***
Джимми методично перебирал гитарные провода, сидя в репетиционной The Yardbirds (век бы ему не видеть больше эту комнату!), - они поочерёдно ложились свернутыми кругами друг на друга, пока мысли Пейджа витали далеко за пределами этой комнаты. Прошло уже довольно много времени с того момента, как он последний раз побывал дома у Джонси - впрочем, может это был уже и не его дом... В друге Джимми не сомневался: Джон Пол всегда был самостоятельным, хоть и большую часть занудным в силу выбранной профессии, но если бы ему понадобилась помощь Пейджа со съездом из квартиры, он бы его позвал. Из головы уже который день не шёл их разговор, крутившийся там заезженной пластинкой с утра до ночи. "Не совершай ошибку Бонзо и поговори с ним сам!" - вещал в его сознании на разные лады Джонси, за которым в памяти неизбежно вспылвал вечер того дня, когда он первый раз вернулся домой после тура. Пыль ютилась на всех поверхностях, покрывала все те экзотические вещи, что он навез из туров, приглушала все цвета, делая дом похожим лишь на его тень, а ещё говорила только об одном - Роберта здесь не было... Стряхивая пыль с самых заметных мест, Джимми то и дело случайно натыкался на вещи Планта, забытые им после того злополучного дня - вернувшийся тогда за вещами Роберт явно сгреб только самое необходимое и первое из мелочей, что попалось под руку. Джимми этого уже не застал - уехал в тур - но сейчас, глядя на все эти корки засохших ран, что представляли из себя мелкие вещи Роберта на полках, он будто наяву видел, как Плант почти кидал вещи в наверняка одну единственную огромную коробку, где смешивалось все: все новые блузки, что они успели купить вместе, несколько украшений, пластинки, явно хаотично вырванные из их общей стопки... В сущности, у Роберта было не так уж и много вещей в этом доме, но даже забытая на кухне чуть побитая кружка ощущалась чем-то вроде пощечины, - очередным напоминанием о том, что произошло тут несколько недель назад. Раньше Джимми всегда казалось, что Плант долго будет ощущать себя немного чужим в его доме, мерно укачивающемся на воде, контрастировавшим со взрывной натурой Роберта, но Плант обжился на удивление быстро и легко - как будто так и должно было случиться изначально... Возможно, тогда Пейджу уже начало все это попросту казаться, но иногда, заставая Роберта в пестром кресле с очередным учебником в период сессии и недопитой чашкой чая рядом на столике, у него появлялось ощущение, что Плант с его домом будто уже сросся - он больше не был одним из гостей, каких иногда приводил Джимми на пару ночей. Он словно проник в суть, в самое сердце дома, одним своим присутствием и светлой копной волос принося новые капли света как во временами пустующее во время частых гастролей жилище, так и в жизнь Джимми. Плавно, постепенно, словно обволакивая, Плант заполнял собой все вокруг незаметно - как будто размеренность волн, на которых покачивался дом, слегка усмирила нрав Роберта, а возможно ему самому становилось спокойнее здесь. Он все также носился по комнатам по утрам, собираясь на учёбу и громко проклиная всех и вся за ранние пары, неприятных преподавателей и вечно ломающуюся в самый неподходящий момент застежку на обуви, но - от этого веяло иррациональным спокойствием. Именно оно в такие моменты заставляло Джимми стоять рядом, терпеливо дожидаясь окончания сборов Роберта и мягко посмеиваясь на его ругательства под нос, и провожать, желая удачного дня и поменьше бухтеть, "как Бонэм", - такая мелочь, но сейчас даже она ощущалась чем-то сакральным и... по-семейному тёплым. Джимми, едва заметно тряхнув головой, ушёл с кухни. Разбирая вещи в тот вечер, Пейдж наткнулся в дорожной сумке между слоями одежды на пластинку, которую ему в последний день тура впихнул в руки Джефф со словами: "Подари Роберту, ему