Мои перелётные

Я заметила: когда начинаешь себя накручивать, надумывая себе грядущие неприятности, они обычно и случаются. Притягиваются, как магнитом, дурными мыслями. Причём, вовсе не обязательно именно то, чего боишься, происходит. Какое-то другое, но не менее остро болезненное – вполне возможно. Теряешь ключи, начинаешь опасаться квартирной кражи – и тебя заливает сосед сверху. Вздрагиваешь от каждого собственного чиха и поминутно хватаешься за градусник, чтобы измерить температуру, – и отправляешься на больничный, подвернув на лестнице ногу. Всякое происходило… И вот теперь, после слов Есении о том, что они с Лизой, будучи дошколятами, могли попасть в невероятные истории, даже не пользуясь никакими магическими штуками вроде заряженных на путешествия между мирами картин, я начала переживать за Лео. Раньше ведь даже не предполагала ничего плохого, думая по простоте душевной, что никуда ребёнок из детского сада или от собственных (пусть и таких же, как дед, слегка рассеянных) родителей не денется. Ага, как же! Да, если ребёнок здоров и весел, то с ним только добрые чудеса могут приключиться ему на радость. А если заболел, утомился, с кем-то из ребят поссорился, чем-то испуган или расстроен?.. После суматошного понедельника я без происшествий, даже как-то скучно отработала с утра до вечера весь вторник. А в среду… в общем, я даже не удивилась, когда, ответив на звонок с незнакомого номера, услышала голос, узнав который, вздрогнула и поёжилась, будто от внезапного порыва ледяного ветра. Хотя в помещении было тепло – в центре здоровья своя система отопления, которую подключили раньше, чем городскую, и работала она без перебоев. И окно я не открывала. Только утром, чтобы проветрить, а потом плотно закрыла, неоткуда сквозняку налететь. – Здравствуйте, майор Васильев, – подавленно ответила я телефонному собеседнику, обратившемуся ко мне, как и в первый раз, по имени-отчеству. Значит, это были не случайные мошенники, а те, кому обо мне известно что-то ещё, кроме паспортных данных… – Ираида Яновна, вы знаете, где в данный момент находится ваш ребёнок? – поинтересовался майор. Я мысленно ахнула, испугавшись за Лео. Однако сдержала эмоции. Решила уточнить, переспросить: – Какой ребёнок? Скажет этот строгий полицейский голос, что речь идёт о нашем Лео… то есть о шестилетнем Валерии Чижикове – начну беспокоиться по-настоящему, всерьёз. Если же станет мямлить что-то невнятное, ни за что не поведусь на глупый и жестокий розыгрыш. И уж точно не буду подсказывать обманщику, называя какие-либо имена или только своим известные детали. Но он назвал совсем другое имя – и меня прошиб холодный пот. – Дима. – Что? Что вы сказали? Нет… Этого ведь не может быть! Однако мне не послышалось – Фогель Дмитрий Константинович, – уточнил Васильев. – Двенадцати лет. Ваш, Ираида Яновна, сын. У меня никогда не было ни сына, ни дочери. Не то чтобы я не хотела детей – просто… не получилось у меня зачать, выносить и произвести на свет ребёнка. Возможно, я не очень ради этого старалась. В молодости, конечно, переживала, считая себя какой-то неправильной оттого, что не спешила изо всех сил залететь сначала от собственного мужа, а после развода с Мишей – от каждого очередного кавалера, чтобы родить, как внушала мне моя подруга Роза, хотя бы “для себя”. Я далеко не сразу поняла, что детей стоит рожать не для себя, не для подруги (которая, кстати, перенесла два неудачных ЭКО и теперь мечтала кого-нибудь усыновить) и не для бабушек-дедушек, желающих понянчить внуков. Стоит это делать в первую очередь ради самих детей, конечно. Наверное, если бы крошечное существо захотело именно моей материнской любви и заботы, оно бы пришло в этот мир вопреки всему. Не помешали бы рождению малыша небольшая зарплата, квартира без свежего ремонта и отсутствие заботливого и ответственного папы. Нет, будущие младенцы (или те самые занимающиеся их распространением мифические аисты) не видели ни меня, ни Розу в роли матерей – вот и всё. Следовало сказать неведомому майору из телефонной трубки, что у меня нет и не было детей. Что