***
Прозрачный халатик холодит кожу еще сильнее и не спасает от ветра, залетающего через открытое окно в гостиную. Тело покрывается гусиной кожей, когда Сора ловит на себе жирный взгляд очередного клиента. Она чертовски устала за сегодня. После встречи с Риндо Ханаги сразу пошла на работу и успела «обслужить» одного парня, который оказался крайне энергичен. У нее до сих пор ломит тело от сильных захватов и резких движений, а голова раскалывается на части. Возможно, будет изменение погоды… только от этого девушке нихрена не легче. Сора хочет поскорее пойти в свою комнатку, переодеться и пойти домой, где холодно, пусто и одиноко. Но, по крайней мере, ее там никто не захочет отыметь, и не будет смотреть сальными, похотливыми глазами. − Ее, − мужчина грузно смеется, но Сора продолжает упорно смотреть в окно. На город уже опустились сумерки, и Ханаги представляет, как пойдет через темный парк домой. Вдали от центра Роппонги тише и спокойнее, и душа Соры уже там – блаженствует и наслаждается. Только вот тело здесь, в борделе, и это тело толкают в бок, и Сора чуть ли не падает, не ожидая такой подлянки. Она переводит вопросительный взгляд на Хану, и девушка кивает в сторону клиента. Ну, что еще? Темные глаза напротив отлично отвечают на ее вопрос, и Сора внутренне стонет, в истерике отбивая внутренности. Ей противно, тошно, но Ханаги все равно улыбается рабочей улыбкой и дрожащей походкой направляется в забронированную комнату. Их комната с Раном находится дальше по коридору. Но Сора пропускает это мимо, как и не замечает с болью бьющееся сердце в груди, как в клетке. Каждое новое шествие до комнаты с клиентом превращается в поход на эшафот, где, в конце концов, Сора погибает морально. Было бы это единожды, только она из раза в раз умирает, а потом вновь воскресает, зализывая рваные раны на душе. Дверь за ее спиной громко хлопает, и Сора не успевает даже обернуться, как ее толкают на кровать. Мягкий матрац смягчает падение, только легче от этого не становится – сердце заходится в запредельном ритме, когда Ханаги осознает, что сейчас будет. Она понимает, что ее тело не выдержит, и девушка тихо шепчет, чувствуя, как по ее спине ползут склизкие холодные руки: − Господин, я понимаю Ваше желание, но, думаю, другая девушка сможет намного лучше меня… − Заткнись, − его голос режет слух. Он не такой мелодичный, чуть приглушенный и бархатный, как у него, и Сора борется с внутренней собой, чтобы остаться на месте, а не сбежать из комнаты, как из горящего дома. Девушка лишь сжимает челюсти и прищуривает глаза, когда слышит щелчок ремня. − Я выбрал тебя, а не другую, − плотные пальцы поддевают халат и стягивают его. Как же Сора ошибалась, думая, что он ни от чего не спасает – оставшись без него, ей кажется, что плотоядный взгляд вгрызается в кожу, рвет и разрывает на части. Каждый миллиметр пылает в огне и агонии, когда Ханаги ощущает прикосновение чужих рук. Тошнота подкатывает к горлу, но девушка сдерживается. Это ее работа. Потерпи, − призывает Сора и натягивает улыбку на лицо. − Это скоро пройдет. − Будь послушной, умной девочкой, − мужчина переворачивает Сору на спину и укладывает ладони на талии, сжимая кожу. Они покоятся там совсем недолго, а потом сразу же стягивают нижнее белье, оголяя не только ее тело, но и душу. Черт возьми, Ханаги! Что ты как в первый раз?! – сетует девушка и унимает дрожь. Только она не проходит окончательно, а лишь усиливается, когда клиент встает и направляется к комоду. Сора слышала, что он оплатил всю ночь, и очень надеется, что выдохнется намного раньше. Ей плевать на деньги – сейчас у девушки есть «подушка безопасности», и она вполне может обойтись без полной оплаты. Ханаги даже задумывается, чтобы вообще уйти прямо сейчас, но понимает, что тогда сорвет клиента, а это может плохо сказаться на борделе. Думать уже не хочется, и девушка просто смотрит на спину мужчины, который долго роется в ящиках