понравится, она только-только вышла". Джимми тогда только изогнул бровь: с их гастролями и невменяемой половиной группы кто угодно тронется умом, но Бек... Джефф выразительно закатил глаза, лишь одним этим действием выражая свое "это кому из нас вообще надо?". - Джимми Пейдж, которого я знаю, обычно думает на пару шагов вперёд, я это у тебя перенял между прочим, - серьёзно сказал тогда Джефф, настойчиво вкладывая пластинку "The velvet underground" в руку удивлённого Джимми, вызвав у того в итоге нервный смешок. - Да ладно тебе, вы разберётесь, - Джефф уверенно хлопнул его по плечу, задержав немного руку, словно о чем-то задумавшись. Его пальцы соскользнули, зацепив край коричневого пальто, а взгляд голубых глаз, казалось, на секунду проник в самую душу. По телу Пейджа прошла едва заметная дрожь, - главное начни. Уже тогда эта фраза показалась Джимми странной: когда это последний раз Джефф уговаривал его что-либо начать? Пейдж всегда первый подбивал друга на новый карьерный рывок - не тащил, а именно предлагал, и Джефф счастливо цеплялся за эту идею, подбрасывая новые. Их совместный источник вдохновения никогда не иссякал. Всегда понимавшие друг друга с полуслова, они стояли сейчас среди горы чемоданов и кейсов с инструментами, и время словно на секунду остановилось, чтобы затем понестись с утроенной скоростью - автобус, аэропорт, самолёт... Пластинка лежала в сумке, оттягивая плечо всю дорогу до дома. Опуская иглу на ребристый винил, Пейдж задумался о том, как он дошёл до такой жизни - влюблённый в него лучший друг детства и коллега буквально впихивает ему подарок для парня, с которым он в ссоре... Это даже звучало... как-то слишком. Под тихое шебуршение крутящейся пластинки в воздух незаметно вплеталась мелодия - едва слышно, неспешно, подобно волнам, укачивающим круглосуточно его дом, которые Джимми уже перестал замечать. Тихий, размеренный и мягкий звон перкуссии аккуратно разбавлял тишину, вливаясь в сознание, едва касаясь струн души. Голос Лу Рида звучал медитативно, погружая в воспоминания - Пейдж продолжал смотреть перед собой, но мысленно он был уже далеко, невидящим взором, словно свысока, оглядывая прошедшие недели... Sometimes I feel so happy, Sometimes I feel so sad. Sometimes I feel so happy, But mostly you just make me mad. Он снова стоит в тот вечер здесь же, у соседнего стола, отделяющего Джимми от разъяренного Роберта. Его лохматые после выступления волосы, казалось, торчали тогда во все стороны, ведомые той непомерной волной эмоций, исходившей от Планта, в то время как он размахивал руками, жалуясь на Джеффа. А в следующую секунду - хлопок дверью и ускользающий топот ног по ступеням крыльца... Сколько уже раз за прошедшее время Пейдж мысленно возвращался к этому моменту - поначалу со злостью, раздражением, а после - с грустью и смирением: жертвовать карьерой ради отношений не должен никто, уж это он усвоил прочно за года своей популярности. Вот только Роберт задержался в его жизни дольше всех, кто когда-либо у Джимми был. И все равно, получается, не выдержал... Громко хлопнул за собой дверью, унеся с собой, как оказалось, слишком многое. Baby, you just make me mad... Linger on, your pale blue eyes... Те грустные голубые глаза, о которых пел Рид... Весь тот день постоянно являлся Джимми в кошмарах в разнообразных вариациях, лишая его и так малого количества сна в туре, выматывая окончательно. Накопленных сил хватало лишь на концерт, который лишь их с Джеффом стараниями представлял собой зрелище чуть менее отвратительное, чем могло бы быть. Во сне менялось все - время, место - но ситуация всегда оставалась одной и той же: Роберт неизменно кричал про то, что Джимми променял его на Джеффа, и уходил, хлопнув дверью. А перед внутренним взором Джимми и во сне, и в яви вновь и вновь представали