У Бога закрыты глаза

Время замирает. Исчезает. Времени нет, когда ты падаешь вниз. Переваливаясь через перила лестницы, я вижу, как искренняя радость рисует на детском лице полукруг улыбки, и ещё десятки других мелочей: чёрная повязка на правом глазу, заколка на чёлке – в форме черепа, единственный глаз влажно блестит. Я словно цепляюсь за каждую деталь, в надежде, что она замедлит моё падение, но именно в этот момент время разгоняется, сдирая картинки лестничных пролётов, как старые обои. В сознании стрелой проносятся и отклоняются варианты спасения. «...получить минимум повреждений», - это что-то из академии. Нельзя создавать подушку с такой высоты - отдача сломает руки. Руки - не шея. Без рук - не смогу защищаться. Ребёнок меня добьёт, ему, чтобы управляться с зайфоном, достаточно пальца. Спину вспарывает боль; я бесшумно рву глотку - голоса нет. Невозможно дышать. Лёгкие покромсало на лоскуты, и каждый из них горит при попытке тщетного вдоха. Всё это обрушивается на меня или напротив - рвётся наружу, за секунду до того, как тело заносит в сторону. Пёстрый витраж окна со звоном разлетается на сотни осколков, одним из которых я ощущаю и себя, высыпаясь наружу со сверкающим потоком. «Я говорил!» - кричит Михаэль. На улице солнце с оплавившимися краями и чистое небо, а у меня за спиной – крылья. Огромные, мать его, костяные крылья! «Это не ткань! – восклицает Пернатый. – Это х%#ня пыточная!!» До этого момента мне никогда не приходило в голову, что его любовь к вырезам до прорези возникла не на пустом месте, а сейчас, когда под кожу словно натолкали битого стекла, думать об этом слишком поздно. «Маши крыльями! Маши крыльями, идиот!» - Сам маши! – сипло приказываю ему, и он машет. У него это отлично получается. Михаэль приземляется прямо посреди оживлённой площади перед главным зданием, где люди уже ринулись врассыпную. Я их понимаю: не каждый день увидишь такую фигню. «Убери их! Убери их!», - шикаю на него. «Подождать придётся, - оскорблённо заявляет он. – Тяжко мне с непривычки». Кто-то позади нас истерично вскрикивает: - Кор!! Кор в церкви!!! «Ну, ещё этих тварей здесь не хватало», - думаю я. «Кхм, - перебивает Михаэль. – Это она про тебя, вообще-то. Ну, крылья….» Костяные. Как у кора. Услужил, «Пернатый»! «На красоту времени не хватило», - вздыхает он, прикрывая моей рукой лицо от выплеснутой в него святой воды. Это кто-то из оставшихся учеников: судорожно сжимает пальцы на опустевшей фляге, а в глазах - первородный ужас. Парень бросает флягу (спасибо, что не в меня) и даёт дёру. Этот точно не сдал. *** Отсиживаться в кустах – не лучшая привычка, но с такой махиной за спиной открыто не походишь. Крылья врастают невыносимо медленно, и приятного в этом нет вообще ничего. Мне всё время кажется, что толпа епископов с баклзами наперевес бегает где-то рядом, но это всё улучшившийся слух, из-за которого их топот слышно даже в саду. Вот чёрт. И зачем, спрашивается, я пошёл сюда? Меня теперь в любом случае опознают. Нужно было сразу уйти через главные ворота. А ещё тот мальчик, кто он? Ему на вид лет 10, не больше, но лишь раз увидев, как непринуждённо тот подчиняет себе энергию зайфона, я убеждён, что уровень его боевых навыков заметно выше среднего. Это определённо военная подготовка, причём какая-то особенная. Рядовые задания таким солдатам не поручают, тогда что он делает в церкви? И почему напал на меня? «Таинственный незнакомец решил познакомиться», - вяло комментирует Михаэль. Незнакомцем он называет главнокомандующего Аянами, хотя что-то мне подсказывает, что знакомы они давно и обстоятельно, так, что даже имя упоминать не хочется. «То есть мальчик меня знакомства ради с пятого этажа сбросил? А если бы «парашют» не раскрылся?» «Исключено. Я бы, - поучительным тоном изрекает он, - никогда такого не допустил». «И именно поэтому мы сейчас сидим под этим вонючим кустом с торчащим из спины ископаемым. Как с этим вообще летать можно? – спрашиваю у него про крылья. – Это же каркас, абсолютно «нелётной» формы и без перьев». «Во-первых, - ворчит Михаэль, - этот кустарник не «воняет», как ты выразился, а сладко пахнет. Во-вторых, я