У каждого из нас есть своё "всегда"

Ноябрь 2016 года Он был также прекрасен, как и в годы своей юности. Хотя для юности был уже староват. Тёмные локоны обрамляли бледное аристократическое лицо, ставшее причиной множества разбитых сердец. Но было в нём кое-что от его приёмной семьи - счастливая ухмылка и горящие жизнью серые глаза. Нарцисса нежно касалась пальцами прикрытых век. Нет, она не хотела его будить. Но, как и в детстве, очарованная красотой своего брата, она была не в силах удержаться. Ресницы дрогнули и эта любимая ухмылка Цисси, с которой он вытворял все свои шалости в их поместье, уверенный, что она смотрит, что её смех, так нужный его сердцу, будет громче, чем крики матери, стёрлась с его лица, оставляя ей голую правду - они уже давно не дети. И под её пальцами не его мягкая румяная после крепкого сна кожа со следами подушки на щеке. Под её загрубевшими от времени пальцами - мазки краски. Никто, кроме Сириуса Блэка не знал, как прекрасно Цисси рисует. Никто, кроме Нарциссы Малфой не знал, что у Сириуса есть свой портрет. По крайней мере, так они оба считали. -Соскучилась, сестрёнка? -Прости, я... -Эй, госпоже Малфой не пристало извиняться. Кто мы такие, жалкие предатели рода... всё-всё, прости, Цис! Нарцисса остановилась у самой двери. С ним редко можно было поговорить просто. С Сириусом Блэком вообще редко было просто. -Чайку?- он примирительно поднял ладони. Нарцисса сдалась - она обожала его руки. Нечеловечески горячие, сильные, не раз подбрасывавшие её в воздух. Как ей хотелось вернуться в то время, когда все проблемы решались тем, что она оказывалась за его спиной. И пусть это были самые страшные времена для них-детей. Для них-взрослых самые страшные времена выглядели иначе. И ничего от них не оставили. Она присела рядом с его портретом, налила себе чашку крепкого чая. -Не бережёшь себя, сестрица. Такой крепкий чай в твоём возрасте,- добродушно поддел он. -Хочешь сказать, огневиски полезнее? -Ох,- он мечтательно прикрыл глаза.- В сочетании с чьей-нибудь грудью это самый нежный напиток в моей жизни. -Не припомню у Римуса большой груди,- поддела она, не смея поднять на него глаза.- Но не зря собаки любят кости.- Она всеми силами старалась спрятаться за чашкой, прекрасно понимая, что от Сириуса Блэка спрятаться невозможно. Впрочем, он не винил её за эти уколы, ибо сам был тем, кто всё это ей рассказал. -У него были шрамы. И ямочки от зубов Сивого на ребрах. Иногда мне казалось, что следы остались на его костях. Временами складывалось ощущение, что любое прикосновение к этим вмятинам на его теле причиняло дикую боль. Иногда мне казалось, что он меня любит. Правда оказалась в том, что я очень часто ошибаюсь. -Сириус, ты... ты вновь ошибаешься,- слова застревали в горле. -Это то, в чем я хочу быть прав. Иначе... иначе хочется стереть зубы в порошок от того, насколько черт подери это несправедливо. Цис не удержалась. Это было сильнее её - не иметь возможности утешить. И пусть всё это был самообман, пусть она утешала картинную раму, она мягко касалась тех мазков, что передавали его прекрасную шевелюру - пальцы саднила невозможность вновь ощутить их мягкость. Однажды... однажды она отдаст брата тому, кто этого заслужил куда больше, чем она - по крайней мере Нарцисса обманывала себя так уже четыре года. И пока ещё вина не накрывала её с головой, но она чувствовала, скоро она в ней утонет. Что ещё немного - и она отдаст его тому, с кем бы хотел разговаривать сам Сириус - Меде. Меде, которая по праву была лучшей из них. -Я знаю, о чем ты думаешь,- вдруг сказал Сириус, когда её рука задрожала у тонкого полотна.