он ошибся. Или врёт. Нагло врёт, пользуясь моей наивностью и доверчивостью. Да просто не отвечать ничего! И отключить сотовый. Мне его на работе и надо держать выключенным вообще-то, чтобы не отвлекаться. Однако я уже знала о существовании параллельных миров, в которые легко проникнуть с помощью цветочных картин Есении. Так почему не предположить, что в одном из них моя судьба повернулась так, что ребёнок всё-таки родился. И вырос. Ему двенадцать - значит, если мне и в том мире пятьдесят, то я стала матерью довольно поздно, в тридцать восемь лет. У сына моя фамилия. Я не замужем или не поменяла её в браке? Мальчика зовут Дима – хорошее имя. Его отчество Константинович, но и самых мимолётных – не было ни одного Кости. – Что произошло с Димой? Где он? Почему вы мне позвонили? – я забросала майора Васильева тревожными вопросами. – Погодите, Ираида Яновна. Я первый спросил. Знаете ли вы, где сейчас ваш сын? – Нет! – воскликнула я. – Вот и я понятия не имею, – фыркнул Васильев, и в трубке противно запищало – связь прервалась. После этого разговора я поняла, что мой (точнее, моей тёзки-двойника из другого мира) двенадцатилетний сын Дима попал в беду. Иначе с чего бы вдруг им заинтересовалась полиция? Если же Васильев не полицейский, а пособник мошенников, то и в этом ничего приятного нет. Надо было найти мальчика. По крайней мере, следовало попытаться это сделать. Нет, я не стала срываться с работы, каким-то образом почувствовав, что торопиться ни к чему – всё равно попаду не только в нужное место, но и в нужный день и час. Главное – выбрать картину правильно. Вообще-то мне следовало бы дождаться Глеба или позвонить ему. Он бы не отпустил меня одну, отправился бы со мной вместе. Но мне почему-то эта простая мысли пришла в голову уже после того, как я, перебрав все картины, остановилась на той, рамка которой затеплела в моих руках, и осознала, что нахожусь уже не в комнате, а на деревенской улице. Присмотревшись, я поняла, что это всё же не деревня, как мне поначалу показалось, а окраина города, и не маленького – вдали виднелись дома из жёлтого, розового и голубоватого кирпича, в которых я насчитала по девять этажей. Рядом же стояли одноэтажные постройки с черепичными крышами. К одной из них была прислонена переносная лестница, и на верхней её перекладине сидел щуплый светловолосый мальчишка в свитере в тёмно-коричневую и ярко-жёлтую полоску. Он держал на коленях большущий, как автомобильное колесо, подсолнух и выковыривал из него чёрные семечки. Мальчик то задумчиво лущил и грыз их сам, то бросал вниз, где их подбирали копошащиеся в пыли рыжие куры. На картинке, которая привела меня сюда, тоже изображён был подсолнух – почти вангоговский. – Привет! – обратилась я к мальчугану. – Ты Дима? Это было бы слишком просто… – Не-а, – мотнул вихрастой головой он. – Я Антон. – Антошка, Антошка, пойдём копать картошку, – не удержалась, пропела я. – Ага, – засмеялся необидчивый пацан. – Прикольный мультик. Вам тоже понравился? – Нравится, – кивнула я. – Давно, в детстве ещё смотрела. – В детстве? – он удивлённо взглянул на меня из-под подсолнуха. – Тогда вы, наверное, какой-то другой видели. Этот, про Антошку, совсем новый, его в кинотеатре “Луч” крутят, мы ходили позавчера. А вы… какого Димку ищете, как фамилия? – Фогель, – сказала я. – А! Так он не здесь живёт, а в башнях, – мальчишка (хотелось его, как и забавного пацанёнка из мультика, Антошкой называть, не шло ему взрослое имя Антон) показал на девятиэтажки. – Ты номер его дома знаешь? – Ой, там такая путаница с номерами! Лучше я с вами пойду и покажу, а то заблудитесь, если в первый раз. Антошка швырнул ополовиненный подсолнух курам, которые тотчас же накинулись на угощение и подрались из-за него, и слез на землю. – А вам Димка Фогель зачем? – полюбопытствовал он. – Вы из детской комнаты милиции, да? Милиция вместо полиции, мультик моего детства показывают в кинотеатре как премьеру… Куда я попала - в прошлое? Неужели мальчик Дима с такой же, как у меня, фамилией приходится живущей в этом мире моей тёзке не сыном, а братишкой?..