Фланкер

Тип аромата: пудровый, цветочный

Начальная нота: анис, нероли, кориандр

Нота сердца: гелеотроп, гвоздика, фиалка

Конечная нота: сандал, мускус, ветивер

Несколько дней спустя - У тебя с Рей все нормально? - Кардо, обычно не лезущий не в свое дело, неожиданно приехал к лучшему другу в разгар рабочего дня и задал вопрос, которого избегал. Удивленный Бен поднял голову. Весь поглощенный буклетами с рекламой, он удивленно посмотрел на Кардо. Тот выглядел напряженно и виновато. Мужчина насторожился. - Да. Все просто прекрасно. – Кивнул он. У них, действительно, было все хорошо. Вот уже целых два дня. По правде, они все выходные не вылазили с постели. Как вернулись со спортклуба, так и забыли обо всем, утонув в простынях, одеялах, сексе и крошках от круассанов. Отвлеклись только для того, чтобы купить киш и… ёль. Большую, пушистую, колючую, с ароматом снега, которую они наряжали у него дома старинными игрушками, что пылились в одном из многочисленных сундуков его квартиры. Странно, но даже винтажные гирлянды плохенько, но работали. Рей была в полнейшей восторге, потому они под той елью и уснули. – Нет. Даже лучше. Все сказочно хорошо, знаешь. Она такая потрясающая. - Да? – Переспросил Кардо, внимательно изучая друга. – Ты ничего не понял, дружище? Похоже, твоя девушка считает, что ты – гуляешь, а я тебя покрываю. - В смысле? - Ты видел, что на корте она хотела меня ракеткой убить? Бен, как ты мог забыть, что сквош – твое прикрытие для психолога? Парфюмер удивленно посмотрел на Кардо. А затем вспомнил все. Мячик в Орсе, её ужасное поведение, постоянные фразы о тренировках, странные, непонятые намеки. Выходит, Рей узнала его расписание и решила… parbleau! Какой кошмар она, видимо, решила, его бедная-бедная chouchou. Выходит, он разбил ей сердце и даже не заметил. - Какого хера? – Вдруг, едва ли не впервые в жизни, рявкнул он на Кардо, швыряя камертон в сторону. Тот равнодушно упал на пол, издавая свое привычное гудение, которое невозможно было услышать, не приложив ухо. – Я же не просил тебя ничего придумывать! Не просил, Кардо. Какой сквош? - Ты хотел, чтобы все выглядело правдоподобно и… - Правдоподобно? Да кто поверит, что я играю в сквош? – Возмутился Бен, а Кардо вдруг грустно вздохнул. Отмазка «сквош» в календаре лучшего друга была уже три года. С момента его серьезного срыва, который не закончился ужасно, к счастью, но обеспокоил Лею настолько, что пришлось прикрывать визиты к психологу чем-то безобидным, вроде нового увлечения. Увлечения, которое ему, Кардо, пришлось освоить. - Прости, пожалуйста, что рядом с кабинетом твоего психотерапевта были только корты. На которые я, между прочим, хожу ровно по графику трижды, блядь, в неделю, чтобы обеспечить тебе долбанное прикрытие. – Весьма сухо ответил мужчина. Знал, что нелегкая судьба – быть близкой опорой для гения, неблагодарная, но в этот раз даже его зацепило. Он учился играть в ненужный ему сквош, а Бен был недоволен, потому что, возможно, недовольна его девушка. А как же он? Кто спросил за его чувства? За его ревность, обиду и все, что Кардо не выпускал наружу, но ощущал. Частично мужчина радовался за Бена, но вторая его половина переживала. Волновалась, как бы роман не завершился фиаско. Он плохо спал, дергался по ночам от кошмаров, где Бен вскрывает себе вены, а по утрам проверял свой собственный протокол действий на тот самый случай. Он дал себе слово никогда не потерять этого гения, потому был начеку. Особенно теперь. Когда у Бен с Рей то все было «прекрасно», то Бен с ума сходил, шарахаясь газет. Кардо даже пришлось отменить все командировки, которые обязан был совершать в своей должности в Доме Скайуокер, чем вызвал неудовольствие Леи и Люка, но жизнь Бена была дороже. И за все это он не ждал благодарности, но и «какого хрена» он вроде как тоже не заслужил. - Мог бы и предупредить! - Мог бы хоть поинтересоваться! – Огрызнулся Кардо. А потом поднялся. – Словом. Вам стоит поговорить. Мы оба знаем, что бывший муж изменял Рей, потому ей может быть очень больно. Я просто хотел предупредить. Что бы все было хорошо. - У нас все и так хорошо. - Я уже понял. Влез не в свое дело. Но ты поговори с ней, наверное. Хотя вы сами разберетесь. Прости, Бен. Подумаю над другим