У Бога закрыты глаза

Тремя месяцами ранее (основное время)

Бойтесь своих желаний – иногда они сбываются. Мне страшно хотелось всё бросить, уйти туда - не знаю куда, и делать то – не знаю что. А главное, никогда, ни при каких обстоятельствах, не становиться ни военным, ни священником. Сбылось всё. Я даже смог попробовать себя в роли учителя, и вот что имею сказать по этому поводу: Фрау – дебил. Либо, он издевается. В принципе, действительности соответствуют оба варианта. Но с ним весело, а это дорогого стоит, когда вы на пару путешествуете по безлюдным просторам Шестого округа. Будь на его месте какой-нибудь унылый тип или рационалист вроде Кастора, я бы повесился на ближайшем дереве. Они, кстати, растут тут прямо из воды или теснятся на маленьких островках, переплетаясь ветвями. Словно ожившие прутья решёток. Не знаю, множество озёр это или одно такое огромное – здесь везде разная глубина, но вода кристально чиста повсюду. По глади её прокатываются волны света, дно укрыто пушистым разноцветным ковром, и над ним скользит не менее яркая живность, в которой с трудом узнаются рыбы. Светит солнце, тепло, даже жарко, при том, что я стою по плечи в воде. У нас дома тоже было полно зелени, вот только – ничего настоящего. А то дерево на крыше… так и не выкорчевал. Я никогда прежде не видел ничего подобного, и, как бы глупо не звучало, мне кажется, так должен выглядеть рай. Будь я немного более сумасшедшим, поверил бы и остался. В любом случае, спросить, так ли это, не у кого. Людей нет, только Фрау, а он, в каком-то смысле, уже мёртвый. И даже это его не исправило… Косяк мелких рыбешек, врассыпную бросившихся от меня прочь, запоздало сигнализирует о том, что этому придурку опять приспичило подкрасться сзади, и я ощущаю его горячие пальцы на своей шее. - Фрау, - меня это нервирует, - ты что делаешь? - Жабры ищу, - невозмутимо. – Ты столько в воде сидишь, что они уже должны были появиться. Щас ещё плавники поищем. - Фрау! – вспыхиваю я, когда его руки спускаются мне на плечи, скользят к локтям и оттуда как бы сами собой перемешаются на талию. - Мм? – мычит мне в макушку. - Ты не там ищешь. - Да-а? – зуб даю, он сейчас улыбается. Бурчу: - Плавники у меня на спине. - А мне казалось, это крылья, - задумчиво тянет он, не спеша убирать руки. - Они сейчас больше на плавники похожи, - хмыкаю я, вспомнив зубастые обломки костей, торчащие у лопаток. - Угу, - вздыхает Фрау. – Постоянно на них натыкаюсь. А уж как спать мешают… - жалостливым тоном, - чёртов малец, ты ведь и так костлявый. - Ну, знаешь! – фыркаю. – А мне руки твои мешают. И ноги. И… всё остальное! Не иначе как из вредности, он скользит ладонями вниз по моему животу, заставляя невольно дёрнуться и шумно втянуть в себя воздух. Нет, ну, я не настолько дурак, чтобы не понимать, что он делает. Однако я не всегда понимаю, когда он шутит, а когда это всерьёз. - Фрау, - сглатываю, поворачиваясь к нему лицом – ему приходится отпустить меня, - это не смешно. - Нет, так нет, - просто соглашается он. Его миссия на сегодня окончена, Фрау знает, что если продолжит меня доводить, то я начну злиться по-настоящему. И, не переставая улыбаться во все свои 32 зуба, которые ему, по странному стечению обстоятельств, ещё не выбили, Фрау удаляется к нашей лодке. Кажется, у меня горят лицо и уши, но это сущие мелочи… А об очевидных для подростков последствиях подобного дурачества я предпочту умолчать. *** Мы променяли летающий мотоцикл на плавающее корыто. И