Сумей сказать нет

Санди, 20:54: Странно, прошло три дня, а от тебя ни намека на появление. Я что, разонравилась тебе? Мне казалось ты просто пожирала меня взглядом… Хеди, 21:32: Откуда у тебя мой номер? Закинув в рот чипсину, Кантор шлепнула себя по ноге, как только почувствовала, что хочет улыбнуться. Она знала, кто отправитель. Более того, номер Ли красовался в её телефонной книге до их официального знакомства. Разместилась на кровати, сев в позу лотоса. Ганс побежал за ней. Санди, 21:34: Ты дала его моей матери. Спешу расстроить, но ей нравятся женщины постарше, ты не в её вкусе. Хеди, 21:35: А в чьем я вкусе, в твоём? Несмотря на уверенный ответ, Хеди удивилась. Мать Санди предпочитает женщин? Пошевелив мозгом, девушка вспомнила театр одного актера, что устроила младшая Ли. «Всё-таки это была ревность?» Оглушительная мелодия на новенькой Нокиа 2110 прервала размышления. Ганс дёрнул ушами, словно хотел подслушать разговор. Губы Кантор сжались в тонкую линию, полупрозрачная чипсина треснула под натиском ладони. Улыбнувшись, словно это мог видеть собеседник, взяла трубку. — Да? — Хеди, я всё думал о тебе. Знаешь, это неправильно, — проскрипел зрелый голос, отчего тело Кантор пробила дрожь. — Я развелся с Натали. Дети уже взрослые… И потом, разве ты не хочешь поблагодарить меня за подарок? Поморщившись, Кантор легла на спину, закрыв глаза. Кольцо с сапфиром «Падпараджа» Хеди помнит практически мельком. Далее оно отправилось к Сэму, и после истечения суток девушка получила свои пятьдесят процентов. Также Роберт оплатил ей обучение в «самом престижном вузе», доверив процесс оплаты любовнице. Деньги поделились с Филлипсом. «Ты пройденный этап», — вздохнула про себя Хеди, но сказала иное. Тихим, тихим шёпотом. — О, я так скучала по тебе… Но, Роби, я не могу с тобой видеться… Отец прослушал наш разговор, а через неделю я была отправлена в женскую академию… Он наказывает меня за чувства, понимаешь? Я не должна любить взрослого мужчину, я грязная… Но через три года я выпущусь, и больше мне никто не сможет помешать быть с тобой. Ой, тётушка Лара идёт, нам нельзя пользоваться мобильниками… Она услышала звонок… Ты дождешься меня? —… Хеди, эмм… — Мне нужно отключиться, я люблю тебя! Хеди не знала, кто первый положил трубку. За самодовольной ухмылкой скрывалось восхищение собой. Да, она знала — хороша. Возведя глаза к потолку, рассматривала незамысловатые узоры. — Безумно хороша. Пиликание гаджета возвестило о новом сообщении. Хеди заметила ещё одно, непрочитанное. Санди, 21:36: Только если я в твоём. С улыбкой закатив глаза, перешла к новому. Санди, 21:43: Шутки в сторону. Ты всё ещё пытаешься заманить меня в вашу секту? Я обещаю подумать. При встрече. Кантор закусила губу, понимая, что всё идёт по плану. Отрубленной головы она больше не страшится. Не терпелось рассказать об этом Сэму. Хеди, 21:44: Только если ты, чёртова Санди, скажешь мне да! Санди, 21:45: Уже? Слушай, мы знакомы всего ничего… И я не уверена, что это законно… Следующее сообщение девушка набирала, в счастливом нетерпении подпрыгивая на кровати; миска с чипсами беспомощно подпрыгивала на белоснежной простыни. Хеди, 21:47: Завтра после двенадцати на Сансет бульвар в Рейнбоу. Я забронирую столик. _____ — Желаете что-нибудь выпить? — вышколенный официант с гладко уложенными волосами встал в стойку, протягивая Хеди меню. — Я дождусь подругу, тогда мы вас позовём, — дружелюбно улыбнулась, отворачиваясь к окну. — Конечно. За окном, совершенно не свойственно для Беверли-Хиллз летом, шёл сильный дождь. Грубые капли, с мощными порывами ветра, разбивались о прочное стекло, обессиленно стекая вниз. Прохожие, не ожидая такой аномалии, прятались под козырьками, накрывали головы сумками, скрывались в кафе и ресторанах. Хеди тихо, печально вздохнула, увидев мальчика, телепающего за собой пакет с продуктами. Его не волновал дождь, не доставал ветер. Понурив голову, он, в хлипких сандаликах, отбивал ударяющийся пакет ногой, свободной рукой вытирая нос. Девушку охватило чувство тревоги. Что ждёт его дома? Какие у него отношения с родителями? Почему он не торопится? «В любом случае, это не