У Бога закрыты глаза

Фрау закрывает уши руками, но от этого, кажется, становится только хуже, и он, не стесняясь наших вынужденных попутчиков, орёт на весь лес: - САМ ТЫ... Похоже, разговор с Призраками не задался. Я сижу на какой-то коряге и изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не унестись прочь. Сейчас они ему всё про меня расскажут. Что он будет с этим делать? Что я буду делать? Всю дорогу мне безумно хотелось спать, а теперь, когда стемнело, сна ни в одном глазу. Тут, под кронами деревьев, темно настолько, что даже сидящих рядом варсфайлов удаётся различить с трудом. Харусе почти не шевелится и вообще настолько апатичен, словно пребывает в энергосберегающем режиме. Куроюри сидит с Косой, а от неё к Фрау тянется осязаемый «поводок» из тьмы. Оторвать её от Зехеля никак нельзя, но мальчику очень хотелось. Как так вышло, что мы вчетвером, ночью, оказались в лесу, на окраине Седьмого округа? Довольно глупо, честно говоря. Я лишь в общих чертах помню случившееся. А было это так. - Но… но она же… - всхлипывает Куроюри, ухватившись за лезвие косы. Она склоняется к нему, как пёс, желающий, чтобы его почесали за ухом. И мне почему-то кажется, что мальчик обращается не к Зехелю или кому-то из присутствующих, а к кому-то другому. Как я к Оку, как Лаб… Лабрадор… - А я что сделаю? – разводит руками Фрау. Это он с косой своей разговаривает. У нас тут просто сборище боевых шизофреников какое-то. Мальчик более-менее успокаивается, шмыгает носом и серьёзно заявляет Бандиту: - Мы тебя берём. Фрау как открывает рот, так и закрывает. У Мистера Наглости на его нелёгком поприще появился конкурент. И я честно не знаю, чем бы всё это закончилось, если бы нас не прервала церковная Гвардия – вооруженный отряд на службе у Папы. Бандит, правда, выразился немного иначе: «Пи#дюли пришли», но мне формулировка Харусе больше нравится. Сейчас то, что Призрак и двое варсфайлов предпочли тупо сбежать от кучки мужиков, вооруженных палками (ну, т.е. копьями), кажется немного забавным. Или идиотским. Не суть. Можно сказать, что мы и не сбегали вовсе, просто «как раз уходить собирались», и нам совершенно случайно оказалось по пути. Но это временно. Я надеюсь. Отвязаться от них в данных обстоятельствах проблематично. Казалось бы, лес, ночь – садись на хоукзиль и лети, куда душа пожелает. Но, во-первых, хоукзилей у нас больше нет, потому что местные жители промышляют охотой и собирательством. Охотой на незадачливых путников и собирательством того, что от них осталось. Фрау говорит… ну, если переводить на барсбургский, то он говорит, что они вконец обнаглели – епископов сбивать. Как епископы у нас выглядят только «ястребы». Бандит похож на бандита, я – понятия не имею, на кого похож, и не горю желанием знать, если честно. Во-вторых, без боя нас отпускать никто не собирается, а с этим тоже всё сложно. Куроюри не хочет нападать на Фрау, потому что это может навредить КОСЕ, а Фрау не может атаковать его, потому что КОСА не хочет навредить Куроюри. Я бы сказал, что это любовь с первого взгляда, но, если бы! Это было бы слишком просто. «Он – это она», - сказал Фрау, наводя меня на абсолютно не те мысли. «Она – это Коса. Он – это Коса». Мальчик на косу похож не был, и моё опухшее сознание шутки не оценило. «Я не знаю как, - почесал в затылке Фрау, - но она говорит, что этот мелкий – половина её души. И у него действительно души только половина». Стало быть, у Косы тоже есть душа, хоть и не целая. Это довольно… странно? Да нет, нормально. Пускай тогда будет «неожиданно». Я всё равно не понимаю, как у вещи и человека может быть одна душа на двоих. Впрочем, Куроюри ведь не совсем человек. Бандит возвращается к нам, - я слышу его шаги, но почти не вижу, - и говорит: - Новости… - щелчок. В темноте мелькает огонёк зажигалки, - паршивые. Я застываю, ожидая, что он скажет. Мне страшно представить, что, как ему сообщил Ланс… - Ты, - тычет мне в лоб пальцем, - предположительно, одержим кором. А я – варсфайл. Настоящие варсфайлы хором хмыкают, но никак это не комментируют. Чёрт, мне стрёмно рядом с ними находиться. - Они из-за крыльев так подумали? – уточняю я, просто, чтобы не молчать. Молчать нельзя, тишина сразу заполняется извивающимися, подобно ядовитым змеям, мыслями. - Да, - подтверждает Фрау. В воздухе начинает пахнуть табаком. – Но это ещё не всё. Официально тебя обвиняют в убийстве… Мне не удаётся сдержать судорожного вдоха, когда одна из мыслей обвивается ледяным кольцом вокруг шеи. - …твоего