Мои перелётные

– Ну, и… может быть, расскажете, наконец, что у вас за секта, – потребовала я. – И когда мне следует начинать беспокоиться? Это я уже вечером спросила, сразу всех собравшихся, разложив по тарелкам ужин, наскоро приготовленный из макарон-пружинок и содержимого консервных банок. Повар из меня - действительно так себе. Впрочем, для корабельного – как раз самое то, они же у себя на борту судна, дрейфующего в открытом океане, всё из запасов и стряпают, где им свежее взять. Невод закинуть? Так он и придёт, может быть, в точности по Пушкину – с травою морскою. С водорослями то есть. Да, банку морской капусты я тоже открыла. Думала, никто её есть не будет, а Есения вмиг всю умяла и попросила добавки. У беременных странные вкусы. Глеб и высокий румяно-круглолицый Семён Кутерьма торопливо поглощали макарошки с говяжьей тушёнкой. Я вяло жевала бутерброд с сыром в ожидании, когда же кто-нибудь из этих странных людей, наконец, насытится и растолкует мне, что всё-таки происходит. Сама разобраться во всём случившемся я была не в состоянии, хотя времени пораздумывать у меня было много – целый рабочий день. Да, целый! Не знаю уж, сколько времени ушло на то, чтобы мне попасть в не свою реальность, выбраться из неё с помощью Глеба и прийти в себя, но в регистратуру, на своё рабочее место, вернулась я буквально через пару минут после своего ухода, чем страшно удивила тётю Сашу. – Быстро же ты, дочка, управилась! – восхитилась старушка. – Не ездила, что ли, домой-то? – Не ездила, – соврала я. – Всё у меня в порядке, тёть Саш. Та покачала головой, не веря, но лишних вопросов задавать не стала. Подбадривающе похлопала меня, усевшуюся за стол к компьютеру и телефонному аппарату, по плечу и шаркающей походкой удалилась в свой гардероб. А у меня даже не было ни сил, ни желания удивиться фокусу со временем, устроенному то ли Есенией, то ли Глебом – специально для меня, чтобы от строгого начальства за прогул не влетело. Отработала я смену в странной задумчивости. Хорошо, что звонков было мало, а посетителей и того меньше. Вернувшись домой, обнаружила, что три взрослых человека (мой любимый, дочь его старого приятеля и заглянувший на огонёк её муж) за целый день даже не удосужились приготовить себе ни обеда, ни ужина. Чем-то ужасно заняты были, видимо. Живописью, путешествиями в иные миры, колдовством или просто-напросто болтовнёй и ностальгированием по детству и молодости – неважно. Главное, что стряпать второпях пришлось мне. Нет, было мне вовсе не трудно. И даже не обидно – вполне верила, что пока я на работе нежилась в мягком кресле, они тут втроём невероятно устали, потому что мир спасали… от надвигающихся природных катаклизмов и злодеев-супостатов включая моего бывшего мужа… И вот теперь я ждала, когда кто-то из них решится раскрыть мне эти их жуткие тайны. Если уж нельзя полностью, так хоть форточку в этот самый тайный мир для меня приоткрыть, чтобы ветерком понятности слегка просквозило. Имею я право что-либо знать и понимать или нет? Даже если ради этого придётся вступить в их дурацкую секту и расписаться кровью на пергаментном свитке. Не пришлось. Да и секты никакой не было. Просто… ох, на самом деле совсем и не просто это всё, о чём принялись они мне рассказывать, перебивая друг друга. Были во все времена, надо полагать, люди, которые верили в чудеса. Да так сильно верили, что эти самые чудеса изо всех сил начинали с ними и вокруг них случаться. А ещё таких людей неудержимо тянуло друг к другу. Они знакомились, и кто-то создавал семьи, кто-то становился друзьями навек. Родившиеся у них дети росли в атмосфере ежедневной