оно, в отличие от того, летающего, вполне оправдывает своё название. Старая деревянная лодка, плюс полтора весла. Днём идём на своих двоих, либо передвигаемся вплавь и тянем её за собой. Ближе к вечеру, правда, приходится забираться в неё, чтобы успеть обсохнуть, надеть на себя что-нибудь потеплее трусов и улечься спать. Спать – это не так просто, как кажется. Пробовали спать вальтом, спинами, лицом, по-очереди, но это безнадёга полная. А толкать его локтями мне даже нравится. Вот и сейчас Фрау ворочается, пытаясь куда-нибудь деть свои руки. Достал уже. Но если мы опять подерёмся, то снова оба окажемся в воде. Такое уже случалось, и, спасибо, больше не хочется до восхода солнца мёрзнуть в промокшем насквозь тряпье. Однако чтобы утонуть, нет нужды оказываться за бортом. Как назвать это чувство? Это не страх, хоть мне и страшно каждый раз, что может «не отпустить». Не злость, не боль, не отчаяние и не ненависть. Это ничто и всё сразу. А самое ужасное – оно не стесняется Фрау. Я окунаюсь в это странное чувство с головой и жду того момента, когда нестерпимо начнёт жечь лёгкие, исчезнут цвета и звуки, давящие на меня со всех сторон. Жду той секунды, когда захлебнусь, а потом, вынырнув на поверхность, вместо облегчения, ощущаю на себе стягивающую плёнку паники. Она обволакивает меня, тонким слоем покрывает изнутри и неприятно липнет к коже. Я надёжно запакован в неё. Он спрашивает: - Тебя ничего не беспокоит? И это не упрёк, но что тут можно сказать? - В энном часу ночи? – спустя каких-то несколько секунд, которые, между тем, кажутся мне минутами, говорю я. - Да. - Нет, - пускай всего мгновение, но я сомневаюсь, - ничего. «Ничего» заставляет меня улыбнуться, ведь ничего – это всё и сразу. Мы обо всём – ни о чём не говорим. Он сказал, что Призраки вернут мне Око, и больше к этому не возвращался. Как вернут? Что я буду с ним делать? Что я делаю сейчас, и куда катится всё это? У нас есть негласное правило: «Не думать о будущем». Во всяком случае, вслух. Трусость чистой воды, но так будто бы легче. О прошлом тоже лучше не вспоминать. Ванесса в воспоминаниях мелькает всё чаще, и мне немного обидно, что её лицо я помню лучше, чем мамино. Отец смотрел на-, но сквозь меня. Наверное, что-то во мне напоминало ему маму. Несправедливо, что я вынужден испытывать боль от потери тех, кого никогда толком не знал. Не хочу и не могу на поверку оказались разными вещами. Я хотел уйти и никогда не возвращаться в ту церковь. Теперь путь туда мне заказан. Нельзя было оставлять там память о Фиа, но за маму можно не волноваться. Почему-то именно так, наверное, потому что это всего лишь тело. В случае же с дядей речь всегда шла о более важных вещах: я боялся его отпускать, словно кто-то мог отобрать часть его у меня, просто произнося это имя, читая слова на надгробном камне. Фрау хочет курить. Фрау каждый день, 24 часа в сутки хочет курить, и когда он машинально тянется за несуществующей пачкой, я ловлю себя на том, что точно так же тянусь к Фиа. Но его нет. Просто так случается, что кого-то больше нет. Смерть не страшна, страшно, когда в твоём сердце человек есть, а больше его нигде – нет. Никто не станет ругаться, задерживаться, якобы в церкви, никто не будет слушать тебя, и никто ничего не скажет в ответ. Смерть – это жизнь пополам с пустотой. *** Фрау хочет курить, а Коса – жрать, и её, в отличие от нас, не накормишь белкой или рыбой «100500 костей». Она готова съесть кого угодно, кроме, как ни странно, меня. Но