***
Они встретились с Джимми через несколько дней после возвращения Джонси в Лондон. Джим пригласил его к себе домой, как в старые добрые времена, чему Джон Пол был несказанно рад — все возвращалось на круги своя, как было тогда, когда он, усталый после работы и выходок Бонзо, буквально приползал в спасительную тишину и покой Пэнгборна к его невозмутимому и всегда немного отрешенному хозяину. Пейдж привез несколько бутылок лучшего джина из Америки и встретил Джонси в дверях сразу с ним в руках. — Вот это прием! — присвистнул Джонси, крепко пожимая свободную руку Джимми и обнимая его, — только сейчас я по-настоящему осознал, чего именно мне не хватало в жизни! — Знал, что тебе понравится, — Пейдж улыбнулся привычной спокойной улыбкой, которая делала его похожим на 15-летнего озорного подростка. Хотя сейчас Пейджи в целом был похож на мальчишку — на щеках играл румянец, глаза привычно блестели из-под полуопущенных густых ресниц, а сами щеки заметно округлились. Джимми словно переродился, — ну проходи, я тут твой стейк любимый приготовил. Войдя в знакомую гостиную, в которой теперь валялась куча вещей Роберта повсюду, Джонси немного грустно улыбнулся, вспоминая, сколько видели и слышали эти стены. Солнце освещало небольшой балкон и часть гостиной-кухни, где стоял уже накрытый стол. — Ты прямо расцвел, — одобрительно проговорил Джонси, садясь привычно на небольшую табуретку у стола, — распад группы явно по тебе не ударил. — Это только так кажется, — усмехнулся Джимми, отточенными движениями открывая бутылку с джином и разливая по бокалам, — я сейчас столько всего утрясаю… Кит оказался таким болваном, что разругался со всеми промоутерами и менеджерами, и теперь мы либо каким-то чудом соберёмся вновь и отыграем все осенние концерты Скандинавского тура или потерпим такие убытки, что вместо игры на гитаре я буду всю жизнь выплачивать этот долг, — улыбка ненадолго сползла с лица Джимми, но он тут же встряхнулся и снова продолжил спокойно: — Тем не менее, я очень рад, что это случилось. Все к этому шло, а сил тянуло как черная дыра. Теперь я готов создать новую команду, у меня есть идеи и концепт грядущего альбома, осталось только уговорить всех самых лучших музыкантов Лондона наконец перестать ссориться между собой и соединиться в музыкальный альянс небывалой силы и таланта, — Джимми поднял свой бокал, подмигнув, — давай выпьем за то, чтобы все сложилось! — Поддерживаю, — Джонси улыбнулся, тихонько звякнув стаканом о стакан Джимми и осушая его до дна, — между прочим, я к тебе с хорошей новостью! — И какой же? — Джимми опустился в свое любимое плетеное кресло, попутно вытаскивая из-под своей задницы шелковый халат Роберта и перекладывая на диванчик возле. — Бонзо согласился присоединиться к нашему потенциальному коллективу, — с явной гордостью в голосе проговорил Джонси, доливая себе джин. — В этом я не сомневался, — невозмутимо проговорил Джимми с легкой улыбкой, — он не упустит шанса показать все, на что он способен, у него натура такая — всегда идти туда, где можно показать себя на максимуме. — Правда есть одно условие, — Джонси запнулся, — он не хочет играть с Робертом в одной группе больше, и я его понимаю, прости, Джим. — Я тоже его понимаю, Роберт слишком импульсивный и неуправляемый иногда, — в голосе Джимми скользнула мечтательность, а в глазах — потаенный огонь, — но мы решим этот вопрос. — Ничто не может больше поколебать твоего духа, да? — хмыкнул Джонси, настроенный более скептически, — так уж и быть, доверюсь тебе, как обычно. Ты редко подводишь. — Их ссора — вопрос времени, — Джимми сложил руки, отставляя пустой бокал, — я ещё поговорю с Робертом об этом. — Кстати, а где