Близкие люди

Без Аято в доме было... пусто, хотя Тома не сказал бы о себе, что отличается особой сентиментальностью. Просто с тех пор, как Аято уехал, все вокруг будто бы казалось немного другим. Непривычным, неожиданно незнакомым. Пустым. Аято уехал в другой город, сказал, что с чисто ознакомительным визитом, чтобы прощупать почву и оценить, стоит ли развивать бизнес там и вообще предпринимать какие-то шаги по расширению влияния. А Тома... Тома смущенно скучал по нему, хоть это и было глупо — Аято обещал вернуться уже через неделю, а бывали случаи, когда они не виделись гораздо дольше. Тома и сам не понимал, почему сейчас все воспринималось именно так. Может быть, была какая-то причина, а может, ее и не существовало вовсе. Он не хотел об этом думать, да и у него остались задания, которые требовали его внимания. Аято уехал с парой телохранителей, оставив Тому здесь, и Тома не решался спросить, почему он так решил: если бы Аято захотел, он бы сказал и без вопросов. Но даже так, находясь за сотню километров, Аято писал ему — просил позвонить и отчитаться в устной форме, но сам ничего особо не рассказывал. Томе этого хватало — слушать его голос вот так, будто бы совсем рядом, наслаждаться тем, как динамик телефона искажал его приятный тембр, представлять, что он сидит здесь, руку протяни — и дотронешься. В такие вечера Тома засыпал довольный — и проделанной работой, и своей жизнью в целом. Вчера Аято попросил его позвонить сегодня пораньше и подготовиться к звонку так, Тома обычно готовился к встречам с ним. Щеки от этого приказа обожгло жаром. Зачем это было нужно? Тома догадывался, но старался никаких ожиданий не строить. Он вышел из душа, все еще немного влажный и уже растянутый, готовый ко всему, что бы Аято ни решил сейчас сделать. Приглушил свет, лег в кровать и, так и не найдя удобную позу, набрал его. Аято ответил сразу же, словно только и ждал звонка. — Здравствуй, Тома, — и от его слов Тома тут же почувствовал, как по телу разливается тоска — он так сильно по нему скучал, просто невероятно. — Здравствуйте, — произнес он, едва сдерживая глупую улыбку. — Сегодня можешь не отчитываться, просто расскажи мне, как прошел твой день. Не так формально, как обычно. Тома задумался. — Ну, я выполнял ваши поручения, — начал перечислять он, — съездил в пару мест, принял доставку в порту, пообедал с госпожой Аякой... Аято его перебил: — Только пообедал? — усмехнулся он. Тома почувствовал, что краснеет. — Да. А потом поехал домой, и... вот. — А чем ты планировал заняться вечером? — Позвонить вам, — с готовностью отозвался Тома и осмелился добавить: — Очень хотел услышать ваш голос. Аято на том конце звонка тихо рассмеялся. — Мне нравится твоя честность, — похвалил он. — И я тоже хотел услышать твой голос. Тома довольно зажмурился, устраиваясь на кровати удобнее. — Когда вы возвращаетесь? — Через четыре дня. А что такое? Ты вроде говорил, что все в порядке и ничего не случилось. — Все действительно в порядке, — поспешил заверить его Тома. — Просто... разрешите сказать откровенно? — Говори. Тома представил, как Аято кивает, смотря заинтересованным взглядом, и низ живота обожгло желанием. Он вдохнул поглубже, а потом на выдохе произнес: — Я... соскучился по вам. — И добавил, пока не передумал, шалея от собственной смелости: — И хотел бы вам отсосать. Он сам не понимал, откуда вдруг взялась такая решимость. И за собственную сентиментальность он почти ненавидел себя сейчас — нельзя было проявлять свою любовь так откровенно, нельзя было выдавать с головой то, что он предавался таким глупым мыслям. Но сказанного не воротишь. и он замер, ожидая ответа Аято. Тот вздохнул — Тома не понял через динамик, с каким именно настроением. — Я бы тебе с удовольствием позволил, — произнес он. — Что бы еще ты хотел сделать? Расскажи мне. Тома зажмурился снова. Перед глазами тут же мелькнули все фантазии, что у него были, и выбрать одну оказалось очень сложно, потому что он хотел Аято всегда, в любом виде — он хотел все, что Аято мог ему предложить. Поэтому он сказал первое, что смог выцепить из закрутившейся воронки мыслей: — Я бы опустился перед вами на колени, потерся бы щекой о бедро, провел бы носом по ширинке, чувствуя, как под ней уже напрягается ваш член. Голос дрожал, но Тома изо всех сил старался говорить без запинок. Произносить все это вслух было жутко неловко, но с каждым словом желание захлестывало все сильнее, накрывало с головой, и дышать становилось трудно. В штанах уже было тесно, но Тома не спешил опускать руку вниз — он хотел насладиться этим моментом странной вседозволенности. — Продолжай. Томе так хотелось увидеть его лицо сейчас! Но он не смел попросить о видеозвонке — Аято и так в этот вечер разрешал ему слишком много, больше, чем Тома вообще просил, — и он хорошо знал свои границы. — Потом я бы повторил все то же самое руками, огладил бы ваши бедра и потянулся к ширинке. — Уже? — усмехнулся Аято. — Так не терпится отсосать мне? Тома кивнул, закусывая губу, чтобы сдержать стон — он по-прежнему не трогал себя, но удовольствие закручивалось внутри так ощутимо, что ему было хорошо лишь от мысли о том, чем они занимались. — Очень, — выдохнул он. — Я бы расстегнул ширинку и вытащил член наружу, он бы уткнулся мне в губы, а я провел бы по нему пару раз рукой. А потом бы лизнул его от основания до головки, прижался бы языком к уздечке и взял бы в рот только головку, чтобы... Аято перебил его: — Чтобы я схватил тебя за волосы и заставил взять глубже? Тома все-таки застонал. Ощущения были такими яркими, словно он действительно прямо сейчас стоял перед Аято на коленях и чувствовал его руку в своих волосах. — И что бы ты сделал дальше? — Я бы замер и принял так глубоко, как только могу. Позволил бы вам толкнуться сильнее, пока не принял бы по самое основание, и двигал бы языком, насколько возможно. В динамике телефона послышался не то стон, не то скрип — Тома толком не разобрал за шумом стучащего где-то в горле сердца. Но ему приятно было думать, что Аято нравится его фантазия. Иначе бы он не согласился, правда? Иначе бы он не позволил Томе говорить все, что он говорил сейчас. — У тебя замечательный рот. Мне очень нравится, когда ты так послушно стоишь передо мной на коленях и принимаешь его полностью. Тебе ведь тоже это нравится, да? Когда я сам насаживаю тебя на член. Тома согласно застонал. — Да. Когда вы сжимаете руку в волосах, когда гладите меня по щеке, когда обводите губы, растянутые вокруг члена, большим пальцем. Мне кажется, я могу кончить только от этого. — Когда вернусь — обязательно попробуем. Тома смущенно улыбнулся. — Что еще? — спросил Аято. — Рассказывай дальше. — Я бы сосал вам долго... — Тома задумался, что ему делать теперь. Член в штанах пульсировал, отзываясь на каждое слово. Невыносимо сильно хотелось обхватить его ладонью, сжать, хоть немного облегчив растущее напряжение, но Тома не двигался, только сжимал бедра, отчаянно жалея, что Аято сейчас не здесь. Как бы он хотел, чтобы тот оказался рядом, в его постели, прижался бы сзади, потерся бы членом о ягодицы — Тома бы раздвинул ноги сразу же, без лишних слов и прелюдий. — О чем ты там задумался? — в голосе Аято слышалась улыбка. — О том, как бы хотел, чтобы вы были здесь, — признался Тома, еще сильнее краснея. Он сам затеял эту игру и сам же выпал из нее, поддавшись своему желанию. — Что, минетом бы не ограничился? — усмехнулся Аято. — Нет, — Тома покачал головой. — Я бы хотел, чтобы потом вы взяли меня прямо там — где бы мы ни находились. — Давай представим, что мы в моем кабинете. И ты все еще стоишь передо мной на коленях с моим членом во рту. — Тома застонал, снова представив все это. — Говори, что бы ты делал потом. — Я бы начал двигаться, насаживался бы полностью, а потом почти полностью выпускал бы член изо рта. Обводил бы языком головку и скользил к яичкам. Втянул бы в рот сначала одно, потом второе, не забывая двигать рукой. Вам бы понравилось так? — Конечно, — чуть хрипло сказал Аято, и