глаза Роберта: кристально голубые, с едва заметными светлыми прожилками, они то зло сужались, то растерянно метались по лицу Пейджа, то разочарованно прикрывались... Единственная деталь, остававшаясь неизменной - в его глазах всегда стояли слезы. Прямо как в тот день. Linger on, your pale blue eyes. Thought of you as my mountain top, Thought of you as my peak. Зацикленный на репетициях и возрождении группы благодаря возвращению Джеффа, Джимми и мысли не допускал о том, что кто-то из его ближайшего круга может быть против, особенно Роберт, который сам же поддержал его в этом пару месяцев назад. Ослепленный маячащим перед носом успехом, Пейдж не услышал, не увидел главного - Роберт говорил вовсе не об их группе, а о влюблённости Джеффа в него, которую Джимми не замечал, пока его грубо не ткнули в это лицом, о них двоих - о Роберте и Джимми, - о том, о чем Пейдж совершенно забыл, как о чем-то, что можно отодвинуть на второй план. Готовый выслушивать других, открытый к предложениям, он не услышал самого главного - своего... любимого человека. Его слезы - это вина Джимми, его промах, ошибка, за которую он все ещё не понёс ответственности. Какой же он идиот. "Гордая свинья" - это определение Джеффа очень точно к нему подходило. Thought of you as everything, I've had but couldn't keep... Джимми захотелось истерично рассмеяться - чертов Джефф, как хороший друг, как всегда все понял первым, оставив Джимми доходить до всего самому, целенаправленно подталкивая его втихую к верным выводам. Вспомнив взгляд Бека, когда он отдавал ему пластинку, - взгляд уже других, серьёзных голубых глаз, с лёгкими, едва заметными, но уже появившимися морщинками вокруг них, - Джимми все-таки как-то задушенно усмехнулся. Джефф понял все слишком хорошо. I've had but couldn't keep... С Джеффом они так и не поговорили - по Беку было видно, что для него все в одним момент стало как будто предельно ясно: Джимми знал, как выглядели люди, которые что-то для себя твёрдо решили. И он не стал лезть - они всегда понимали друг друга без слов, что Джефф сейчас доказал лишний раз, передав Пейджу "подарок для Роберта", который на самом деле предельно ясно выражал мысль Бека для Пейджа: "Это твой последний шанс". Вот уж кто всегда умел заставить его услышать, когда ему это было нужно. Джимми рывком поднял иглу - мелодия оборвалась, оставляя за собой лишь неизменное шуршание вращающейся пластинки, разрывающее гробовую тишину пустующего дома, в котором сейчас его мог бы встретить Роберт, часто возившийся обычно в это время с ужином... Беззвучно застонав, Джимми опустился в кресло - как же давно им пора было поговорить... Пейдж решительно захлопнул крышку последнего кейса с гитарой, рывком хватая болтающийся на соседнем ящике плащ - он как последний идиот прячется среди своих гитар, хотя мог бы уже стоять у двери робертовой квартиры... Джимми мрачно подумал, как бы сильно сейчас закатил глаза Джонси на его поведение - навык, развившийся со времен его новой работы, применялся всегда по делу. Чёртов Бонэм сподобился поговорить с Джоном хотя бы через Роберта, а Джимми даже этого сделать не может, хотя Роберт заслуживает этого сейчас больше, чем кто-либо... Накинув пальто, Пейдж резким движением подхватил чехол с гитарой, выходя из здания и давая себе последнюю отсрочку, необходимую передышку - тот самый вдох, который нужно сделать, прежде чем нырнуть на глубину - он завезет инструмент домой и сразу поедет к Роберту. Всё внутри него взбунтовалось, тянулось и рвалось наружу - Пейдж нервно отстукивал ногой, поджидая такси. С момента принятия решения его преследовало настойчивое ощущение, что ему нужно торопиться - время словно бежало впереди него, а он безнадёжно отставал... Наконец-то попалось свободное такси и Джимми чуть не выругался вслух, садясь на заднее сидение - быстрее, только быстрее...***
