У Бога закрыты глаза

Мой нездоровый смех заполняет взлётную площадку, и Михаэль, как бы между делом, замечает: - Тебя вообще-то слышно. Но я не могу перестать, когда думаю о том, что среди ночи угоняю хоукзиль по наставлению парня, которого никто кроме меня не может видеть. - Михаэль, - отсмеявшись, говорю я. - А ты случайно не пытаешься обманом выманить меня отсюда? - Клянусь почкой, что нет. - Сомнительная клятва. У людей их две, можно жить и с одной почкой. - У меня нисколько нет, - пожимает плечами. - И чем ты клялся? - выгибаю бровь. - Ну, я не говорил, что своей... - Так может не надо мне никуда лететь? - Надо, Тейто. Надо. И ноги сами идут к мотоциклу. - Не делай так, - удушить панику на корню не получается, и она просачивается в голос. - Извини, - произносит Михаэль, натолкнувшись на мой хмурый взгляд. Меня это успевает напугать, потому что мне видится продолжение фразы: «извини, но нет». Однако конечности возвращаются в моё полное подчинение, и это действительно просто «извини». Мотор я завожу сам, и мы, наконец, улетаем. *** В городе, как и всегда, бурлит жизнь. Десятки голосов сливаются в один несмолкающий поток. Люди снуют туда-сюда, с мешками, с пакетами, с пустыми руками или с кем-то в руках: с ребёнком, с неопознанной зверушкой. Они живут в каком-то своём ритме, по не зависящему от солнца расписанию, и ложатся спать только под утро. Здешнее поселение живёт торговлей. Когда темнеет, сюда слетаются люди не только из Седьмого, но и из Шестого округа. А иногда и из Четвертого кто-нибудь добирается. Это рассказала мне Марика - та девочка из лавки с пирогами, когда мы с Фрау были здесь в прошлый раз. Он ещё подкалывал меня всю дорогу: «Всё-таки передумал, насчёт журналов? Я знал, что мы туда еще вер...». Не помню, что я ему ответил, но в процессе «ответа» мы чуть оба не навернулись с хоукзиля. И по прибытии на место его ждало жесткое разочарование, потому что куда больше духовной пищи (как у него язык поворачивается?) меня интересовали пироги с мясом. Он, впрочем, истолковал это по-своему, сказал, что вкусы у меня странные, и «она доска». Сам ты доска, и глухой стук от моего подзатыльника лучшее тому подтверждение. Марика вообще-то младше на два года. Если ты меня называешь мальцом, то её должен считать ребёнком тем более. А на... на грудь я вообще не смотрел. У неё очень светлая кожа, шоколадные волосы и карие, сжелта, глаза. И мне чертовски жаль тебя, Фрау, если просто дружить с девушками ты не можешь. Хоукзиль оставляю на другой стоянке. Той мы с Фрау больше не пользовались, потому что «хозяин – мудак». Нет, он, конечно, не так сказал, но его красочных конструкций я повторять не решусь. Честно говоря, я сомневался, что долечу сегодня куда надо, но Михаэль честно подсказывал дорогу. Самому мне её не найти: неведомо откуда взявшийся топографический кретинизм. Видимо, в повседневной жизни его помощь всегда имела место быть. Просто раньше он за неё ничего не требовал. Но Пернатый (я продолжаю его так про себя называть) не даёт времени на размышления и зовёт за собой - плыть по узким улочкам. То, что это называется вторжением в частную жизнь, меня мало заботит. Ну, или мне просто хочется так думать. В конце концов, дело касается Фрау, который, как сказал Микаге, за мной «сталкерит». Что собирается показать мне Михаэль? Процесс снятия метки? Не думаю, что это так уж страшно. Хотя я даже кора никогда не видел. - Оглянись, - говорит он. Позади меня, прислонившись к стене дома, сидит мужчина с остекленевшими глазами. Его руки и ноги вывернуты под неестественным углом. Я поражаюсь тому, что не заметил его раньше и спешу нагнать своего невидимого проводника. Дальше меня ему, естественно, не уйти, но лучше поторопиться. - Там не на что смотреть, - усмехается Михаэль. - Это низший варс - то, во что превращается человек, чьи желания исполнил кор. Сами коры невзрачные: маленькие костяные крылышки. Иного тела у них нет. Не могу сдержать любопытства: - Они правда исполняют желания? - Не по-настоящему, - предостерегает Пернатый. - И в обмен забирают душу. - Понятно. - Я надеюсь. Мы забредаем в незнакомый район: пустой и неприветливый. По пути нам попалось еще несколько человек... варсов. Я теперь каждый раз боялся, что кто-нибудь из них вскочит и... Не знаю, чего от них ждать. Михаэль сказал, что «всегда меня защитит». - Почти пришли, - сообщает он. - Почти, - бурчу себе под нос. - А мне уже уйти хочется. Дверь в одном из домов открыта настежь, и мне, конечно же, туда. Мы