он? — поинтересовался тут же Джонси, оглядываясь в поисках Планта, — ты его выселил ненадолго? Хотя, кажется, я сижу на его футболке… — Ох, Роберт, — проворчал Джимми, принимая от Джонси футболку, — не любит он так порядок, как я. Но вчера он заставил меня забыть о всяких порядках… — он прикрыл глаза, ненадолго погружаясь в воспоминания, и Джонси не без ухмылки догадывался, о чем. — Я смотрю, у вас все более, чем неплохо с ним? — наконец тактично прервал затянувшееся молчание Джонси, все же делая выбор в пользу диванчика, так как джин уже дал о себе знать. — Я даже представить себе не мог, что так бывает, — Джимми снова озорно улыбнулся, — он… невероятный. С ним я чувствую себя…живым? Вот же черт, не очень-то это приятно, когда тебя постоянно называют молодым Хендриксом и смотрят только с придыханием и безусловным обожанием, — Пейдж рассмеялся, подскочив на кресле и укладывая обратно ногу на ногу, — Роберт может и матом рявкнуть, если я слишком долго занимаю ванную или спалю утром его любимый омлет. Он напоминает мне каждую минуту, что я все ещё живой человек. — Так необычно слышать это от тебя, — заметил Джонси, впрочем улыбаясь до ушей — он был безумно рад за друга! — неужели ни разу не возникало мысли?.. — Хочешь верь, хочешь — нет, но ни разу уже почти полгода, — признался Джимми, закуривая, — я даже не смотрю ни на кого теперь в таком плане. — Даже на Джеффа? — уже серьезно уточнил Джонси. — Даже на него, — спокойно ответил Джим, — с ним мы все уже давно решили. Он всегда будет моим близким другом. — Ближе, чем я? — притворно возмутился Джонси, — какое кощунство! — Ну что ты, дорогой Джон Пол, тебя легко потерять и невозможно забыть! — тут же заверил его Джимми, хлопнув его по плечу, — а теперь ты еще и басист моей будущей группы. — И клавишник! — тут же добавил Джонси, — без клавиш я ни в одну группу играть не пойду. — Будут у тебя и клавиши, и что захочешь, но мир должен взлететь на воздух при звуке нашей новой музыки, — самодовольно ухмыльнулся Джимми, глубоко затягиваясь и выпуская отряд ровных колечек дыма в сторону балкона, от которого веяло прохладой с реки, — еще не растерял то, чему я тебя учил? — И не подумаю! — тут же откликнулся Джонси, закуривая вслед за Пейджем, затягиваясь и выпуская несколько ровных колечек, — кажется, по ровности окружности я превзошёл учителя. Джимми только закатил глаза, проговорив: — Кстати о нашей музыке: хочу показать тебе немного концепт. Помнишь Dazed and confused? — Ещё как… — со вздохом проговорил Джонси, и секундная тень отразилась на его лице. — Она должна быть записана в нашем исполнении на дебютном альбоме, — заявил Джимми, привычно деловито складывая пальцы у подбородка и откидываясь на спинку кресла, — помню, ты мне однажды сыграл свою ненормальную версию этой песни, и мне нужно обыграть это. — Я был пьян, — хмуро ответил Джонси, — но песня хороша, не стану спорить. — Прекрасно! — Джимми с явным удовольствием хлопнул в ладоши, снова вставая с кресла и направляясь за своей любимой акустикой, — тогда я покажу тебе ещё одну вещь для будущего альбома. Через мгновение он уже сидел на табуретке Джонси и перебирал струны, настраивая гитару. — Соло, которое родилось из последнего на Little Games, — немного приглушенно проговорил Джимми, словно боясь спугнуть чистейший звук гитары. Когда он заиграл, Джонси почудилось, что они за секунду перенеслись из Пэнгборна куда-то на север Королевства, в горы Шотландии и Уэльса. Это соло не было похоже ни на одно из того, что Джимми писал раньше — оно буквально дышала его воспоминаниями и всеми душевными терзаниями, которые он испытывал впервые и которые настигли его совсем недавно. В нём так