дяди, - заканчивает он. - А… - никак не могу произнести это вслух. Не могу обвинить себя сам. Пусть он… пусть он скажет. А я так и не решаюсь выпустить из себя имени нашего друга, спрашивая вместо этого: – А мама? - Её не опознали. - Ты можешь попросить их, чтобы… они похоронили её? Я не могу этого видеть, но мне кажется, будто Фрау странно смотрит на меня, прежде чем ответить: - Конечно. *** Спать ложимся прямо на земле. Коса в центре, справа от неё – Куроюри и Харусе, слева – мы с Фрау. Причём, мальчик устроился не просто рядом с Косой, а в обнимку с ней. Так что слинять по-тихому Бандиту не удастся. А вот я мог бы, мне всё равно не спится. Находясь рядом с Фрау, я часто спрашивал себя: «Он дурак или притворяется?». Видимо, второе. Потому соображает он отлично. Ему и без моих путанных объяснений ясно, что это было Око, что варсфайлы явились именно за ним, что Фиа всё знал. Думаю, в глубине души, дядя понимал, что церковь не станет для меня надёжным убежищем и, уж тем более, домом. Но он обеспечил мне отсрочку тем, что привёл туда. Это было хорошее время, которое подошло к концу. *** Однажды Лабрадор сказал мне, что «я не смогу от этого уйти», что «всюду принесу с собой». Я испугался тогда на мгновенье, но по-настоящему бояться начал только сейчас. Прошло две недели с момента моего побега. Я сбежал из церкви, умудрился в ту же ночь уйти от варсфайлов и Фрау, успел поваляться в бреду под палящим солнцем, и, по иронии, был найден компанией тех самых местных, что сбили нас накануне вечером. В тот сумасшедший день я успел даже найти себе работу, став сопровождающим для двух мелких носатых дедов, похожих на сказочных персонажей. И к Марике заскочить тоже успел. Она была рада видеть меня, хоть и не сразу признала мою обгоревшую рожу, а потом ещё и испугалась «крыльев». Зато она дала мне рюкзак, в котором, проделав пару отверстий, можно прятать крылья, и пару светлых безразмерных вещей. Не так уж всё и сложно, как думалось когда-то. Можно, не зная пути, быть пилотом, можно платить за комнату, выполняя в день по несколько поручений при помощи зайфона, который с трудом контролируешь. Раньше управлять им было гораздо проще, но, видимо, это умение принадлежало не мне…. Фрау успел сказать мне тем вечером, что я не убивал свою маму, что это был лишь труп, который дёргали за ниточки. Магия варсфайлов, и всё такое прочее. Но она выглядела живой, даже живее, чем 10 лет назад. Это жутко. И когда я думаю о чём-то подобном, то словно выдёргиваю из-под горы предметов тот самый, на котором держалась вся конструкция. Меня засыпает тоннами ощущений, ассоциаций, воспоминаний. Это невыносимо. Порой я вспоминаю то, чего никогда не видел и не слышал, хотя Михаэль говорил, что чужого нельзя вспомнить. Опять же, не могу разобраться, говорил он это мне или кому-то другому? Наверное, то, что Око видело моими глазами, можно считать моей собственной памятью. Они много разговаривали с Лабрадором. Той ночью в лесу, когда мне мешали уснуть холод и «крылья», я вспомнил о том, что у Фрау ледяная кожа. Это было ещё моё воспоминание. А вот осознание того, что он – мёртв, как и все Призраки, застало меня врасплох. Живут недолго, умирают дважды. Ради чего это всё? Ради чего я… Я разглядываю дощатую стену перед собой. Кажется, она серая. Не уверен, тусклый свет из маленького, наполовину заколоченного окна под потолком извращает цвета. В моём «ящике» нет ничего, кроме пыльной узкой кровати, а больше бы сюда ничего и не влезло, так здесь мало места. Но меня это не смущает. Настоящим кошмаром была необходимость держать себя в руках, пока мы с теми дедушками добирались сюда. Сюда – это в портовый город Шестого округа. Я уже бывал здесь раньше: мы с Фиа делали тут остановку, когда добирались до Седьмого округа. Странно, что воспоминания об этом начали возвращаться только сейчас. Снова перескакиваю с одной темы на другую. Но это ведь ничего страшного? Я живу тем, что распиливаю при помощи зайфона воздушные корабли и мотоциклы. К счастью, не налету, а в ангарах, где их разбирают на запчасти (ну, а какие-то сразу на металлолом). Конечно, этим мог бы заниматься любой дурак и без зайфона, но у меня получается быстрее, аккуратнее, а главное – мне не страшно, что внутри может что-нибудь взорваться. Иногда приходится иметь дело с ещё дымящимися аппаратами. Нас тут таких «бесстрашных» человек пять, а пара десятков остальных каждый раз, как начинает искрить, крестятся и матерятся на не всегда известных мне языках. Документов