У Бога закрыты глаза

Сны были… непонятные. Мне давно уже не снилось ничего конкретного, только оттенки и вспышки, будто кто-то щёлкал фонариком у меня перед глазами. Это то, что я помнил. А вот прогулок во сне – такого со мной, кажется, ещё не случалось. Я ясно осознавал, куда залез, и, уже более смутно, зачем. За нагромождением коробок слышался храп, по-видимому, другого безбилетника. Пол под ногами вибрировал не сильно, указывая на то, что корабль взлетел некоторое время назад и сейчас летит без приключений, но, как показывает практика, навстречу им. *** [Штаб-квартира чёрных ястребов.] - В бордель, значит? – глянул поверх солнцезащитных очков Хьюга. – Я правильно понимаю? - А я бы пошёл, - фыркнул Куроюри, плюхнувшись на диван. «А я бы не пустил», - подумал Харусе. Ну, он и не пустил, позволив Зехелю удрать притонами-огородами… Да-да, они так глупо упустили одного из Семи душ, притом ещё и с Косой их босса, но всем, кроме Конацу, было чуть ли не весело. Хотя нет, ещё Аянами. Ему, судя по лицу кирпичом, было просто «никак». Они у него ещё побегают. *** [Где-то над Шестым округом.] Каждый раз, когда у меня появлялось нестерпимое желание уйти куда подальше, на горизонте показывался Фрау – провожатый «куда подальше» от Бога. Он лоханулся всего один раз. Но, судя по всему, первый и последний в моей жизни. - Ты, - цокает Бандит, нависнув надо мной, как перспектива ужасной расправы. Фрау не тешит себя надеждами, что я специально пролез на это корыто, чтобы увидеться с ним. Он по глазам видит, что для меня наша встреча – полная неожиданность. Наверное, даже видит, что не очень приятная. Я, конечно, думал о них всё это время, и о нём в первую очередь, но так и не собрался с мыслями. - Я, - отвечаю, отодвигаясь от его лица, и уголок моих губ подёргивается. - А ты знаешь, - вкрадчивым тоном интересуется он, - что на пиратских кораблях делают с зайцами? Нет, но… я знаю Фрау. - Да выкинь ты уже его за борт, - поторапливает тип, что притащил меня сюда: широкоплечий, щекастый, с синеватой щетиной и в странной лохматой шапке. - Погоди, - отмахивается блондин. - Так, - хмыкает мужчина, - я смотрю, вы знакомы? Только не говори, что это и есть твой колобок? Я перевожу вопросительно-настороженный взгляд с него на Фрау, и тот, закатывая глаза, отвечает: - Не обращай внимания, это у него национально… не лечится. – А товарищу кивает: - Он самый. Шмыгнув носом, незнакомец басит, потирая сухие ладони: - Тогда ноги в руки и прыгайте оба. - Василий, - укоризненно корчится Фрау, но пират возмущённо перебивает его: - Ты занимаешь место ПЯТИ ЯЩИКОВ САМОГОНА. - Так бы сразу и сказал, - чешет Бандит подбородок, – я бы подвинулся… - Ага, - кривится мужчина, - к ним поближе. Знаю я тебя. Твоей печени впору памятник ставить. Ты даже Игоря, - товарищ особенно выделяет это… имя? - перепил! А где теперь Игорь? А нет Игоря. – Стягивает с головы шапку и, подвывая, уходит, уткнувшись в неё лицом. *** Когда мы остаёмся одни, Фрау опускает мне на плечо руку и вполне ожидаемо командует: - Рассказывай. Но мне сказать нечего, поэтому говорить придётся ему. Проходит несколько минут, прежде чем пузырь его терпения лопается так, что я кожей чувствую эту искру. Или вернее будет сказать «ощущаю на своей шкуре»? Люди взрываются так, когда что-то долго копится в них, заполняя по капле выгребную яму терпения, и срываются не потому, что лить больше некуда, а потому, что звук, с которым маленькая капля становится частью громадной давящей массы, выбешивает их окончательно. Он рявкает, шумно выдохнув через нос: - Язык проглотил, что ли!? – и разворачивает меня за плечо. Злого Фрау я не видел… никогда, и не могу объяснить себе ту гамму чувств и эмоций, которую его гнев у меня вызывает. Мне хочется злиться в ответ, и, в то же время, цепкие пальцы вины перебирают струны совести. Ничего не накопилось, ничего не льётся через край. Всё кружит вокруг, подхваченное ураганом неопределённости, и для меня колючие, зависшие в воздухе, чувства – стабильность, к которой невозможно привыкнуть. Они делят