отчётливо звучал немного тягучий валийский акцент Роберта, его воспоминания о детстве и наследие The Yardbirds, что Джонси за секунду переместился почти на год назад, в тот день, когда Джимми приходил на его лекцию и играл другое свое соло. Это были два абсолютно разных человека. Тогда Джимми был просто популярным молодым участником легендарных The Yardbirds. Сейчас он стал Джимми Пейджем — гитаристом и лидером своей собственной группы, и пусть она была ещё не собрана, Джонси знал наверняка: у мира нет никаких шансов выстоять после выпуска их дебютного альбома. А все остальное — вопрос времени. Джимми преобразился — его морщины разгладились, а длинные ресницы слегка трепетали на каждом тремоло, так как Джимми особенно любил эту технику. Закончив и вернувшись в реальность, Пейдж с небольшим волнением в голосе тут же спросил: — Как тебе? Джонси широко улыбнулся: — Я абсолютно точно не прогадал, когда согласился быть в твоей группе. Джимми улыбнулся в ответ. Их новое будущее ждало на пороге Пэнгборна, у самых перил на балкончике, с которого был виден огромный и душный августовский Лондон, пока ещё находящийся в святой уверенности, что «золотой век» рок-н-ролла подходит к своему завершению.***
— Нет, Джонси, я готов тебе повторить это ещё чертову сотню раз, не пойду я с ним больше играть! — недовольно рявкнул Бонзо, перебирая пластинки, пока Джонси в который раз вздыхал, сидя на диване. Город плавился от жары — такого августа даже старожилы не могли вспомнить. Шевелиться совсем не хотелось, и даже несколько дохлых вентиляторов и зашторенные окна не спасали от вязкого и жаркого воздуха. Джонси уже скинул свою полупрозрачную белую рубашку, глотая, наверное, сотый бокал воды со льдом, и только Бонзо был бодр как никогда — жаркая погода буквально заряжала его безудержной энергией, и три последние концерта прошли до того феерично, что во все разы Бонзо ломал палочки. И каждый раз он тянул Джонси в постель, чтобы выплеснуть всю эту энергию, но всякий раз этот хитрый лис отказывал ему, потому что истратил другие аргументы, которые бы могли оправдать глупое поведение Роберта. Они не общались уже почти 3 месяца, и Бонзо скучал иногда по своему немного придурковатому другу-хиппи. Но он чувствовал, что прежние их бесшабашные школьные и университетские времена позади, они ступили на зыбкую почву, когда нужно принимать серьезные решения. И Бонзо свое принял — он станет легендарным барабанщиком всех времен в самой крутой группе мира. И он на пути к этому. Роберт же витал в облаках. Ну и черт с ним. Бонзо не мог сказать, что ему совсем никогда не было тоскливо, скорее наоборот. Сейчас у него был другой круг общения, и ему было очень весело оттягиваться с парнями каждую неделю после удачных концертов, но те времена, когда они раскуривали косяк в туалете Оксфорда и костерили всех преподов на курсе, ничто не заменит. Роберт был маленьким, но решительным засранцем, но встреча с Пейджем изменила его до неузнаваемости. На самом деле Бонзо просто боялся видеться с ним снова. Их последняя встреча закончилась его уходом из группы и крушением всех их надежд и планов. Бонзо был совсем не уверен, что хочет переживать это снова. — Слушай, вам нужно поговорить, — усталый голос Джонси вырвал его из пучины тяжелых и вязких, как воздух в квартире, мыслей, — дело не в группе. Я же вижу, как это тебя мучает. — Да пошел к черту этот сраный хиппи! — выругался Бонзо, с грохотом ставя все пластинки назад и топая назад к дивану, где развалился Джонси, жадно ловя струйки прохладного воздуха от одного из вентиляторов, — да не сиди ты на сквозняке таким потным, сто раз говорил! Измучаюсь тебя потом лечить, — Бонзо спихнул