У Бога закрыты глаза

Всё в этом мире такое невыносимо хрупкое. Его даже не нужно ломать - оно рушится само. Смерть невесомо скользит между нами, струится, подобно лёгкой прозрачной ткани. От её присутствия холодеют пальцы и, будто бы, воздух вокруг. А от страха - так удушающе жарко. «Смерть - это то, что случается со всеми». Так я думал? Я уже не помню, мои это мысли, или услышал от кого-то. Смерть непрерывно случается с нами. Рядом со мной. Вдалеке. Повсюду. Мы все умираем. Не только я и Призраки, а вообще все. Всё живое в равной степени мертво. И даже этот мрачный дом способен быть мёртвым. Он кажется мне иллюзией, отражением той тьмы, что закралась к нам в души. Камень и тёмное дерево, лишенное запаха; длинные коридоры, которые даже огромные окна не способны сделать светлее. Это место не выглядит заброшенным, оно мертво по-особенному. Мне хочется отгородиться от его смерти. Я могу это сделать. И от моей смерти тоже может отгородиться каждый. Раньше я смерти боялся, а теперь? Об этом не так легко сказать. Сейчас что-то другое. И всем вдруг резко стало нечего сказать. Никто не хочет врать, а говорить правду - тем более. От попыток успокоить друг друга стало бы только хуже, поэтому мы дружно делаем вид, что ничего не случилось. Но это бесполезно. Не обязательно говорить о чём-то вслух, если это что-то - одно на всех. У нас смерть. Общая. А я опять ощущаю себя бесчувственной сволочью, потому что мне, по-моему, недостаточно больно. Как-то слишком легко получилось вычеркнуть Кастора из своей жизни. Его отсутствие я воспринимаю так, словно того не существовало вообще никогда. Или это было слишком давно. И вот мы в доме несуществующего человека, где нас встретил один только дворецкий несуществующей семьи Хаусен. «Мастер Ксинглу велел мне ждать вас», - сказал он. Ксинглу – настоящее имя Кастора-сана, и это – дом его семьи. Обитель Феста, Божий дом Шестого округа. Я с трудом могу поверить в то, что кто-то способен перенести живых людей на такое расстояние. Похоже, «молодой мастер», как его продолжает называть Сейлан-сан, действительно был… гениален. Больше тут нет никого. Никого живого. Глава семьи скончался несколькими днями ранее, когда они получили по письму от епископа Кастора: у него не выдержало сердце. Не знаю, что было в письме, предназначавшемся Сейлану-сану, - он нам его не показал, - но это заставило его поверить, что им в самом деле написал умерший много лет назад Ксинглу. Сейлан так спокойно воспринял наши слова о смерти молодого мастера…. По-моему, он не понимает, что на этот раз Кастор умер окончательно. Всё это просто сводит с ума. Сейчас почти вечер, и так как весь день было пасмурно, уже довольно-таки темно. Я сижу в малой столовой, но даже здесь от количества пустых мест за столом становится не по себе. Напротив лишь Лабрадор и Ланс, Фрау с Сейланом куда-то ушли: обещали скоро вернуться. - Он знал, что так будет? – говорю я, просто потому, что, в отличие от остальных, больше не могу молчать. И сразу начинаю жалеть об этом, конечно же. На мой вопрос, как ни странно, отвечает Ланс: - Вряд ли ему жить хотелось, после того, что произошло. - Розетт умерла, - не поднимая на меня глаз, тихо произносит Лабрадор. Розетт – это… та русалка? Она была так дорога ему? - Обычно, - продолжает Ланс, - когда кто-то умирает, его душа ещё какое-то время остаётся с телом, но Розетт, по правде, скончалась много лет назад и могла жить в этом мире исключительно благодаря способностям Феста. Грубо говоря, «жизненная энергия» практически мгновенно и абсолютно необратимо повреждается в момент смерти, так что, даже если привязать душу умершего к другой оболочке, нормально функционировать тот не сможет. Варсфайлы сразу рождаются с подобными повреждениями, поскольку из-за дефектов их душ обновление жизненной энергии при перерождении происходит не в полном объёме. Однако в их случае повреждения не столь критичны, и они… - по моему взгляду он понимает, что – да, я в курсе того, как именно они… - приспособились. Душа Розетт была