так как помимо нас ни одной мало-мальски живой души в этих краях не шляется, ей пришлось начать голодать, компенсируя это ежедневными прогулками. Если кто-нибудь всё же забредёт сюда, то местное население обеспечит себя новыми страшилками на многие поколения вперёд. «Рубрика: "Правительство скрывает". Парень с плавниками. Тайные эксперименты военных или проблемы экологии в озёрном краю?». «"Как я встретил смерть". Интервью с очевидцем». «"Как изгнать однокрылого демона". Советы для начинающих». Хотя о чём это я, другие люди ведь не могут видеть его Косу. Или в облике крыла всё-таки могут? Надо будет спросить. В конце концов, я ведь её как-то вижу, даже без Ока. И не только. В последнее время у меня получается её понимать: она, оказывается, вполне разборчиво рычит. Словарный запас, правда, как у попугая… «Ты - для хозяина», - говорит она мне. Я – что? Ахах, пожалуй, для Фрау я: подушка, подневольный слушатель нытья, объёкт издевательств и круглосуточная раздача тумаков как ответ на всё вышеперечисленное. И вот сейчас Бандит с такой неприкрытой ненавистью смотрит на мимо проплывающую рыбёшку, словно это она выкурила последние полпачки, а Коса недовольно рычит, т.к. уже вошла во вкус. Азарт, знаете ли! Ловить рыбу Косой – это, конечно, мощно… и весело. Фрау резко выпрямляется и замирает. Новости от остальных, надо полагать. Довольно забавно наблюдать, как он сначала «ловит волну», а потом начинает слать на всю бесконечность сторон своих невидимых собеседников. Однако ничего хорошего они нам ещё не сообщали, поэтому улыбка тут же сползает с моего лица. «Четвёртый», - хмуро говорит он, и на этом их диалог кончается. Заметив, с каким нетерпением я смотрю на него, Бандит разводит руками: - Император Антворта умер. - И? – наклоняю голову вбок. – Только не говори, что это опять мы. - Хорошо, - лыбится Фрау, - не буду. - Ты серьёзно? – уточняю у него, а сам таращусь на Косу. Может, этот «попугай» мне чего скажет? - Да не парься ты, - махнув на всё рукой, советует Бандит. – И нет, никого не обвиняют. Инсульт, вроде. Так или иначе, его смерть всем выгодна. Наследовать трон некому, теперь Антворт войдёт в состав империи. Делаю глубокий вдох-выдох, прежде чем вновь обратиться к нему, недобро щурясь: - Зачем ты мне новости политики пересказываешь? Нам-то что? - Самый короткий путь до Антворта пролегает через Шестой округ, где-то над нашими головами, - как всегда нехотя, поясняет он. – Намёк понят? Понят. Пусть слабо, но мой мозг способен пока соображать. - Валим. *** Штаб-квартира Чёрных ястребов. - Я бы никогда не посмел осуждать действия главнокомандующего… - начал парень. - Разумеется, Кона-тан, - с умным видом кивнул Хьюга, вспоминая, как на прошлой неделе они обсуждали план Ая-тана по устранению императора. Пока что, правда, только Антворта. - Нет, я просто хочу понять… - Ага-а, - протянул майор, водружая печать на вершину импровизированной пирамиды из канцелярских принадлежностей у себя на столе. - Если тот парень так… - Конацу замялся, пытаясь подобрать слово. - Важен, - подсказал Хьга. - Кхм, да, - кивнул юноша. – Не слишком ли это… - на языке так и вертелось «жестоко». - То есть, зачем тогда было пугать мальчика, подселяя в тело его матери варс? - Упс… - в ту же секунду пирамида рассыпалась, и её фрагменты покатились со стола, глухо ударяясь о пол. Конацу испуганно вскинул глаза на майора, запоздало сообразив, что спрашивает что-то совсем уж не то, но мужчина улыбался, спокойно глядя