Под сланцами шуршали мелкие камешки, перекатываясь по неровному асфальту. Где-то вдалеке залаяла собака. Роберт поежился, стоя в одной блузке - погода, переменчивая в конце весны, стремительно портилась: сгущались тучи, и где-то через полчаса по его подсчётам вполне мог пойти дождь. Ветер трепал кроны деревьев на набережной, расположенных вдоль выхода к воде, и шелест их листвы сливался с шумом волн, бьющихся о бетон берега. Плант стоял в нескольких метрах от небольшого крыльца дома Джимми и не мог сделать ни шагу. Сколько времени прошло с тех пор, как он был здесь последний раз, вытаскивая необходимые вещи, которые он не глядя покидал в коробку, лишь бы лишний раз не смотреть вокруг и не вспоминать. Вокруг царила какая-то очень беспокойная атмосфера - продолжающий усиливаться ветер, сгоняющий облака, бил в спину, словно подталкивая Роберта к дому, который сейчас уже, наоборот, казался чем-то устойчивым и надёжным, напоминая о тех спокойных, весёлых и счастливых днях, которые они проводили в нем вместе с Джимми раньше. Пусть даже это все было в прошлом, сейчас эти воспоминания в миг показались единственным чем-то реально важным - даже, скорее, не они сами, а возможность с ними соприкоснуться как будто бы в последний раз. Природа вокруг бушевала, а внутри для Роберта время как будто остановилось - был только он, пара дней до полной неопределённости и дом, где он был счастлив с любимым человеком... Плант вглядывался в окна, на которых висели тюлевые занавески - они были плотно закрыты, и ему всегда казалось, что там, за дверью, находился какой-то другой, абсолютно особый мир, особенно сейчас, когда за теми стенами он буквально оставил все... что у него было? Нет, безусловно, большинство вещей были при нем в его захудалой съемной квартире, но в этом доме, с Джимми осталась часть его души, и он не в силах её оттуда забрать, да и не хочет. Роберт неспешно, маленькими шагами поднялся на крыльцо, замерев у двери - тёмная, с чуть облезшей краской у рёбер, она надёжно оберегала все сокровища, что хранил теперь в себе этот небольшой домик на воде. Роберт знал, где лежит ключ, оставленный им же, и знал, что дверь легко поддастся ему, но сейчас он как будто бы уже не имел права туда входить - они больше так ни разу не поговорили с Пейджи, но Роберт чувствовал и без этого - на вдох в этот дом сейчас нужно было особое разрешение, которого у него не было. Осторожно, урывками поднимая руку, положил её на прохладное дерево, парой секунд спустя прислоняясь лбом, закрывая глаза. Ветер постепенно стихал, видимо, согнав все тучи окончательно, и сознание Роберта медленно укачивалось в шуме волн, плескавшихся под домом... Ему нужна была эта секундная передышка перед тем, как постучаться и узнать, дома ли Джимми, начать его искать (он ведь даже не позвонил ещё...) - буквально пара мгновений, чтобы понять, что чтобы ни случилось потом, это место навсегда останется в его сердце, как и кусочек его сердца останется здесь... - Роберт?.. По крыше застучали первые капли дождя. Кап. Казалось, будто он не слышал этот голос несколько лет... Все тело будто сковало холодом, мышцы задеревенели, и в то же время по ним словно пробегали одновременно тысячи мурашек, щекоча нервы. Роберт замер, боясь открыть глаза - а вдруг все это сон?.. Кап-кап... - Ты... Ты пришёл..? Возможно, ему просто опять казалось - все мысли смешались в один плохо разделяемый ком, скрутились, распадаясь на мелкие частицы. В голове гуляло только эхо голоса Джимми - такого растерянного и необычайно тихого, словно он сомневался, что Роберт правда стоит здесь. Кап-кап-кап. Воздух стремительно пронизывался сыростью... Роберт рывком развернулся, не давая себе шанса передумать, хватаясь за перила руками в поисках опоры, не раскрывая