меня, отгрызают по кусочку и встают на его место, складывая какую-то чокнутую мозаику, объединённую моим именем. Отвечать мне не хочется. Я не проглотил язык, просто сказать нечего. Нет повода разлеплять губы, пытаться подобрать какие-то слова и шевелиться… тоже не нужно. - С тобой всё нормально? – уже совсем другим тоном спрашивает он. Ненормально. Ненормально. «Ненормально» устилает собой всё пространство, всё пропитано им, всё дышит им, и говорить о нём – не нужно. - Ладно, - Фрау проводит рукой по лицу и с беззаботностью, которая когда-то казалась мне искренней, произносит: - Как говорит Василий, «в баню сводить, накормить и спать уложить». Культурная программа на сегодня ясна? Более-менее. Поэтому просто киваю. - Чёртов малец, как же ты раздражаешь! - я вижу, как Фрау замахивается, но успеваю лишь дёрнуться, а затем почувствовать… как он тормошит мои волосы, - когда молчишь… - договаривает Бандит, морщась. Отлично, да, я веду себя так, будто только и жду, когда мне навешают. Моя реакция его напрягает. Меня напрягает всё. И корабль этот. И такое странное совпадение. Это подозрительно. Какого чёрта мы здесь пересеклись? Что он здесь забыл? Что ему от меня надо? Почему я не помню, как тут оказался? - Фрау, ты один? Смерив меня пристальным взглядом, он отвечает: - Один. Но искали тебя мы все. И Кастор, - начинает перечислять, - и Лабрадор, и даже Ланс. У меня непроизвольно открывается рот, и я жестами, которых сам не понимаю, пытаюсь изобразить вопрос, формулировка которого до невозможного проста, но очень сложно складывается в звуки: - Живой, он? - А что ему будет? Ходит всех святой водой опрыскивает. Только теплицы обходит стороной, - поводит плечом, - как-то у них с Лабрадором отношения не складываются. - Лабрадор – жив? – на этот раз чётко проговариваю каждое слово. - Конечно, - двинув головой назад, недоумевает Фрау - Но он же был там, его же… - я морщу лоб, пытаясь восстановить в памяти тот день, но в душу закрадывается сомнение, вынуждая нервно тараторить, уставившись ему прямо в глаза: - Око же было? Свет? Яркий? Ты помнишь? И «Ястребы» были… были же? Были? Фрау отрывает руку от волос, но только затем, чтобы положить её мне на лоб: - Были. Успокойся. Не знаю, к счастью ли, но ты не сбрендил. - А как тогда… - Окуклился, как обычно. Ну, это я так называю. – Прыснув, поясняет он. – Лаб в случае опасности в плющ свой заворачивается и лежит такой мумией в углу, пока ситуация не нормализируется. - Ага, - не прекращая таращиться, выдавливаю я. - Неужели ты думал, что парочка кирпичей может убить нашего Лабрадора? – не верит блондин. Я запустил в него не парочкой кирпичей, но в данных обстоятельствах об этом можно умолчать. Мне легчает. Причём заметно. Так, что хочется лечь спать прямо здесь, посреди коридора. Когда я последний раз спал? Спал и при этом не залезал на чужие корабли во сне? - Э, не! – гаркает Фрау, тычками подталкивая меня в нужном направлении. – Спать – последнее в списке. *** Добравшись, наконец, до кровати, я отчётливо понимаю, что не усну. Похоже, это бессонница. И непонятно, в чём дело. В том, что после того ящика непривычно спать даже на таком матрасе? Или в том, что с одного бока стена, а с другого – Фрау? Он тоже не спит, я знаю. Когда он погасил свет, меня замкнуло. В каюте есть кровать, есть тумбочка, но нет иллюминаторов. Нет окон. Темно. Как в бездне. Я просто больной придурок: уставился на свои руки, и, слава Богу, не увидел их. Значит, всё в порядке. Зато Фрау увидел, видимо, каким-то особым, «призрачным зрением», и без издёвки осторожно спросил: - Ты боишься темноты? Я не боюсь. Я успокаиваюсь. Я боюсь только… прозрачной темноты. - Я не боюсь, - ответил я, и лежу теперь зубами к стенке, то и дело поглядывая на свои подрагивающие пальцы. - А ты знаешь, - вдруг заговаривает Бандит, - Василий – земляк Лабрадора. Он тоже из Четвёртого округа. Видел шапку у него? Это Игорь. Точнее, то, что от него осталось. Такой пёс был… паршивый. Чуть ногу мне не отгрыз. Но сдох не поэтому. Чёрт его знает, почему. - Стоп, - спохватываюсь