[Крепость Хобург. Первый округ.]
- Куро-тан, твоя половинка чуть не отгрызла половинку меня, - пожаловался Хьюга, не то скептически, не то заинтересованно поглядывая на сгущающееся пятно в районе своей, временно отсутствующей, руки. Мальчик невинно пожал плечами и отвернулся. На лице у него расцвела хищная улыбка. Будет знать, как задирать их с Харусе. Харусе тоже улыбнулся, но совершенно по другой причине. Его, похоже, единственного смущало то, что специальный раствор, в который по шею был погружен майор, как и стенки резервуара, отличался абсолютной прозрачностью. Тот факт, что Куроюри отвернулся от этого непотребства, несказанно радовал. - Кстати, для вас задание, - негромко оповестил их Конацу, устало облокотившись на спинку стула, и тут же поймал на себе странный взгляд майора. Но Хьюга, подслеповато щурясь, смотрел не на него. В поле его зрения попал стул, на котором сидел Уоррен. На колёсиках!~***
В детстве мы с местными ребятами играли в какие-то «неправильные прятки». Так дядя говорил. Я помню, он рассказывал мне о старых правилах: нельзя было выходить из своего укрытия, пока водящий не найдёт всех остальных. Но какой мальчишка согласится тупо сидеть и ждать столько времени? Мы перебегали с места на место; самым забавным казалось прятаться там, где только что кого-то нашли, то есть там, где искать уже не будут. Это, конечно, срабатывало не всегда, ведь те водящие, кому хватало мозгов, грибные места инспектировали не по разу. Такие, правда, и водящими становились редко. Опять-таки, в виду наличия мозгов. Фрау не дурак, но вряд ли он когда-нибудь играл в эти прятки, а даже если и было дело, то, наверняка, давно забыл о правилах. Или об их отсутствии. Я возвращаюсь домой под утро. В обитель Феста, а не к себе, разумеется. Призраков нет. Ока нет. Сейлан-сан у себя, и мне бы не хотелось его беспокоить. Без Призраков это место кажется ещё более мрачным, на первом этаже обнаруживается полностью развороченная комната – её не было, когда мы первый раз проходили здесь. Я ощущаю покалывание тьмы близ неё. С каких пор я могу замечать такие вещи? И почему не считаю их мерзкими? Как я вообще решился на подобную глупость? О чём я думал в тот момент? О Фрау, конечно же, о Фрау. Себя я могу в этом признаться... ***[Несколькими часами ранее.]
- Как? - с надломом в голосе спрашиваю у него. «Как можно всё исправить?» Лабрадор даже не смотрит в мою сторону, сосредоточив всё своё внимание на Оке. С этим стеклянным шариком в руке он сразу стал похож на провидца, и если бы не его «на самом деле, не вижу будущего», некогда брошенное за чашкой чая, я бы решил, что сейчас прозвучит какое-нибудь жуткое предсказание. На мой вопрос «а цветы? Они видят? Они ведь что-то вам говорят?» он тогда ответил: «Нет. А то, что они говорят, больше походит на угрозы, нежели предсказания». Нам тут и без их угроз живётся невесело. Проф не сводит с Ока глаз, а по его лицу мне не удаётся понять, что он чувствует в этот момент. Пугает ли его подобная ответственность? Лабрадор откидывается на спинку стула и, вроде, уже спокойнее осматривает камень. Может, именно этой ответственности ему так не хватало? Кто-то ломается под её грузом, а для кого-то она, напротив, становится якорем во время шторма. - Тейто, - наконец, говорит он, - лучше тебе оставаться в неведении... пока что. Если попадёшь к Ястребам, то первым делом они заглянут в твою память, ты ведь понимаешь? - уточняет не в меру заботливым тоном. - Я найду способ сообщить тебе обо всём, когда придёт время. Вопросительно гляжу на него: - Когда придёт время? У вас есть план? - констатация факта, не вопрос. - Я ведь могу говорить с тобой честно? - так же не спрашивает он, убирая Око в карман. - Ты не сможешь даже близко подобраться к Оку Рафаэля, если кое-кто, - да, мы оба прекрасно знаем, кто, - не поможет тебе. Усмехаюсь: - С чего вдруг Аянами станет мне помогать? - Печать Ока Рафаэля с Ящика до сих пор не снята. «И что, мне прийти к нему и сказать, мол, так