- Но ты тоже моя сестра. -Да. Старшая. Которая пряталась за твоей спиной. Пока она выходила вперёд. -Кто-то должен стоять позади, чтобы ты не сдавался. Я бы не был собой, Цисси, если бы мне некого было защищать. -Тогда почему... почему ты отказался защищать нас? -Малышка Цисси...- если бы мог, портрет бы тяжело вздохнул и обдал её своим тёплым дыханием.- Я не настолько сильный, насколько ты думаешь. Наступил момент, когда я стал единственным в том доме, кому требовалась защита. Она кивнула, не пряча слёз. И в порыве прислонилась губами к его лбу. Боль прожгла осознанием - сколько бы он не выглядел как Сириус Блэк, сколько бы не говорил столь интригующе-значительным голосом, это были жалкие остатки его величия. И пусть её тогда ещё не дрожащие руки сделали совершенство - её сестра, когда-то заплетавшая им обоим косы, уже оборвала и без того тонкий и дрожащий волос его жизни. Отняла у них самое главное произведение искусства семьи Блэк. Что ж, даже матери было безумно больно смотреть на его лицо и знать, что в её власти остался лишь его портрет на семейном древе. Когда не можешь вырвать из сердца - выжигаешь с полотен. У Цисси больше не было времени. Она знала, что это давно пора сделать. Портрет молчал. Он знал, что не сможет остановить её, а потому лишь готовился к дальнейшему развитию событий. Иногда они оба слишком много знали. И чересчур хорошо - друг друга. Прижимая раму, бережно обернутую тканью, она замерла в коридоре. -Уже?- Драко знал, что его вопрос эгоэстичен. Он должен был улыбнуться ей и поддержать. "Давно пора, мам". Да, может и давно, но необходимость его присутствия в их жизни, хотя бы столь метафорического, это не отменяло. -Мы с ним не прощаемся.- она сама в это не верила, но больше ничего из себя выдавить так и не смогла.- Как давно ты знаешь? Как бы они оба не считали, всё переставало идти по плану, когда об этом знал Драко Малфой. Он смотрел на неё пронзительно, пока она цеплялась за жизнь в его глазах. Не зря они были родственниками. Жаль только, что в её генах была холодная ртуть, а не его горящая сталь. А, может, горящая сталь существовала лишь там, где был хотя бы один человек по фамилии Поттер? -Я пойду с тобой. Они долго оттягивали момент, обнимая друг друга и зажимая между дрожащими телами человека, которого были уже не в силах обнять. Если они вообще когда-то были в силах это сделать. -Драко,- его терпкий голос проникал в самые тайные двери сердца Малфоя.- Только посмей подумать, что это наша последняя встреча. Малфой захлебнулся в слезах. Как и прежде, Нарцисса позволила ему спрятать это в своих волосах. Меда не была готова к стуку в дверь. Её мальчики крепко спали в объятиях друг друга и она хотела полюбоваться этим ещё хотя бы пару секунд. После тяжёлого разговора с Гарри она хотела ещё немного насладиться этой гармонией. У неё не было возможности жить этим вечно, и понимание этого разрывало ей сердце. Но и не было выбора: она с широкой улыбкой поспешила к дверям. И лишь приложила палец к губам, пропуская Малфоев из промозглого осеннего города в уют дома. Давно пора согласиться с предложением Гарри поставить в доме камин. Она не сразу обратила внимание на полотно в руках сестры. Гораздо сильнее, в приливе бесконечной нежности, ей хотелось коснуться её плеч и лица её сына, сохранившего на себе уличную прохладу. Она нахмурилась, стирая с его щек слёзы, и за руку провела на кресла в гостиную, не готовая мириться с его тихой печалью. Боль, по её мнению, должна быть услышанной. Иначе болеть не перестанет. Но даже Меде было невдомек, почему так прояснилось его лицо при виде Тонксов (в этом доме не было других фамилий) - старшего и младшего. Возможно, это было неправильно, что