глаз. Опущенные веки оставались последней преградой между ним и реальностью, и Роберт чувствовал, как они дрожали, и не мог унять эту дрожь - вдруг он откроет глаза и... все это правда окажется тем самым болезненно реальным сном, после которого так больно просыпаться? - Прости меня!.. Роберт распахнул глаза, встречаясь с такой родной зеленью чужих глаз. Единичные капли переросли в ливень. Джимми стоял на дороге на расстоянии шагов десяти в своём длинном коричневом плаще и привычных туфлях на каблуках, тёплой жилетке поверх блузки, выглядывающей из-под плащевой ткани - все это Роберт помнил наизусть, натыкаясь взглядом на вещи в шкафах у них дома. В руке Пейдж держал чехол с гитарой, которую, видимо, нес к дому... Бесконечно длинные струи воды падали на фигурку Джимми, которая казалась сейчас какой-то особенно хрупкой - взгляд Роберта судорожно метался между деталями: вся одежда Пейджа стремительно намокала, очерчивая, кажется, ставшее только ещё более худым тело. Тёмные волосы, обычно лежавшие мелкими кудрями, жалко липли к коже лица и шеи, и... Роберт столкнулся взглядом с Джимми и уже не смог его отвести снова - дождевой стены - серой прослойки - между ними словно не существовало. Он видел уставшие, будто немного выцветшие зелёные глаза так чётко, словно стоял прямо рядом с ним. Там было все - вся скопившаяся усталость, нервозность и бесконечная тоска с наступившей растерянностью... Губы Джимми подрагивали, и капли дождя, стекая по ним, срывались вниз, когда он практически беззвучно шептал: - Пожалуйста, прости меня, я... - Роберт больше понял по губам, чем услышал за грохотом дождя, и это стало последней каплей - первая капля дождя сорвалась с карниза, падая ему на макушку, и за ней на Планта следом обрушился весь остальной поток небесной воды. Тяжёлые струи нещадно придавливали к земле, моментально утяжеляя воздушную ткань блузки, стуча по голове, прибивая пышные кудри к коже. В сланцах захлюпала вода, но все это было такой мелочью... Джимми едва успел опустить на землю чехол, тут же подхватывая в объятия Роберта, вжимая его в себя из последних сил. На спине Джимми сомкнулись кольцом руки, стягивая почти до хруста, и Пейджу казалось, что все внутри него устремилось в одну единственную точку на шее, куда утыкался прохладный нос Роберта. Вода была везде - затекала за шиворот, стекала по рукам, забивала глаза, но все, что имело значение - то, что они оба отчаянно сжимали в руках, боясь отпустить... Джимми ощущал, как сотрясается грудная клетка Роберта под его ладонями, и сам не мог сдержать ответной дрожи, утыкаясь носом в его насквозь мокрые, потемневшие от воды волосы... Как они скучали... Его дрожащие от холода губы все ещё продолжали повторять, кажется, одни и те же слова по кругу, превращающиеся в бессвязный, едва различимый поток извинений вперемешку с осознанием своего идиотизма, когда Роберт лишь на секунду чуть отпрянул из его объятий, чтобы заглянуть в глаза, а в следующий миг - впечататься отчаянным поцелуем в дрожащие губы Джимми... В этом поцелуе было все - все отчаяние, скопившееся за этот месяц, помноженное на двоих, вся горечь, обида, злость и смирение, надежды и сожаление... И бесконечная тоска, смешавшаяся с любовью, искрящаяся на кончиках пальцев, ощущающаяся кожей сквозь все слои промокшей ткани, электричеством бежавшая по онемевшим губам... Этого было словно одновременно слишком много и в то же время слишком мало - вся вселенная для каждого сосредоточилась в человеке, которого они изо всех сил держали в объятиях, цепляясь до потери чувствительности - продрогшие, насквозь мокрые, они жались друг к другу, становясь единым целым. Одни во всей округе, они запечатлевали интимность момента в этом весеннем ливне, отпечатывая его в памяти навсегда. - Пойдём домой?.. Ливень постепенно стихал.