комода. Он копошится там, выискивая необходимые вещи и, наконец, находит их, оборачиваясь с гадкой улыбкой на лице. Веревка. И кляп. Ничего страшного. Так думала Сора, пока мужчина не приблизился, опускаясь рядом с ней кровать. Секунда, и его нога перекидывается через бедро девушки, а тяжелое тело опускается на нее сверху. Ханаги неприятно – ее вдавливают в кровать, и возможность хоть как-то сдвинуться покидает ее голову. Просто не получится, а попытки могут плохо сказаться на работе. Только все мысли о пагубном действии на вечер тут же улетучиваются, стоит тяжелой руке ударить наотмашь по щеке девушки. Сора вскрикивает, не в силах сдержаться от обжигающего удара. Кожа горит, и боль пульсирует не только в лице, но и по всему телу. Ханаги понимает, что будет дальше, и не хочет все это переживать. Она дергается, но тут же получает еще один удар, и над ее ухом разносится грозное рычание: − Заткнись, не дергайся и получай удовольствие. − Нет, стойте… Но Сору никто не слушает – чужая рука смыкается на ее шее, лишая кислорода и возможности хоть как-то шевельнуться. Паника застилает Ханаги – она не хочет, не сможет, не выдержит – просто знает. Девушка готовится к боли, большой и удушающей. Темные глаза напротив горят, и свободная рука тянется к штанам, кое-как стягивая их. Соре страшно. Впервые за все пять лет работы по-настоящему страшно. Но всем на это плевать. Бледная кожа горит под тяжелыми касаниями, распространяющимися по всему телу – горло плавится под толстыми пальцами, как от кислоты, а на животе и груди остаются красные следы от сжиманий и щипков. Местами Сора ощущает онемение, а в голове отчаянно ищет пути выхода из этой ситуации. Ханаги закрывает глаза и сосредотачивается. Она думает так громко, что не слышит совсем ничего – ни причмокивающих звуков, которые происходят из-за прикусывания ее покрасневшей кожи; ни шлепков от ударов его руки о ее тело; ни шума в коридоре – ей ничего не поможет. Сора просто пытается придумать, как хотя бы скинуть эту тяжелую тушу с себя, чтобы сбежать, но она слишком слаба для этого. Девушка не сможет сбросить взрослого мужчину за мгновение и не прикладывая усилий. Но почему-то лишний вес растворился, словно его и не было, а Сору, ухватив за запястье, рывком подняли в воздух. Кожа под тонкими чужими пальцами не горела, как мгновение назад, а остывала, изредка покрываясь мурашками от электрических разрядов, проходящих через нервные окончания. Стоило девушке принять вертикальное положение и уткнуться носом в приятный мягкий материал одежды, как в легкие пробился аромат. Его. Терпкий. Со сладкой перчинкой. Мужской. Родной. Сора распахивает глаза в страхе, что все это галлюцинации или пустое наваждение, только она убеждается в обратном, стоит ей увидеть просвечивающийся сквозь тонкую белоснежную ткань рубашки чернильный узор. Сердце замедляет безумный ритм, и Ханаги чувствует жар мощного тела рядом. Ей уже не холодно – он ее согревает собой. Сильные руки осторожно ложатся на ее голое тело, прижимая к себе, как можно ближе, распространяя необходимое тепло дальше. Сора хочет увидеть его – она медленно поднимает глаза, задерживая взгляд на остром кадыке, украшенном аккуратной татуировкой, переходя на мягкие губы, впалые скулы и останавливаясь на ярком аметисте. Насыщенный фиолетовый цвет разгоняет по ее венам лошадиные дозы адреналина и эндорфина, запуская неведомый девушке механизм. Ей становится жарко, дурно, но в то же время прекрасно и спокойно. И в аметисте напротив Сора видит то же самое. Ран безумно рад ее видеть. Его потрясывает от ощущения бархатной кожи в своих руках. Прошло три недели, а, кажется, целая вечность с того момента, как он касался ее. В груди кто-то взорвал цветовую бомбу, окрашивая весь его мир в различные оттенки. Он ощущает, как кровь быстро бегает по венам, как дыхание дрожит, как губы сводит от желания поцеловать ее. И всему этому причина стоит прямо