я, мгновенно развернувшись к Фрау, - а куда мы летим? В Четвёртый округ? - В Шестой. А тебе куда надо? – возится он. - В Шестой. Или в Четвёртый… Опять пошли трудные вопросы. Сейчас я готов идти куда угодно, лишь бы там было где спать, что есть, и что делать. А эти дурацкие расспросы возвращают меня к… к чему возвращали? Мысли опять в кучу. Как я могу что-то отвечать, если теряю нить собственной мысли? - Ну, разницы особой действительно нет, - рассуждает вслух Бандит. – Ищут-то тебя везде. - Меня ещё кто-то ищет? - Малец, по-хорошему, тебя давно должны были объявить в розыск, потому что с этим Оком ты им полцарства можешь расхреначить. - У меня больше нет Ока, - хмурюсь я. - У них его тоже нет. И этот ваш дирижабль… - Наш… что? – переспрашиваю ошалело. - Ну, этот… главнокомандующий… - Аянами? – нервно предполагаю я. - Точно, - соглашается Фрау. – Всё время их путаю. По его указке, той парочке тебя приоритетнее было пасти, чем Око. Ты ведь знаешь, что без сосуда оно - стекляшка. Так что, если на отшибе вселенной не живёт твой брат, или - сестра, с которой вас подлейшим образом разлучили в детстве, то нужен им именно ты. Бурчу: - Ты так воодушевлённо об этом говоришь, что мне удавиться хочется. - Чёртов малец, - Бандит пытается нащупать у меня макушку в районе носа, - ты совсем не веришь в себя. - Фрау, ты что, думаешь, я сейчас переключусь в режим крутого парня и полечу спасать мир? Я ровную линию отчертить зайфоном не могу. - Мир – не надо, а вот о собственной заднице мог бы побеспокоиться. Лабрадор говорил, что что-то подобное может приключиться. У тебя отходняк сейчас, это пройдёт. - Что у меня?.. - Синдром отмены, - нудно цитирует он. - Такое бывает, когда человек долго сидит на транквилизаторах. Лаб считает, что Око успокаивало тебя в принудительном порядке. - Да-а, - на задворках памяти выискивается что-то подобное. - Ты спать сегодня вообще собираешься? – фыркает Фрау, и мне не остаётся ничего, кроме как заткнуться, притворяясь спящим до тех пор, пока опоздавший на последний поезд сон не дойдёт до меня пешком. *** Утро или любое другое время суток, его заменяющее, начинается с боли в шее, причина которой - ФРАУ. А точнее, его конечности. Если ещё точнее, то та самая его рука с татуировкой. Похоже, Косе я разонравился, о чём не могу не сообщить вслух. - Просто она переваривает недавний «улов», - отзывается Фрау. – Не переживай, душа, что прекрасней всех на свете, по-прежнему у тебя. - Чёртов епископ, - перешагиваю чьи-то чёртовы ноги и слажу с кровати. - Эй, - негодует он. - Я же расти не буду! Перешагивай обратно! - Считай, что я делаю тебе одолжение, - криво улыбаюсь я. - Такая душа, - вздыхает тяжко, - а такой характер. - Фрау! – пожалуй, что-то у меня всё-таки накопилось. – Я понимаю – Михаэль, он - Око, у него мозги в комплектации не предусмотрены, но ты-то что за чушь несёшь. Душа... душа это же, блин... - На цветок похожа, - улыбается он. - Ты издеваешься. - Нет, - трясёт головой, - Богом клянусь! – учитывая его к нему отношение, клятва сомнительная. - Садись, - хлопает по месту на кровати рядом с собой, - поведаю тебе суровую правду жизни. Фыркаю: - Я не собираюсь сидеть тут и выслушивать твои оскорбления. - Ладно, - пожимает плечами, - можешь идти гулять по кораблю, я с места не сдвинусь, пока меня не выслушают. - Знаешь, что я о тебе сейчас думаю? – скалюсь, сощурившись. На мне сейчас мало того, что растянутая, так ещё и гипервентилированная майка, трусы, а возле кровати – одни сапоги. - Конечно! – задрав нос, восклицает он. - А мне вот интересно, почему у тебя все майки выглядят так, будто их кошки драли? - Ты ничего не понимаешь, - Бандит отчего-то делает обиженную морду. - Да уж, вы бы с Михаэлем нашли общий язык. Приподнимается на локтях: - Да ладно? - Вру, - тут мне приходится его разочаровать. - Он тебя ненавидит. - Буду иметь в виду, - дуется Фрау и садится на кровати. – А ты давай, иди уже сюда. Просверлив в нём взглядом столько дырок, сколько должно быть в хорошем сыре, я всё-таки примиряюсь с неизбежностью этого