недовольного Джонси в сторону, перекрывая ему доступ к живительному кислороду. — Ты решил мне так отомстить? — буркнул Джонси, наливая себе ещё воды со льдом, — я тоже о тебе забочусь, вообще-то! Он твой самый близкий друг, вы столько пережили. Ты хочешь закопать это все из-за своих амбиций? — Роберт как подросток втрескался в твоего Пейджа и забил на все свое бунтарство, пляшет под его дудку, — мрачно ответил Бонзо, — и какой из него фронтмен? — Самый лучший, потому что они с Джимми работали над концепцией, и то, что я тебе показывал с пленок, и его идеи тоже, — возразил Джонси, — он вырос и перерос все это слепое обожание. На смену влечению приходит любовь, ты сам это знаешь, — он накрыл своей ладонью руку Бонзо и чуть сжал ее, — когда ты лечил меня здесь, больного и беспомощного, ты уже был другим, но я боялся тебя и не доверял. Но помнишь наши прогулки? — Как уж забудешь, я сам после них простудился, — усмехнулся Бонзо, поглаживая большим пальцем руку Джонси на его бедре. — На них я понял, что ты и вправду изменился, — с теплой улыбкой проговорил Джонси, — дай ему шанс. Хотя бы ради меня. Я знаю, что ты хочешь этого сам, потому что тот Бонзо, который выхаживал меня днями и ночами, — это и есть ты настоящий. У тебя самое доброе в мире сердце, хоть ты и пытаешься доказать мне обратное, — Джонси пихнул его в бок, — поэтому бери и звони ему сейчас же! — Ну хорошо, — после минутной паузы наконец ответил Бонзо, тяжело поднимаясь с дивана и бредя к телефону в коридоре, — я скоро. — Имей в виду, Джимми смог выцепить нам точку для первой репетиции на 12 августа! — донеслось до Бонзо, когда он с колотящимся сердцем подходил к телефону. Нужно наконец закрыть эту тему и залечить чертову кровоточащую рану, а ведь это была именно она. Каким же сентиментальным придурком он стал… Роберт ответил не сразу. Бонзо молился, чтобы к телефону не подошел Пейдж, иначе он бросит эту чертову затею. Когда из трубки донеслось до боли знакомое «да?», Бонзо чуть не выронил ее от напряжения. — Это… это Бонзо, — проклятый голос предательски дрожал, но Бонзо старался звучать беспристрастным. — О, это ты, — проговорил Роберт, — хотел убедиться, что я окончательно повержен в своих стремлениях? — Ты чертов засранец, Плант, и ты это знаешь, — прорычал Бонзо, — я знал, что ты первым не позвонишь. — Какого хера ты мне тогда звонишь?! — рявкнул Роберт в ответ, и Бонзо тут же остыл (как бы смешно это не звучало для состояния квартиры). — Давай встретимся? — тихо проговорил Бонзо. — Зачем? — Ты и сам знаешь, — Джон вздохнул, — я так не могу. — Я тоже, — донеслось из трубки бесконечную минуту спустя. — Я приеду? — тут же с надеждой спросил Бонзо. — Приезжай на мою старую квартиру, там аренда заканчивается завтра. Сможешь? — Хорошо. Тогда до завтра? — голос Бонзо звучал как никогда жалко, но сейчас ему было все равно. Он и не осознавал, как сильно он соскучился по этому сраному хиппи, его странным манерам, золотистым патлам и всегда немного мечтательной улыбке. Джону всегда вспоминалось их детство в Бирмингеме. — До завтра, — почти шепнул Роберт и повесил трубку. — Ты молодец, Джон, — донесся до него голос Джонси, и тут же Бонзо ощутил руки, обнимающие его со спины, — не стоит тащить на себе этот груз. Ты должен оставить все ошибки прошлого позади. Ты на пороге нового, и только ты можешь решить, с кем ты туда войдешь, — Джонси легко коснулся губами его влажной кожи на шее сзади, — все в наших руках. Бонзо крепко прижал ладони Джонси к себе, туда, где билось сердце. Он знал одно — что бы дальше с ними не было, без Джонси он идти не согласен. Его Пульс всегда должен передаваться Джону Полу. Что бы ни случилось. Бонзо приехал