле сцены через 20 минут, переодевшийся в чистую рубашку и отбивающийся от нескольких новоиспеченных фанаток. Впрочем, девушки не растерялись и тут же переключились на Роберта, выходящего следом, и на остальных членов группы. — Джонси, у нас будет контракт! Черт возьми, это лучший день в моей жизни! — почти орал Бонзо, стараясь перекричать выступающую группу. — Пойдём в место потише? — заорал Джонси в ответ, — тут слишком шумно. Бонзо кивнул, и Джонси успел повернуться и кивнуть Бонэмам, чтобы они следовали за ним, пока Бонзо прокладывал плечами путь в дальнюю часть зала ближе ко входу. — Я так рад за тебя, Джон! — искренне проговорил Джонси, — хоть это и рискованно, но вы должны попробовать. — И будем! Нас подписали на несколько синглов! Ну охренеть! — все ещё возбужденный, орал Бонзо. — Ты правда решил заниматься этим всерьёз? — вдруг словно из ниоткуда донёсся ледяной голос мистера Бонэма, заставив Джонси вздрогнуть. Бонзо резко повернулся на голос, чуть не сбив с чужого столика пива и уставился на отца так, словно видел перед собой Элвиса Пресли. — Вы?! Что вы здесь делаете? — в тоне Бонзо Джонси услышал угрожающие нотки, и где-то на задворках сознания трепетала мысль, что сейчас им самое время уйти и поговорить в более удачный момент… Но он остался стоять. — Наш друг любезно позвал нас сюда, — спокойно ответил мистер Бонэм. — Джон! — вступила в разговор подоспевшая миссис Бонэм, — я так рада была тебя там увидеть! Это все конечно очень странно и не для меня, но… — Какого черта ты это сделал?! — взревел Бонзо, круто поворачиваясь к Джонси. От его радости и блеска в глазах не осталось и следа. Как и того самого особого взгляда, которым он смотрел только на Джона Пола. В его взгляде читалась лишь ненависть и обида. Сердце Джонси болезненно сжалось, и как-то слишком внезапно на него обрушилось осознание, что он проиграл. Он ошибся… И последствия не заставят себя долго ждать. Наконец, собравшись с духом, Джонси проговорил спокойным голосом (насколько вообще спокойным он мог быть): — Я позвал твоих родителей, Джон, чтобы они увидели то, чему ты отдаешь всего себя, и чтобы вы наконец поговорили. — Я даже не буду выяснять, почему ты решил, что это хорошая затея, — почти прорычал Бонзо, — а говорить нам не о чем! Вы, — он повернулся обратно к родителям, — Вы никогда и ни в чем не поддерживали меня, вы вставляли мне палки в колёса с самой смерти бабушки! И сейчас вы снова здесь, чтобы сказать, какой хренью я занимаюсь?! — под конец Бонзо почти ревел, и Джонси заметил, что на глазах у миссис Бонэм заблестели слёзы. И он не выдержал. Все напряжение, скопившееся за последние недели, страх за то, что его план не удастся, усталость взяли своё. Не своим голосом от звеневшего в нем гнева он прервал крик Джона: — А теперь, Джон, послушай меня. Твои родители здесь не поэтому, и я их позвал не поэтому. Я не понимаю, почему я вообще должен их звать вместо тебя! Они пытались пойти с тобой на контакт, они общались с тобой, они согласились прийти сюда против всех своих принципов, и что делаешь ты? Орешь, не разобравшись! Именно так, как ты любишь решать все проблемы. Судить всех, не разобравшись. И поэтому, иди ты к черту, Джон Бонэм, потому что я умываю руки. Если ты не можешь помириться со своей семьей, хотя бы попытаться, то что будет с нами? — Джонси выпалил это на одном дыхании, и Бонзо не проронил ни звука, глядя Джонси в глаза неподвижным взглядом, таким…пустым, что Джону Полу вмиг стало страшно. Но иначе