Птица свободного падения

Что есть счастье? Для каждого человека оно бывает разным. Для кого-то счастьем может быть внушительная стопка денег, которую он получает за какую-либо работу, а, может, и просто так. Слышать переливающийся шелест купюр сродни блаженству, которое возносит тебя на седьмое небо и ласкает уши, как журчание ручейка. Для других счастьем может считаться новый день, который приходит с открытием глаз. Прожил ночь, пережил сутки – уже достижение, которое приносит непомерное удовольствие. Вся жизнь впереди – сотни, тысячи таких дней, которые будут радовать хотя бы тем, что они уже начались. Счастьем может быть и солнечный лучик, который пробивается через неплотно закрытые шторы или сквозь прозрачную зелень деревьев; может быть ощущение на языке вкуса любимой шоколадки, которую давно не покупал; им может быть новая купленная книга, еще пахнущая свежими чернилами или краской с обложки. У всех счастье разное, но оно есть. Так и у Соры. Она счастлива. До такой степени, что не может выразить словами. Ее буквально распирает изнутри, и улыбка непроизвольно сияет на блаженном лице, пока Ран со спины обнимает девушку за талию, скрепляя руки на животе. Его губы путешествуют по загривку Соры, чуть прикусывая кожу и потягивая волосы, вызывая целый бум мурашек по всему телу. Девушка выкручивается, пытается увернуться, тихо хохоча и пытаясь скрутить первый ролл тамагояки, но вот Хайтани усердно мешает, не давая ей отстраниться от себя и покрывая поцелуями оголенные плечи. На бледной коже виднеются следы его работы ночью, и мужчина доволен. Ран тоже счастлив. Ему нравится слышать голос Соры, когда она что-то рассказывает – и совсем неважно, что. Он расслабляется, когда ощущает рядом с собой ее всю: начиная от кудрявых, непослушных волос, которые всю ночь лезли ему в нос, и заканчивая ее маленькими ножками, тихо вышагивающими по дому, чтобы не разбудить мужчину. Ран получает удовольствие, когда целует ее, проникая языком в рот и слушая ее сладкие постанывания, которые сносят ему голову разом. Сора нежно льнет к нему, потираясь виском об оголенную грудную клетку. Приятный мужской аромат заполняет легкие, и девушка расслабленно утопает в сильных руках, плавно блуждающих по ее телу. Мурашки бегают по коже толпами, сосредотачиваясь на местах касания и расплываясь вокруг. − Ты не добавляешь зелень? – Ран мурчит на ее ухо, прикусывая раковину и выдыхая горячий воздух в волосы. − Не всегда, − Сора давит улыбку и снимает тамагояки со сковородки на доску. В животе приятно урчит, и девушка невольно вспоминает, что последние трое суток, пока они вдвоем с Хайтани живут в этом доме, в ее желудке почти ничего не побывало. Они вместе завтракают, а потом мужчина уезжает – на работу, по делам или срочному звонку от неких «Санзу» или «Какуче», а Сора остается дома и занимается уборкой или готовкой. В голове постоянно всплывают воспоминания их совместно проведенного времени, начиная с обеда. Пара кусочков в рот – а потом чужой язык сразу занимает место пищи, и руки плавно ползут по талии, перетаскивая легкое тело на мужское. Девушка даже и понять ничего не успевает, как уже утопает в мягком одеяле под Раном. Он старательно выводит узоры языком и губами по телу, расстегивая домашнюю рубашку и медленно оголяя острые плечики. Мужчина лишь изредка отвлекается на них, даря им поцелуи, а потом вновь возвращается к губам. Ран никогда бы не признался сам себе, что полюбил целовать Сору и чувствовать ее всю целиком – каждое слияние губ, каждое соприкосновение языков сближает их, скрепляет сложившиеся отношения, которые нормальными не назовешь. Они странные, спутанные и опасные, только вот ни Ран, ни Сора не желают распутывать этот клубок в страхе найти конец. Задумаешься, и сразу осознаешь, насколько все плохо и неправильно, но сейчас паре было совсем не до сложных мыслей. Желание жить и наслаждаться моментом, этой жизнью и чувствами, захватившими их двоих с головой. Рану страшно, когда он ловит себя на мысли, что все думы устремляются на Сору. Любое его раздумье заканчивается ее образом, рыжими волосами, вкусными губами и ярко-зелеными глазами. Хайтани кажется, что он сходит с ума, потому что каждый раз сбегает с работы в дыру Роппонги, вешая на Риндо половину своих дел, чтобы еще раз ощутить дрожащее дыхание на себе. Это яд – токсин, который медленно распространяет свои пагубные эффекты по его телу. Инфекция неторопливо убивает его и мутит рассудок. Ран не может соображать, когда понимает, что скучает по Соре. Это чувство с радостью закидывает петлю на его шею и потуже затягивает узелок. Ран пытается бороться, но проигрывает каждый бой переливному голосу, раздражаясь и выходя из себя. Но даже в эти моменты весь гнев вытекает из организма, словно его никогда и не было, стоит Соре обнять мужчину, даря нежный поцелуй. Ханаги же радуется, как маленький ребенок, который открыл для себя новое знание. Каково это – быть любимой? Раньше Сора никогда бы не смогла описать подобное, но сейчас у нее есть шанс сказать хотя бы что-то подобное и приближенное к этому замечательному чувству. Каждый новый день, который начинается и заканчивается одинаково – теплыми, надежными