привязана к душе Кастора. Верлорен оборвал эту нить… Рилект вздыхает, так и не договорив, а я смотрю на него и думаю, что ему не жить. Если в следующий раз никого из Призраков не окажется рядом, он не сможет ничего сделать. Вообще ничего. У Ланса, как и у Лабрадора, исцеляющий тип зайфона, но способности Профа можно использовать на поле боя, а его – нет. Мне неприятно рассуждать об этом, но, рано или поздно, все придут к такому выводу. Скорее всего, уже пришли. Может, как раз об этом сейчас думает Лабрадор с таким лицом. Вряд ли они бросят своего товарища, сочтя обузой, но я бы не хотел, чтобы, защищая его, кто-то из них был поглощён или убит. - Нужно решать, куда идти дальше, Проф наконец отвлекается от разглядывания столешницы и поднимает голову. - Предлагаю пару часов отдохнуть и выдвигаться. Мы с Лансом смотрим на него, мягко говоря, удивлённо. Подобный командный тон не очень сочетается с его привычным образом. - Я не могу знать наверняка, но, предполагаю, что при поглощении души можно также получить доступ к воспоминаниям. Иными словами, главнокомандующему Аянами известно наше нынешнее местоположение. - А раньше ты об этом сказать не мог?? – негодует Фрау, проходя в комнату, и, с шумом отодвинув один из стульев, садится рядом со мной. - Он не станет поглощать больше одного Призрака за раз, - спокойно поясняет Лабрадор. - Слишком большая нагрузка для нынешнего тела. Поэтому время у нас есть. Время на что? Что мы будем делать? Возможно, потом Фрау будет жалеть о своих словах, но сейчас он довольно резко спрашивает с Лабрадора ответ: - Мы что, так и будем бегать!? Лабрадор молчит, однако не выглядит растерявшимся. Такое чувство, что ему просто не хочется отвечать. А Фрау всё не перестаёт выжидательно смотреть на него, и в тот момент, когда я открываю рот, намереваясь попросить его прекратить, - ведь смерть Кастора – не повод срываться на других, - Проф соглашается озвучить для него очевидные всем вещи: - Будете. Он чувствует вас обоих. И найдёт, как только вы остановитесь. - Ты так об этом говоришь, словно тебя это не касается, - цедит он сквозь зубы. Его злость, почему-то, задевает и меня тоже. - Верлорен не связан с нами, Призраками, и если только он не поглотит Ланса, то никак не сможет нас найти. «Сейчас рванёт», - предупреждает Михаэль, и действительно… Стул с грохотом опрокидывается на пол. - Так ты поэтому его зад прикрываешь!? – рявкает Фрау, опершись руками на стол, и нависает над Лабрадором. Я тоже подскакиваю со своего места и тяну его за плечо: - Фрау! Хватит уже, перестань… И я делаю это не потому, что происходящее здесь уже слишком, а потому… потому… потому что боюсь услышать «да» в ответ на этот вопрос. Не нужно доламывать меня. Хватит, правда. У меня нет… сил… смотреть. Нет сил бегать. И сил, чтобы разжать пальцы – тоже нет. *** Фрау сбегает, - иначе это не назвать, - в парк. Элементарно чтобы никого не убить. Ланс срывается с места и чуть ли не бегом следует за ним. Ну, да… он. А не я. Мне хочется сдохнуть, провалиться сквозь землю рядом с ними. Скоро они начнут грызться за то, чтобы не стать «следующим», потому что затея Кастора – держаться всем вместе – оказалась во всех смыслах нежизнеспособной. Их всех перебьют по одному. Но я не понимаю – зачем? Зачем всё это? Я спрашиваю об этом Лабрадора, а он качает головой: - Я не знаю. Наши способности – точная копия его способностей, разделённая между семью Душами. «Но как-то не поровну», - причитает Михаэль. - Верлорен может вернуть их себе, просто открыв Ящик. Ящик одновременно является чем-то вроде тела. Оно не вполне материально, однако способно вместить в себя его сущность. А нынешняя оболочка… Он уже поглотил Рандкальда, и поглощать Феста было… было... – мне становится не по себе, когда губы Лабрадора, дёрнувшись, растягиваются в улыбку, - глупо. В следующий раз его тело может не выдержать. «Он что, не понимает, что творит?» - спрашиваю я у Ока. «Ты про кого? Про Лабрадора или про Верлорена? А, впрочем, неважно. Всё, всё, понял! Про