прикрытием или скажи ей, что ходишь в АА, раз… не важно. Хорошего дня… И закончив спор, он вышел. Спустился на первый этаж, заказал себе кофе и отвернулся от рождественского Парижа. Знал, что Бен не извиниться. Не ждал этого. Просто беспокоился. И это было сильнее обиды, которую Кардо ощутил. В который раз мужчина проверил протокол и вздохнул. Что-то надвигалось. И отнюдь не праздничное. Зря он поругался с Беном. Ведь в случае чего, тот мог и не позвонить ему. Совсем. В конце концов, отношения друга с Рей - его и только его дело. Не стоило влезать. От слова “совсем”. Не стоило. Не стоило. Не стоило. Не стоило. У Бена и Рей была своя жизнь. Ему же следовало заняться своей. Хоть немного. Излечить разбитое сердце и найти себе человека, который бы смог его, такого тусклого, полюбить. И, возможно, он бы в ответ полюбил его. Или в благодарность. Вздохнув, непривычно грустный Кардо отправился обратно в офис. В опустевший без Бена Дом Скайуокеров. Сидеть в его кабинете, его кресле, на его месте и…не ощущать себя счастливым. Рей же, тем временем, занималась покупкой подарков. Дарить ей их было некому, но как отказать себе в прогулки по галерее Лафайет? Она бродила уже третий час по нарядным, переливающимся магазинам и в руках у нее было все больше пакетов с новой одеждой и косметикой. Они были яркими в контраст её опустошенному настроению. Сев за барную стойку одного из многочисленных открытых баров, девушка заказала себе шампанское с привычными пятью каплями Grand Marnier и унылым взглядом окинула футуристическую сине-голубую мерцающую ель, не похожу на ель, подвешенную, как и каждый год, под роскошным куполом. В этом году тематикой Рождества было чудо и оно ощущалось в каждой витрине, облепленной детьми, что пытались рассмотреть завораживающие инсталляции. Девушка улыбнулась. Очень грустно. Чудо в этом году произошло, она обрела свободу, но стала ли счастливее. Её сердце все так же кровоточило по Грогу, Рей все время вспоминала как они здесь гуляли пару лет назад и малыш клеился к витрине, где был изображен его любимый персонаж сериала Мандалорец, который тогда был на пике популярности. Он, завороженный стоял минут двадцать, пока Дин не прикрикнул на него. Рей пыталась уговорить бывшего мужа дать сыну еще немного времени за что за закрытой дверью очень получила, ведь нарушила отцовский авторитет “изображая хорошую мачеху”. Рождество в тот год она встретила с унизительными синяками на запястьях, но до сих пор считала, что те пару лишних минут счастья Грогу того стоили. Рей окинула взглядом толпу. Все были по парам или семьями, а она - совершенно одна. Бен отчего-то опаздывал. Допив шампанское, не ощущая вкуса, девушка заказала еще. Обычно она не пила при своем парфюмере, но уже понимала, что никто не придет. Период внимательного ухаживания закончился и теперь Бен посвятил себя духам, потому она ничего не ждала. Просто сожалела. Сегодня Галерея Лафайет была пронизана ароматами - сладкая выпечка, тягучая, горячая карамель, мятные трости, свежесрезанные ветви елей - все, за что люди любили Рождество, витало в воздухе. Бена бы захватило и он бы затрясся от восторга все здесь вынюхивая, но он был занят их детищем. Рей не обижалась, просто сожалела. За него. За то, что он так тяжело работал, что не мог насладиться духом Рождества. Духом, что ему бы понравился. Его адский труд заставлял её ощущать себя просто ничтожной, потому что у нее было время - даже слишком много, а Бен… Бен сгорал на работе. Неутомимым мечтатель при этом крепко стоящий на земле. Почти трагично сочетание. - Мадам, простите… - к Рей подошла очаровательная юная девушка - породистая француженка, сразу видно - в коротком черном платье. Она, наверное, была одной из сотен промоутеров каких-то товаров, что рекламировались в Галерее, однако ничего предложить не успела. Завидев лицо Рей, ойкнула. - О! Я знаю Вас! Вы же Рей! Вы…Вы - муза Бена Соло. Вау. Вау. Вы просто тогда обязаны это попробовать, - и девушка достала пробник… La Petite Robe Noir. Рождественский фланкер. Последнее творение Бена для Дома Скайуокеров. И хоть Рей не всегда привлекал этот достаточно простой аромат, она невольно протянула руку. Ей нравилось носить на себе ароматы Бена. Даже столь математически