объятиями и жадными или неторопливыми поцелуями – дарит Соре волну счастья и нежности. Это чувство вновь поднимает ее в воздух, а легкий ветерок подгоняет вверх и дарит спокойствие и уверенность. Девушка с блаженством открывает глаза и упирается взглядом в умиротворенное лицо Хайтани, не отяжеленное проблемами жизни. Темные длинные ресницы чуть дрожат, когда Ран смотрит сон, и татуировка на горле мягко дергается от каждого вздоха. Мужчина обычно открывает глаза после минуты любования им, а потом, сладко улыбнувшись, притягивает Сору к себе. Им неудобно спать на полутораспальной кровати вдвоем – только Ран с широкими плечами на ней и помещается, но любой дискомфорт вытесняется ласками и близостью двух тел. Хайтани всегда укладывает девушку на себя сверху, утыкается носом в ее волосы и засыпает. Легкий ягодный аромат действует успокаивающе – Рану хватает всего пары минут, чтобы провалиться в сон, слушая тихое сопение на себе. Вообще, он ненавидит спать таким образом с кем-то. Касуми знает это и всегда ютится под боком, не нарушая личных границ, которые и так стали слишком маленькими с ее появлением в жизни мужчины. Только вот Сора эти границы стерла совсем, объединяя два государства в одно, делая его могущественным, крепким и нерушимым. Она умело срывает с Рана все маски и с детским любопытством смотрит на него настоящего – веселого, хмурого, задумчивого и остроумного. А еще страстного и горящего, когда темные аметистовые глаза начинают полыхать диким пламенем, показывая все его потаенные желания, которые он не скрывается показывать. Ран прижимает к себе, целует, оставляя клеймо по всему телу, а потом выводит языком созвездия на плечах и спине. Он бережно касается губами каждой родинки и веснушки, словно боится, что они исчезнут. И такой мужчина – самый любимый из всех возможных вариантов Рана. − Я сегодня приду пораньше, − Хайтани мягко шепчет Соре на ушко и улыбается, когда она вдет плечом от нахлынувших мурашек. − Тебя не уволят? – девушка со смешком вырывается из его обжигающих объятий и садится за стол со своей порцией завтрака. – Ты уходишь максимум на пять часов. − Я очень ценный сотрудник, − Ран поддерживает Сору в ее рвении поесть, хотя обычно он и не завтракает вовсе. – Потерять меня будет невосполнимой утратой. − Твоя самооценка выше Бурдж-Халифа, ты в курсе? – ироничная улыбка касается девичьих губ, и внутри мужчины разливается тепло. − Ты преувеличиваешь, − он отмахивается и опускает взгляд в телефон. Новое сообщение. − Уверен? – Сора не выдерживает и пересаживается на колени Рана, обнимая его за шею. Хайтани и думать забыл про этот злополучный телефон, сосредотачивая все свое внимание на мягких губах, накрывающих его. Он никогда в жизни не хотел женщину так сильно и часто, как Сору – любая мысль о ней вытекает в каменный стояк, а простое присутствие пускает по телу приятную дрожь. Руки сводит от желания касаться ее и не отпускать больше никогда. Он не признает, что любит это ощущать – трепет, благоговение и тупую радость, которая сама управляет его губами, растягивая их в улыбке каждый раз, когда Ран видит Сору. Рыжие волосы, все еще спутанные после сна, ласкают кожу на щеках, и Хайтани ловко игнорирует проступившие мурашки. Они снова не поедят нормально – Ран прижимает девушку к себе ближе, углубляя невинный поцелуй. Он чувствует, как ее тело потрясывает от желания и нетерпения, и сам еле сдерживает свое «хочу». Сегодня у Хайтани много дел, а вернуться он действительно планирует пораньше, поэтому все остальное можно перенести на обед и ужин. − Сора, − шепчет Ран, отрываясь от влажных губ и переходя на скулу. – Мне нужно идти. − Хорошо, − девушка кивает, но не отпускает – продолжает обнимать его, словно боится, что он не вернется. − Я приеду через часа четыре, если не раньше, и буду весь твой. Ран сам не замечает, что говорит, только для Соры эти слова значат многое. Ханаги сразу же опускает руки и, напоследок оставляя поцелуй на бритой с утра щеке, встает с насиженного места. Мужчина присмиряет желание протянуть руки и посадить Сору обратно, и сам поднимается, залпом выпивая горячий кофе. Он убирает телефон в карман и направляется к выходу, зная, что девушка пойдет его провожать. Это стало их негласной традицией, которая не меняется уже третий день подряд. К хорошему привыкаешь быстро, вот и Ран привык – кажется, не услышит за спиной тихий шум шагов, и день пойдет неправильно, пропуская тебя через мясорубку. − Напиши, когда будешь подъезжать, − Сора подает тяжелое пальто Рану. – Я открою дверь. − Хорошо, − Хайтани кивает, хотя они оба понимают, что эту дверь сможет снести с петель даже сама Сора. Мужчина тянет ладонь к ручке двери, но оборачивается, не в силах устоять от поцелуя на прощание. Он ловко притягивает Сору к себе, окольцовывая рукой тонкую талию и утягивая в долгий поцелуй. Его телефон сходит с ума от звонков, но Ран не обращает на него никакого внимания, сосредотачиваясь на любимых губах девушки. Он не хочет уходить, но пересиливает себя, напоследок прикусывая пухлую губу, оттягивая зубами тонкую кожу. Легкие горят от нехватки кислорода, но Рану плевать – видеть горящие зеленые глаза