перед ним… полностью обнаженная. Темные глаза замирают на парике, а потом быстро скользят вниз, и Сора видит, как они становятся чернее ночи – Ран замечает красные следы на ее бледной коже, и в голове стреляет. Ханаги ощущает его ставшее частым дыхание, понимает, что он злится… очень сильно. И это мягко сказано. Потому что Ран Хайтани пребывает в бешенстве, переводя испепеляющий взгляд на валяющееся на полу тело. Мужик больше Хайтани в два раза – сидел на Соре верхом без контроля своего веса. Даже Ран себе не мог позволить такого, потому что понимал, что ей будет тяжело, как и любой другой девушке. А этому ублюдку было плевать на нее… как и Хайтани сейчас на него. Ран быстро стягивает пиджак с плеч и накидывает его на Сору. Девушка мнется под его убивающими глазами и осознает, что он собирается сделать, когда Хайтани уже направился к клиенту, загибая рукава рубашки. Только вот Ран и не скрывает, в открытую демонстрируя желание закопать этого смертника живьем, предварительно пропустив через Ад еще при жизни. − Ран… − тихо зовет его Сора, но он игнорирует. Мужчина растягивает на лице улыбку, от которой у всех стынет кровь в жилах. Ран уверен, что если сам посмотрится в зеркало в этот момент, его хватит мандраж, а каковы тогда ощущения других..? Только глядя на лицо мужика под ногами Хайтани все понимает, и потому его улыбка становится более безумной: − Начинай молиться. Тело под ногами бьется в припадке, пытается отодвинуться в самый край, потому что узнает, кто возвышается над ним. Мужчина осознает, что целым отсюда не уйдет, но надеется, что хотя бы живым. Ран уверен в обратном. Но ни один, ни второй не оказываются правы, потому что стоит Хайтани склониться над мужчиной и притянуть его за воротник рубашки к себе, как ощущает на спине маленькую ладошку, а потом перед его взглядом появляется Сора. Она целиком надела его пиджак, утопая в теплой ткани, и Ран отмечает, что его одежда – любая – смотрится на ней подходяще… правильно. Ханаги не может позволить произойти здесь тому, что может. Это ее работа, какой бы они ни была, и Ран не имеет права вмешиваться и избивать ее клиентов просто потому, что так захотела его левая нога. Только Хайтани, кажется, этого совсем не понимает, и потому переносит свою агрессию на нее: − Защищаешь его? Он хочет услышать «нет»; хочет, чтобы Сора обняла его и увела в их комнату, где они смогут спокойно поговорить. Только ответ Ханаги заставляет его замереть: − Да, − она складывает руки на груди и приподнимает голову, поясняя. – Он клиент. − Серьезно? Ты заступаешься за животное, которое хотело жестко отыметь тебя?! Даже если бы ты потеряла сознание, он бы все равно не остановился! Ран не верит своим ушам, в его голове не укладывается, что Сора может такое говорить. Она не может стоять перед ним и спасать этого ублюдка, что распускал свои руки на нее… но и не только он это делал. − Это моя работа… − Тогда ты здесь больше не работаешь. Хайтани хватает Сору за запястье и тянет к выходу. Он хочет увести ее отсюда, посадить в машину и, наконец, поговорить, а потом уехать к ней домой и не переставать целоваться как минимум сутки. Ему откровенно плевать, есть ли кто-то дома из родных – Ран просто спрячется с ней в маленькой комнатке от всего мира и не отстанет от нее, пока их губы не онемеют. Он мечтает об этом и уже чувствует, как его желание сбывается, только Сора опять все сбивает и резко вырывает руку из его хвата. Ран ничего не понимает – мужчина оборачивается на девушку и сбивается еще больше. Ханаги смотрит на него злыми глазами, мечет ими молнии и часто дышит. Сора готова разорвать его на части, но из-за чего? − Сора, − все еще высоким голосом зовет ее Ран и протягивает руку ладонью вверх – как дикому животному, которое может в страхе сбежать или наброситься в приступе агрессии. − Нет, Ран. Ханаги говорит резко, броско и с вызовом. Ее глаза мечут молнии, а руки сжимаются в кулаки – Сора