и так, помогите Око достать, а потом делайте со мной и с ним, что хотите?» Видимо, у меня всё на лбу написано, потому что Лабрадор спешит объяснить: - Я уже сказал, что тебя не убьют. В отряде Чёрных ястребов, помимо самого главнокомандующего, состоят всего четыре человека - ты их всех уже видел. Больше Аянами рассчитывать не на кого. Тебя можно просто запереть в лаборатории, а можно… задействовать в своих планах. Бездельничать там ты не будешь точно. - Почему вы в этом так уверены? – скептически приподнимаю бровь. – Цветы что-то рассказали? - Это я вам говорю. Предлагаю. - Нам? - Секрета из твоей памяти не будет. Клацаю челюстью: определённо, ощущать себя запиской крайне неприятно. - Тейто, тебе никогда не хотелось устроить в Барсбурге переворот? - интересуется Лабрадор таким тоном, словно о погоде говорим. - Честно говоря, нет… - неуверенно произношу я, но уже вижу, как у него в глазах загораются два таблоида с надписью «а придётся». *** К тому времени, когда Проф заканчивает свой короткий, но весьма содержательный рассказ о моей роли во всём этом балагане, я больше не пытаюсь держать лицо и делать вид, будто передо мной сидит психически здоровый человек. - Лабрадор-сан, вы… - не могу подобрать слов, - в самом деле думаете, что главнокомандующий воспользуется вашим, с позволения сказать, советом? - Я на это надеюсь, - не моргнув глазом отвечает он. - А если нет? Пожимает плечами и с убийственным спокойствием, словно только этого и ждал, говорит: - Бенсон. Открываю рот, закрываю, таращусь на него, а в итоге мне только и остаётся, что спрашивать с обречённым недоумением: - Что? Или кто? Или... это угроза, или мне показалось? - Наоборот. Хмурюсь: - Вы могли бы не говорить загадками? - Мог бы, но... - морщится, - это такая долгая история. Просто не думай об этом. «Только об этом? Мне думать, похоже, в принципе противопоказано. Пошёл он с такими предложениями!..» Словно прочтя мои мысли, Лабрадор недобро щурится и наклоняется ко мне через стол: - У меня нет времени: придумывать сказки или уговаривать тебя. У тебя есть идеи? Хоть какие-нибудь? А у Фрау они есть? Я не говорю про Ланса... Трясу головой. Но не в ответ на его вопрос - просто хочу отказаться. Мне совсем не нравится то, во что меня хотят сейчас втянуть. - Если не хочешь бороться, можешь прямо сейчас покончить с собой, - говорит он и, фуулонг меня задери, Проф это абсолютно серьёзно. - Мы умрём в любом случае, эта «аудиенция» - пусть небольшой, но твой шанс что-то исправить. Я знаю... - отодвигается, - думаю слишком много, это правда. И это неплохо, в сложившейся ситуации. - Знаете, я... - Тейто, - отводит взгляд, - я не прошу тебя идти на это ни ради меня, ни ради кого-то другого. Всё, что ты делаешь, ты делаешь, в первую очередь, для себя. И я не прошу тебя доверять мне. Я не… стану обманывать тебя. Не исключено, что остаток жизни ты проведёшь, скажем так, под наркозом. «Овощем», - даю подходящую характеристику про себя. - Я допускаю вероятность того, что вы с Фрау сможете скрываться ещё месяца полтора-два, но, в конце концов, итог будет один. Либо вас обнаружат, либо ты сам уступишь Ящику. В любом случае, примерно через пять месяцев физическое тело придёт в негодность. Это если периодически подлечивать. А лечить тебя будут, - кивает каким-то своим мыслям. - Ящик даёт слишком большую нагрузку на оболочку - на тело. Сначала это будет напоминать обычную усталость, переутомление. Боль в сердце, головокружение… Болеть может что угодно: глаза, голова, кости, вены... Нарушится кровообращение, возникнут проблемы с дыханием, судороги - ближе к концу. Вскоре после этого – паралич; начнут отказывать внутренние органы. Если до этого дойдёт, жизнь в тебе станут поддерживать искусственным образом. Снова эти острые формулировки, режущие по живому с поразительной точностью. Я ловлю себя на мысли, что Проф такой же, как те цветы – его слова больше походят на угрозы. Честность ли это? Или же он старается меня запугать, раз