Тому пробрало дрожью от мысли, что у него, возможно, тоже уже стоит. — Обожаю твой рот. И твой язык на своем члене, и твои руки на нем. Хочешь продолжить сосать или двинемся дальше? Тома хотел — всего и сразу. — Я хотел бы довести вас вот так, чтобы вы кончили мне в рот, прижав к себе за волосы. Я бы принял все до последней капли, а потом бы дочиста вылизал член, не оставив и следа спермы. Тому несло. Он уже не понимал, откуда у него берутся силы, чтобы произносить такие слова. Возбуждение брало над ним верх, и он переставал мыслить здраво. Все желания крутились лишь вокруг того, как сильно сейчас он хотел оказаться в руках Аято и по-настоящему почувствовать его член во рту. Ощутить тяжесть на языке, солоноватый привкус головки, ее бархатистое тепло. То, как растянутся вокруг ствола губы, как член толкнется в горло, и Тома не отстранится, примет до конца, расслабится, чтобы почувствовать его так глубоко, как только возможно. — И ты не хочешь мой член еще где-нибудь? — издевательски уточнил Аято. — Хочу, — простонал Тома. — Я хочу... Аято снова его перебил: — Ты трогаешь себя сейчас? — Нет. — Почему? — усмехнулся Аято. — Я думал, в этом и смысл. Ты так стонешь, будто тебе очень-очень хорошо. Притворяешься? — Нет! — воскликнул Тома, вздрагивая на кровати. — Просто я... не знаю, можно ли. — То есть говорить такие вещи вслух можно, а подрочить себе ты стесняешься? — Аято рассмеялся, но от этого не было обидно — он по-доброму дразнил Тому, играясь с ним. — Не бойся. Мне будет приятно, если ты кончишь от моего голоса. Тома, словно только и ждал разрешения, потянулся к поясу штанов, неловко сдвинул их одной рукой, не выпуская телефон. Легче было бы поставить на громкую связь, но он хотел слышать все оттенки голоса Аято, не упуская ни единого слова. — Тогда вам тоже нужно что-то говорить, — выдохнул Тома, наконец обхватывая член ладонью. Тело отозвалось на прикосновение крупной дрожью, и он застонал, не сдерживаясь, едва не толкаясь в руку. — Рассказать, что я хочу с тобой сделать прямо сейчас, пока ты лежишь там, такой открытый и возбужденный? — Аято тихо, низко рыкнул, и Тома вздрогнул снова. — Или продолжить ту твою фантазию о том, как ты отсасываешь мне в кабинете? Томе было откровенно плевать на то, что Аято выберет. Он просто хотел слушать его и представлять, что все происходит по-настоящему. Что он здесь, рядом, что это его рука движется на члене и его тяжелое дыхание наполняет комнату. — Что угодно. — Тома не смог сдержать стон. — Что угодно, пожалуйста. — Как же ты завелся, — в голосе Аято послышалось странное восхищение — а может, это просто были помехи на линии. — Поставь телефон на громкую связь и положи рядом с собой. Тома послушно отложил телефон и прикоснулся к экрану. — Теперь разденься до конца и ляг набок. — Тома подчинился, откинув штаны в сторону. Больше на нем и так ничего не было. — У тебя есть смазка? — Под рукой нет, — ответил Тома. — Но вы же просили подготовиться перед звонком, и я... — Умница. Тогда оближи пальцы, но так, чтобы я слышал. Тома придвинулся ближе к телефону и со стоном запустил два пальца в рот, старательно вылизывая их языком. Вряд ли Аято услышал хоть что-то отчетливое, но Тома правда старался. — Заведи руку за спину и погладь себя между ягодиц, — приказал Аято следом. Тома с влажным чпоком вынул пальцы изо рта и покорно огладил растянутый вход. Обвел колечко мышц, не проникая глубже, и замер в ожидании следующего приказа. — Вставь пальцы в себя и медленно двигай ими. Тома толкнулся влажными пальцами внутрь и застонал уже громче, хоть этого и было мало. — Хороший мальчик, — похвалил Аято. — А теперь представляй. Тома закрыл глаза, готовый слушать его голос и растворяться в нем до последней капли. — Ты бы сосал долго, — начал Аято, — так, что у тебя бы затекли колени, а потом я бы дернул тебя за волосы, заставляя оторваться от члена. Ты бы посмотрел недоуменно, как всегда смотришь, когда я отрываю тебя от этого занятия. Но я бы не позволил