тебе уже объяснял, что это не кости…» «А болело так, будто это мои кости сломали и вынули». «Сейчас болит?» - пугается он. Фыркаю: «Нет». «Ну, вот и не возникай тогда. И хватит вопросы глупые задавать. Ты племянник епископа или кто? «На всё воля Божья», давно должен был выучить. МАГИЯ, если тебе угодно». Да уж, всё чудесатее и чудесатее. И появляется он из неоткуда, и пропадает - в никуда. «Где ты был? – хмурю лоб и поджимаю губы. – Эти две недели?» «ТЫ СОСКУЧИЛСЯ!?» - вскрикивает Пернатый, обнимая меня моими же руками. «Руки!» «Соскучился, соскучился, соскучился», - радостно повторяет он, а воображение живо рисует картину, где Михаэль виляет хвостом и нарезает вокруг меня круги, подпрыгивая, как горный козёл». «Я всегда с тобой. Был, есть и буду. Просто чем сильнее твоя воля, тем реже требуется моё вмешательство. Думаю, тебе полегчало в последнее время. Но ты всегда можешь со мной поговорить!!» «Ага, вот значит как, - губы самопроизвольно растягиваются в ухмылку. - Делать мне больше нечего…» «Эй! Со мной, вообще-то десять лет никто не разговаривал!» «О, ты поэтому такой…» «Какой?» - шмыгает носом. «Ну, ты знаешь. Пошарь сам в моих мыслях». «Ты даже не представляешь, какой бардак у тебя в голове!» «Пре-е-екрасно представляю». «Нет. Не представляешь. Самая что ни на есть настоящая свалка, - брезгливо отзывается он. – Не удивительно, что у тебя такие проблемы с памятью». У меня на этот счёт другое мнение: «Но я ведь вспомнил…» «Нет. Ничего ты толком не вспомнил. Детство не помнишь, элементарные факты в уме сложить и сделать выводы – не можешь. Собственную шкуру спасти…» Не понимаю, почему это так задевает меня. От его слов сводит челюсть, а на душе становится гадко-гадко-гадко… и продолжает становиться. Паршиво всё это выслушивать, ещё хуже – со всем соглашаться. «Когда падал, ты даже не вспомнил, что у тебя есть моя сила. Не-ет, мы будем ломать руки». «Хватит!!» - рявкаю на него. Он продолжает: «Парочки Варсфайлов испугался…» И тут я, наконец, начинаю делать выводы. Варсфайлов в армии едва ли с десяток наберётся, и все они – в отряде «Чёрных ястребов». Под командованием Аянами. «А ты думал, он за нами няньку с ребёнком пошлёт? - издевается Пернатый. – Хотя вообще-то идея неплохая. С тобой бы может и прокатило». «Как он узнал, что мы здесь? С чего он вообще взял, что ты – Око – у меня?» «Если бы меня у тебя не было, вы бы с дядей не бежали сюда лесами-огородами. И хватит быть таким наивным. Предатели есть везде, а уж в церкви – тем более. Тебе ли не знать». Мне не совсем понятно, куда он клонит: «На что ты намекаешь?» «И этот человек говорит мне, что у него нет проблем с памятью». У меня кончается терпение: «Ты можешь нормально сказать!? Я опять что-то упускаю?» «Призраки – предатели. Я говорил тебе это уже сотню раз». «Пока что они мне ничего плохого не сделали», - возражаю я, и передо мной появляется Михаэль-оптическая-галлюцинация. У него на лице – неозвучиваемая гамма эмоций. - И поэтому твой дядя на последнем издыхании вручил тебе то воспоминание? Не соглашаюсь: - Там были другие Призраки. И ничего страшного в нём не… - Не было? – переспрашивает он, оскалившись, и приближает своё лицо к моему. Такое ощущение, что он готов вцепиться мне в глотку. – Не было? Было. Конечно было. Мне опять становится трудно дышать, только на этот раз крылья здесь ни при чём. Я помню золочёный потолок, двери, стены… три фигуры в белых одеждах. Трёх епископов. Тонкую женскую руку, замершую на крышке, вздрогнувшую от окрика и захлопнувшую её. И после этого – одна сплошная темнота. - Эй? – Михаэль стоит передо мной на коленях, обхватив руками моё лицо. Он снова напуган, а в такие моменты обыкновенно не повышает на меня голос. Вот и сейчас, говорит тихо, осторожно, чтобы не спугнуть: - Если не хочешь – не вспоминай. Просто будь осторожен. Когда всё закончится, ты сможешь жить спокойно, так, как захочешь. Никто не помешает тебе, никто не будет тебя искать или требовать от тебя чего-то. Я обещаю. Но я отчётливо понимаю, что он говорит о смерти. О моей неминуемой смерти. Меня обдаёт жаром, пронизывает насквозь, словно я - та решётка