и навсегда объяснив, что дороги назад нет, и не будет? «О, Боже. - Закрываю руками лицо. – Я не хочу умирать». Я просто не могу поверить в то, что умру. Страх смерти в последнее время не отходит от меня ни на шаг, и знать, что он отнюдь не беспочвенен – это уже слишком. - Ты справишься. *** О том, что Хьюга ещё пару дней будет мариноваться в банке, отращивая свою несчастную конечность, Куроюри пожалел лишь тогда, когда Конацу полностью озвучил их задние. Хотя о чём это он? Аянами-сама всё равно не послал бы этого майора-идиота на столь… неответственное задание. То, что Призраки не станут засиживаться в Шестом округе, - а главнокомандующий, поглотив Феста, точно знал, что тот отправил их именно туда, - любому дураку ясно. Но, на всякий случай, надо проверить. Увидеть в указанном месте знакомую рожу они никак не ожидали. *** «Опять ты!» – вскрикнул тогда мальчик, и мне не пришло в голову ничего умнее, чем согласно кивнуть: «Опять я». Когда Куроюри с искренним беспокойством серьёзно спросил у меня, не ударялся ли я головой, мне нечего было ему ответить. Думаю, даже если ещё «не», то уж в скором времени точно ударюсь. И не единожды. Когда буду биться ей о стену, коря себя за всё это. Нет смысла бегать, если меня, так сказать, «всё равно притянет». Нет смысла пытаться заполучить Око Рафаэля, ведь стоит мне оказаться в Первом округе, как Аянами тут же узнает о моём присутствии и о том, что я – Ящик, соответственно. Почти ни в чём нет смысла. Забавно, что Чёрные ястребы ловили-ловили меня на протяжении стольких месяцев, искали-искали, а в итоге я сам, по сути, пришёл к ним. И всё потому, что такова идея Профа. Будет ещё «забавнее», если Лабрадор – это очередной шпион, выступивший в роли доброго епископа. Чёрт его знает, почему я послушал его. Больше всего пугает вероятность того, что все последние решения продиктованы волей Ящика, и что своей собственной у меня больше нет.*** [Некоторое время спустя.]
«Я пишу это... просто потому, что могу писать. Пару дней назад для меня не существовало слов. Ни у людей, ни у предметов не было имени. Я пишу это для себя. Мне больше не с кем поговорить. Хотя с Фрау я иногда разговариваю. Исключительно в собственном воображении, разумеется. Просто знаю, что он мог бы ответить. В мелочах. Ничего важного.Это могло бы быть письмо.
События происходили, но у них не было названия. Происходили у меня в голове. Воспоминания. КогдаХотя к чему здесь это?
Просто пишу.
Обо всём. Когда я жил в комнате-ящике, в Шестом округе, творилось нечто подобное. Тогда тоже мысли путались. Но не т а к сильно. Так вот, память после... просмотра? представляется мне чем-то густо-воздушным, молочных оттенков. Словно растаявший цветок. Не знаю, почему так. Не мог я из этого «нечто» ничего выделить.Формулировка «во мне» кажется дурацкой. Его ведь не зашили в меня. Будь оно так, можно было бы вырезать...
Мальчик ко мне странно относится. Затрудняюсь описать как. Но ему, определённо, проще, чем другим. Пожалуй, у них с Косой одно мнение на мой счёт: «Он - для хозяина»… Когда я овощем валялся на кровати, смотрел на них и не мог пошевелиться, он был единственным, кто взял меня за руку. Я благодарен ему. Если бы не это, кто знает, когда бы ко мне вернулась способность двигаться. Зачем она нужна, если нет ладошки, которую можно сжать в пальцах? Символично или, может, просто глупо, что первым словом, которое вернулось ко мне, было «мама». Просто в тот момент мне вспомнилось, как когда-то почти также её холодную руку держал я. Не знаю, каким было моё настоящее, самое первое словно. Спрашивать больше не у кого. Интересно, есть ли у меня другие родственники. Интересно потому, что даже хоронить меня некому.Предельная честность.
В армии, наверное, заморачиваться не станут - кремируют, и всё. Хотя кого я обманываю? ЯЩИК. Наверняка, придумают что-нибудь. Фрау... мог бы. Но у меня внутри холодеет, когда думаю об этом. Врагу бы не пожелал, ему - тем более. Много мыслей.Очень много мыслей.