тебе задуматься слишком сильно — потянул бы к себе, усадил бы на колени и поцеловал. Глубоко, влажно, толкаясь языком в твой потрясающий рот. Как ты любишь. Тома стонал чуть ли не на каждое слово. Он неспешно двигал пальцами внутри и в том же темпе водил рукой по члену. Прикосновения получались дразняще медленными, хотелось быстрее, сильнее, жарче, но он ждал, что Аято сделает дальше. — Потом я бы прижался губами к твоей шее. Она у тебя такая чувствительная. Одно удовольствие целовать ее, видя, как тебе становится хорошо только от этого, как ты ерзаешь у меня на коленях и пытаешься потереться членом, все еще скрытым брюками. Хочешь, чтобы я расстегнул твою ширинку и коснулся тебя пальцами? О господи. — Да-а, — простонал Тома. — Пожалуйста. — Мне так нравится, когда ты просишь меня, — выдохнул Аято, но динамики телефона все равно не передали всю глубину его голоса. — Я бы вытащил твой член и обхватил бы его ладонью, подвигал бы — небыстро, так, чтобы только сильнее раздразнить тебя, и поцеловал бы снова, заглушая твои стоны. Ты уже хочешь, чтобы я вошел в тебя? Или мне еще немного тебя помучить рукой? Тома толкнулся пальцами глубже, задевая простату, и застонал громче. Он так сильно хотел кончить, что уже было совершенно неважно, что именно Аято говорит — лишь бы говорил хоть что-нибудь, чтобы Тома мог слушать его, впитывать его голос всем своим телом и дрочить себе, пытаясь добиться разрядки. — Тома, не молчи, — позвал его Аято. — Я-ах, да, — Тома постарался, чтобы фраза прозвучала связно, — пожалуйста. Хочу вас внутри. Очень хочу. — Не торопись, — усмехнулся Аято. Тома усилием воли замедлил движение своих рук, немного переводя дыхание. — Представь, как бы я уложил тебя на свой стол, заставив выставить задницу, спустил бы твои брюки и белье до щиколоток и медленно, мучительно медленно вошел бы в тебя. Томе и представлять не надо было — ему казалось, что он сейчас там и был: лежал на том самом столе, уперевшись в твердое дерево животом, и чувствовал, как член Аято заполняет его изнутри, растягивает и входит до упора. Тома застонал и снова вогнал пальцы глубже, пытаясь попасть в ритм слов Аято. — Потом бы я немного вышел и толкнулся снова, входя полностью, так, что кожа бы шлепнула о кожу. Что бы ты делал, Тома? — Я бы... ах... я бы подался навстречу, принимая вас внутри. Прогнулся бы сильнее, чтобы входить было легче. И стонал бы от прикосновений и ощущения вашего члена. — Стонал бы, как сейчас? — уточнил Аято. Тома выдохнул. — Громче, — ответил он. — Еще громче, потому что мне очень нравится чувствовать вас внутри. Это лучше пальцев. И от одной мысли об этом внутри все сводит. Я так хочу, чтобы вы сейчас были здесь, — тихо договорил он. — Я скоро приеду, мой хороший, — ласково произнес Аято. — И сделаю с тобой все, о чем мы сейчас говорим. Но мы еще не закончили, так ведь? Подумай о том, как бы я быстро вбивался в тебя, а ты стонал бы от каждого толчка. Я бы гладил тебя по спине, слегка царапая, и ты бы выгибался сильнее, пытаясь насадиться на член и потереться о что-нибудь, потому что тебе бы уже очень хотелось кончить. Я прав? — Да-ах. Да. Говорить нормально не получалось — с каждым словом с губ слетали все новые стоны. Тома потерялся в происходящем: пальцы внутри гладили приятно, но этого было мало, рука на члене тоже двигалась недостаточно быстро, но он хотел кончить только тогда, когда Аято ему позволит. И сдерживаться уже получалось с трудом. — Пожалуйста, — снова простонал Тома. — Я так хочу кончить, можно, пожалуйста... ах... Что-то в динамиках зашуршало, а потом Аято сказал: — Двигай пальцами быстрее и руку сожми чуть крепче, как это сделал бы я. Представь, что я бы стал двигаться еще быстрее, вжимая тебя в стол, а потом бы опустил ладонь на твой член и задвигал ею, пытаясь попасть в такт толчков. И тебя бы унесло от того, что движения получились бы неровными, резкими, рваными, но я бы так хорошо распирал тебя изнутри, что тебе было бы этого достаточно, чтобы кончить