рано — по жаре невозможно было ехать долго даже в его Кадиллаке, его крыша стремительно нагревалась. Роберт обещал ему, что будет на квартире с вечера, и поэтому Бонзо стал довольно бесцеремонно колотить в дверь, так как Плант часто грешил тем, что вставал после полудня. На часах было около 8 утра, и вскоре из-за входной двери показалось заспанное лицо Роберта. — О, это ты… — протирая глаза, только и сказал он, — ну проходи. Бонзо зашел в до боли знакомую гостиную, в которой едва помещался со своими широкими плечами, и ему внезапно пришло в голову, что эта прежде казавшаяся ему уютной квартира хранила в себе столько мрачных воспоминаний, что Бонзо захотелось уйти. Но он решительно прошел дальше на кухню, садясь на излюбленный диванчик у стола. Повсюду стояли коробки, валялись остатки вещей, и от этого квартира стала выглядеть ещё более уныло и серо, напоминая о том, что их бедные, но такие счастливые дни подошли к концу, и перемены настигли даже этот забытый всеми уголок на окраине Лондона. — Ещё не все пятна вывел после твоего пива, — вздохнул Роберт, извлекая из холодильника пару банок светлого. Бонзо сглотнул — да, это было определенно то, что ему нужно. Через маленькое грязное оконце просачивались обжигающие лучи солнца, постепенно превращая квартиру в духовку для мяса. — Слушай, я ведь не для этого сюда приперся, — проворчал Бонзо, отпивая живительный напиток, — я хотел немного разобраться, какого черта с тобой происходило. — Знаешь, Джон, я тебя столько из дерьма вытаскивал, а ты задаёшь мне такие вопросы, — с горечью ответил Роберт, также отхлебывая из банки, — я впервые так сильно влюблен, и ты не смог мне этого простить. Я знаю, ты думал о наших планах и остальном, но черт, ты не помнишь, как ты чуть ли кипятком мне ссал про Джонси и заливал мне пивом всю кухню? За что ты так со мной? — Роберт вздохнул, опуская лоб на руки, стоящие на столе. Бонзо опустил глаза — в этом была своя доля правды. — Я просто хочу понять, сможешь ли ты выполнять снова свои чертовы обязанности в группе, Роб, вот и все! — с отчаянием заговорил снова Бонзо, приканчивая пиво парой глотков. Хотелось ещё. Без лишних слов Роберт полез в холодильник, извлекая ещё несколько охлажденных банок. — Знаю, что последняя ситуация меня совсем не красит, но Джон, пойми — я не могу не пойти с Джимми под руку на этом пути. Он предложил мне свое место вокалиста задолго до всех наших разборок, но я отказался, я был не готов, — Роберт снова вздохнул, — и к нашему небольшому успеху был не готов. Я вообще в жизни ни к чему не был готов, и только отчисление заставило меня задуматься о жизни, о том, какой я чертов инфантильный засранец, — Роберт горько рассмеялся, — да ты все знаешь, Джон. Я не хочу терять контакт из-за этого, ты это тоже знаешь. Но вопрос — что хочешь ты? Бонзо молчал, и все картинки прошлого возникали перед ним. Им по 7 лет, и Роберт делится с ним обедом в школе, потому что остальные дети смотрят на новенького с опаской из-за его большого роста и крепкого телосложения. А вот они вместе прогуливают сначала уроки, чтобы слушать больше Бадди Холли и Элвиса, Роберт делает свои дурацкие причёски, а Бонзо всегда делает вид, что подавился, когда тот спрашивает, идут ли ему такие начесы. Вот Джон помогает стащить Роберту губную гармошку Сонни Боя, и этот засранец так счастлив, что даже не думает о том, что он украл чертову гармошку у одного из богов рок-н-ролла. Вот они едят Бабушкин пудинг дома у Бонзо, и бабушка озорно подмигивает им, словно готова сама убежать с ними в поле далеко-далеко. И однажды они убегают, чтобы начать все заново и быть дальше от родителей. Они едва сводят концы с концами, но они