простые. Один пшик и вишня, смешанная с миндалем и черный чаем слишком агрессивно заслонили девушку от рождественского чуда. - Спасибо, - улыбнулась Рей. - А он его посвятил Вам? - С горящими глазами спросила промоутер. - Мне он посвятил наши A392? - Гордо сказала девушка, потирая руку, давая раскрыться лакрице и розе. Хорошо, что Бен нигде не использовал корицу. - Я уже заказала и сгораю от нетерпения получить их, - и рассмеявшись, француженка упорхнула, оставив Рей вдыхать фланкер Бена. Сравнивать. Насколько он был свободней в своей свободе. Девушка понимала, что в мыслях была некая тавтология, но все же да. Свобода была ему к лицу. Загонять такого гения в рамки банальных фланкеров было преступлением. Телефон Рей звякнул и она прочла короткое “прости, я не приеду”. Вздохнула, пытаясь не думать о том, кто же получил “уже спешу к тебе, целуя”, ведь все было весьма…очевидно. Но не успела она ответить, что все в порядке, не успела солгать, как пришло второе сообщение “Энакин в больнице”. Девушка оцепенела. За свои мысли ей стало стыдно. До чего ситуация со сквошем её довела - она видела третьего там, где была лишь семья. Рей замешкалась. Ей захотелось приехать и просто подставить своего гению плечо, однако…однако она понимала одно - он не сам, он в кругу близких и Кардо, она там будет лишней. “Ты бы не могла, пожалуйста, приехать. Ты мне очень нужна, chouchou. Очень. Если это для тебя не слишком”. “Буду через полчаса, bunny, где бы ты не был”, - напечатала она ответ, уже расплачиваясь за шампанское. *** Асока, утратившая свой гламурный лоск, не могла отпустить руку Энакина. Ей казалось, едва его сразил инфаркт, она не разжала пальцы. Так просидела до приезда врачей, в реанимобиле, так шла по коридору, так стояла рядом - стояли ли? - и теперь, сгорбившись, сидела и… ей казалось, если отпустить - он уйдет, уйдет, уйдет из этого мира. И все, о чем жалела юная, прекрасная девушка - что не может вытащить свое сердце из груди, разделить его на две неравные части и половинку побольше отдать ему, своему Эни. Чтобы они прожили поровну лет. Чтобы он увидел второй взлет Дома Скайуокеров, запуск духом Бена, правнуков. Она знала, что не подарит ему детей, но любимый внук…любимый внук, наверное, мог. Когда-то. Не с Рей, конечно. Или с Рей. - У нас впереди ещё целая жизнь, Эни. Она стоит того, чтобы бороться. Сгорбившись, девушка гладила его по щеке. Вдыхала любимый аромат. И улыбалась. Однако когда в палату кубарем ввалилась семья Скайуокеров, Асока тут разжала пальцы. Будто все еще была его любовницей. По правде, она никогда не ощущала себя полноценным членом этого великого семейства. Забавно, их дух подавлял настолько, что Асока, не будучи девушкой из ниоткуда, терялась в их тени. Любопытно, как этот прессинг переносила менее уверенная в себе Рей? Хотя. Подруга как раз как-то грустно заметила, что Бен не знакомит её с семьей, видимо не считая себе ровней. Асока не смогла её переубедить, что это его форма защиты. Подобный образом Бен показывал, что заботился о ней, раз не кидал на растерзание семейки. В этом он был так похож на Энакина, просто, увы, свадьба все изменила. И не изменила ничего одновременно. Они все одновременно говорили с врачом и удивленно смотрели на нее, будто удивляясь, что здесь забыла Асока. Сейчас Скайуокеры были не в своем офисе, где худо-бедно подчинялись указанию Энакина вводить её в курс дела, потому не пытались быть вежливыми. Как бы не было горько, девушка разжала пальцы Энакина, мысленно пообещав, что вернется и попросив его… никуда не уходить. Поднявшись, Асока извинилась и тихо выскользнула с палаты, чтобы сесть на неудобный стул у стены и ждать, когда можно будет войти обратно. В других обстоятельствах девушка бы показала зубы, но сейчас не хватало только ссор у постели Энакина, которому нужен был покой. Нервно заламывая пальцы и косясь в сторону палаты, Асока преданно ждала, когда семья уйдет, а она сможет вернуться. Знала, что положил голову ему на колени, будет привычно рассказывать о своем дне, как бывало каждый, каждый, к-а-ж-д-ы-й вечер и замрет в подсознательном ожидании, когда рука Эни погадит её по волосам. Он ведь обожал её длинные пепельные волосы, говоря, что те шикарные, как Шалимар. А она обожала всего