напротив сродни солнцу в ненастную погоду, и мужчина улыбается против воли. Хайтани кивает и выходит из квартиры. Ему нужно уйти отсюда как можно скорее, иначе Ран останется с Сорой, забывая обо всем, что только есть. Его руки ощущают тепло ее тела, мягкость бледной кожи и мурашки, толпой охватывающие всю девушку, а губы до сих пор чувствуют сладковатый привкус на себе, хотя Ран уже сидит в незаведенной машине в попытке прийти в себя. В его голове назойливо летает одна мысль, за которую он никак не может ухватиться. Казалось бы, это очень легко – протянуть руку и сжать кулак, цепляясь за эту ненавистное осознание и, наконец, понимая все. Но Ран никогда не ищет легких путей, и потому заводит машину, только вот на телефон приходит сообщение. Ран нехотя тянет руку ко внутреннему карману пальто и достает оттуда смартфон, проверяя мессенджер. Он ожидает увидеть сотню сообщений от Риндо, где брат посылает его нахуй или злится за дополнительный список дел. Может, ему мог написать Какуче в попытке достучаться не звонками, так сообщениями, зная, что их Ран хотя бы прочитает. Или Санзу с утра пораньше закинулся наркотой и ловит галлюны, настрачивая очередную ересь. Но вместо очередного рабочего веселья Хайтани видит пять пропущенных от Касуми и короткое, но емкое сообщение, погружающее его сердце в ледяную воду. Там оно замерзло в прошлый раз, но Сора смогла растопить вечную мерзлоту, окутывающую его. И Ран снова теплеет, вспоминая ее искреннюю и веселую улыбку. Он откидывает телефон на торпеду, выжимая педаль газа в пол и ловко лавируя между припаркованными автомобилями, которые таковыми и не назовешь. Сообщение Касуми он умело игнорирует, хотя и сам понимает, что они должны сделать то, о чем она попросила. «Ран, нам нужно срочно встретиться и поговорить. В твоем ресторане в час дня.»

***

Солнечные лучи пробиваются сквозь тонкие занавески, рассеивая теплоту по гостиной. Одинокий цветок в горшке, который старше самой Соры, радостно ловит яркий свет, раскрывая листья и подставляя их солнцу. А девушка вторит ему, сидя на мягком ковре рядом с цветком и грея лицо под ласкающими лучами. Они проползают по огненно-рыжим волосам, касаются веснушек и убегают вниз, раскрашивая светом бледную кожу. Соре так хорошо, что она совсем ни о чем не думает – ни о работе, ни о проблемах, ни о долге. Она полностью забыла обо всем, наслаждаясь мгновением и жизнью. Предательские бабочки порхают в животе, вселяя в нее веру в лучшее, и Ханаги от этого не по себе. Девушка привыкла ждать подвоха, оплеухи от всего, что происходит вокруг. Жизнь показала себя во всей красе, намекая, какой сукой может быть, и Сора все это знает. Только сейчас Ханаги не думает об этом – в голове все мысли крутятся о Ране и теплых воспоминаниях с ним. Как он с легкостью удерживал ее на руках, путешествуя по квартире и не отрываясь от губ. Как наматывал на палец рыжую кудряшку, нашептывая на ухо нежности. Как входил в нее, прижимая к себе, как можно ближе. Как без слов говорил «люблю»: глазами, поступками, действиями. И Сора тает от этого, в блаженстве прикрывая глаза. В дверь неожиданно стучат, и девушка поворачивает голову на звук, совместно с этим пробегая взглядом по часам. Для прихода Рана еще слишком рано, но… вдруг? Сора встает с насиженного места под солнцем и спешит к двери. Если она не откроет, Ран выбьет ее с легкостью, тем более мужчина уже не раз намекал об этом. Девушка помнит, как Хайтани рвался продемонстрировать и показать на практике, что может случиться, но Соре хватило простого поцелуя, чтобы отвлечь его от злостных действий. Улыбка не слезает с ее лица, когда Ханаги тянется к двери, задерживая взгляд на небольшом зеркальце в коридоре: глаза сияют, щеки горят огнем, и вся она чуть ли не дрожит от желания увидеть Рана. Когда она успела так привязаться к нему? Надо спросить – он обязательно ответит, даже если и не словами. Поцелует, погладит волосы, обнимает, и Сора все поймет, ровно как и он сам. Девушка дергает ручку, и замирает. В голову стукает, и она совсем не знает, что ей нужно сделать. Сора даже думает, что у нее галлюцинации, но все слишком реально для глюков: в нос пробиваются дорогие духи и глаза слепит от количества блесток в светлых волосах. Касуми Хайтани выглядит слишком чужеродно на пороге ее дома и, тем более, в этом районе. Даже Ран пусть и казался инопланетянином, но быстро адаптирующимся к этому. Словно ему не привыкать к бедности. И Ран не смотрит на все окружающее пространство так, как это делает Касуми: брезгливо, морща напудренный носик и прищуривая глаза. И Сору от этого высокомерия тошнит, как никогда. Блондинка молча проходит мимо Ханаги, специально уворачиваясь, чтобы не задеть плечом. Касуми противно находиться здесь – все ее существо поднимает бунт и желает как можно скорее покинуть этот ужасный дом, ровно как и сам район, но девушка терпит, мысленно успокаиваясь. Нужно просто переждать, и потом, наконец, все будет хорошо. Так, как и должно быть. Сора совсем ничего не понимает, но сохраняет удивительное хладнокровие. Интересно, Ран в курсе, что его супруга находится сейчас здесь? Ханаги понимает, что ответ отрицательный, но все равно