из «бездны», языки пламени раскаляют кости и щекочут нервы, пока сердце испуганно ищет выход, которого нет. Я ещё никогда не боялся смерти так, как сейчас. Я никогда никого не боялся так, как его сейчас. Мне кажется, я готов на всё, и в то же время не представляю, на что подписываюсь. Вообще не могу сообразить, на что направлена эта решительность. Все мысли в голове крутятся вокруг одного и того же: «Если что-то внутри тебя решило, что ты должен умереть – ты умрёшь». Говорят, когда смерть недвусмысленно маячит на горизонте, понимаешь наконец, что тебе нужно от жизни, но единственное, что я хочу сделать перед тем, как умру сам, - похоронить дядю. У меня изначально нет будущего. Бессмысленность собственного существования почему-то становится очевидна только теперь. - Эй? Ты чего? – он смотрит на меня широко распахнутыми глазами. – Не надо так думать. Это же ненадолго. Это не навсегда. Ты… ты неправильно понял! Мы просто заскочим на минутку на Небеса, а потом ты вернёшься. Если захочешь. Всё будет хорошо, - заверяет Михаэль. Только хорошо уже не будет. Эти мысли больше не отпустят меня. - Мы придумаем тебе желание. Хорошее желание, - растерянно говорит он. – Ты понимаешь, куда мы пойдём? Я не понимаю. Ничего не понимаю. Передо мной – Михаэль. Меня зовут Тейто… меня зовут Тиаше? Мы в саду. В теплице. Сейчас около четырёх часов дня. Кажется. Медленно, очень медленно, я понимаю, что он опять подкрутил какие-то гайки, чтобы меня успокоить. Сумасшедшим для этого обычно дают таблетки. Или ставят уколы. Может, я и есть сумасшедший? Я чувствую себя пришибленно и даже глаза толком открыть не могу. Пространство покачивается вместе с дыханием, и голова разболелась, но боль разглаживается, расправляется… - Можешь слушать? Ты понимаешь, о чём я говорю? – спрашивает Михаэль, прижимая пальцы к моим вискам. Голос у него откровенно взволнованный. Могу конечно. Я всё могу. Или я… я… Как-то тяжело думается. - Есть легенда, - медленно, чтобы я успевал понимать, начинает он, - обо мне и ещё одном Оке. Скорее даже пророчество. В нём говорится, что тот, в чьих руках окажутся оба Ока, получит аудиенцию с Богом. Ты понимаешь? И Владыка исполнит его желание. Одно, но абсолютно любое. «Ясно», - мысленно отвечаю я. Шевелиться и разлеплять губы нет ни малейшего желания. – Ты хочешь, - зажмуриваюсь, - чтобы я там, - и существование этого «там» не вызывает у меня сомнений. Вообще ничего не вызывает, - озвучил твоё желание? - Нет, - морщится он. – Каждый озвучит своё. Я хочу, чтобы ты нашёл Око Рафаэля. Оно нам нужно. «Оно нам нужно», - согласно, но всё так же мысленно, мотаю головой. - Но у него тоже есть «хозяин», - соображаю дальше. - Есть, - подтверждает Око. И я даже знаю, кто. Это Барсбургская принцесса. Меня это не пугает. Точнее, пугает не это. Просто мне уже ясно, каким образом мы будем забирать Око, и я в очередной раз задумываюсь: «Зачем всё это?». Держать голову прямо тоже как-то не получается, поэтому я тупо гипнотизирую траву, на которой сижу, и чувствую себя будто бы виноватым. Словно напакостивший ученик, который боится посмотреть в глаза учителю, и разглядывает носки своих ботинок. Когда в моё поле зрения попадает белый край облачения, меня точно прошибает током, и я отползаю, судорожно отталкиваясь ногами, заваливаюсь на этот проклятый куст. Я почти сразу понимаю, что это Лабрадор-сан, но в голове сегодня, в самом деле, свалка. Не знаю, что в моей голове. У меня трясутся руки, не дрожат, а именно трясутся, дергаются непроизвольно. И сам я дёргаюсь, меня просто рвёт на куски: каждая мысль, каждое непонятное чувство пытается оторвать кусок побольше. Неважно, что вокруг, всё сконцентрировалось во мне, смешалось в вязкую бурлящую массу; что-то вертится и похоже на клубы цветного пара, что-то скатывается, что-то рассыпалось, как песок, что-то шипит, взрывается, вспыхивает. Вижу солнце перед собой. Огромное жёлтое солнце и маленькие вершины мёртвых гор. А потом опять ничего. И тяжело дышать, внутри всё равно остаётся это тяжёлое безымянное чувство. Я не понимаю, кто я, и зачем я здесь. Не понимаю. Хватит. Не понимаю. Почему оно шипит? Почему