***
Раз... Два... Три... Надо вставать... Надо... -...Эй, Плант! С добрым утром! Он уже минут 5 как здесь, - это был голос той кудрявой, Энди, кажется, или как там её. Роберт резко поднялся, озираясь - сердце колотилось в бешеном ритме похлеще Бонзо, от резкого подъема кружилась голова. Он судорожно соображал... За кафедрой и правда стоял маленький подслеповатый мужчина, рывшийся в своей сумке и как всегда бубнивший что-то себе под нос, даже голову не повернувший на резкий звук. Под громкие смешки сзади Роберт плюхнулся обратно, уткнувшись лбом в сложенные руки. Этот очкарик по сольфеджио не услышит, даже если они у него в спальне всей группой орать матом будут. И чего он подорвался... - Что, так хорошо уже которую ночь трахает, что проснуться опять не можешь? - едко бросил кто-то сзади под всеобщий не особо сдерживаемый смех, а Патти - Плант плотно сжал губы: этот голос он узнает из тысячи - тихонько добавила: - Выебать - выебали, а научить забыли, - Роберт вновь закрыл глаза, моментально отключаясь от внешнего мира. После того, как он начал жить у Бонэмов, исчезла необходимость заниматься домашними делами - сколько бы раз он не порывался помочь, миссис Бонэм неизменно отправляла его обратно со словами о том, что гости работать не должны, а в своём упрямстве его лучший друг явно пошёл в мать. Так не выматывающийся до полной потери сил Роберт ворочался в кровати часов до четырёх утра - его стала мучить бессонница. Хуже всего было не отсутствие сна, нет - хуже всего были приходившие на его место мысли о Джимми, и если днем их получалось избегать любыми способами, начиная с работы над домашним заданием, которой он себя утруждал обычно только во времена сессий, и заканчивая шатаниями по магазинам, которое, впрочем, он забросил так же быстро, как и начал - стоило только наткнуться на магазин, похожий на тот, в котором они с Джимми выбирали блузку в начале года. Знал бы Роберт тогда, что блузку ему покупает будущий любимый человек, которому он окажется абсолютно не нужен... Роберт зажмурился ещё сильнее, до боли в глазах, усилием воли переключаясь на очередное посещение пластиночного. Роясь в недавно вышедших записях под недовольным взглядом продавца и бубнением про "нищих хиппи", Плант изо всех сил пытался ухватить хотя бы отголосок идеи для будущей пластинки группы. Дни шли, время утекало сквозь пальцы, и Роберт даже не пытался его остановить - ощущение какой-то отстраненности, почти нереальности происходящего лишь усиливалось с каждым днем, все становилось тусклым, полупрозрачным, подобным тем снам, в которых до последнего не можешь понять - это уже реальность или ещё сон, и если сон, то когда ты уже проснёшься? И как?.. И зачем он вообще сюда пришёл... Все это ещё никогда не казалось ему таким бессмысленным. ...На пол летел очередной комок листа, а карандаш - в стену: спасибо добротному ремонту дома Бонэмов, звонкий звук никого не потревожил, как и глухой рев Роберта. Ничего. Не. Получалось. Все то время, которое он проводил у Джона дома вместе с ним, практически не изменилось - исчез лишь один из поводов для беспокойства у Бонзо, зато после осознания им своей неправоты с лихвой усилился второй - Джонси, что не радовало Роберта, но позволяло полностью сбежать от своих мыслей в заботы друга, чем он мелочно пользовался, ведь чужое всегда кажется проще... Всё попытки начать работу над синглами проваливались с треском - не было ни сил (миссис Бонэм все время причитала, что он стал мало есть, и Роберт не обратил бы на это внимания, если бы не Бонзо, как-то раз буркнувший в тарелку что-то похожее на согласие), ни тем более желания или идей, о чем писать. Каждый раз, сжимая карандаш похудевшими пальцами, Роберт испытывал лишь ещё большее отвращение к себе, к тому, во что превратилось то, что он обожал всей душой и к чему стремился все это время - все ощущалось лишь жалким подобием того, что он мог раньше, и хуже всего было накатывающее осознание того, что лучше он сейчас не сможет. На заднем фоне Стивен Стиллз с пластинки, которую Бонзо только ради него "выдрал у того сраного хиппи в магазине", пел о всепоглощающем одиночестве в окружающем его мире, а Нил высоко подвывал, унося куда-то в туманные глубины нескончаемого сна. Роберт откинулся на спину, запуская руки в волосы и закрывая глаза. Очередной день... Left behind by myself and what I'm living for All I hear are screams from outside the limousines That are taking me Out of my mind...***