хочет наотмашь ударить его за все. За то, что он появился в ее жизни. За то, что он узнал ее настоящую. За то, что крепко вцепился когтями в ее мир. За то, что помог маме, когда его никто об этом не просил. За то, что наговорил тогда настолько обидные слова. За то, что она в него влюбилась – сильно и до беспамятства. Сора ненавидит Рана за это, но, вместе с тем, любит. Говорят, любовь и ненависть – похожие чувства. Они оба настолько сильны и искренни, и отличаются только тем, будет это чувство положительным или отрицательным. Ханаги мечется между этими сторонами и не понимает, чего испытывает к Хайтани больше. Только сейчас Сорой правит ярость. Она не понимает, как он может говорить ей, где ей работать, а где – нет?! Это выводит ее из себя, поднимает в груди волну негодования, и Сора выплескивает это все на него: − Ты не имеешь право решать за меня! − Решать что? Ран тоже стискивает руки в кулаки так сильно, что пальцы и костяшки побелели. Он знает, что она сейчас скажет, но искренне надеется, что этого не произойдет. Сора не любит оправдывать ничьи ожидания, каждый раз приятно удивляя, только вот сейчас решила отклониться от этого правила: − Где и кем мне работать, − цедит девушка сквозь стиснутые зубы. – Да и вообще все, что касается моей жизни, − Сора делает широкий шаг к нему, вставая почти вплотную и опускаясь до шепота от злости. – А знаешь почему? − Просвети же. − Ты мне никто. Ран резко выдыхает и сжигает этим палящим дыханием Сору. Он не испытывал такой ярости, даже когда узнал об измене Касуми пару часов назад. Сейчас его просто кроет, но Ран продолжает держать себя в руках, потому что перед ним стоит Сора. И что бы она ни говорила, девушка все равно права. Они с Раном друг для друга чужие люди, не имеют никаких отношений – даже деловых или дружеских. Только и он, и Ханаги придумали для себя их подобие, за что и платят сейчас. − Ты знаешь, что это не так. Им обоим больно и противно, а в ушах отдает противный скрежет, раздирающий внутренности и душу изнутри. Соре мерзко говорить такие слова, ведь Ран прав – это не так. Мужчина для нее стал маленьким миром, в котором девушка ощущает блаженство и покой. Ханаги причиняет этими словами боль не только себе, но и ему – темный взгляд мерцает, то загораясь сумасшедшим огнем, то потухая. Но Ран тоже ранил Сору словами, и девушка хочет, чтобы он ощутил то же самое – когда любой вдох приносит жгучую боль, а все тело ломает от непрекращающихся слез. − Да ладно? Ты являешься кем-то для глупой проститутки? Шлюхи, у которой сбитые и размытые принципы и мораль? Или нет, подожди, − Сора прищуривается и приближается к Рану вплотную, цедя сквозь стиснутые зубы. – Их у меня нет совсем. Взгляд Рана холодеет, как и его душа. Он знает, что сделал Соре больно. Он понимает, что поступил недостойно, и за это стоит извиниться. Только Ран не из тех, кто умеет просить прощения. Он этого не делал никогда. И потому мужчина тихо, выдыхая в любимые губы, спрашивает: − Чего ты этим добиваешься? Только Сору этим вкрадчивым голосом не пронять: она отшатывается, стреляет в него глазами и взрывается. Она пожалеет о своих словах, девушка уверена, только не может остановиться, указывая пальцем на дверь: − Чтобы ты исчез из моей жизни навсегда! Кроме боли ты ничего мне не приносишь. Дай спокойно работать и сдохнуть здесь, выплачивая этот чертов долг! Просто уйди. Голос Соры срывается до шепота, и девушка отворачивает голову в сторону. Ханаги больно – ее душу рвет на части от сказанных слов, но их уже не вернуть. Сора даже не верит, что произнесла это вслух – оттолкнуть от себя человека, который был для нее всем, не является логичным действием, только здесь вопрос уже не о логике, а о… правильности. У Рана жена, будет ребенок, и Сора просто не может позволить себе намеренно сломать чужую семью, испортить жизнь ребенку. Даже если не брать в счет эти обстоятельства – они никогда не смогут быть