Я рад. Когда только попал в штаб... Длинная история. Но я расскажу, в отличие от Лабрадора. Мне почему-то кажется, что если и попадёт этот ежедневник к кому-то, то точно не к Фрау, а хотелось бы наоборот. Но лучше не надо. Вдруг, совсем расклеюсь и начну писать ещё большую чушь. Я ведь «себя осознаю», разграничиваю. Прям как Проф прописал. Это - ежедневник. В нём должно быть моё, а, в идеале, также, расписание главнокомандующего. Но мне как-то плевать. Такое... опять забыл, что хотел сказать. Когда меня первый раз привели в штаб, на себя я уже похож не был. Я был похож на сюрприз. Должен был, во всяком случае. Потому что Куроюри так хотел, а Харусе активно способствовал. Прежде чем тащить меня в штаб, - а надо отдать им должное - не так-то просто в подобное учреждение провести парня, разыскиваемого по всей империи, - они отвели меня к - тадам! - мастеру по заточке ножей, который, не моргнув глазом, сточил мне обломки крыльев и отшлифовал оставшееся. Такое чувство, что для него это обычное дело. У меня теперь две плоские костяные пластинки на спине, под формой совершенно не заметные. Потом, кажется, была парикмахерская. Мастер там, прыснув, уточнил: «Чтоб даже мать родная не узнала?» Спасибо, что напомнил. Про маму не знаю, но Аянами узнал меня сразу. Я, впрочем, тоже его вряд ли с кем спутаю. Хьюга тогда растянул губы в широченной, не предвещающей ничего хорошего, улыбке и спросил: - «Вы, случайно, не родственники?», - подразумевая нас с Аянами. Аянами бросил на него такой свирепый взгляд, что у меня вмиг на душе потеплело: очевидно, ему мысль о нашем родстве показалась столь же отвратительной, как и мне. Но чем-то мы сейчас действительно похожи: из меня сделали кого-то пострашнее блондина. Волосы теперь пепельно-белые, точь-в-точь, как у него. А ещё линзы, - спасибо, что не лиловые, - синие. Вылитый, чтоб его, Барсбург. Микаге, представляешь, у меня опять документы - фальшивка. На этот раз я, поверишь ли, Барсбург - случайный сын какого-то Бенсона. Он бы, наверное, удивился... если бы не умер лет 14 назад. Экспертиза что-то такое подтверждает… это всё мамина кровь. Я говорил тебе, что она родственница Барсбургов? Кстати, Аянами, по документам, тоже Барсбург. Выходит, по матери мы таки родственники, хоть и дальние. Удивительно, на какую должность могут назначить исключительно по блату: я тут в качестве его беглайтера. Мальчик, что по озвученной версии академий никогда не кончал и учился дома. Это всё, разумеется, хитрый план. Такой хитрый, что расскажи кому - тотчас положат в дурку. Есть подозрение, что Лабрадор там уже бывал... да, я частенько думаю про него гадости, но уж лучше считать его сумасшедшим, нежели, как сказал бы Фрау, хитрожопым засранцем. Хотя, пока что всё идёт по плану, что радует и пугает одновременно, потому что я знаю, чем это кончится. Беглайтером меня сделали по ряду причин. Мне рассказали, - не по секрету, а от нечего делать (сейчас понимаю: они и в палате моей ошивались, лишь бы не работать), - что беглайтеры у него традиционно не задерживаются: загоняет их, как лошадей. Сам не выгонит - на носилках унесут, с переутомлением. Меня унесли... и я уже знал, что той же ночью меня укатят в лабораторию – потрошить мои мозги. Но прикрытие было отличное, и со своей основной обязанностью - сокрытием истинной причины моего овощеобразного состояния справилось на ура. Теперь я, «бедный замученный мальчик», возвращаюсь обратно на службу к садисту-главнокомандующему.Мне смешно?
Ладно, мне всё можно. Через пару дней птичка напоёт самому императору, что в окружении Аянами появился «озлобленный юноша благородных кровей», который мог бы стать его шпионом до сих пор смешит это слово… глазами и ушами в стане этих чудовищ. А сейчас уже доходит четыре часа утра. Через 17 минут у главнокомандующего начинается рабочий день. Я, по идее, должен ему помогать... по факту же буду спать ещё часа два, если смогу уснуть. Здоровый сон и правильное питание. Из-за Ящика, само собой.