Энакина. Всего. С первого взгляда. Синеглазый мужчина отпечатался на сетчатке глаза, под кожей, в левом желудочке сердце. Асока так сильно его любила, что у нее не только сердцебиение с ним синхронизировалось – наверное, потому сейчас в груди болело настолько, что каждый вздох был борьбой – но и отпечатки пальцев совпадали и плевать, что это было невозможно. Возможно. Они держали за руки всю время и те просто обились на подушечках её пальцев, повторив начертанный уникальный код Энакина. Трясясь от нервов, хоть зная, что все будет в порядке, Асока хотела курить, но не могла отойти. Когда из палаты вышел Бен, девушка отвернулась. Знала, что кроме жестокой шутки в стиле “плачешь от разочарования, что еще не получишь наследство” не получит, потому просто вздохнула. Увы, внук Энакина никогда не проходил мимо возможности пнуть её, потому и сейчас подошел. Она слышала его острый аромат, тот пиками уткнулся ей в плечо и девушка потерла то. Этот парфюмер умел создавать запахи, которые физически ранили. - Почему ты здесь? - Не хочу мешать. Доступ в порядке очередности, знаешь ли, - то ли сьзявила, то ли нет Асока. А, потом, скривившись, огрызнулась, не давая Бену нанести удар первым. Сама ранилась, лишь бы её не ранил другой. - Сначала дети, племянники, любимый внук, а потом любовница. Я в курсе своего места. - Тогда почему ты не на нем? Мы все тут делаем вид, что не понимаем - ты для него важнее всех на свете. Потому расправь плечи, Асока, войди в палате и будь рядом. На своем месте. - Внезапно сказал Бен, подтянув к себе другой стол и кое-как устраивая на тот свои массивные два метра ростом. Смотрелось комично. Будто он был Гулливером в гостях у лилипутов или слоном в кукольном домике. Но Асоке было не до смеха. Сузив свои холодные, синие-синие, как L'Heure Bleue*, глаза девушка с подозрением смотрела на Бена, а тот, хоть глядел на ответ, не видел маленькую, хищную блондинку. Лишь аромат легендарных духов, который она словно воплощала в материальной форме. Он не видел пепельных волос, длинных ресниц, изящных ключиц или полных губ. Лишь слышал как анис, нероли и гелеотропил, сбитые в терпкий туман тревожного 1912 года, кружил вокруг. Тубероза. Орхидея. Иланг-иланг. Под слоем загадочной обманчивой пыльной пудровостью, которую будто принесли автомобили пришедшие на замену повозкам, заодеколонил и зашиприл ветивер. И хоть Асока пахла по-другому, Бен глядя на нее увидел именно L'Heure Bleue. Влюбившийся в свою Рей за белый шум, он неожиданно понял, что учуял Энакин. Она, такая вроде состоящая из холодных оттенков - белого и синего - была как медовая капля, вылившаяся из винтажного флакона. Теплая, пряная… изящная женщина. Не шлюха, не девчонка, нет. В ней был шик и горчинка бергамота и все богатство пряных нот кориандра. Гармоничная и правильно раскрытая, идеальная, как созданная по формуле классической школы. В ней было то, чего не было почти ни у одного современного парфюма и ни почти ни единой современной девушки. Изюминка. Пусть и вымоченная в немного тяжелых для 2022 года пряностях и запрещенном гелиотропин. Сигаретный дым, винтажная пудра, перья. Он видел её не в больнице, а гримерке какого-то кабаре 20-х годов. Что ж, неудивительно, что Энакин сошел с ума. Опытней его, дедушка сразу все учуял, пока он сам прятался за предрассудками. Она была единственная в своем роде, вот. Сколько бы на нее не пытались создать фланкеров, Асока, видимо была такая одна. Как Килиан создавая свои L'Heure Verte пытался конкурировать с ароматом 1912 года. Сумерки** уже были запатентованными и сколько не лей в них абсента - ничего не измениться. Останется лишь жалкая, но очень дорогая копия. - В конце концов, Асока, ты его никогда не разочаровала. В отличие от всех нас. - Я не могу. Не могу идти к нему, - вдруг заупрямилась девушка, а в следующую секунду она, уткнув голову в колени, зарыдала так, что её отчаяние сотрясло хрупкое девичье тело. Бен, привычно далекий от эмоций, первично удивился растяжке девушки, позволившей ей вот так сложиться, но через секунду ощутил себя беспомощным перед слезами, которые увлажняли ладони. Он же ничего не сделал. Даже не пошевелился. - Это я, я, я виновата, Бен. Я его довела. Я и только я. Я не хотела, но… Боже