вместе, ведь совсем разные, да и живут в разных мирах. Она не хочет, чтобы Ран уходил, но так нужно. Слезы подкатывают к горлу, и девушка моргает, убирая их обратно. Ее взгляд натыкается на лежащего на полу мужчину, и она вспоминает, что находится на работе… с клиентом. Глаза у мужчины испуганные, широко раскрытые и не кажущиеся такими безумными, по сравнению с темным аметистом, сжигающим ее дотла. Ран многое хочет сказать; хочет достучаться до нее, схватить за плечи и хорошенько встряхнуть; хочет выбить из ее башки всю муть и, наконец, поцеловать, сливая с собой в одно целое. Только вместо этого он, чуть покачивая головой, делает шаг назад, к двери. Его голос пропитывается грустью и сожалением, которое он даже не пытается скрыть: − Все-таки, Сора, ты обычная женщина. Прекрасная, умная и хитрая… и такая же дура. За ним громко хлопает дверь, но Сора уже не слышит ничего, кроме оглушающей пульсации в голове и своих всхлипов. Она клялась себе больше не плакать из-за него, но в который раз нарушила свое обещание. Слезы душат и рвутся наружу с надрывом, разрывая горло острыми когтями, и Ханаги не может больше сдерживаться. Сора падает на колени, кутаясь в темном пиджаке, который пахнет им, и жуя соленые слезы. Сердце бешено колотится в груди, и Ханаги искренне хочет, чтобы оно выскочило из груди, чтобы прекратить эти мучения. Девушка хочет догнать его и обнять – им даже не нужно ничего говорить друг другу, чтобы понять. Только делать она этого не будет. Сказанного не воротишь, и исправить то, что между ними сейчас, уже не получится.***
− Простите, что? Сора упирается руками в стол, нависая над начальником. Она плевать хотела на правила этикета и нормы поведения на работе. Последние действующие нервные клетки сдохли два дня назад, когда она поставила точку в их с Раном «отношениях», которых, на самом деле, никогда не было. Сейчас девушку может вывести из себя любой незначительный раздражитель, а та ситуация, которая происходит сейчас, даже в сравнение ни с чем не идет – внутри сразу же взрывается бомба замедленного действия, стремящаяся уничтожить Сору уже не первый день. − Ты уволена, − спокойно повторяет Озэму и кидает на стол пачку купюр. – Это моральная компенсация. Подачка собачонке. Плевок в душу. Очередное унижение. Сора пребывает в бешенстве – она не хочет брать эти деньги, но не может их оставить. Совесть не позволяет протянуть руку и убрать «компенсацию» в сумку, но Ханаги понимает, что эти деньги ей нужны. Сегодня должны прийти за долгом, а у нее не хватает до полной суммы совсем немного. Через несколько дней маму выписывают из больницы, и ей тоже нужно поддерживать медикаментозное лечение, которое стоит не мало. А найти стоящую работу за короткий промежуток времени невозможно. − Бери, Ханаги, − Озему подталкивает пачку ближе к девушке. – Я сам не хочу тебя увольнять. − Так зачем же это делаешь? Сора быстро переходит на «ты» − они находятся в кабинете вдвоем, и сейчас между ними уже нет отношений «начальник-подчиненная». Они находятся на равных, хотя всегда были. Озэму многое сделал для девушки. Он помог ей, принял на работу маленькой девчонкой, вставая на ее место. Мужчина – тогда еще молодой парень – не хотел давать ей клиентов, оттягивая время как можно дольше, а ее наставница спокойно делила свою прибыль напополам с девчонкой. Они оба жалели ее – совсем еще ребенка, которому быстро и рано пришлось повзрослеть. Ему пришлось дать ей настоящую работу – клиент обещал заплатить большие деньги, да и отказать этому человеку было в ущерб всему. Сора спокойно это приняла и, слушая наставления «второй матери», ушла с ним в комнату. Озэму тогда отдал ей все до копейки, не беря ничего даже себе, и девушка стала ему почти младшей сестрой – он ни раз прикрывал ее и давал больше выходных, сам не понимая, почему так привязался к ней. Она многим отличалась от остальных девушек в борделе, только уловить суть этих