Раз... Два... Три. Надо... встать. Надо... Надо. Блять. Вставай, твою ж мать... Роберт поднялся резким рывком, упираясь руками позади себя, чтобы не завалиться обратно. С тех пор, как он съехал от Бонэмов, Роберт поднимал себя с кровати усилием воли, буквально выдирая на кухню, где он проводил последние несколько дней до каникул и с их наступлением почти все свободное время. Тогда, последние дни до наступления долгожданных пасхальных выходных, готовя себе хотя бы небольшой завтрак, Роберт шёл в институт, походы в который становились все более редкими - подколки одногруппников становились все более частым явлением, и в отсутствие Бонзо заступаться за Роберта решительно никто не собирался, впрочем, и он сам уже не обращал на них никакого внимания, как и на пары в целом. За последние дни Роберт лишь ещё сильнее уверился в том, что до вуза каким-то образом дошла информация об успехе их с Бонзо группы и подписанном контракте, что явно не оставило равнодушным ни одногруппников, ни весь преподавательский состав музыкальной кафедры. Выматывающие ночи без сна слишком сильно сказались на нем, о чем теперь его регулярно оповещал в своей излюбленной грубоватой манере Бонзо, звонивший ни свет ни заря и звавший зачем-то в гости к Джонси домой. Уже только представляя эту ситуацию, Роберту хотелось окончательно удавиться. Мало ему просто профессоров в вузе, которые, как и каждый раз до каникул, непременно отчитывали его за начавшиеся регулярные пропуски пар, высказывая что-то о его "случайном успехе", отбивая окончательно и так отсутствующее желание на них появляться в дальнейшем. А приехать к Бонзо в дом, где тоже живёт профессор, с которым его Джон трахается и который, к тому же, лучший друг Пейджа... Роберт почти застонал вслух. Безусловно, Роберт видел старания Бонзо о нем позаботиться, и такое не могло не трогать, но все, на что хватало Роберта - несколько невнятных заспанных фраз с утра Джону в трубку, да и Бонзо к вечеру о нем даже не вспоминал, и Роберт не мог его за это осуждать. Если бы они с Джимми были вместе, он вёл бы себя абсолютно так же. "Если бы..." - Роберт зло застонал уже вслух. Пейдж являлся основной причиной возвращения Роберта в свою квартиру - он даже усмехнулся: слишком забавно, что все разы, когда он переезжал в эту квартиру, кроме самого заселения, были связаны с Пейджем. Джимми не заявился к Бонзо домой, чтобы Роберту пришлось от него бежать, нет, но бежать от апатии, с каждым днем захватывающей его все сильнее, он был уже просто обязан. Плант даже понятия не имел, где находился Джимми - его тур уже закончился, но здесь он появляться не спешил. Хотя где это - здесь? Роберт едва заметно грустно улыбнулся - Пейдж не был ничем ему обязан. Они расстались перед туром на такой ноте, что это вполне можно было посчитать за окончательный разрыв отношений. А если то, что когда-то наплела ему в ночи Сидни - правда, что вроде как подтверждали слухи, невольно долетавшие до Роберта, то после возвращения Джимми у них вряд ли будет ещё шанс. У Роберта из головы не выходили слова Джимми о ревности - сейчас, по прошествии времени, Роберт мог признать, что погорячился, заявляя об этом так - это была не сколько ревность, сколько предчувствие, и он осознал это в одну из бессонных ночей. Никто другой не вызывал в нем такие противоречивые чувства, как Джефф, заставляя приглядываться к себе даже против воли. Вспоминая свои ощущения тогда, Плант поежился - буквально все его существо вопило, что что-то не так. Да, он выразился тогда слишком резко, но итог раздумий после каждой ночи оставался один и тот же - Пейдж ему не поверил, и его недоверие было самым обидным во всей ситуации, и эта мысль, словно хлыстом, каждый раз ударяла Роберта в одну и то же место, углубляя колею. Но даже после всего этого он скучал - и скучал безмерно... Поставив в соседней комнате в который раз за неделю ту самую пластинку Buffalo Springfield, подаренную Бонзо, Роберт плюхнулся на узкую табуретку за кухонным столом. Отстатив в сторону чашку с чаем, он подвинул к себе несколько исписанных и перечеркнутых листов, которые теперь всегда валялись на кухонном столе среди всех остальных записей, которые он когда-либо делал, карандашей и грязных чашек. Он понятия не имел, где сейчас находился Пейдж, но подозревал, что уже в