столь взрослый мальчишка спал в объятиях Гарри. Возможно, он ревновал. К сожалению, с каждым приближением Гарри к его персоне, в том злополучном зеркале желаний Поттер оказывался ещё ближе. И Драко боялся, когда зеркало перейдёт черту. Они уместились на этом островке того, что люди называют семьёй - такие разные и изуродованные войной. Такие честные и любящие. Избегая всяких слов, Нарцисса сняла с рамы полотно. Даже морщился от яркого света Сириус необыкновенно красиво. Но красивее было его удивление, его взгляд на диван, где точная копия его первой любви спала в объятиях точной копии его лучшего друга с глазами самой лучшей девушки в его жизни. Плакали в этой комнате четверо - две взрослые женщины, молодой мужчина и невероятной красоты портрет. У картины невозможно стереть слезы. Но Меда была бы кем угодно, но не его старшей сестрой, если бы не попыталась. -Мой маленький братик. Самая яркая звездочка. Даже так ты прекраснее всех, кого я встречала,- рыдала женщина, прижимаясь лбом к неровной из-за мазков краски картине.- Мой драгоценный лучик,- ей становилось всё тяжелее говорить, но её шёпот это не останавливало. -Меда, - его бархатный голос успокаивал и убаюкивал, всё прощал и обещал новую встречу.- Моя фея-крёстная с бесконечным сердцем. -Я обещала тебе,- ей хотелось прижаться к нему, почувствовать вечно исходящий от него жар, почувствовать текущие в нём силу и твёрдость. Но ничего из этого у них не осталось.- Я обещала тебя защитить. -Меда, каждый прожитый мной день - твоя заслуга. Некоторым из нас суждено меньше. Ты дала мне максимум. Теперь ты должна дать максимум мальчишкам, что сейчас в этой комнате. Даже если они перестали давать себе шансы. Гарри словно почувствовав этот голос, словно он говорил не в его снах, не в его голове, не в его сердце всё это время - распахнул глаза. -Сириус,- в этом имени, когда его произносил Гарри, плескались океаны боли. Сонные глаза мгновенно заполонили слёзы. -Гарри... я не это имел ввиду*,- расхорохорился вдруг портрет. -Но всё закончилось. И ты здесь. Все остальные замерли. -Ты сдержал обещание, дядя. Магия всегда разбивает сердце. Даже такая прекрасная, как портрет с частичкой души того, кого уже нет в этом мире. Тедди крепко спал, примостив голову на колени Гарри. В бокалах плескался огневиски и в глазах Сириуса отпечаталась готовность отдать всё что угодно за то чтобы почувствовать его вкус на языке. И следом, желательно, вкус губ. Искусанных донельзя, неловких, но таких желанных. Чтобы после прятать глаза от Лили, вечно внимательной Лили, которая видела пожар, в котором они с Лунатиком горели. Чтобы почувствовать привкус шоколада. Сириус ненавидел сладости. Но любил огневиски, когда тот отдавал шоколадом из "Сладкого королевства", оттягивающим карманы чужого кардигана. -Меда,- Тонкс, залпом допившая до этого бокал, тут же взглянула на брата.- Спасибо. -Сириус... за что? -За то, что его маленькая копия сейчас мирно спит на этом диване. Цисси вновь прятала всхлипы за быстрыми глотками. Гарри было нечем дышать - воздух давил на него со всех сторон. -Все, что угодно для нашего Бродяги,- выбивая последний воздух из лёгких, протянул он. Сириус смотрел на него с тоской. -Прости, малыш. Теперь он только твой. -Что? -Когда началась война, каждый из нас ходил на собрания по очереди. Передавая тебя друг другу, мы всегда повторяли: "теперь он твой". Это значило, что если бы... если бы с кем то из нас случилось что-то, из-за чего мы бы не смогли вернуться, ты... ты бы стал ребёнком того, кто оставался с тобой последним. У тебя было пятеро родителей, когда тебе был год. В твои два не осталось ни одного. Мальчик, на твоих коленях... Скажи ему, Меда. Сириус больше не был ребёнком. Но сейчас больше всего нуждался в старшей сестре. -Мне скоро перевалит седьмой десяток, Гарри... -Мама,- сказал Гарри жёстко, понимая, что задыхается.