поднимаемся на второй этаж по пыльной каменной лестнице, и уже там он подманивает меня рукой, как в нашу первую встречу. Шагнув к нему, я думаю, что сверну ему шею. Пусть даже она у него воображаемая. Но, Михаэль, какого чёрта было приводить меня сюда!? Зачем было показывать Фрау в компании какой-то девушки?? Закусываю губу; всё, что про него сейчас думают, этот засранец и так слышит. А я, если обнаружу себя, буду выглядеть как…. Но в последний момент замечаю, что Фрау её не целует, он её... - Жрёт, - подсказывает Михаэль. Я не могу пошевелиться или закрыть глаза, и понимаю, что это всё-таки было «извини, но нет». Страх беспрепятственно скользит под воротник и обвивается вокруг шеи. Его петля затягивается. - Смотри, - шепчет он. - Смотри. Как у кого-то забирают душу - смотри. Как кого-то убивают - смотри. Смотри и ничего не делай. Впервые после войны кого-то убивают на моих глазах. Если бы я мог, то упал бы перед Михаэлем на колени и умолял, чтобы он отпустил меня. Но он отпускает, только когда чувствует, что дальше ломать уже некуда. Я сбегаю по ступеням, перепрыгивая сразу две, и налетая на стены. Из дома я просто вываливаюсь и, не оглядываясь, несусь вдоль улицы, среди беспорядочно мелькающих картинок, с трудом замечая варсов, которые теперь слоняются из стороны в сторону. Как забираю хоукзиль, я не помню. Не помню, как летел обратно, и как заперся в своей комнате. Не помню, когда исчез Михаэль. Я не вгрызаюсь в подушку и, конечно, не буду сейчас рыдать, как маленький мальчик. Беспомощность. Это так называется. Ужас просачивается через все щели, стекает по стенам, капает с потолка и заползает ко мне на постель. Словно живой зверь, устраивается под боком и засыпает. Спокойный ужас. Он знает, что сможет загрызть меня и завтра. И в любое другое время. И когда за окном светает, я ещё долго продолжаю лежать с открытыми глазам. *** Меня будит настойчивый стук в дверь. Уже совсем светло; на часах, наверное, полдень, не меньше. На секунду застыв у двери, я вставляю ключ в прорезь замка. В качестве ключей здесь используют каменные карточки. Они же что-то вроде удостоверения личности, и у каждого сана свои. У меня такой взяться неоткуда, но у дяди был пропуск (на новое имя, разумеется), и его, в отличие от других вещей, отдали мне сразу. На пороге стоит Микаге, и, судя по выражению лица, настроен он... воинственно. - Иди без меня, я не хочу есть. Обед, что ещё могло заставить его явится сюда? - Голодовка - не выход, - заявляет друг, вглядываясь в мои опухшие глаза. Не отстанет ведь. Определённо. Так что я иду в ванную, где при первом же взгляде в зеркало осознаю весь масштаб "опухлости". Микаге остается ждать в комнате, и, вернувшись, я застаю его нарезающим по ней круги. - Где твои вещи? - спрашивает он. - В шкафу, - смотрю на него с лёгким недоумением. - Я там смотрел. Это что, все твои вещи? Он думает, мы сюда отдыхать приехали? Я ощущаю, как во мне поднимается злость, но вовремя соображаю, что так и не рассказал Микаге, какие черти принесли меня сюда. - Что в сумку влезло, то и взял. И документов у меня тоже больше нет, - говорю ему. Может, если рассказать сейчас, всё не будет так уж плохо. Он ведь уже знает, что я родом из Раггса. - И восстановить не получится? - Микаге, - выталкиваю его в коридор, - восстановление поддельных документов – не лучшая идея. - Ты же говорил, они настоящие, - он упирается руками и ногами в косяки двери с таким упорством, словно его в одних трусах выгоняют на мороз. Они-то настоящие, а вот те, кто жил под чужими именами, и есть подделки. Хотя мне уже порядком осточертели эти сравнения, уточнения и рассуждения о том, кто реален. Это я сейчас здесь. Это я говорю: - Мы будем сегодня есть вообще? Это я. И Микаге пулей вылетает в коридор, утягивая меня за собой. *** Я позволяю себе думать, что это был сон. Один из тех безобразных кошмаров, которые в последнее время вижу всё чащё. Я не помню, о чём они, но каждый раз просыпаюсь с чувством тревоги и «ощущением смерти». Мне кажется, перед тем, как проснуться, я проваливаюсь куда-то, натыкаюсь на что-то или задыхаюсь. Мне кажется, я вижу боль, которая с грохотом устремляется ко мне, подобно громадному поезду, но никогда не успевает. Я позволяю себе думать, что это иллюзия Михаэля. Такая же, как его пернатое воплощение. Но Фрау впервые за всё время садится не рядом со мной, он вообще не смотрит в мою сторону. И этого достаточно, чтобы Михаэль пришёл к логичному выводу: «Он нас заметил». Больше я на