сказки. Впрочем, мальчишки и девчонки, воспитываемые даже самыми обыкновенными родственниками, иногда способны извлечь волшебство и приключения из всего, что их окружает. Взрослые называют это игрой. Или выдумкой, или творчеством. А потом дети вырастают – и… у всех происходит по-разному. Лиза, дочь Глеба и мама Лео, вспоминает, какие они безудержные с подружкой Юшей были фантазёрки и какие удивительные сказки придумывали для них отцы – таких ни в одном сборнике не прочтёшь. А Юша-Есюша, дочь Георгия Громова уверена, что никто ничего никогда не выдумывал. И с котами и собаками она разговаривает до сих пор, и драконов видит, и крохотных – с ладошку – феечек. Может рисовать картины, которые помогают путешествовать между мирами. Умеет летать. Причём, полёты и ей, и Семёну (несмотря на то, что оба на вид такие грузные и неуклюжие) очень легко удаются. Если Глебу требуется по-особенному настроить себя, чтобы в воздух подняться, то эта дурная молодёжь просто подпрыгивает – и всё, уже весело мчится над крышами. – Хорошо, что люди редко смотрят вверх и не видят вашего воздушного хулиганства, – вздохнула я. – Кто попало не увидит, – уверенно проговорил Семён. – Только тот, кто сам обладает чудесными способностями. А также дети и старики, но им никто не поверит. Скажут – показалось. – Но я видела летящих Глеба и Юшу! – решительно возразила я. – И я давно не ребёнок, а до пенсии мне пока далеко. Или что – пора уже считать себя старухой? – Нет, конечно! – страшно смутился Юшин муж. – Я хотел сказать, что… у вас такие способности есть. – Вот так новости! – я обвела всю компанию недоверчивым взглядом. – Почему же раньше они не проявились? – Наверное, они дремали, а рядом с Глебом пробудились, – предположила Есения. – С такой скоростью пробудились, что я провалилась в картину, – ворчливо заметила я. – Ох, на самом деле я виновата – не уследила за тем, что остался открытым портал, – расстроилась художница. – Но я не думала, что в тот момент в квартире окажется кто-то кроме меня и Глеба. И не предполагала, что это будет так ужасно. – Да уж! – поёжилась я. – Так, значит, вы через картину с розой тоже отправились в Ясное? – Нет, – поправил Глеб. – В Новосёлки. – Так ты же там был вчера! – удивилась я, потому что он назвал посёлок, где находилась дача Лены, именно оттуда он и забирал внука. – А почему не на автобусе поехали, а решили таким странным способом? – Да потому что, Птица, это не сегодняшние Новосёлки, – объяснил он. – Юша очень хотела увидеть свою бабушку живой, а родителей – молодыми и весёлыми. – То есть, картина с розой – это портал для путешествий в прошлое, – догадалась я. – Не совсем, – уточнил Глеб. – Скорее… в какой-то вариант собственных представлений о прошлом. Или о том, каким бы могло быть настоящее. – Но… вы ведь попали в счастливое Юшино детство? – Да, разумеется! – А почему тогда я угодила в самый безрадостный период моей жизни? – Видимо, вы были в тот момент чем-то угнетены, – предположила Есения. А ведь точно! Я сама себя накрутила, подозревая Глеба в измене, вот и попала в свой первый неудачный брак. – Ох! Но тогда… если бы у Лео, когда он заскочил в картину с ромашками, поднялась температура или разболелись зубы, он встретил бы не милых пушистиков, а злобное чудовище? – К счастью, ничего плохого не случилось, – сказал Глеб. – Но, конечно, стоит проследить, чтобы он бесконтрольно никуда не шастал. – Мы с Лизой в его возрасте и без картин шастали, – сообщила Есения. И, конечно, ничуть этим своим признанием нас с Глебом не успокоила. Наоборот – мы, переглянувшись, поняли, что теперь будем переживать за Лео ещё больше, чем прежде.