- Тогда чьим стану я в этот раз? Тишина была оглушительной. -Прости, Меда,- и снова Нарцисса вдыхает это мама-Меда, не понимая, как Гарри это удаётся.- Мне стоит выйти. Гарри мягко приподнял голову Тедди, чтобы переложить его на подушки, прежде чем покинуть гостиную, когда услышал тихий пронзительный шёпот, переходящий в недовольный, чересчур громкий возглас: "Меда.., спасибо... Он что, начал курить?" Холод позволял прийти в себя. Горячее тело за его спиной - не упасть. На дружбу их отношения с Драко за эти четыре года после его выходки походили всё меньше и меньше. Друзья не танцуют на столе в маггловском пабе, ужравшись вусмерть, чтобы не думать о семейных проблемах хотя бы пару часов. Друзья не становятся друг для друга утешением, когда вновь надламывает правда. Друзья не вытаскивают тебя с того света, дрожа всем телом и аккуратно прижимая к груди. Не ходят с твоим крестным сыном в маггловский парк аттракционов. Не становятся феей-крёстной на все праздники для твоих неугомонных детей. Нет, становятся. Но не так, как они. От жара друзей не должно бросать в дрожь. Когда их глаза начинают пылать жизнью, не хочется прижаться к их губам. Всё для нашего Лунатика. Что ж, если больше всего его родителем был именно Римус, может не так плохо, что в какой-то момент он любил другого мужчину? Может, это даёт Гарри возможность надеяться, что он имеет на это право? Но он не имел права. Да, дома была Джинни, готовая удавить его за каждую копейку. Джинни, которой вечно не хватало всего, что он мог дать; страх которой снова вернуться к бедности выворачивал её нутро. Но это был и страх того, что её детям придётся терпеть все те насмешки, через которые прошла она сама. Её можно понять. Дома была Джинни, которая кидалась палочкой, стоило попросить её залечить пробитое заклинанием плечо. Он понимал, что это всего лишь страх, что однажды она будет обнимать его также, как и Фреда - с надрывными слезами, понимая, что не готова к тому, что это их последние объятия. Дома был вечно недовольный Рон, не знающий, куда себя деть и пилящий Гермиону даже в отпуске. Дома была уставшая от жизни Молли, оживавшая лишь с приездом внуков и когда стоило задать хорошую трёпку Артуру. Дома была Гермиона, всё чаще получавшая сов от Паркинсон. Гермиона, все чаще высматривающая их в окно и пропадающая с их появлением. Гарри не знал, в какой момент всё пошло не так. В какой момент общим в их доме, приводящим всё в порядок, стали дети. Он не знал, в какой момент начал телепортироваться после миссий в Мэнор. В какой момент привык, что Малфой дрожащими губами чётко произносит заклинания, не давая руке дрогнуть. В какой момент Нарцисса начала отпаивать его чаем и укутывать в мягчайшие одеяла (он никогда не держал в руках ничего мягче), а потом часами разглаживать воронье гнездо на его голове, уложив её к себе на колени. Почему все семейные праздники он проводил с Тедди, мечтательно рассказывающем об уходе за магическими существами, как когда-то о тёмных существах рассказывал его (их) отец. В какой момент, говоря о Гринграсс, Драко начал говорить в прошедшем времени. Но сейчас он не давал ему упасть и обжечься. Сейчас, когда он узнал правду о своих отцах, такую садняще-ранящую в свете случившейся с ними несправедливости, он мечтал, что подобное не повторится с ним. Ибо отойди Драко хоть на шаг - и он упадёт. Горячие руки опустились на его талию. Что ж, у Гарри никогда не было прав. Ему всегда доставались выборы.