должно меня волновать…» — решила Хеди, с трудом заставив себя отвести взгляд. На душе стало холодно. За внутренним волнением Кантор не заметила, как к ней подсели. Щелчок пальцами привёл её в чувство: Хеди вздрогнула, обращая взгляд вперёд себя. — Задумалась? — Да… — несколько отрешённо, выбрасывая из головы всё ненужное. Натянув привычную улыбку, закинула ногу на ногу. — Как это ты решила мне написать? Украла номер? Выманила? Обменяла? — подав сигнал официанту, Кантор старалась как можно убедительней изображать превосходство. — А не всё ли равно, когда на кону я? — отзеркалив эмоцию, Санди вздёрнула бровь. Двухсекундные гляделки прервал молодой человек, выкладывая перед девушками по меню. ____ — Давай, начинай. — Начинать что? — сделав глоток ягодного сока, Санди разрезала стейк. — Что мне сделать в этот раз? Как развернуться? — Хм, — нарочито задумавшись, Ли откинулась на спинку кресла. — Ничего особенного, — невинная улыбка, не предвещающая Хеди ничего хорошего. — Ты ответишь мне на три вопроса. Любых. Тогда я безоговорочно соглашаюсь на то, что ты хотела предложить. — Любых? — зацепилась за слово, явно раздумывая, стоит ли игра свеч. — Любых, — кивнула, отрезав следующий кусок. Заметив волнение, поспешила успокоить. — Или не три. Может, пять. — Пять? — растерянно. — Или десять… Не важно. Так что? — Не кажется ли, что слишком много взамен на… — Вот именно, — победно улыбнулась Санди, прервав замешательство на лице блондинки. — Это всего лишь вопросы, если сравнивать с тем, куда ты меня втягиваешь. Я хочу больше знать о тебе. Растягивая время, Хеди, медленно, даже, аристократично, разрезала филе трески. Санди молчаливо усмехнулась. Взяв в ладонь половинку лимона, Кантор выжала сок, тонкими струями потекший сквозь пальцы. Оставаясь внешне невозмутимой, Ли сглотнула. — Задавай. — Расскажи о своём детстве, — Санди перевела взгляд на лицо собеседницы, не отвлекаясь на детали. Так лучше. Определенно. — Что ты конкретно хочешь знать? — попыталась сузить дальнейший ответ. — Всё, — отчеканила Санди, не давая времени на отступление. — Я же должна знать, с чего начать… — С начала, — пожала плечами, одаривая Хеди подбадривающей улыбкой. Глаза Кантор сузились. «Чертовка…» — Без проблем. Тебе с момента, когда я вылезла из вагины, или с момента приучения к горшку? — Какие соблазнительные варианты, не знаешь, за что и ухватиться… — сыронизировала Санди; Хеди усмехнулась. — Что говорить… Детство я своё, на самом деле, смутно помню. Отца у меня не было, был отчим, но… никогда его родным не считала. Мама была очень хорошей… Лет до пятнадцати я жила скромно, мама постоянно беспокоилась о том, как я выгляжу. Дети, как ты знаешь, очень жестокие. Последнюю копейку отдаст, но купит мне новые колготки взамен порванным. Это и, наверное, слегка опрометчиво… Иногда, в такие моменты, я бы поела вкусного торта, что там эти колготы… — придавшись воспоминаниям, Хеди улыбнулась. Её рассказ дополнял глухой рокот дождя, изредка перебиваясь раскатами грома. Кантор не смотрела на Санди и не видела, как меняются её эмоции. Улыбнулись они вместе. — Потом, уже ближе к шестнадцати, мне предложили подработать в местном кафе официанткой. Я схватилась за эту работу как за спасательный круг. После первой зарплаты купила маме платье. Красивое. Она несколько месяцев грезила о нем, когда мы проходили мимо витрины магазина. Я увидела её эмоции… — подняла глаза. — Я плакала вместе с ней. И поняла, что теперь моя очередь брать поводья. Я поставила цель переехать с ней подальше, да куда угодно, лишь бы не рядом с Майком. Отчимом. Она не могла. Я видела, как ей хочется, но всё в этом чертовом мире упирается в деньги. А у меня получилось. И после этого она не знала, что такое горе, пока не заболела. — Чем? — Гипертония. Но я не хочу сейчас об этом. Давай свой второй вопрос, — Хеди смотрела в стол, с трудом сдерживая рвущиеся слезы. Не только потому, что так безудержно предалась воспоминаниям. Её напугало то, что она рассказала об этом Санди. Открыла самую уязвимую часть себя, обнажилась. И, боги, как ей хотелось вернуть время назад и на данный вопрос отшутиться. Придумать что-нибудь