поверх своих тёмных очков. - Конацу-кун, это подарок. Беглайтер наградил его крайне скептическим взглядом и, чтобы не смотреть больше на эту пугающую ухмылку, принялся собирать с пола то, что осталось от столь недолговечной постройки. - Мёртвые должны лежать в земле, - продолжил он, - а, не в стеклянных саркофагах… *** «Может, меня кто-то проклял», - думаю я, потому что желания продолжают сбываться, искажённые, словно всё это происходит в страшной сказке. Вот он – Пятый округ. Неважно как, но мы добрались, и с Косой у Фрау какое-то время проблем не будет. Хах… не смешно, совсем не смешно. Мне это место представлялось несколько иначе. Ну, может, оно и было таким когда-то, а теперь это округ-призрак. Тут и людей почти нет. Все стараются держаться подальше от Раггса, чтобы не запятнать своё чистое барсбургское имя, а сами раггсцы прячутся в других частях империи, всё ещё опасаясь чего-то. Здесь нет дорог, нет уцелевших городов, нет жилья, нет работы. Это жуткое место даже воздушные пираты предпочитают облетать стороной, поэтому мы снова одни, и вновь кажется, будто всё это не по-настоящему. Не может тут быть так пусто! - Чего киснешь опять? – спрашивает Фрау, шагая впереди. Меня уже порядком подзадолбал наш вынужденный туризм. Ну, доберёмся мы до Четвёртого округа, встретимся с Призраками, а дальше что? Что я с Оком буду делать? Мне кажется, эта беготня никогда не закончится. Пора строить землянку, да хоть прямо здесь – очередной пригород, ни души многие мили вокруг, - и будь что будет. Когда-нибудь у меня борода отрастёт, и никакой фоторобот не поможет. Да через пару лет обо мне вообще никто не вспомнит, кроме этого проклятого Аянами. А он тоже когда-нибудь дуба даст… я надеюсь. Только всё это мои проблемы, и мне их решать, а не Фрау. - Погода паршивая, - отмахиваюсь от него. - Так ведь солнце же… - Надоело, - говорю ему, и замираю, занеся ногу над землёй. Я ощущаю себя решетом, что-то просачивается через меня, я впитываю это, как губка, и день окончательно перестаёт быть для меня солнечным. Воздух кажется таким плотным… Фрау осторожно касается моего плеча: - Вспомнил что-то? Я беру его за руку и пытаюсь распробовать это ощущение. Я никогда не говорил ему, что днём он тёплый, а ночью, когда солнце скрывается за горизонт, остывает. Сейчас у него тёплая рука, настоящая, и остальное вокруг тоже реально. Но я всё чаще выпадаю куда-то. Порой у меня не выходит пошевелить даже пальцем. - Тейто? – Фрау редко зовёт меня по имени. В основном, только когда не на шутку обеспокоен чем-то, поэтому я делаю над собой усилие, чтобы ответить хоть что-нибудь. - Нет. - Может правда удар солнечный? – чешет в затылке он. Было бы неплохо… будь это действительно так. Но я уже понял, что нет, и это будет нечто похуже. *** Дальше мне приходится идти со странным сооружением из веток и листьев на голове, которое подозрительно напоминает птичье гнездо. А тот факт, что на озере Фрау ходил с такой же штукой, дабы его драгоценная башка не перегрелась на солнце, лишь подливает масла в огонь моего негодования. Какое счастье, что уже вечер, и можно будет, разведя костёр, заварить чаю. Одна из редких радостей для меня теперь. Чай лёгкий – его можно таскать с собой, как и сигареты, которых у Фрау буквально мешок. С водой сложнее… но хорошо, что нам вообще удаётся её здесь найти. - Стой, - командует Фрау, загораживая мне путь рукой, одновременно с тем, как я вижу тень, мелькнувшую у развалин приглянувшегося нам здания...