мой, Эни-Эни. Прости меня. Я так виновата. Она рыдала, а Бен смотрел. Теперь к винтажной легенде примешалось отчаяние, горькое, как полынь, что сам мужчина носил в своем камертоне. Понял, что видит не только любовь дедушки, но и любовь к дедушке. Похоже, Асока не играла. Её боль была настоящей, ведь ароматы, в отличие, от людей не лгали. Как криминалисты по составу слезы жертвы - чаще мертвой - могли определить эмоцию, так Бен чуял вранье на запах, но сейчас его обоняние верило Асоке. Хоть она и говорила, что довела Энакина. - Он узнал, что я… мы все время ругались, - нервы девушки сдали и эмоции захлестывали её, как ток, пущенный по отремонтированным линиям передач, потому вокруг все дрожало и потрескивалось, - я думала, Эни никогда не узнает, но кто-то проболтался. Подозревала тебя, но ты бы не стал…даже чтобы насолить мне… - Не стал что? - Говорить, что это я свела тебя с Рей, - выпалила девушка. Увидев оцепеневший, потяжелевший взгляд мужчины, она вздрогнула. В эту секунду он был вылитым Энакином. Тот отреагировал подобным образом. - Мне показалось Вы идеально подходите друг другу. У нее амбиции, у тебя - гений и… правда, я не знала, что вы решите друг другу подойти еще поближе, но это уже не мое дело. Я хотела помочь. Я же вижу. Вижу, как ты притворяешься, как тебе больно, как ты таблетки пьешь. Думаешь, не знаю, что у тебя под твилли? Уверена, если развязать - там будет карта твоих ебанных ненавистных фланкеров. Как ты это делаешь, а, Бен? - Она шмыгнула носом и не мигая уставилась на парфюмера. - Разбиваешься очередную La Petite Robe Noir и расписываясь в своем поражении режешь себя осколком. Это вот - осенняя коллекция 2019, а это Рождество прошлого года? Я всегда знала, что если ты не уйдешь, то закончиться все плохо и не желала, чтобы Энакин нашел тебя со вскрытыми венами в ванне полной аромата, который тебе не дали создать. - Ты помогла мне из-за Энакина? - Да чхала я на тебя. Я просто не хотела разбить ему сердце твоим суицидом и… кажется все равно разбила. Что я наделала, Бен? - Ты просто любишь его. Вот и все. - Вдруг тот, кто был атеистом её религии, протянул ей и принятие, и салфетку. В голосе Бена было удивление человека, сделавшего потрясающее открытие. - Ты, действительно, его любишь, если рискнула. Но ты не виновата. Сердце дедушке разбил я, когда решил уйти. По собственную желанию, не ради него. Выбрав себя. Забавно, да? Поступил как истинный Скайуокер я, а больно тебе, хоты ты сделала по-другому и я… спасибо тебе, Шпилька. Девушка, вытирая глаза, недоверчиво посмотрела на Бена. Он впервые назвал её домашним прозвищем. Не шлюхой. Именно шпилькой. Будто перепутав буквы после буквы “Ш”. - За возможность реализации? - За Рей. Если бы не ты, мой белый шум никогда бы не пришел ко мне. Оказалось для счастья не нужны духи. Для счастья мне была нужна она. Моя Рей. Вот и вся идеальная нота. - Он странно улыбнулся, а Асока сделала свое открытие. Этот холодный мужчина, держащий на расстоянии даже своего любовника, по-настоящему, не напоказ, был влюблен и доверял ей это. Его темные, полные скрытого безумия, глаза, сверкнули чем-то настолько чистым, что ослепили её. И все же, в нем ощущался излом другого уровня. - Но ты не счастлив. - Отношения…они… сложнее для таких, как я. Люди сложнее. Создать идеальные духи проще, чем… не быть слабым. Я не смог рассказать Рей о своей зависимости, потому что она считает суицид - уделом жалких слабаков и не желая казаться таким, я солгал о проблемах с алкоголем. Лишь подтвердив, что да. Я такой. Слабак. Но она так гордилась моей борьбой, была так добра и открыта, куда уж удержаться. Забывшись в этой игре, я не подумал и причинил ей боль. Потому что теперь моя девушка считает, что я ей изменяю, понимаешь? - Он в нескольких словах, не зная почему, поведал Асоке историю со сквошем, прикрытием и битве на корте. Девушка задумчиво размазывала остатки слез по щекам. - Я хочу поговорить с ней, чтобы заявить, что не изменяю, но снова солгу. Придумаю удобную причину. Спихну на АА или что-то такое. В очередной раз буду жалким. И это все равно рано или поздно…. - Лучше никогда. Никогда не говори ей, что солгал. - Асока положила руку поверх твили. Бен не поморщился, а значит, не резал себя последние пару