буквально переполнены идеями, и собирают самую первую группу. А после смерти бабушки и поступления в Оксфорд Бонзо жил только их беспробудными гулянками в своем новом пустом и таком ненавистно шикарном доме. Его дом был действительно там, где был Роберт. — Черт, когда все стало так сложно, — пробормотал Бонзо. — Джон, не отказывайся от мечты, — мягко заговорил Роберт, — если я облажаюсь, клянусь тебе, я уйду из группы сам, и вы больше никогда меня не увидите. Но, пожалуйста, не будь так жесток к нашей дружбе… — Роберт снова уронил голову на руки. Они сидели неподвижно несколько минут, каждый в своих мыслях, и Бонзо видел в Роберте себя семилетнего — такого же потерянного и не нужного собственным родителям. Он увидел себя полгода назад, когда злился на весь мир вместо того, чтобы быть чуть внимательнее к окружающим, и Роберту в том числе. И он был чертовски прав — Плант вытаскивал его из дерьма бесчисленное количество раз. Если бы не он, Джонси никогда бы снова не посмотрел в сторону Бонзо. У них было столько всего за плечами. И кажется, только сейчас Джон по-настоящему осознал, увидев почти равнодушный взгляд с толикой боли и надежды. Он давным-давно уже простил этого чертового хиппи, самого дорого ему во всей вселенной — Моя бабушка говорила — пока есть надежда, никакой страх тебя не схватит, — он протянул руку с оттопыренным мизинцем к Планту, тихо спрашивая: — Мир? Роберт улыбнулся так тепло, что Бонзо едва не заплакал, и твердо ответил: — Мир.***
Чайнатаун встретил Джона и Джонси 32-градусным пеклом и раскаленным асфальтом. Тихо выругавшись на идею Джимми впервые прорепетировать здесь, Бонзо первым вышел из спасительной тени машины, и за ним последовал необычно возбужденный Джонси. Сегодня была первая репетиция, когда они будут играть все вчетвером — Джимми, Роберт, Джонси и Бонзо. Сейчас это звучало как бредовый сон, но Джону передавалось возбуждение Джона Пола. Они оба чувствовали, что их жизни совсем скоро могут измениться. Джонси тихо начал ненавидеть музыку из-за постоянных сессий звукозаписи самой различной музыки, от которой у него начинала болеть голова уже у середине, Бонзо — ужасно скучать на концертах, что после приводило к пьянкам до утра, которые нервировали Джона Пола, причем последний прошел буквально позавчера при участии Роберта, с которым Джон наверстывал упущенные пьянки за последние месяцы. Иногда Джонси думал, что зря втянул Бонзо в авантюру примирения с ним, но видя, как Джон улыбался во весь рот, рассказывая очередную невероятную историю с Робертом где-то на окраинах Лондона, Джон Пол отбрасывал эту мысль. Джимми был все ещё занят улаживанием юридических вопросов с Питером, и потому увидеться с ним не получалось. Но сегодня они наконец встретятся вместе, чтобы начать творить историю, либо чтобы больше никогда не встретиться как музыканты. Они нашли нужную дверь не без труда — это оказалось маленькое полуподвальное помещение, куда едва влезали все необходимые усилители и сама группа. Джимми уже ждал их, сидя на маленькой табуретке в углу и настраивая гитару с помощью губной гармошки. Роберт стоял в углу, немного нервно поправляя волосы, и встрепенулся и с улыбкой поздоровался с ними при виде ругающегося на маленькие габариты комнатки и «чертово солнце, которого сто лет тут не видели и не видели бы ещё столько» Бонзо. Джимми поднял глаза, улыбаясь, и вернулся к настройке, словно к нему подошел официант с его едой. Он был очень сосредоточен и потому отстранён. Бонзо принялся собирать установку, Джонси — настраивать бас, Роберт — продолжать выдергивать себе волосы, а Джимми — завершать настройку. Когда все необходимые приготовления были сделаны, Пейдж поднялся