различий не получалось. Каждая здесь находится по своей причине – смерть родных, долги, срочное лечение, способ выживания. Только Сора почему-то казалась среди них всех живой, в то время как остальные потеряли смысл жизни, кроме попытки выжить. Да, они цепляются за существование когтями, вгрызаются зубами и не дают себе свалиться в пропасть, но девушка делает это для того, чтобы жить, а не просто существовать. А сейчас у нее эту возможность забирают, но не по собственной воле. Озаэму не дали выбора – он до последнего пытался отстоять это место Ханаги, но с таким человеком спорить бесполезно. − Прости, − мужчина пожимает плечами, не сводя прямого взгляда с девушки. – Случай пару дней назад не прошел бесследно – пришли важные люди и потребовали либо твоего увольнения, либо закрытие борделя. Я не мог выбрать иное, Сора, − Озэму мнется под ее взглядом, но все равно протягивает бумажку с адресом. – Если у тебя есть вопросы, можешь сходить по этому адресу. Там тебе все объяснят получше. Девушка смотрит на него в упор, даже не опуская взгляда на мятый клочок бумажки с аккуратно выведенными кандзи. Мир Соры разрушается на ее глазах, и как его спасти, она не знает. Ханаги пытается удержать его, подставляет руки под отваливающиеся глыбы основания, но они лишь отбивают ладони и пальцы и безвозвратно улетучиваются в небытие. Любой другой человек опустил бы руки, сдался и позволил всему произойти так, как и есть, но Сора – не любой. Она продолжает бороться, даже когда уже нет сил и возможностей. Пусть это ничего не изменит, но Ханаги все равно забирает бумажку вместе с деньгами и идет к выходу из кабинета. Ей больше незачем здесь находиться, и, к сожалению, Сора больше сюда не вернется никогда. Озэму словно читает ее мысли, разделяя одну думу на двоих. Ему будет не хватать ее колких фраз, гордо поднятой головы и горящих жизнью глаз. И потому мужчина тихо бросает на прощание, перед тем как девушка закрывает за собой дверь: − Удачи, Сора. Надеюсь, у тебя все сложится, и однажды мы еще встретимся. Сора тоже на это надеется и, кинув грустную улыбку, выходит из кабинета. Ее цель находится в центре Роппонги, и Ханаги не намерена упускать возможность построить свой мир заново.***
Прохладный подъезд раздражает Сору кристальной чистотой. Кажется, даже пылинки нет. Девушка является здесь инородным телом, особенно учитывая, что она вся стоит не больше отделки стен и высоких потолков. Ханаги нервно топает ногой, потому что сама не понимает, что забыла тут, а нервы и возбужденный организм подгоняют ее и заводят механизм активности. Девушка думает, что она готова снести эту чертову дверь с петель голыми руками и выплеснуть эту вспышку ярости на того, кто послужил ее источником. Острые костяшки еще раз встречаются с металлической дверью, в которой Сора видит взбешенную себя, и громкий стук разгоняет тишину по пустому подъезду. На последних этажах высотки нет никого – словно все соседние квартиры не заселены. Ни единого звука о возможном существовании здесь людей. Когда Ханаги кажется, что и в квартире, куда она долбится уже на протяжении последних трех минут, тоже нет хозяев, замок щелкает. Сора уже готовится выплюнуть всю желчь человеку в лицо, только слова застревают в глотке, стоит двери открыться. Девушка теряется за секунду и не знает, что должна сейчас сделать. На пороге просторной квартиры стоит высокий мужчина со снисходительной улыбкой на ублюдочно-красивом лице. Ран не моргает, пока разглядывает Сору – в порыве злости резко перетекшей в растерянность девушка выглядит неотразимо. Безумные глаза приходят в норму, а потом вновь загораются, и Хайтани со стремительно стучащим сердцем ждет ее слов. − Ты? − Я. Ты пришла в гости? Он язвит, потому что хочет узнать, насколько хватит ее терпения. Ран понимает, что намного, но все равно опирается плечом о дверной косяк и скрещивает руки на груди. Снова злящаяся Сора его умиляет – сжатые в кулачки