Верлорена. Ну… либо у него крыша поехала, - что не удивительно! Возраст – сам понимаешь, - либо он понимает больше нашего, и это какой-то хитрый план. Хочешь, логически порассуждаем?» «Нет, Михаэль. Хватит, спасибо». «Да дава-а-ай, - не унимается он. – Сам посуди, зачем ему собирать по частям то, что можно захапать разом? И что он их раньше всех не переловил?» «Может, он их просто в лицо не знал, пока его варсфайлы в церкви не побывали?» «Очень может быть. Но я тебе слегка не на то намекаю. Вот Феста ему надо было, так он его нашёл, выманил и поглотил. Всё упирается в это «надо». Ему не нужен «полный пакет опций». Ему, нужен, конкретный инструмент. Вопрос в том, на кой чёрт оно ему надо?» Вздыхаю: «Мы с этого и начали». «Возможно, - в задумчивости произносит Михаэль, - он, как и я, не знает, кому именно из Призраков какая способность досталась. Если так, то Верлорен, похоже, ищет что-то конкретное». «А если не так?» «А если нет, тогда у него точно крыша фьють-фииииииииууууууууть, и я затрудняюсь делать какие-то прогнозы. Он и в здравом-то уме… А хотя о чём это я? Я его в адеквате ещё ни разу не видел. Но раньше-то от него особых проблем не было! Что там Пандора смогла высвободить? Воспоминания, может, сущности чуток. Ну, пытался он до нас с Рафаэлем дорваться – толку то? Человек ведь: жизнь короткая, ресурсы ограничены. Это он только в этой жизни варсфайлом уродился. И ведь додумался же Призраков жрать. А если б не прокатило?» «Мне кажется, - хмыкаю я, - или ты стал терпимее к нему относиться? Тебе его, часом, не жалко?» «Жалко? Мне? – прыснув, переспрашивает Пернатый. – Последний раз мне было жалко те полпирожка, которыми тот чёртов Зехель так и не подавился». «Ну ты и злопамятный». «Верлорен – вот, кто по-настоящему злопамятен», - говорит он, тем самым вновь возвращая меня к мрачным мыслям. - А что будет, если я умру? – теперь уже вслух, спрашиваю у Лабрадора. Он до сих пор спокойно сидит на том же месте и, кажется, не обращает никакого внимания на мои внутренние диалоги. - Ты уже спрашивал меня об этом однажды, - качнув головой, напоминает Проф. Исправляюсь: - Я имею в виду Ящик. Что произойдёт? После моей смерти он откроется? - Тейто, суть не в том, чтобы высвободить что-то из Ящика, а в том, чтобы что-то туда впустить. Ящик заперт не столько для того, чтобы сущность Верлорена оставалась в нём, а для того, чтобы его душа не могла с ним соединиться. Когда-то давно его душу вырвали из того, что принято называть «ящиком», и заперли тот, чтобы она не смогла вернуться. Если ты умрёшь, Ящик поглотит то, что останется от твоей души, тело разрушится со временем, но ларец не откроется. Печать Ока действительно ослабеет, и сущность Верлорена, в конце концов, просочится наружу, однако его нынешняя оболочка не сможет принять такое количество энергии. Это его уничтожит. Ему нужны ключи от Ящика, а не твоя смерть. В его же интересах, чтобы ты не был поглощён Ящиком раньше времени. - Откуда вам столько известно о его планах? - Логика, - пожимает плечами он. – Кстати, сам главнокомандующий, вероятно, ещё не знает, что Ящик у тебя. - То есть… как? - Ты всё это время находился рядом с Фрау. Верлорен чувствует определённую связь с Косой, и отголоски энергетики Ящика может приписывать ей же. Если бы он понял, что Ящик у тебя, то его сегодняшней целью бы стал ты. «Логично!», - почти радостно восклицает Михаэль. А мне не весело. Мне совсем не весело, потому что, если бы не мы с Фрау, их бы, может, никогда не нашли. Я никого не хочу тянуть за собой, и лучше бы нам, наверное, разделиться. Тем более, отделаться от предчувствия, что эти двое рано или поздно сбегут от нас, всё равно не получается. Фрау был прав: какой-то жалкий кирпич Лабрадора не убьёт. Я вижу подтверждение этому в его глазах. Так смотрят люди, которые до одури хотят жить, те, чьи мысли сводятся исключительно к этому. И мне немного страшно находится с ним в одной комнате, потому что люди доходят до такого состояния только тогда, когда смерть недвусмысленно заглядывает им