городе, надеясь, что это не так, и в то же время ожидая непонятно чего. Возможно, он и хотел бы собраться с духом и поговорить с Джимми сейчас, но все силы уходили в те несчастные несколько строк, написанных на бумаге перед ним. В отличие от Джимми, другие члены группы теперь названивали ему регулярно, напоминая с каждым днем все более сердитым тоном, что ждать Роберта с его "внезапными и подозрительными болезнями" становится все более затруднительно, а уж "его дружка, у которого ещё сильнее не все дома, будь он хоть блять тысячу раз гениальным барабанщиком" - тем более. Роберту оставалось лишь все более безрадостно каждый раз соглашаться, обещая невыполнимое. Чувство вины перед группой и разочарование во всем грызли его изнутри, подтачивая те остатки самообладания, которые Плант с таким трудом пытался сохранить, съехав ради этого вновь в свою квартиру. Так, как было раньше, продолжаться просто не могло. Скрипнув зубами, Роберт вернулся к ненавистным строчкам, которые уже разбегались перед глазами, прячась за остальными зачеркнутыми. За окном постепенно темнело, комната погружалась в уже привычный полумрак. Плант щёлкнул выключателем, зажигая люстру, которая вновь вырвала все предметы из темноты, резко очертив края. Он должен попытаться, он обязан... Рука с карандашом резко дернулась, оставив на бумаге жирный след, стоило раздаться телефонному звонку. Роберт скосил глаза в ту сторону, прикидывая, каков шанс того, что это снова звонил Бонзо или, что ещё хуже, кто-то из группы - он и так пропустил уже несколько звонков... Резкий, впивающийся в мозг звук бил по чувствительному слуху, раздражая все сильнее, высасывая с каждой новой секундой и шагом те немногие оставшиеся силы, что были у Роберта. - Да? - устало и бесцветно выдохнул он в трубку. - И почему это ты дома торчишь, а не в вузе, а?! - заорали в трубке, и сердце Роберта упало окончательно - звонил отец... - Сейчас каникулы... - попытался возразить Роберт, но впустую. -... Тебе же вот так присралась карьера музыканта, так мы позволили тебе поступить на этот чёртов музыкальный факультет, - продолжала надрываться басом трубка, и Роберт лишь подрагивающей рукой прижимал её к уху: казалось, ещё секунда - и он окажется лицом к лицу с отцом, грозной фигурой возвышающимся над ним, - так ты даже там появляться не изволишь! И нам об этом сообщает деканат! И почему - потому что ты дома даже к телефону подойти не можешь?! Твою мать... - Пап... - Что, карьера надрывающего голос хиппи на сцене в каком-то захудалом баре отнимает слишком много времени? - едко поинтересовался голос, и Роберт сильно зажмурился, почти замотав головой. Он не должен был знать, не сейчас, ещё рано, нет... - Чтоб после каникул в первый же день был на учёбе на всех парах, разговор окончен. Прекрати позорить нас с матерью и будь, наконец, образцовым сыном, - уже тише закончил отец, но каждое слово, словно его вбивали молотом, отпечатывалось в голове Роберта. Отец повесил трубку сразу, не дожидаясь ответа. Роберт не знал, сколько ещё времени он простоял с телефоном в руке, прежде чем повесить его на место. В голове было необычайно пусто и звеняще тихо. Роберт не помнил, как оказался в тот вечер в кровати, как отключился. В голове не было н и ч е г о. Телефон звонил снова. Роберт даже не сразу понял, что происходит - сознание полностью пребывало словно в каком-то беспросветном тумане. Не зная, как он оказался у телефона, он машинально поднял трубку, прикладывая к уху. -... Роберт Плант? Алло, вы меня слышите? - звучал дежурный женский голос. - Да, - едва слышно выдохнул Роберт. - Добрый день, я в который раз звоню и не только вам уже, между прочим, - тон девушки начал приобретать недовольный оттенок, - уведомить, что вас, Патти Смит и профессора Джона Болдуина ожидают в понедельник у ректора для выяснения обстоятельств. Просим вас прибыть в обязательном порядке, - твёрдо и жёстко закончила секретарь, и, не дождавшись реакции Роберта, повесила трубку. Роберт с грохотом впечатал трубку в стену. Если телефон после этого отправится на помойку вслед за радио, которое выкинул Бонзо - плевать. В голове Роберта будто что-то перещелкнуло, с грохотом треснуло и разлетелось, расходясь взрывной волной, приобретающей с каждой секундой все более пугающие масштабы... Роберт вылетел на улицу, хлопнув дверью так, что по полу прошла дрожь. Хватит. Всего этого с него хватит.