дней. - Просто преврати ложь в правду. Не делай этого с собой более. В этом сила. Рассказать все как есть и испортить - очень просто. Причинишь вред себе и она будешь ощущать вину. Зачем? Но ты можешь просто прекратить. У тебя есть все, чтобы жить дальше, потому… остановишь, Бен. Люби свою девушку. Работу. Семью. И лжи не будет. Асока, хоть они с Рей очень отдалились после того скандального “лучшего творения” в газетах, очень желала счастья подруге, которую жизнь не жалела. И Бену. Но особенно… - И снова ты говоришь это ради Энакина. - Все, что я делаю в этой жизни, даже вдох-выдох, я делаю ради Энакина. - Прозвучал необычайно спокойный, пугающий ответ и Асока, последний раз всхлипнув, поднялась. Вытерла досуха глаза, невидимой кистю нанесла на лицо улыбку и вошла в палату, расправив плечи и вскинув голову. Чтобы очнувшийся муж увидел рядом лишь её. Бен задумчиво посмотрел вслед. Необычайно заманчиво было представить Рей ждущей его пробуждения у больничной койки, но куда привлекательней было просто просыпаться с ней в постели. Каждое утро. Каждое. Каждое, parbleau, утро. Абсолютно каждое. Зарываться с ней в одеяло, делить один белый шум на двоих и задыхаться от счастья жить. - Bunny! О, buuny, как ты? - Её голос, её отсутствие запаха, стук её каблуков… все смешалось. Мужчина обернулся и вот девушка, такая яркая, как рождественская упаковка с витрины Лафайет, бросив все пакеты на пол, обняла его. - Ты в порядке? Бен? Бен, ты в норме? Её не интересовал Энакин. Её интересовал лишь он. Что было в этих американцах? Откуда столько преданности именно чувствам? - Рей. - Он сжал её в своих объятиях. Крепко. Сжепив свои пальцы в области её поясницы. И следуя совету Асоки сказал правду. Более важную, чем мнимая измена. - Рей. Я ненавижу фланкеры, которые создаю. Бен уже уловил ненавистную поддельную парижанку. Если задуматься, аромат в чем-то напоминал её. Когда-то, зло иронизируя над туристами в беретах, он и создал один из фланкеров La petite robe noir, смешав все самое банальное, делая примитивное еще слаще и проще, но зная, что все купятся, ведь, ебать, маленькие черные платья - это было так по-французски. И Рей играла в ту же игру. Но она была достойна большего, чем черное платье. Точнее, эта Секвана, его reine была хороша и без платье. И без “р”. И без вида на Эйфелеву Башню из окна большой, но пустой квартиры. Девушка вскинула голову. Вскинула голову. Всегда покорная и боящаяся своего мнения, она вдруг рассмеялась. - А я ношу этот фланкер просто потому что люблю тебя и горжусь тем, что - твоя. Сказала, возможно, проиграла, но ощутила необычайную легкость. Вот где было её рождественское чудо. Не в витринах. А здесь. Смотрело и улыбалось, хоть обстановка вроде как не особо располагала. - Рей. Тогда я создам для аромат только для тебя. Тот, который мы никому не продадим, - он говорил и был так далек от того мужчины, что в парижском ресторане, заказывая ей салат с уткой, шутил, что все Скайуокеры создавали духи для своих возлюбленных и их любовь отлично продавалась. Нет. Он говорил ей то, что было его аналогом “и я тебя люблю”. - Создам, укутаю тебя им… - Пометишь. одним словом, - её щеки зарделись. Он. Создаст. Для. Нее. Он! Для нее… - Помечу. Даже не сомневайся, - пообещал Бен. Её белый шум был привлекателен, но настала его пора дать Рей индивидуальностью и этим будет его любовь. Отмеченная и возвышенная, она будет в ней шикарна. Как Венера в мехах, только… только Рей. Его Рей. В его духах. * аромат Герлен 1912 года. ** L'Heure Bleue переводиться как сумерки Следующая суббота Зевая, Бен вошел на кухню и удивленно вздрогнул, поскольку столкнулся с прислугой Рей. Напрочь забыв имя этой женщины, он ощутил досаду. Проводя ночи в его квартире, они не натыкались на посторонних по утрам. - Мсье Бен, хотите апельсиновый сок? - Она не выглядела смущенной, даже бровью не повела, будто двухметровых мужчина в трусах на этой кухне был вполне себе привычным зрелищем. Парфюмер поежился, вспомнив все те заголовки о Рей. Надеялся, что она сказала правду и ничего не было. Никого не было. Ни на кухне в трусах, ни в постели, без них. - Нет, я… - он вдруг уставился на букет георгиной, а те - на него. Цветы, что всегда дарил Рей, идея к ней. Покупал на