нелепое, лишь бы Ли отстала. Перешла к следующему. — Эй, — мягкий голос вывел Кантор из самокопания. — Ты хочешь заплакать? — Не смей попрекать меня этим, — уже практически не сдерживаясь, прорычала, как забитая в угол тигрица, зашуганная злыми людьми. — Я и не думала об этом. Лишь хотела сказать, что не нужно стыдиться слёз. У тебя выдалось тяжёлое детство, и оно всё ещё ранит тебя. — А что ранит тебя? — Много чего, — просто ответила, беспечно пожав плечами. — Но сейчас не время об этом говорить. — Сейчас не время… — тихо повторила Хеди, шмыгнув носом. — Я отойду. По возвращении увидела оплаченный счёт, лежащий на столе. — Я тут подумала: дождь закончился, — Санди махнула в сторону окна, — а здесь слишком душно. Может, прогуляемся? ______ — Ты всегда такая? — Хеди сорвала листок, обрушив на себя россыпь кристальных капель. — Какая — «такая»? — Внимательная, отзывчивая. — Нет, не всегда. Только с теми, кому хочется верить. — А мне, значит, хочется? — Получается так, — усмехнувшись, Санди шагнула на бордюр, вызвав искреннюю улыбку на лице Хеди. — Так, ты мне зубы не заговаривай, — опомнившись, спрыгнула, глянув на девушку. — Вопросы задаю я. — Да брось, мы просто разговариваем, — проговорила, игриво толкнув Ли в плечо и стараясь не думать о том, что сейчас ей, впервые за долгие годы, по-настоящему легко. — М-м-м… — задумавшись, Санди огляделась вокруг. — Назови три качества, присущие тебе. — Это ведь не вопрос. — Да, но мне интересно, что ты думаешь о себе. Так мне будет проще сложить картинку тебя. — Зачем это тебе? — искреннее любопытство овладело Кантор. Что Санди из себя представляет? Почему задаёт такие вопросы? Чтобы что? Чтобы было проще манипулировать ею в дальнейшем? Видимо, все эмоции отразились на светлом лице, поэтому Ли поспешила добавить: — Ты всегда можешь меня остановить, если я перехожу черту. Всегда. Я… просто проявляю интерес. — Ко мне? — Что там с качествами? Если хочешь. — Значит, я… — нарочито не заметив соскока, Хеди засунула руки в карманы чёрного платья-миди, гармонично контрастирующего с её цветом волос. Носком туфли пинала камушек. — Сильная. Ещё… Целеустремленная. И… Ну не всё же хвалить. Трусливая. — Опа. Почему? — Почему целеустремленная? — усмехнулась Кантор, вкрадчиво заглядывая в карие глаза. — Почему трусливая. — Я могу объяснить первые два. — Нет, первые два и я могу. Ты действительно такая. Ну, судя из рассказа о детстве. А трусливая… Почему? — Ты ведёшь подсчет вопросов? Мне кажется их больше десяти. Пора закругляться, — сорвав второй листок, Хеди избавляла его от мышц, оставляя лишь кости. Санди обогнала Кантор, развернувшись к ней лицом. — Давай так: ты скажешь, почему трусливая, а я отвечу на любой твой вопрос. — Твой отец, случайно, не Вассерман? — подозрительно прищурилась, игнорируя лучезарную улыбку напротив. — Не-а, он писатель. Пишет детские сказки. У меня дома столько его книг… Жуть. Но пишет достойно, здесь не поспоришь. — Ты сейчас поддерживаешь с ним связь? Я не видела его на маскараде. — А как ты могла видеть, если не знала как он выглядит? — Я думаю, ты не стала бы его игнорировать, будь он там. — Верно, — кивнула Ли, поравнявшись с девушкой по левую сторону. — У него другая семья, уже давно. Мне одиннадцать было. — И ты не в обиде? — На что? Я люблю его, а он меня. Он всегда был и будет моим отцом. — Понятно, — участливо кивнув, Хеди притихла. Санди последовала её примеру и, воспользовавшись свободными секундами, украдкой рассматривала идущую рядом девушку. Сердце разгоняло свой ритм от одного её только присутствия. Светлые локоны Хеди лезли в глаза, подстрекая Санди заправить их за уши. Поджав губы, Ли перевела взгляд вперёд, наслаждаясь шелестом листьев и заметно нервничая от того, какое влияние оказывает Кантор на, казалось бы, устойчивую психику Санди. После развода родителей её уже ничего не могло выбить из колеи. Заставить переживать. Сочувствовать. Разделять эмоции. По-настоящему чувствовать другого человека. А с Хеди… почему-то хотелось. Почему-то было легко. Почему-то было естественно. Теплая ладонь, выбивая дух, коснулась руки Санди. — Теперь-то ты скажешь, о чём думаешь?