ручки, сведенные бровки к переносице и острый взгляд – все в ней просит Рана сгрести ее в охапку и затащить в квартиру, покрывая поцелуями каждый участок ее сладкого тела. Только вместо этого мужчина приподнимает бровь в ожидании ее ответа. − Хватит. Ты как-то связан с моим увольнением? − Возможно. − Ран, − предупреждает Сора, и Хайтани отодвигается в сторону, пропуская девушку. − Я решаю рабочие вопросы только в кабинете. Сора не хочет заходить в его логово, становясь полностью беззащитной, и предпочла бы переговорить в подъезде или на улице, где они будут на одном уровне. На его территории эта сила улетучится от нее, и Ханаги останется уязвимой. Только вот Хайтани выглядит уж слишком покладистым и спокойным для того, кто испортил ей жизнь и «ушел навсегда». Ханаги знает, что он ей ничего не сделает... физически. Но про его едкие слова Сора никогда не забывает, и перешагивает порог квартиры с готовностью услышать от мужчины все. Она шагает с привычно поднятой головой, осматривая светлую квартиру: стены цвета слоновой кости и высокий белый потолок и так увеличивают пространство в совсем пустой и необставленной квартире. Словно сюда только что переехали и еще не успели обжить толком. Одинокий диван и журнальный столик в широкой гостиной в окружении пары коробок доказывали ее мысли. − С новосельем, − сухо замечает Сора, когда Ран обходит ее и открывает дверь в кабинет. − Спасибо. Хайтани не хотел уезжать из старой квартиры – он привык к ней, и мог ориентироваться в ее стенах даже с закрытыми глазами, несмотря на то, что был там нечастым гостем. Только жить в неродных стенах уже не получится, даже если учитывать факт, что Касуми там больше нет и не будет никогда. Переезд не пугал или доставлял дискомфорт – это было муторно и немного геморрно. Продать одну и сразу купить вторую. Пару вещей в коробки, и он в новом доме. Ран выбрал квартиру наугад – ткнул пальцем в первый попавшийся вариант, а лишь потом просмотрел данные и приложенные фотографии. Ему понравилось тепло комнат, которое он явственно ощутил сквозь цветные снимки. Кабинет сразу стал любимой комнатой – просторный, с широкими панорамными окнами и столом из темного дерева. Ран ощущает себя здесь правильно, словно деталь пазла встала в свое место. Хайтани понимает, что еще не собрал картину до конца и, возможно, потерял несколько элементов, а, может, еще потеряет или найдет новые. И потому с легкостью и неким трепетом переступает порог кабинета, сразу же чувствуя успокоение. Даже прожигающие его спину глаза Соры не кажутся чем-то страшным, а решаемым. − Чай? Кофе? Что-нибудь крепче? Ран опускается на кожаное кресло и откидывается на спинку. Он заранее знает ее ответ, и даже не задумывается, что ему придется вставать. − Мне нужно только знать, какого черта ты влез в мою жизнь и поспособствовал увольнению с работы, которая приносила мне деньги и поддерживала жизнь? Сора даже не опускается на кресло напротив Рана – не видит в этом смысла. Она получит ответ на свои вопросы и уйдет. Навсегда. У нее сейчас много дел – найти новую работу и придумать, где взять денег на первое время. «Моральную компенсацию» Сора оставит на всякий случай – ведь в жизни, а особенно ее, может произойти все, что угодно. − Ты там больше работать не будешь, − спокойно отвечает Ран и чуть прокручивается в кресле, кидая взгляд на документ, который приносит ему неописуемое успокоение уже целые сутки. Чувство полной свободы. Начало новой жизни. − Мы это уже обсуждали. Ханаги постепенно закипает. Она не хочет вновь проходить этот разговор – даже двухдневной давности он ощутимо царапает душу и путает мысли, подгоняя слезы к глазам. Она поставила точку, и переделывать из нее запятую не намерена. − Тебе больше нет смысла там работать. − С чего бы? Ты выплатил весь мой долг? – Сора складывает руки на груди, впиваясь пальцами в кожу рук. Даже через ткань кофты она ощущает давление ногтей. − Не