Фрау не смотрю. Особенно, когда Микаге сверлит меня своим испытующим взглядом. *** - Слушай, пацан, от меня-то тебе чего надо? – заныл Фрау. - Это из-за вас он такой, - упрекнул его Микаге. Уходить без боя парень не собирался. Раз этот человек довёл его друга, то он должен хотя бы отомстить, и довести бессовестного епископа если не до слёз, то до нервного срыва уж точно. СПРАВЕДЛИВОСТЬ должна восторжествовать. - Нет, - возразил мужчина. То, что «такой» - это подавленный, раздражительный и с опухшей рожей, они выяснили ещё полчаса назад. - Я обычно в чужие дела не лезу, но Тейто мне - как брат, и если он из-за вас мучается, я в стороне стоять не буду! «Конечно. Ты позаботишься, чтоб мучились все», - кисло подумал Фрау. - С чего ты взял, что мучается малец из-за меня? – как можно спокойнее уточнил он, закуривая уже третью сигарету подряд. – Он сам тебе об этом сказал? - Конечно нет! – возмутился Микаге. – Тейто ведь гордый, как не знаю кто. И объясните мне наконец, что у вас стряслось! Сваливать это настырное чудовище на друга - как-то не по-товарищески, но другого способа отделаться от него, похоже, не было. - Иди-ка ты к Лабрадору, - не выдержал тот. – Может, хоть он тебе что-нибудь скажет. Микаге долго смотрел на него с истинно кровожадным выражением лица, но в итоге фыркнул и всё с тем же комично грозным видом да увалистой походкой отправился на очередные разборки. «Прости меня, Лаб», - искренне покаялся он. *** Лабрадор-сан сказал, что он «может снимать проклятья». Но что-то не похоже, чтобы Фрау там кого-то спасал. Я не могу больше ни о чём думать, и даже Михаэль – это непонятно что в моей голове, меня мало волнует. По Бандиту сразу было видно, что он нихрена не епископ. Но одно дело ныкать порнушку по углам и не пропускать ни одной женской юбки, и совсем другое – ужинать чьими-то душами. Может, он за этим их высматривает каждый раз: выбирает, кого бы сожрать. Первой моей здравой мыслью было рассказать всем. Или хоть кому-то. Но, по-моему, тут все и так всё про всех знают, и если их это устраивает, то лучше мне держать язык за зубами. Проф точно в курсе происходящего. Цветы бы ему рассказали. Если только он не закрывает на это глаза, как предпочёл бы сделать я. Разумно в данной ситуации, наверно, спросить его самого, но я боюсь, что Михаэль покажет мне ещё что-нибудь. И оно окажется куда страшнее. Он сжигает мосты и я, конечно, понимаю, что все его действия направлены на то, чтобы заставить меня исполнить то не озвученное желание, однако тело у нас одно, и в его интересах, чтобы с ним, со мной всё было в порядке. Чтобы меня не сожрали раньше времени…. - Я же сказал, что люблю тебя, - встревает он. – Я люблю тебя больше, чем любой из них. И именно поэтому не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. - Заткнись, - огрызаюсь я. – Ты вообще понимаешь, что говоришь? Его признания меня доконают. Любовь – это явно что-то другое. Нечто светлое. Хоть чуточку доброе. А он, похоже, задался целью свести меня с ума. Я постоянно жду от него очередной подлости и не могу верить ни единому его слову, но больше мне верить нечему, и Михаэль этим нагло пользуется. От звенящего чувства тревоги уже тошнит. Пару раз я замечал, что он пытается меня успокоить, и злился ещё больше. Не знаю, как он делает это: словно переключает что-то на щитке нервов, и становится так откровенно плевать на всё…. Зато потом накатывает с новой силой, и голова разрывается от бесконечных потоков мыслей, которые водят там свои сумасшедшие хороводы. - Я… понимаю, - надтреснуто произносит Михаэль. - Ничерта ты не понимаешь! – кричу на него. - Эй, ты с кем там ругаешься? Голос Микаге раздаётся у меня за спиной, и я резко оборачиваюсь, уставившись на него с раскрытым ртом. Надеюсь, в моих глазах нет оттенков безумия. - Да неважно. Сам с собой. - А-а… - тянет друг. Я чуть было не спрашиваю его, что он здесь забыл, но замечаю, что это меня ноги привели на улицу. Мы сейчас возле сада, тут всегда полно народу, а мне приспичило спорить вслух с самим собой…. - К Лабрадору идёшь? – прищурившись, спрашивает он. - Наверное, - развожу руками. Толпа недалеко от нас начинает шуметь с утроенной силой, и мы оба инстинктивно поворачиваемся к ней, но среди гула голосов разобрать, что случилось, невозможно. Не сговариваясь, мы бежим туда и начинаем расталкивать людей, собравшихся плотным кольцом, чтобы увидеть всё собственными глазами, и я застываю на месте, когда в девушке, вокруг которой все столпились, узнаю Марику…