так громко, но так тихо? Голова тяжелеет от творящегося в ней безумия, и я, прижав колени к груди, роняю её на них, закрываю руками. Вижу, как стекает по стене что-то, чертя идеально ровную линию, а потом разделяется и течёт в две стороны, образуя угол. Просто угол. Никуда не деться от мелькающего света и дрожащих рук. Я вцепляюсь в волосы, до боли согнув пальцы. - Тейто?? Ослабив хватку, поднимаю голову. Голос Лабрадора звучит чуть громче обычного. Возможно, он обращается ко мне уже не первый раз. Епископ сидит рядом, на корточках, и мягко убирает мою руку от волос. - Тейто, - говорит он тихо, - я вижу, что с тобой не всё в порядке, но нужно уходить сегодня. Прямо сейчас. - Куда уходить? Зачем уходить? Ответы на эти вопросы мне прекрасно известны, но встать и прямо сейчас и куда-то идти… Стыдно, чертовски стыдно за себя. - Михаэль не сказал мне. Значит, они разговаривали. Хотя и так знаю, что разговаривали. Как ни странно, сейчас мне удаётся даже припомнить, о чём. Хотя меня там тогда не было. Я сидел… в чёрной комнате. «Тейто, - умоляет Михаэль, - соберись. Я не могу сейчас с тобой поменяться. Не могу оставить тебя одного». - Я выведу вас, - решает Лабрадор и тянет меня за руки, поднимаясь сам. Стою я вполне себе ровно, хотя по-прежнему ощущаю себя хуже, чем пьяным. Крылья немного уменьшились в размерах, но, похоже, окончательно пропадут ещё не скоро. Михаэль затих, словно свернулся калачиком где-то на кромке сознания и не шуршит. Он сегодня устал. У него ещё есть дела. Епископ хватает (а иначе это не назвать) меня за запястье и ведёт в незнакомую часть теплицы. Он постоянно вытягивает шею, словно прислушиваясь или принюхиваясь к чему-то, но это не кажется мне забавным. Сознание понемногу проясняется, шаг становится увереннее, и мою руку отпускают. Мы выходим в тёмный коридор, освещаемый редкими светильниками, которые лениво загораются на стенах, почти такой же, как тот, что ведёт в теплицу, только без окон, и идём так, никуда не сворачивая, вплоть до тех пор, пока Лабрадор не задерживает шаг на долю секунды (мне хватает и этого, чтобы понять: он что-то заметил). После этого мы начинаем сворачивать на каждом углу, и всё равно Проф хмурится – что-то явно не так. Михаэль тоже что-то чувствует и, в конце концов, не выдерживает: «Да хватит бегать!». Я встаю посреди коридора, как вкопанный, и Лабрадору также приходится остановиться. Епископ поджимает губы, бросает пару взглядов в пустоту, трёт лоб, и на секунду мне кажется, что у него в голове тоже звучат чьи-то указания, следовать которым совсем не хочется. Вскоре слышатся шаги, и из полумрака вполне предсказуемо показываются двое относительно знакомых варсфайлов. «Не жалей их», - приказывает Михаэль. И это значит, что он полностью полагается на меня. Лабрадор-сан отходит в сторону, дав понять, что нападать первым не будет. Да скорее всего вообще не будет. Конечно, у него исцеляющий тип зайфона, а не атакующий, но способности Профа вполне позволяют ему сражаться с ними на равных… Мы со «знакомыми» обмениваемся непродолжительными настороженными взглядами, и они атакуют первыми. Сразу оба. Хотя, уворачиваясь, я замечаю, что мальчишка неодобрительно смотрит через плечо на старшего товарища. Это может значить, что он «хочет всё сделать сам», но мне почему-то кажется, что мужчина слабее, и ему велено лишний раз не лезть в драку. Обменявшись парочкой зайфоновых клубков, стрел и ещё не пойми чего, исполосовав пол и стены, мы не успокаиваемся, а наоборот – звереем, скалимся, тяжело дышим. Я вижу азарт в «глазах» ребёнка и чувствую, как поднимается волна гнева в сознании Михаэля. Око вспыхивает красным, и вместо обычного зайфонового шара у меня из руки вырываются десятки костяных жал, потрескивающих от зайфоновых заклинаний. Они стремительно летят в мальчика, и мужчина, схватив его за плечо, отбрасывает ребёнка назад, выставляя себя в качестве щита. А я первый раз за всю схватку вижу страх в глазах Куроюри, однако жала не достигают цели – им преграждает дорогу возникший из неоткуда цветущий плющ. И, бросив взгляд на Лабрадора, я понимаю, что это действительно сделал он….