совсем, − уклончиво отвечает Ран и чуть щурится. – Но можешь больше не беспокоиться о нем. − Почему? Сора искренне не понимает, а Ран не расскажет ей всю правду. Пусть девушка не из робкого десятка, но описывать допросы Риндо и навыки старшего Хайтани убивать не стоит даже ей. Копать под человека, которому должен Шин Ханаги было проще простого – Ран просто достал лопату, а вся подноготная уже оказалась на поверхности. Хайтани и так его пристрел бы – выплачивать деньги этому отбросу Ран не стал бы никогда, а в подарок ко всему ничтожество еще и перешло дорогу Бонтен, а значит получит под раздачу не только от старшего Хайтани, но и младший сможет вдоволь поиграть со своей жертвой. Риндо действительно разошелся, особенно когда Ран шепнул ему на ухо «маленький секретик», связанный с Сорой. Костолом вернулся в свой привычный, давно забытый режим и оторвался по полной. Сора читает все в глазах Рана, и осознание приходит само. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы разгадать тайну – нужно всего лишь сложить два и два, и ответ сам придет к тебе в голову. Конечно, Ханаги не хочет услышать это от Рана, хоть и не питает радужных иллюзий по поводу него и его рода деятельности. Она все знает и принимает таким, какое оно есть – тяжелое, опасное и кровавое. Ее проблема была решена таким же способом, привычным Хайтани и чуждым для Соры. Только то, что произошло, уже не воротишь, и она ничего не сможет изменить. Да и вряд ли бы Сора захотела – долга теперь нет, и она вольна жить так, как захочет, но это уже невозможно, ведь Ханаги формировалась в борделе, и ничего, кроме этого, не умеет, а Ран забрал у девушки и это. − Это все равно не давало тебе позволения лишать меня работы. − Ты бы никогда не ушла из этой профессии без толчка, − резонно подмечает Ран, но Сора продолжает гнуть свое. − Это решать не тебе, − девушка склоняет голову набок и сжимает челюсти. − Забыл? Ты мне никто. Решай проблемы и вопросы своей беременной жены… − Она не беременна, − быстро отвечает Ран, и Сора хмурится. – Точнее, беременна, но не от меня. Сердце Соры пропускает пару ударов от того, с какой легкостью об этом говорит Ран. Только вот его глаза, горящие синим пламенем, говорят совсем об обратном, и Ханаги жаль. Она искренне сожалеет, что ему прошлось пройти через этот ужас – думать, что ребенок твой, а на деле оказывается, что нет. А ведь Хайтани не выносят предательства, и в голове Соры мелькает страшная мысль… − А что с… Касуми? − Не знаю, − Ран берет документ и прокатывает листок по столу Соре. – Жизнь моей бывшей жены меня больше не касается. Бывшей? Ханаги берет бумагу и переводит взгляд со спокойного Рана на документ. Свидетельство о расторжении брака. Между Раном Хайтани и Касуми Хайтани. Вступил в силу… вчера. Сора стреляет глазами на Рана: мужчина спокойно восседает в кресле, закинув ногу на ногу и рассматривая девушку. Хайтани в который раз за сегодняшнюю маленькую встречу любуется Сорой – ее пушистыми рыжими волосами, по которыми истосковался за три недели; ее яркими зелеными глазами, в которых плещется жизнь, несмотря на жестокость и суровость окружающего мира; ее стойкостью и собранностью даже в сложной или застающей врасплох ситуациях. Ран понимает, что ему сложнее будет жить без нее – Сора дарит жизнь, радость и спокойствие. Все эти чувства он может получить только с ней, и потерять девушку будет сродни лишению самых важных органов, необходимых для жизни. Но вместе с тем Хайтани осознает, что заставить быть с собой он не может – Сора свободная и независимая, а насильно сажать в клетку ее Ран не будет никогда. Девушка и правда похожа на птицу – диковинную, стремительную и вольную, и принуждать к чему-либо для нее приравнивается к смерти. И потому Ран дает ей право выбора: − Ты можешь остаться со мной, либо мы можем разойтись навсегда, ставя жирную точку между нами. Я не буду заставлять или принуждать – решать тебе, Сора.