сказать он не мог. Мистер и миссис Бонэм замерли как каменные изваяния, и только по щекам мамы Джона текли слёзы. Прошла минута. Две. Пять. Бонзо не шевелился, пытаясь соотнести только что сказанные слова с тем Джонси, которого он знал. В голове Джонси не мелькнуло ни единой мысли. Он был абсолютно опустошён. Бонэмы стояли неподвижно, одновременно испытывая огромное желание высказать сыну все, что они думали, объяснить, а с другой стороны понимали, что сейчас они здесь — не главная проблема. — Вот значит как, — наконец глухо проговорил Бонзо, — я искал предателя не там, где нужно было. — Джон, он не… — со всхлипом проговорила миссис Бонэм, но Бонзо тут же прервал ее: — Не оправдывай его. Это только его выбор. Все это время ты лгал мне, считая меня бездушным монстром, — Бонзо снова повернулся к Джонси, заглядывая в васильковые глаза, причиняющие сейчас только невыносимую боль, — ты говорил, что поддерживаешь меня, но втайне решил, как будет для меня правильнее и лучше? Правильнее. Это слово резануло слух. — Я был уверен, что так будет лучше. И сейчас я тоже уверен, — собрав остатки сил, уже спокойно ответил Джонси, не опуская взгляд, чувствуя, как внутри все буквально рвалось, кипело, горело. — Я вас… ненавижу, — тихо выдохнул Бонзо, сжимая кулаки, — ненавижу… НЕНАВИЖУ! — крикнул он уже на ходу, продираясь к выходу из клуба. — Джон! — с рыданием воскликнула миссис Бонэм, бросившись следом, а мистер Бонэм последовал за ней медленно, словно в замедленной съемке, бросив Джонси: — Я же говорил: это ни к чему не приведёт. Джонси не ответил. Теперь он был абсолютно опустошён. Радио играло новую порцию однодневных хитов. Кажется, Джонси забыл его выключить. Здесь ничего не изменилось. Повсюду так же были разбросаны вещи Джона, и казалось, что он как обычно придёт ближе к ночи, уставший, но довольный. И Джонси не мог осознать, что этого не произойдёт. Он не мог осознать, что Бонзо сейчас черт знает где и что, возможно, он сюда больше никогда не вернётся. Не вернётся к предателю, который хотел только помирить его с семьей… После вечерних новостей вновь начали крутить золотые хиты Элвиса, и такую ненавистную Джонси Love me tender. Бонзо обожал слушать ее, когда у него бывало романтичное настроение, даже притащил однажды старую потрёпанную акустическую гитару с репетиции, чтобы «поигрывать пару плёвых аккордов». На миг Джонси окунулся в тот день. Все было так спокойно, так мирно, так просто. А сейчас? Пожалуй, тоже. Все стало вмиг очень просто. Поддавшись внезапному порыву, Джонси взял гитару, пылящуюся в дальнем углу гостиной, и пальцы тут же нашли нужные аккорды. Мелодия была очень проста. Прямо как жизнь Джонси с сегодняшнего дня. Бонзо больше не вернётся. Его попытка примирения провалилась. Ему нужно работать дальше. Джонси перебирал струны, тихо подпевая Элвису: Love me tender, Love me long, Take me to your heart. For it's there that I belong, And we'll never part. Джонси очень хотел, чтобы было так. Но в глубине душе он чувствовал — он сделал все правильно, и пусть Бонзо считает его предателем, пусть он больше сюда не вернётся, но Джонси сделал все верно. Он хотел счастья для Джона, даже ценой своего собственного. И пусть ничего не вышло, но иначе он поступить не мог. Джонси слишком сильно любил Бонзо. И всегда будет. Его голос вмиг обрёл это чувство, когда он допевал последние строчки вместе с Элвисом: Love me tender, Love me true, All my dreams fulfilled. For my darlin' I love you, And I always will.