в лицо, а у него такой взгляд уже сейчас. - Что обычно происходит, когда Ящик пересиливает тебя? – неожиданно оживляется Проф. - Не знаю, - тру виски. - Я… не помню. - Может быть, какие-то ощущения? Образы? - Нет… - я наконец понимаю, что он имеет в виду. Когда Михаэль сплавлял моё сознание «погулять», я оказывался в бездне, чувствовал течение времени и отголоски каких-то его эмоций, а сейчас – ничего. Я словно… выключаюсь? – Словно меня в это время не существует, - говорю я ему. - У тебя не получается это перебороть, - вздыхает Лабрадор. - Вы хотите сказать, - у меня появляется слабая надежда, - что с этим можно бороться? - Теоретически, - он отводит взгляд в сторону. – Ты должен чётко осознавать, кто ты. Ни на секунду об этом не забывать. Тебе нужно поставить цель и идти к ней. Это поможет продержаться дольше. - То есть, в конце концов, - сжимаю руки в кулаки, - я всё равно проиграю? - Твоя душа разрушается, с этим ничего нельзя поделать. «Он прав, - с сожалением признаёт Михаэль. – Сказать по правде, на данный момент ты ещё можешь быть моим сосудом. Можешь «вживить» меня обратно, но оградить твою душу от влияния Ящика мне не удастся. Он и твоя душа неразделимы теперь, и когда ты отключишься в следующий раз, мне придётся подчиниться воле Ящика. По-моему, у него есть набор примитивных инстинктов, примерно, как у Косы, однако спорить с ним сложнее, чем с тобой». Я понял, куда он клонит. Если я «вживлю» себе Око, и меня опять замкнёт, Ящик может открыться. Око – не Божий дар, а чёртова ответственность. Мне придётся где-то оставить его. - Скажите, Верлорен может почувствовать, где Око, через меня? Лабрадор внимательно вглядывается в моё лицо, догадываясь, видимо, к чему я веду: - Нет. Но он может найти информацию об этом в твоей памяти. На сегодняшний день армия располагает такими технологиями. Значит, сам спрятать Михаэля я не могу. Нужно сделать так, чтобы я не знал, где Око. Возможно, Рилект мог бы стереть мои воспоминания, но если его поглотят… Я смотрю Лабрадору прямо в глаза, и мне кажется, он всё понимает. Он понял всё раньше меня. Я достаю Око из кармана и протягиваю ему: - Возьмите... пожалуйста. Не могу сказать, что доверяю ему. Я сейчас доверяю только Фрау, но если кто-то доберётся до моей памяти, мне бы не хотелось, чтобы искали его. А искать будут точно, того, кому я передам Око. Думаю, Лабрадор в полной мере осознаёт это, поэтому не спешит забирать у меня Михаэля. - Ты ведь будешь искать Око Рафаэля? – теребя рукав, уточняет Проф, а меня в очередной раз неприятно удивляет его «догадливость». - Да. - Я могу пообещать тебе, что Верлорен никогда не найдёт Око Михаэля, если ты пообещаешь мне всё исправить, - вцепившись в собственное запястье, говорит он. То, что речь идёт о желании, которое мне предстоит озвучить, для меня вполне очевидно. - Разве можно исправить всё? Сглотнув, Лабрадор произносит тихо: - Можно, - и протягивает руку за Оком. Того, что у него слегка подрагивают пальцы, я стараюсь не замечать. *** - Что значит, ушёл? Какого чёрта ты его отпустил!? – орёт Фрау, схватив Профа за грудки. – Куда его понесло на ночь глядя!? - Фрау, - Лабрадор пытается отцепить от себя руки разбушевавшегося товарища. – Его бы всё равно притянуло… - Фрау! Не сходи с ума, - Ланс подскакивает к ним, тщетно пытаясь разнять, - убери Косу! Только тогда Зехель замечает, что та показалась без его приказа: злится не меньше него самого. Отпустив Лабрадора, который с трудом после этого удерживается на ногах, отступив на пару шагов назад, Фрау шумно втягивает воздух, стараясь взять себя в руки. Ничего страшного не произошло. Это не в первый раз. Он найдёт его. Но какого чёрта Лабрадор так поступает!? - Вряд ли он далеко ушёл… - начинает Ланс, но Проф чуть заметно качает головой, что не остаётся незамеченным Фрау. - Вы не собираетесь его искать, верно? – оскалившись, спрашивает Зехель. - Фрау, - просит Лабрадор, - не ищи его сейчас. Тейто знает, что делает. Он не хотел… чтобы ты шёл за ним. Ему нелегко далось это решение.