хочет узнать это, только ждет. Если Касуми пришла сюда, значит на то была конкретная цель, и Сора не будет себе ничего надумывать и, тем более, начинать разговор первой. Госпожа Хайтани сама не горит желанием задерживаться здесь надолго, и потому останавливается в центре коридора, скрещивая руки на груди и выставляя одну ногу вперед. Ее глаза прищурены, а брови сведены вместе. Касуми хочет представления и шоу, но знает, что не получит его здесь, только постарается приблизиться к нему по максимуму. − Что у тебя с моим мужем? Сразу. Быстро. И без прелюдий. Касуми надеялась, что Сора выпадет от такого вопроса или, по крайней мере, от упоминания, что Ран – женатый человек, но Ханаги с легкостью сохраняет на лице маску хладнокровия. Она и так знает, что у Рана есть жена, но также знает, что он не чувствует к ней ничего. И женская наивность пытается прорваться сквозь толстый слой разбитых розовых очков и сказать, что ее – Сору – Ран любит. Только это не имеет значения ни для кого – тем более для Касуми Хайтани. − Это не твое дело. − Нет, милая, как раз-таки мое, − Касуми тянет губы в улыбке и кидает брезгливый взгляд на старые обои. Они раздражают ее, как и сама Сора, но блондинка сохраняет самообладание. Ей же нельзя нервничать. – Я его жена, а не очередная проститутка. Касуми бросает это равнодушно, но метит четко, стараясь задеть побольнее. И у нее это почти получается, но только почти – Сора плевать хотела на ее мнение, а к тому, кем она работает, девушка привыкла уже давно. Внутри Касуми медленно поднимается волна негодования. Она хочет сделать девушке побольнее, чтобы эта шлюха смогла хотя бы чуть-чуть почувствовать то, что ощущала Касуми, пока ждала Рана дома. Она знает, что ее муж сейчас живет здесь – у блондинки тоже есть связи – и все время проводит с этой девкой. Касуми сначала не хотела верить во все, потом приняла и поняла, что нужно бороться за свое счастье. Она не сможет без Хайтани, и потому стала копать глубже. Узнать о Соре Ханаги оказалось проще простого, особенно если эта фамилия светится в криминальных кругах. Ее братец – настоящий идиот, раз так легко влез во все неприятности, в какие только можно: долги в подпольном казино, барах и клубах, куда его уже не хотят пускать; а за дозу наркотиков он готов продать о своей сестре все, что угодно, даже саму ее целиком. Но Касуми не нужна была эта грязная и раздражающая девка – ей нужна была просто информация, добыть которую не составило большого труда. Пару раз дернуть за ниточки, взмахнуть ресничками и подарить обворожительную улыбку – и ей все поднесли на блюдечке с золотой каемочкой: прошлое, настоящее и даже будущее, которое уже определено за нее саму. Совсем скоро Соре уже не нужен будет никто, а Касуми не может позволить себе остаться одной без Рана – его денег, власти, поддержки и опоры. Сора в любом случае пропала, но Касуми будет бороться за себя, за то, чтобы выжить. Для этого нужно знать, на что давить противнику, и у Касуми есть это. − К тому же, − блондинка сделала несколько шагов к Соре, вставая почти вплотную. – Ты разрушишь чужую семью. − Ты его не любишь, − Сора приподнимает бровь и скрещивает руки на груди. − Он мой. − Ран – не вещь, и не может никому принадлежать. Он свободный человек, который сам в праве решать, когда, что и с кем ему делать… − Я беременна. Бах. Мир Соры разом взорвался, а потом стал медленно рушиться, распадаясь на острые осколки. Тело тяжелеет, и девушке кажется, что она сейчас полетит вниз, но под ногами – пол, который продолжает удерживать ее на поверхности. Жаль только, что не получается спасти ее всю. Вера в это все никак не хочет приходить к Ханаги, но девушка понимает, что это точка невозврата. Она еще могла бороться за них с Раном, даже если бы он просто женатым мужчиной, но сейчас… это меняет для нее все. А Касуми рада – видеть, как некогда яркие зеленые глаза напротив быстро тухнут, вновь поднимает девушку на пьедестал, и блондинка поправляет светлые волосы, укладывая крупные волны на расправленные плечи. Девушка приподнимает подбородок и снисходительно улыбается – никому не нужная поддержка – ее подобие и легкая видимость. − Оставь Рана в покое, − Касуми ставит точку, проходя мимо Соры в сторону двери, но Ханаги останавливает блондинку тихим вопросом: − Он знает? − Пока нет – но сегодня я ему об этом скажу, − Касуми тянет руку к двери, с отвращением касаясь старого материала, но оборачивается, кидая напоследок. – Не рушь ребенку будущее. Если ты не смогла уберечь своего – не порть жизнь другому. Хлопок двери бьет Соре по голове, и девушка осторожно облокачивается плечом на стену. В голове гуляет пустота, а в груди тяжесть начинает придавливать ее к земле, не позволяя крыльям удерживать долгожданную высоту. Сора медленно падает, не в силах продолжать парение в облаках. Она хочет увидеть Рана. Услышать от него, что это все глупая шутка и тупой развод. Он бы обнял ее, привычно коснулся губами макушки или лба, и Сора успокоилась, ощущая под ухом его размеренно бьющееся сердце. Только она знает, что этого не будет, потому что это Ран Хайтани. И боль растет в груди все сильнее и сильнее, разрывая душу на крошечные осколки.