с громким, протяжным стоном. Тома на каждое слово ускорял движения рук. Мышцы затекали, лежать так было неудобно, но он правда сильно хотел кончить, поэтому старался не обращать на это внимание. Он толкался пальцами глубже, задевая простату, разводил их внутри, пытаясь найти нужный угол. — Кончи для меня, — вдруг произнес Аято. И Тома действительно кончил, словно только его приказа и ждал: застонал, длинно и протяжно, вогнал пальцы до упора, быстро-быстро — почти судорожно — задвигал рукой по члену и кончил, запачкав спермой покрывало кровати. — Какой послушный мальчик, — похвалил Аято. — Я бы кончил следом, вставив до самого конца, и выплеснулся бы внутрь. Вышел бы немного погодя, и ты бы почувствовал, как между ягодиц становится влажно от стекающей по ним сперме. Тома зажмурился от пробежавших по телу мурашек, вытащил пальцы и обтер их о покрывало. В голове было пусто почти до звона. И ему было так хорошо сейчас, когда он, наконец, получил долгожданную разрядку. Интересно, Аято тоже было хорошо? Или ему такое не сильно понравилось? Хотя он так красочно все описывал... — Господин Аято, — позвал он тихо, возвращая обычный режим разговора и прикладывая телефон чистой, не испачканной в сперме рукой к уху, — а вы тоже... — он замялся, не зная, как произнести это вслух, — кончили? Аято рассмеялся. — Ты такой забавный. Сначала сам рассказываешь мне, как бы хотел, чтобы я тебя трахнул, а теперь боишься произнести такое простое слово. — Тома почувствовал, что краснеет еще сильнее, чем было до этого. — И нет, я не кончил, потому что ничего не делал. Тома испуганно встрепенулся, резко приходя в себя окончательно. Опять только он получил удовольствие? — И прежде, чем ты успеешь что-то там себе надумать, — уверенно продолжил Аято, — скажу, что мне понравилось. Когда вернусь, мы обязательно повторим этот сценарий, договорились? Тома молчал, бездумно глядя в потолок. Почему Аято так часто позволял ему полностью отдаваться своему наслаждению, а сам ничего не делал? Словно... ему нравилось ублажать Тому и проверять его границы на прочность. Но Томе каждый раз было неуютно от того, что кончал только он, когда вообще-то изначально приходил для совсем другого — для того, чтобы сделать приятно Аято, чтобы он воспользовался его телом по собственному усмотрению и получил то удовольствие, которое только Тома мог ему дать. — Тома, отвечай мне, когда я с тобой говорю, — жестко произнес Аято. — Я... да. Обязательно повторим, — спешно согласился Тома. — Мне просто... неловко, что только мне было... — Тома, — Аято вздохнул. — Мне все понравилось. Особенно то, что ты сегодня был таким откровенным. Мне приятно слушать тебя, когда ты говоришь о своих желаниях. Кроме того, уверен, что ты очень хотел получить разрядку, но не решался сделать это, пока меня не было, так? Тома кивнул. — Так. — Поэтому не надумывай лишнего. Если бы я не хотел этого делать, то ничего бы не вышло. И если тебе станет легче от этой мысли, то я записал наш разговор. До лучших времен. Тома вздрогнул и снова густо покраснел. Аято собирался... слушать его потом? — Я очень рад, что мы с тобой поговорили, — мягко произнес Аято, а потом его тон сменился на привычный — спокойный и уверенный. — Но мне пора идти, господин Альберих, должно быть, заждался меня на ужин. Спокойной ночи, Тома. Я скоро вернусь, не забудь все то, что сказал мне сегодня. — Хорошего вам вечера, господин Аято, — выдохнул Тома. Аято отключился первым. Тома так и продолжал лежать и смотреть в потолок. Этот вечер он не забудет даже под пытками, потому что во всем теле еще вспыхивали отголоски удовольствия, а фантазия бушевала, придумывая все новые и новые варианты развития событий. Он вымылся снова, убрал покрывало в корзину для белья, делая мысленную пометку завтра отнести грязное белье в прачечную, и снова лег в кровать. Засыпал он с мыслями об Аято и о том, что случится, когда он вернется. Господи. Тома так сильно по нему скучал. Так сильно, что можно было сойти с ума.