спектакля и лезу обратно. - Отлично! – лыбится он. – Мой рост спасён! - Фрау! – подскакиваю я, но он сдёргивает меня за ногу на матрас. - Погодь!! Я ещё ничего не рассказал, - и начина-а-е-ется. – Эту историю мне когда-то впарил Лабрадор. У него, конечно, лучше получается, но я перескажу, как смогу. Не знаю, где он такие истории берёт, ни от кого больше ничего подобного не слышал… У меня не хватает терпения его слушать: - Чёртов епископ, ты о чём вообще? - О душах, и… Морщу лоб: - Вы с Лабрадором обсуждали мою душу? - Было дело, - кивает. – Но речь не об этом. Твоя душа похожа на цветок потому, что… - Тебе нравится надо мной издеваться, - подхватываю я. - Нет, идиот. Потому что все человеческие души так выглядят, - Бандит выставляет руку вперёд. – А теперь не перебивай. Давным-давно, когда Верлорен ещё не столь страстно ненавидел свою работу, рассуждал о высоком и далее по списку, он страшно озаботился тем, что люди не могут видеть красоты собственных душ. Видишь ли, Бог создаёт души не просто в виде скучных шариков или треугольников, или ещё чего-то такого, а придаёт им сложные формы. Верлорен создал цветы по образу и подобию человеческих душ, чтобы люди наконец смогли увидеть их. Цветы увядают, подобно душам. Души варсфайлов, например, выглядят как увядшие цветы. Но я, честно говоря, могу различить лишь очертания, а Ланс – только цвет. У тебя, например, прозрачная душа, - улыбается. – Экзотика! Скриплю зубами: - Так и знал, тебе лишь бы поиздеваться… Фрау сгребает меня в охапку и радостно сообщает: - Есть такое дело. А я думаю: «Может, я и правда сбрендил?». Потому что лишь его медвежьи объятья мешают мне обнять Фрау в ответ. *** Где-то через полчаса Фрау наконец притаскивает мне пару безразмерных вещей на завязках, и я могу высунуться из каюты, чтобы поглядеть, как туда-сюда носятся члены экипажа. Пожалуй, даже слишком энергично носятся... Да и корабль как-то странно дребезжит. На мой немой вопрос Фрау отвечает: - Падаем. - То есть как – падаем? – глаза у меня делаются квадратными. - Обычно, - спокойно говорит он, щелкнув зажигалкой. – С пиратскими кораблями такое регулярно случается. Запчастей-то нормальных нет, - закуривает. - Не боись, сейчас починят… И тут корабль резко накреняется вправо, люди заваливаются в сторону, как будто сильно перебрали, и ноги их не держат, а горизонт танцует перед глазами. Хотя, некоторые без «как будто»… Динамик из стены напротив начинает вещать дурным голосом того самого Василия, с которым я имел неудовольствие общаться вчера: - Где @#$#%# второй ##%##@#@# пилот ##$#$$#%% мать вашу!?? Я #$%#%$ ВАМ #@#$@$# ВСЕМ... - Кажется, меня потеряли, - цедит сквозь зубы Бандит, не вынимая изо рта сигареты, и хватает меня за воротник. – Пора спасать наши задницы. *** - Займи @%$#%% своё ##$@$# место, ты @#$$$ $#%%#!!! – орёт Василий. – Зачем этого приволок!?? – машет рукой в мою сторону. На меня у него даже матов не хватает. А я тем временем хватаюсь за кольцо, припаянное к стене. Похоже, у них тут реально каждый день такое случается, другого применения для этой штуки придумать не могу. - Ага, - рычит Фрау в ответ, упав в своё кресло, - чтобы он опять слинял!? - Да куда я сбегу с воздушного корабля?? – вырывается у меня. - Вот это-то меня и пугает!! – кричит он. Наши голоса заглушает грохот и стрёмный утробный рёв. Никакие аварийные датчики не мигают всеми цветами радуги, не воет сирена – похоже, всего этого тупо нет. Фрау пытается что-то сделать, но, мать вашу… «Опять в лесу грохнемся», - мрачно думаю я, однако в следующую секунду корабль потихоньку начинает выравниваться и шум утихает. - Это надо отпраздновать! – вскрикивает Василий, ударяя себя кулаком в грудь, а Фрау, под одобрительные выкрики остального экипажа, уже тащит меня прочь. Я не замечаю на его лице той же радости, что у остальных, и не могу взять в толк, что не так. То, что это корыто передумало разваливаться на лету, даже меня радует. Как только мы удаляемся от мостика достаточно далеко, чтобы радостные вопли команды не заглушали речь, он останавливает