***

Вокруг тенью снуют официанты, оставаясь безликими существами, которые приносят заказ. На них никто не обращает внимания, сосредотачиваясь на себе и других посетителях, кидая на окружающих взгляды и пытаясь собрать очередную сплетню. Это центр Роппонги, и ничего необычного и нового в этом нет. Вот и Касуми не удивляется, покачивая в бокале на тонкой ножке воду. Жидкость переливается в тусклом свете, ловя блики от бриллианта обручального кольца девушки. Теперь ближайшие девять месяцев она крепче воды пить ничего не сможет. За спиной Касуми различает быстрые шаги и понимает, кому они принадлежат еще до того, как Ран обходит ее и, быстро коснувшись губами светлой макушки, садится на свое место. Его пальто опускается на скрещенные ноги, и темный взгляд сканирует жену в попытке понять причину встречи. Хайтани знает, что в этой голове может происходить что угодно – черти вальсируют в парах с ангелами, и сам Сатана с Богом выбирают лучших танцующих вечера. Только неизвестно, какая пара выиграет – повезет сейчас или нет. И Ран по ее глазам понимает, что победа оказывается в руках чертей, и потому быстро бросает, поглядывая на часы: − Что ты хотела обсудить? У меня сегодня много дел. Поехать к Соре и упасть в теплые объятия. Не переставать целовать ее мягкие губы. Пушить рыжие волосы и неотрывно смотреть в яркие глаза. Искать языком созвездия на спине и скулах. И список этих дел можно перечислять бесконечно долго. Только Ран составляет его у себя в голове, ставя галочки на выполненных пунктах, которые с рассветом нового дня обновляются, повторяются и добавляются новые. Касуми знает это, не читая мыслей мужа. По его лицу все видно – надменное, отстраненное, пустое. Ран здесь с ней телом, но не душой. Никогда не был. Но теперь… все будет иначе. − Сразу к делу? – голос девушки ровный, спокойный, но внутри все дрожит от легкого страха перед его реакцией. Хайтани кивает, уже готовясь идти, но пригвождается к стулу после уверенной и четкой фразы. – Я беременна. В ресторане разом опускается тишина. Кажется, что все смолкли – даже дышать перестали. Ровно как и сам Ран. Он думает, что ослышался. Его словно ударили под дых, выбивая весь воздух из легких, и он совсем не понимает, что это значит. Этого просто не может быть – Касуми не может быть беременной. Это исключено. И на то есть свои причины. − Ты пьешь противозачаточные, − цепляется за пролетающую в его голове мысль Хайтани и сжимает руку в кулак под пальто. Он очень хочет сейчас что-нибудь разбить – стол, посуду, чье-то лицо – не важно, что, но это поможет ему выплеснуть резкий скачок эмоций внутри. Касуми склоняет голову набок, слегка улыбаясь и выводя тем самым Рана из себя окончательно. Она словно надсмехается над ним, как и вся ебучая жизнь. Только вот девушка не смеется, а с интересом наблюдает за окаменевшем лицом супруга. − Я прекратила их прием перед нашим крайним разом, − Касуми поправила волосы и отставила бокал в сторону, подаваясь вперед. – Подумала, что в них нет никакого смысла, раз уж у нас нет половой жизни… − Не советую думать – у тебя не получается. − Не хами мне, Ран. − А ты не забывай, с кем говоришь. Бархатный голос окрасился в металлический оттенок, и холод сразу окутал тело девушки. По оголенным плечам пробежали мурашки, противно скапливаясь на загривке, и Касуми облизнула высохшие губы, снова хватаясь за бокал с водой. Ее уже тошнит от того количества, которое она выпила, но девушка все равно пригубляет. У Рана в голове диссонанс. Он смотрит на свою жену и отказывается в это верить. Она не может быть беременна, − упрямо твердит мысль в голове, и Ран не знает, во что верить – в интуицию или в слова своей жены. Хайтани хочет с силой схватить ее за запястье и через аптеку притащить в ближайшую больницу, чтобы при нем сделали точное обследование и сказали конкретный результат. Но он решает поступить немного по-другому, охлаждая свой пыл. − Ты была у врача? − Да, − Касуми кивает и сразу же лезет в сумочку, доставая оттуда медицинское заключение вместе с результатами УЗИ. Ран не хочет брать в руки эти бумажки, заранее зная, что там увидит, но все равно тянется, вчитываясь в текст. Справка о беременности. Касуми Хайтани. Срок: две недели. Рекомендации к условиям режима и образа жизни. Результаты ультразвукового исследования. Протекает успешно. Срочное прерывание не требуется. Слова слились в одно, и Ран три раза перечитал документ и рассмотрел снимки с УЗИ. Он нихрена не разобрал на черно-белых картинках, но заключение врача, расписывающее все, что только можно, отлично подсказывает Рану о его положении… и положении его супруги. Он отказывается это принимать. Тупое отрицание яро орет внутри него, потому что Хайтани не может стать отцом. Не с Касуми. И потому мужчина цепляется за последнюю надежду, которая плавает в его дезориентированном сознании, как утопающий за соломинку: − Мы сейчас поедем в больницу – при мне еще раз проведут все обследование. − Ты мне не веришь? Касуми обидно. Она прикладывает ладошку к груди и хмурит бровки. Она сказала ему, даже предоставила результаты медицинского обследования с результатами УЗИ, но Ран все равно остается непоколебимым, отказываясь верить своей жене. − Я верю только тому, в чем убеждаюсь лично, − мужчина встает со стула и подходит к Касуми, глазами кивая на выход. − Мы ведь оставим нашего ребенка? – девушка сжимает тонкий плащ в руках, со страхом смотря на Рана. Она боится услышать отрицательный ответ и потому тихо семенит за мужем. Хайтани кидает на нее взгляд через плечо, и в голове всплывает Сора. Он помнит, как она не хотела делать аборт, вспоминает, какие чувства испытывал он при ее коротком рассказе. Ран понимает, что Касуми не хочет делать того, через что прошла Сора. Мысль о девушке колет в его груди и терроризирует мозг, раздражая еще больше. Он не может поверить, что в конкретную минуту думает о ней, когда рядом идет его беременная жена. Но Ран думает, вспоминает и скучает. Его медленно захватывает паника, но Хайтани продолжает сохранять хладнокровие как снаружи, так и внутри, запрещая себе сейчас любое проявление эмоций. Его большую руку обхватывает холодная ладошка Касуми, когда она прибавляет шаг, чтобы поравняться с мужем. Плечи опущены, как и голова, и Ран не может ответить на ее вопрос по-другому, кроме как: − Оставим.