углу, минуя все те расфуфыренный лавки и собирая букет самостоятельно, подолгу осматривая цветы и подбирая их под погоду или настроение. Ему всегда казалось, что эти идеальные бутоны без аромата радуют девушку и вот он увидел букет на кухне. Стоящий здесь, словно позабытый. Моргнул. - Они не нравятся ей, да? Георгины? - Мадам обычно просит их убрать, - сказала прислуга убийственную правду. Бен вышел и отправился в душ, размышляя. Его слегка задело, но удивлен он не был. Георгины видимо казались ей слишком простыми, ведь у Рей был изъян - видеть гламур, не красоту. Наверное поэтому, не взирая на теплый пол, её квартира была холодной. О чем он сообщил ей за завтраком. Не о цветах. А о том, что мерзнет. Девушка вздрогнула. Это был намек на то, что она была в постели слишком инертной? Тем воскресным утром они разошлись недовольным самими собой, размышляя как бы помочь друг другу. Как те персонажи старинных “Даров Волхвов”, каждый был готов жертвовать, потому вечером Рей стояла на пороге квартиры Бена и под её винтажным Диором скрывалось развратное, неудобное, трущее белье, а в сумке - анальная смазка, которая бы помогла ей пережить этот вечер. Мужчина же встретил её квартирой, полной модных в этом сезоне лилий, на которые он имел аллергию, а потому уже успел принять антигистаминные. Каждый из них собирался отрабатывать заветное “люблю”. Рей боялась подвести Бен, Бен - её и потому каждый ненатурально, натянуто улыбался. - Как Энакин? - Полюбопытствовала девушка. Она успела снять каблуки, помыть руки и стала готовить болоньезе для пасты. Делать вместе ужин было их маленькой традицией. Бен, чей базилик на балконе съел мороз, обрывал листья с того, что купил на рынке. Обрывал и растирал между пальцами, желая перебить мерзкий лиловый аромат, от которого слезилось в глазах. - Сегодня навещал его дома. Даже инфаркт не заставил его перестать злиться. - Пожал плечами мужчина, целуя Рей в затылок. По крайней мере, выглядело так, будто Энакин помирился с Асокой, поскольку от нее пахло умиротворением и сексом, который вроде нельзя было после инфаркта так скоро. А вот ему было можно, потому он заигрывал, покрывая шею девушки быстрым поцелуями. Девушка вдруг, нарезающая томаты, отдающие свой запах их зимнему вечеру, ощутила призыв и развернулась, не выпуская нож с рук. Точнее, вкладывая тот в пальцы Бен и щурясь. - Хочу сегодня плохого bunny, - промурлыкала она подтягивая его руку к себе и таким образом проводя острием по своим венам. Знала, что у многих мужчин полно порочных желаний и хотела показать, что она не против ни одного из таких. - Расскажи мне о своих грешных мечтах, Бен? Что бы ты хотел? Что тебе нравиться? Как бы ты хочет трахнуть меня? С ножом у горла или привязав к кровати. Мужчина, минуту назад заведенный, сжал нож и швырнул тот изо всей силы в раковину. Тот жалобно звякнул. Дары волхвов разбились. Его затрясло от злости. Причиняющий себе боль от того, что не подходил этому миру, не мог понять почему Рей хочет для себя того же. Еще и его руками. Он был психом, но никогда бы не порезал её. Никогда. - Играйся этим со своими любовниками с журналов, - рявкнул он, делая шаг назад. - А сам-то сам, сквошист хренов, - тут же вспылила Рей и злые слезы выступили на её глазах. - Как сегодня прошли твое тренировки. Ты был сверху или снизу? Сколько часов тренировка длилась у тебя, а, человек не знающий с какого краю подойти к ракетке? - Рей. Рей я не изменяю тебе, я хочу на собрания АА! - крикнул на нее в ответ мужчина и через секунду, оба напуганные злыми криками и острыми фразами, они яростно целовались, сдирая друг с друга одежду, - хочу только тебя. Без ножа. Без ничего. Боже, зачем ты надела эту ебучее белье, я кончу раньше, чем расстегну его. - Чтобы тебе, блядь, было достаточно! Что бы ты не шлялся на свой ебанный сквош. Боже. Ненавижу. Ненавижу сквош. Ненавижу. - От обиды она почти царапала его, шепча "ненавижу, ненавижу, ненавижу". Она всех в эту секунду ненавидела. Сквош, Кардо, мячики, зиму, лето и мир. Но не его. Только не его. Своего гений Рей любила. До боли в горле. - Я бы хотел тебя, приди ты старом лифчике, ненавижу гламур в постели. - Он почти рычаг, пытаясь преодолеть многочисленные крючки. - О, сейчас бы нож пригодился. - Так