с излюбленным Фендером в руках и проговорил: — Ну что, сыграем? Сделаем эту комнату ещё жарче? — Да куда уж больше, — проворчал Бонзо, усиленно пытаясь закрутить тарелку и матерясь про себя. Джонси чувствовал его волнение и едва подавлял улыбку — сколько бы Бонзо его не убеждал в том, что ему было все равно, выгорит идея с Пейджем или нет, Джона Пола было не провести, потому что не он один, но все в этой маленькой комнатке чувствовали невероятное напряжение и в то же время то самое ощущение, когда испытываешь что-то вроде удовлетворения, когда знаешь, что самое приятное из всего, что может быть, наконец случится. Словно ожидаешь, когда наконец приготовится вкусный мамин пирог, который просто не может быть другим… — В таком случае предлагаю сыграть что-то несложное для начала, — все так же невозмутимо продолжал Джимми, — например, Train Kept a Rolling? — Джон посмотрел на него несколько недоверчиво, а Джонси лишь согласно кивнул. Роберт молчал. Наконец Бонзо пробормотал что-то про «ну это совсем для детей песня», и Джимми улыбнулся, продолжая: — Для первой репетиции такое в самый раз. Ну что ж, пробуем? — он тронул струны и дал счет: — Раз, два, три, четыре… Бонзо ворвался с барабанами так стремительно и разрушительно, что все рефлекторно вздрогнули, но совсем не от страха. По их телам как будто прошел огромный разряд тока, и их подключили к нему на провод. Все начали невольно качать головами в такт, а Роберт даже немного подергиваться, и вступил Джимми. В какой-то момент Джонси показалось, что стены этого хлипкого строения вполне могут обрушиться на них к чертям, но тут же забыл об этом, как только увидел легкий кивок Бонзо — его очередь вступить. И Джонси сделал это так легко и естественно, словно всегда играл только с Джимми и Бонзо. Все предыдущие душные и прокуренные насквозь комнатки для записи ушли в прошлое, изгоняемые мощными ударами Бонзо, университет и его дни там покрылись темной дымкой, словно все это было ночным кошмаром, от которого Джонси наконец очнулся. Он был на своем месте. Как и тогда на кухне в мае, Джонси улыбался, и чувство правильности захватило его без остатка. Все было так, как должно. Бонзо все разгонял и разгонял ритм, Джимми вплел несколько своих излюбленных соло, и настал черед Роберта вступить. И он сделал это так, как никто не смог бы и никогда. Нет, эти стены определенно рухнут! Если до этого они просто сотрясали душную атмосферу полуденного Лондона, то вокал Роберта просто рвал его на куски. Бонзо успел ухмыльнутся Роберту, который сиял как новенький пенни — неужели у них и правда что-то выйдет? Те мальчики, сидящие в поле и орущие Элвиса до поздней ночи, ни за что и никогда не поверили в происходящее прямо сейчас. Бонзо переглянулся с Джонси — они были в как никогда идеальной синхронизации, завывания гитары Пейджа словно подстегивали их идти дальше и дальше, гораздо дальше, чем они это делали вдвоем, у их ног лежал целый мир. Роберт отвечал гитаре Пейджа — их любимейшее упражнение, которое Джимми превратил в выгодную фишку. Они долго это репетировали в последний месяц, и вместе с ритм-секцией это звучало в разы лучше. Джимми был полностью отстранен, во власти своих импровизаций, и Роберт просто улыбался, тихо восхищаясь возлюбленным. Они это заслужили. Он это заслужил. Все это было так правильно, так долгожданно и так естественно, что все, что смог сказать Джимми, завершив песню вместе с барабанами Бонзо так четко и в ритм, словно они делали это уже 10 лет вместе без всякого счета, было: — Вот это да, из этого что-нибудь да выйдет! Один из усилителей, не выдержав напряжения, с громким писком затих навсегда. Это был усилитель Джона Пола Джонса.