***

Потертая старая дверь сгорает под пристальным взглядом Рана. Он уже пять минут стоит на пороге дома Соры и не может даже постучать. Он не знает, почему – страшно или просто не хочет. В глубине души он осознает, что это первый вариант. Ведь Ран понимает, что он не всеведущ – Хайтани не может предположить, какие есть исходы событий у этого дня. Их миллионы, но какой из них произойдет – хуй его знает. Ран даже не смог «предвидеть» отцовство. Он не верил до последнего, пока врач на осмотре при нем не сказал, что Касуми беременна. Две недели. И по срокам Хайтани понимает, что все совпадает. Их последний секс с женой был как раз две недели назад, и тогда он… блять. Мужчина прислонился лбом к ледяной стене и прикрыл глаза, шумно выдыхая. Он не может осознать, что уже в этом году станет отцом и будет сидеть с маленьким ребенком, менять ему пеленки и читать сказку перед сном. У него в голове эта картина даже не создается, а на свою фантазию Ран никогда не жаловался. Это просто абсурд! Идиотизм! Бред! И Ран всерьез задумывается, что у него жар и глюки, потому что он не сможет быть отцом этого ребенка. Не от Касуми. Хайтани с некой радостью стал бы папой для ребенка от другой женщины. Девушки. С рыжими кудрявыми волосами и горящими зелеными глазами. С доброй улыбкой и россыпью крошечных веснушек на скулах. С несносным и бойким характером, но в то же время удивительной миловидностью. Сора навечно засела в его голове. Даже сидя в кабинете ультразвукового исследования Ран думал лишь о том, что это все розыгрыш, и как было бы классно посмеяться над этой хуйней вместе с Сорой. Он на секунду представил вместо жены девушку, и на душе стало легче. Но только на секунду. А без Соры секунда – это слишком быстро. Ран сжимает кулаки и отталкивается от стены. Он сам не знает, зачем пришел, но если его ноги привели сюда, значит нужно что-то сделать. И для начала неплохо было бы постучать. Свет в окнах ее квартиры не горит – Хайтани обратил внимание, когда подходил к этому дому. Но Сора могла уснуть, ведь Ран так и не написал сообщение, когда придет. Просто сказал, что задержится, но и это слово кануло в лету, оставшись без ответа. Костяшки тихо стучат по шершавой поверхности двери, и Ран ждет, прислушивается к звукам и прикрывает глаза для полного сосредоточения. В ответ тишина. Ни единого звука или шороха. И тогда Хайтани не сдается – пробует еще раз, но уже громче. Он знает, что Сора дома, но не понимает причины этого игнорирования. Только когда ему в голову закрадывается мысль, Ран слышит тихое копошение и перестает стучать. Он замирает, так и не коснувшись костяшками двери в очередной раз. Сора все знает. И убеждается в этом, когда Ханаги показывается на пороге квартиры, открывая чертову дверь. Хайтани сразу понимает все, когда видит ее: нет привычной радости в глазах – ее место заняло отчуждение и отстранение; волосы потускнели и потеряли блеск, а кудри словно распрямились; осанка ровная и подбородок гордо вскинут вверх. Все снова вернулось на круги своя – ровно то, с чего они и начинали. Сора смотрит холодно, похуистически – как и Ран когда-то – и выходит из квартиры, захлопывая дверь за собой. Ей больно. Она не хочет, чтобы он находился у нее дома – в самом сокровенном и важном для нее месте. Была бы ее воля, Ханаги бы надела парик и скрыла себя настоящую полностью, потому что привыкла прятаться за своей излюбленной маской глупой проститутки. Она и забыла, кем является на самом деле, и заранее знает, зачем Хайтани явился на порог ее дома. Разодранную в клочья душу продолжает разрывать на части, и слезы подкатывают к горлу, но Сора терпит, умоляет их высохнуть на глазах, так и не увидев свет. Слух улавливает тихие шаги, принадлежащие мужчине, который тенью следует за ней, и девушка, наконец, выходит на улицу, вдыхая необходимый воздух. Любое пространство, в котором она находится вместе с Раном спирается, сдавливает ее, а кислород стремительно вытекает, лишая девушку жизненно важных вещей. И когда защита, безопасность и опора успели превратиться в отстраненность и неловкость? Сора и сама не ответит, но находиться рядом с Хайтани сейчас сродни мучительным пыткам – она готова заживо сгореть на костре в инквизицию, нежели стоять сейчас у стены и видеть его напротив себя. Высокого. Важного. Любимого и нужного. Не ее. Ран прожигает девушку взглядом, пытаясь пробраться в ее черепную коробку и понять, что там творится. Но не получается, и он не находит ничего лучше и действеннее, чем просто начать их разговор. С его губ слетает маленький вопрос, на который Ран сам знает ответ: − Ты знаешь? Тихий бархатный голос обволакивает Сору с головы до пят, и девушка расслабляется. Он действует завораживающе – как пунги для несчастной кобры, следующей за осторожными извилистыми движениями трубы. Ханаги не хочет, но противиться с каждым разом становится все сложнее и сложнее, а потом девушка вспоминает, что его