достань его из раковины, - огрызнулась Рей. - Так разденься сама, раз оделась сама. - Ни хрена. Хочешь трахнуть меня - веди себя как джентльмен, что ли. И, bunny, нет. Сзади нет. Я ненавижу анальный секс, знаешь? Ненавижу. - Да? Так может спустя пару месяцев отношений ты снизойдешь рассказать, блядь, что тебе нравиться, а, Рей? Расскажи в какой позе мне тебя трахнуть, чтобы ты наконец кончила, а не имитировала, стараясь выглядеть эффектной, а не настоящей. Как?! - Он злился. Она тоже. Белье упало на пол, а они - рухнули в постели. Все так же целуясь как попало. Все так же почти крича друг на друга. Все так же пытаясь через крик выразить правду, а потом… потом Рей застонала, потому что Бен стал ласкать её пальцами. Толкаясь ними в её теле, а затем поднося к губами, любуясь, как она изучает своей вкус, слизывая тот с костяшек. Пытаясь показать, как она уникальна. И сходя с ума сам от этой индивидуальности. Одежда могла скрывать, а тело - не лгало. Оно было устричным на вкус и запах. Слезы моря. Океан. Дождя. Севана. Его Севана стонущая под ним и поднимающая цунами в душе. - Что ты молчишь? - Пожалуйста, - простонала Рей, чуть приподнимая бедра. - Скажи. Скажи это. Скажи, блядь, сама. - Продолжал пылать он. - Скажи, чего ты хочешь. - Тебя. Только тебя. И твои пальцы. В моем теле. На моем теле. В волосах. Во рту. Да где угодно. Не убирай их, Бен. Помоги, - она становилась смиренней и смелее одновременно. Дернула коленями, зажимая его руку. - И я хочу... что бы эти пальцы были только в мне. Не изменяй мне, bunny, не разрушай меня. - Я люблю тебя. - Это прозвучало не признанием, а обещанием. После которого её тело сдалось. Прижимаясь к Бену, девушка обняла его руками. Впуская в себя. Без боли, ведь простыни под ней уже увлажнились желанием. И когда мужчина вошел в нее до упора, у нее перехватило дыхание. С пересохших губ сорвался тихий стон. - Вот так, да? - Едва спросила она, не в силах даже обхватить его коленями. Если секс был штормом, она просто отдалась стихии и качалась на волнах. - Что? - Мне так нравиться. Вот так, да. Трахни меня вот так, Бен… глубже. Достань до самого сердце. - И закрыв глаза, Рей прижалась губами к его виску и из её глаз покатились слезы. Облегчения, счастья, старой боли. Это было так хорошо. Хорошо ощущать себя... любимой. Не объектом, не секс-игрушкой, не девочкой на замену Кардо. Любимой. Ведь Бен это и хрипел на ухо. Тот глагол. Aimer. Спрягая его сам. С собой и ни с кем иным. Только с собой. Он любил его. Она любила его. А Париж сверкал Рождественскими огнями. Пока они любили друг друга. С упоением. А потом рухнули с высоки, повыше чем Эйфелева Башня, но не разбились. Лежали с колотящимися сердцами на влажных простынях и едва дышали. Хриплые от страсти. - Нужно перестелить простыни, - хихикнула Рей, - но сначала пойду отмою себя. Боже. Она вся была перепачкана смазкой. И оральной, и обычной. Живот был запачкан бурным восторгом Бена. Тот, кажется, даже попал в волосы и его срочно нужно было смыть, чтобы тот не склеил намертво волосы. Хихикая, она выбралась из постели на дорожающих ногах. Автоматически включила свет и исчезла в душе. Бен слабо застонал. Его голова трещала от ароматов лилий, а от ярких лампочек просто разлеталась на части. Боль была такая адская, что ему хватило силы только забрать с головой под подушку. - Ненавижу чертовый лилии, - прохрипел он, ощущая стук гадкого запаха в висках. Но встать и выбросить не хотел. Цветы так понравились Рей. Так сильно понравились.... потому он попробовал забиться слабым сном. Когда же девушка вышла, то первое, что сделала - открыла окна и вынесла цветы, поскольку волновалась, чтобы удушливый аромат не потревожил обоняние её гениального парфюмера. Затем замерзшая от парижской зимы, что поцеловала обнаженное тело, забралась в постель и горячие руки сомкнулись у нее на талии, подтягивая к себе. - Merci, - тихо прохрипел Бен и они оба, наконец, понявшие друг друга, отключились. *** Я так люблю возвращаться в эту историю, вы бы знали, мои дорогие читатели. Просто обожаю эту сложную, нестабильную пару, которая близиться к своей кульминационной точке боли, потому выдыхаем, хорошие эпизоды у нас потихоньку начинают заканчиваться и декабрь будет...хрустальным.