меня и говорит: - Плохие новости от Ланса. *** Плохие новости хорошими не бывают, однако они бывают «просто плохими», «очень плохими» и «мать твою, вообще кошмар». Так что я спешу уточнить у Фрау, насколько всё плохо в нашем случае. - Тч, - щёлкает крышкой от зажигалки, - пора сваливать. Пошли, чего встал. Не в коридоре же говорить, - а зажигалка в его пальцах продолжает щёлкать, подобно часовому механизму. – Если что, эти ребята наперегонки ринутся нас сдавать. - Отличные у тебя приятели… - бормочу я, заруливая в нашу каюту, и уже догадываюсь, о чём пойдёт речь. Закрыв дверь на металлическую задвижку, Фрау лезет под кровать и начинает выгребать оттуда вещи. - Поздравь меня, - не то весело, не то нервно рычит он. - С чем? – спрашиваю у него. А сам не знаю, куда себя деть, шагая от стене к стене. - Я больше не «чёртов епископ». Замираю: - Тебя лишили сана? - Ага, - Фрау вылазит из-под кровати и приваливается к ней спиной, развалившись на полу. – И отлучили от церкви. Тебя, кстати, тоже. Мне всё равно. У нас с ней взаимно. А вот Фрау фактически лишили дома, работы, той жизни, к которой он привык. В этом мы с ним чертовски похожи, можно валить на все четыре стороны – нас везде одинаково не ждут. Идея изначально кажется мне паршивой, но, пока не передумал, я заставляю себя озвучить вопрос: - Фрау, а у тебя есть семья? - Вся моя семья, - не глядя на меня, отвечает он, - летала на похожем корыте, и… - прикрывает глаза, - больше десяти лет прошло… Я понял. Понял, но просить не договаривать теперь не имею права. - …имперский корабль. Ни одного выжившего. Я понял, Фрау. Понял, как ты умер. Не надо больше. Я не хочу ощущать эту ненависть. Господи, с какой силой он должен ненавидеть эту проклятую империю. Всех его близких… Я рассуждаю так, будто к тому, что случилось с моей семьей, армия не имеет никакого отношения, словно во мне нет той же ненависти. Мне не нужно это чувство. Я слишком труслив, чтоб в одиночку идти против всех. - Ещё установили личность твоей матери, - выдыхает Фрау. - Её фамилия Кляйн, но она была кровной родственницей нынешней принцессы, и это отличный повод достать тебя из-под земли. [оно будет тебя слушаться] Не знаю, что выжигает эту мысль в моём сознании, но она пугает меня. Мне не нужно Око. Ни одно, ни другое. И Рафаэль не станет подчиняться мне только потому, что я какой-то там дальний родственник. Да, пару недель назад до меня наконец дошло, кем были мои родители, и… и ничего хорошего. - Ты же понимаешь, - говорит Фрау, - что это сделка. Кто-то сообщил Папе, что Фиа Кройц был с тобой в церкви, хотя все мы старались избежать огласки. Этот старый пень уверен, что ты знаешь, где искать Ящик, и ему нужна поддержка Императора, чтобы тебя найти. Не знаю, почему, но Император согласился… - Может, из-за... Ока? – мямлю я, но Фрау всё правильно понимает и качает головой: - Да, может, дело в твоём отце. Ещё один повод меня пристрелить. Я не собираюсь организовывать восстаний и бороться за права раггского народа, но, на всякий случай, лучше пристрелить. Сколько всего в нашей жизни делается «на всякий случай»? Этот проклятый главнокомандующий, его поступки мне непонятны. Если ему так нужно было Око, мог бы вырезать его из меня. От мёртвого носителя Око отделяется само… Чёрт, откуда я это знаю? Это теория. От Михаэля… осталось. Сам он не может управлять Оком, точно. Но мог бы меня заставить. Всё потому, что дядя намудрил с воспоминаниями. Почему он его не убил? Почему он сказал, что «расплачивается»? - Эй! Чёртов малец! – Фрау прерывает поток моих мыслей, щелкнув пальцами у меня перед носом. Когда он успел подняться? – Не отключайся. Наша остановка. За спиной у него уже собранная сумка, в зубах очередная сигарета. Мой рюкзак всегда со мной – пока что единственный способ прятать «крылья». Но я не могу удержаться от вопроса: - Мы что, будем прыгать? - Нет конечно, - хмыкает Бандит. – Одолжим, - о, да, как мне нравится его формулировка, - хоукзиль. Раньше завтрашнего утра не хватятся, а там мы уже далеко будем. «Мы – будем», - улыбаюсь я.