нет почти ни у кого, ими не дорожат. Паспорт – бумажка, необходимая в империи, а этот город является её частью лишь формально, будучи расположенным в горах на самом большом удалении от Первого округа. К тому же, добраться сюда можно только по воздуху. И выбраться, соответственно, тоже. Мозгом я понимаю, что надо валить, но… на этом всё и заканчивается. Каждый день появляются и исчезают новые люди: торговцы всем на свете, путешественники, преступники. Есть ещё воздушные пираты – это когда всё перечисленное и сразу. Основная масса прилетает на хоукзилях, но и корабли не редкость. Обычно, крупные судна останавливаются здесь и уже при помощи хоукзилей переправляют свой товар на тот самый, как его называют местные, «подземный рынок» Седьмого округа. Всего существует три основных маршрута: до Седьмого, Четвёртого, а также до равнинной части Шестого округа. В Седьмой возвращаться бессмысленно, так что моё внимание сконцентрировано на двух других. Разницы, в принципе, особой нет. Что в одном, что в другом сплошные луга и поля. В Четвёртом, правда, потеплее будет, что ближе к осени станет особенно актуально. Может, удастся там в сад какой-нибудь напроситься. К счастью, мне удалось усвоить, что у растений отрезать можно, а что нет, после пары сердечных недо-приступов у Лабрадора-сана. Вот чёрт. Вот чёрт. ВОТ ЧЁРТ. Каждый раз, каждая проклятая мысль упирается во что-то такое, отчего меня выворачивает наизнанку. Сколько можно держать себя в руках? А если эти самые руки трясутся? Да, у меня трясутся руки, и это страшно мешает направлять зайфон в нужную сторону. Кто-нибудь из механиков посмеивается, зажав сигарету в зубах, а мне так хочется вбить, ВБИТЬ в их тупые головы, что это не смешно. И никто не выгонит меня, никто не даст пинка под зад, потому что такая фигня здесь со всеми. Алкоголики, наркоманы, калеки. У меня есть две руки, две ноги, оба глаза на месте, зайфон при мне и знание двух языков. Я имею все шансы стать негласным работником месяца. Какие черти занесли меня сюда? Человек способен многое вынести. И мне в моём ящике, кстати, живётся вполне сносно… ровно до тех пор, пока я не спрашиваю себя: «Ради чего?». Порой, я сижу в своей комнате и мечтаю, да, чёрт возьми, как буду стричь кусты в тёплом и светлом саду, а не затыкать окно, стоящей колом от грязи, тряпкой, чтобы внутрь не проникал дым, потому что снаружи опять что-то рвануло, не долетев до ангара. Но потом я вспоминаю слова Лабрадора о том, что всюду принесу себя с собой, и уже не хочу ничего менять. Наверное, эти его слова были пророческими, потому что легче после побега мне ничуть не стало. Я не запрещаю себе думать обо всех тех, кто остался в церкви. Довольно быстро стало очевидным, что чем больше стараешься не думать, тем настойчивее мысли лезут в голову. А некоторые, особо настойчивые, ещё и под кожу. У меня всё отлично. Стоп. У меня? Что у меня? Стена, да, передо мной стена. На ней легче сосредоточиться. Кажется, я хотел написать Микаге? Что я хотел ему написать… Интересно, а как там Фрау? Меня мучает совесть за то, что я оставил его. Двое на одного – нечестно, да ведь? Но от меня вряд ли был бы толк, да и разговаривать я с ним боялся. А с Харусе-то он уж точно как-нибудь справится, Куроюри из-за Косы не в счёт. Стенка. Да, стенка. И будто потолок захлопнулся. А, нет, это была крышка. Точно, я уже бывал в ящике. И я уже чувствовал это… это непонятное нечто, что парализует меня. Мне срочно надо уйти. Уйти прочь, конечно! Мне нужно… нужно туда. Это так… ужасно, да. Что ужасно? Мне всё чаще приходится тормозить себя, останавливать, заставлять подумать о том, откуда и почему берутся те или иные мысли. Иногда среди бела дня начинает казаться, будто я снова в той бездне, куда меня скидывал Михаэль, и чтобы разубедить себя в этом, я нахожу какой-нибудь тёмный угол, куда не проникает ни капли света. Если рук не видно – всё в порядке. Это позволяет мне ненадолго успокоиться. Иногда я вылавливаю из вихря слов и звуков в ангаре что-то, что навевает мысли о снах. Но что именно мне снится, я не помню. Иногда меня одолевает желание сбежать отсюда. В том плане, что оно наконец пересиливает. И вот тогда… Сегодня именно такой день. Сегодня я чувствую неудержимое желание залезть в грузовой отсек какого-нибудь судна и улететь прочь. Меня тянет, как магнитом… просто тянет, и попытавшись вновь сконцентрироваться на стене передо мной, я оступаюсь, вдруг обнаружив себя стоящим напротив металлической стены грузового отсека…