привело сюда, и желание бороться и не сдаваться превышает приемлемую норму. − О чем? Сора складывает руки на груди, приподнимая подбородок. Острие оставляет рваные раны на душе, но девушка смотрит четко в аметистовые глаза напротив. Красивые и насыщенные. Глубокие. В них всегда отражается настоящий Ран, но сейчас Ханаги просто не может его увидеть… не может и не хочет. − Ты и так знаешь, Сора – не ломай комедию. Рану до безумия хочется закурить, но он сдерживает свой порыв. И из-за чего? Просто потому что Сора не выносит сигаретный дым, черт возьми! И Хайтани ставит ее желание и удобство во главе всего, но легкие зудят и горят в слезной просьбе обогатить себя хотя бы крошечной каплей никотина. Он уже было тянет руку к карману, но перехватывает изменение на лице Соры – защитная корка в глазах трещит, и зелень медленно увлажняется, словно на сочной траве выступила утренняя сладкая роса. Ран хочет попробовать ее, но понимает, что эта влага далеко не от счастья, а отправиться в эмоциональный полет от слез девушки нет никакого желания. − Знаю, − Сора осторожно кивает, впиваясь ногтями в руки, и облизывает пересохшие губы. – Но не понимаю, зачем ты пришел. − Я пришел к тебе. Ран делает шаг к девушке, но Ханаги отшатывается к стене, прижимаясь спиной к мокрому бетону. Влага неприятно пропитывает тонкую ткань футболки, но Сора совсем этого не замечает. В момент, когда Ран начинает медленно двигаться к ней – а Ханаги совсем некуда от него бежать – и внимательно всматриваться в ее лицо, Сора хочет закрыться руками, наорать на него и сбежать. Только она не умеет этого делать, и потому продолжает так же гордо смотреть на него в ответ. Как делала это всегда. Пусть они имеют большой разрыв во всем – начиная от роста и заканчивая влиянием и уровнем власти, − но всегда смотрят друг на друга как равные. − Не к кому, Ран, а зачем? Хайтани замер напротив Соры, вдыхая ее родной аромат – немного сладкий клубничный вперемешку с легкой терпкостью. Нервная система сразу же прекратила свой бунт, а пожар в легких удивительным образом потушился. Ран ненавидит, как чувствует себя рядом с девушкой, но вместе с тем любит это больше всего на свете. Он хочет схватить ее в охапку и уехать – совсем неважно, куда, но главное, что с ней. Навсегда, выкинув телефоны и сменив имена для окружающих, но не друг для друга. Ран хочет быть с Сорой рядом, чувствовать ее под боком и ощущать даже молчаливое присутствие. Только понимает, что это невозможно, но знает, что Ханаги – чертовски умная девушка, и потому поможет ему все решить. − Не знаю, − честно отвечает Хайтани, не боясь с ней ничего. − Уходи, − Сора выдавливает из себя, стараясь не вдыхать ядовитого воздуха, пропитанного им. Его присутствие рядом кружит голову, дурманит разум и подсылает в мозг картины недавно проведенного времени вместе… которые больше не повторятся никогда. И от этого девушка готова лезть на стену, с болью выкручивая себе руки. − Почему? – Ран хмурится, не понимая причину такого поведения. – Что это изменит? − Все, − Сора отворачивает голову в сторону и переходит на шепот. − У тебя будет ребенок, и есть жена. Рана эти слова удивляют. Он совсем не понимает, что это меняет. Сора всегда знала, что у него есть жена – он это и не скрывал. Они вдвоем не строят иллюзий и смотрят прямо на обстоятельства и факты. Только почему Ханаги именно сейчас об этом задумалась – он не знает. − И что? Мужчина упирается руками в стену по обе стороны от рыжей макушки, нависая над Сорой. Он видит, как в ее голове крутятся шестеренки в поиске путей отступления, но пока Ран не захочет – она никуда не уйдет. − Жена у меня была всегда. Но в чем проблема? – Ран ловит взгляд Соры, который блуждает по его белоснежной рубашке, а потом замечает, как ее тонкие руки накрывают низ живота. Серьезно? − Ребенок? Это остановит тебя? Озвученная им фраза похуистическим голосом прошибает девушку насквозь, выбивая стул из-под ног. Ран уже давно закинул веревку на ее шею, а девушка так и не заметила – только сейчас пожимает плоды своей наивности и слепых чувств к этому мужчине. Он знает, через что она прошла, и неужели не понимает, как ей тяжело? Наступать на одни и те же грабли во второй раз, а тем более с ним, будет невыносимо. Это убьет ее, мучительно долго лишая жизненно важных органов, наслаждаясь беспомощностью и уязвимостью. И Сора не может допустить, чтобы это произошло. − Да, Ран, − ровным голосом отвечает девушка, в то время как внутри она бьется в истерике. − У меня есть свои принципы и своя мораль. − Принципы и мораль? Губы Рана растягиваются в улыбке, а потом он фыркает. Сора думает, что сходит с ума, потому что прямо на ее глазах Ран Хайтани начинает смеяться – громко, во весь голос, запрокидывая голову назад и отходя от нее на несколько шагов. Появившаяся дистанция не спасает, как казалось Соре до этого, а еще больнее давит на открытые раны и пускает кровь. Его длинные пальцы заползают в волосы, сжимая пряди у корней, а свободная рука лезет в карман пальто, выуживая оттуда пачку сигарет. Соре страшно. Такой Ран выглядит сумасшедшим и больным на всю голову – с истеричным смехом и сигаретой, зажатой между губ. Но вместе со страхом в Ханаги начинает подниматься волна негодования и ненависти. Настолько сильной, что девушка не замечает, как сжимает руки в кулаки, до боли впиваясь ногтями в кожу. − Что смешного? Только Ран игнорирует ее – поджигает сигарету, продолжая тихо посмеиваться и покачивать головой из стороны в сторону. Он затягивается долго, прикрывая глаза, а потом резко выдыхает весь дым, облизывая губы, растянутые в кривой улыбке. − Ран, что смешного? Ее терпение медленно покидает тело, но Сора еще держится – она не может вот так закончить их встречу, хотя желание уйти домой становится невыносимым. И девушка очень жалеет, что не осуществила задуманное, потому что высокий голос Рана пробирает ее до костей: − Хуевые у тебя принципы и мораль – вот что. Ненастоящие и размытые. Удар. Больной и меткий – он бьет прямо в цель, попутно задевая все остальное. Сора хмурится. Он неправ. Ран просто хочет ее обидеть. И потому Ханаги с легкостью выдерживает необоснованные оскорбления и резко отвечает: − Нет. − Разве? −Ран стряхивает пепел с сигареты и делает шаг в сторону Соры. Его глаза горят безумием, а в сердце образовывается огромная дыра. Ему чертовски неприятно – словно на живую вправляют разом все кости и вместе с тем режут тело. И тогда наступает боль, разрывающая его на части и прогоняющая по самым изощренным пыткам, через какие даже не проходили его жертвы. Слова Соры лишь усиливают это чувство, которое становится уже нестерпимым. Он хочет, чтобы девушка хотя бы немного ощутила то, что сейчас происходит с ним – в какую агонию его душа начинает опускаться, панически цепляясь за остатки реальности. − А где же твоя мораль, когда ты каждый день идешь на работу, где почти каждый второй клиент – женатый мужчина? – замечая, как широко раскрываются ее глаз, Ран ликует и ненавидит себя за это, но продолжает после очередной затяжки. − Где твоя мораль, когда ты раздвигала ноги перед тем ублюдком. М? У него, вроде, тоже была жена и дети. Или у тебя включается избирательность? − Ран, остановись. Голос Соры дрожит – слезы подкатывают к глазам, а в горле образуется тугой ком, который не получится протолкнуть ничем, кроме криков до срыва голосовых связок. Он не может ей это говорить. Не имеет права, но кто запрещает Рану Хайтани? Он делает шаг ближе к девушке, вжавшейся в стену, и прищуривает глаза, выпуская дым в ее сторону. Сора морщится, тяжело дыша, и Ран понимает, что ей больно. Внутри срабатывает непонятный ему инстинкт защитить ее, но Хайтани игнорирует его, продолжая делать то, что он умеет замечательно – убивать словами: − Или когда ты спала со мной? Ты прекрасно знала, что я женат. И все равно нарушила свои принципы и мораль – за последние три дня раз двадцать, если не больше. − Прекрати. Сора держится из последних сил – была бы ее воля, девушка уже давно ушла бы домой, только Ран снова запер ее в ловушку, нависая и смотря надменным, сумасшедшим взглядом. Его слова ранят, мучат и душат, но Ханаги ничего не может сделать против него сейчас. А Хайтани и не думает останавливаться, решая добить девушку окончательно. Ему противно говорить это, слова встают попрек горла, но Ран проталкивает их пуская свой смертельный яд в мир Соры: − А когда делала аборт? – мужчина с болью наблюдает, как девушка замирает, приоткрывая рот. По ее бледной щеке скатывается слеза, и Рана это выводит из себя окончательно, но остановиться он уже не может, срывая голос до тенора. − Лишая жизни нерожденного ребенка, которого хотела оставить? Где была твоя ебучая мораль?! − Хватит! Сора кричит прямо ему в лицо, не скрывая горьких слез, которые обжигают не только тело, но и душу, которая окончательно распалась на крошечные части, а холодный ветер, залетевший в переулок между домами, разнес эти маленькие фрагменты по всему свету. Их уже не то что не склеить – их не найти никогда. Девушка чувствует, как стремительно падает; чувствует, как хлесткие потоки воздуха бьют ее летящее тело вниз с болью. Она забыла, каково это – падать без возможности спастись, и понимает, что если она все-таки коснется земли, больше себя не соберет. Ран видит это. Его тошнит от самого себя. Только вместо того, чтобы хотя бы остановиться, мужчина делает глубокую затяжку и выдыхает горький дым прямо в заплаканное лицо Соры, а ей плевать. Она продолжает беззвучно содрогаться от слез, и Ран давит в себе желание притянуть ее к себе, обнять и успокоить. Он хочет ее коснуться, спрятать от всего и мира даже себя. Но он должен поставить точку – и делает это, откидывая сигарету в сторону: − Нихуя это не принципы, Сора. Это тупость. Хотя здесь нечему удивляться. Ты ничем не отличающаяся от других проститутка. И больше никто.