Мои перелётные

– Птица, ты меня пугаешь, – пробормотал Глеб – Такая страшная? – с тихой обидой хмыкнула я. – Кошмарный сон, да? – Откуда ты… Глеб не договорил. О чём он хотел спросить меня? Откуда я – что?.. Взялась здесь или узнала о том, что я – сновидение? В этот момент могла бы произойти семейная ссора. В непонятном месте и по странной причине. Когда-то я приснилась Глебу, и он вытащил меня из иллюзорного мира в суровую реальность, наградив при этом воспоминаниями о не таком уж весёлом прошлом и… даже не поставив меня об этом в известность. А я, узнав обо всём, обиделась. Глупо ведь? У меня есть родители и дом, я своё детство помню, молодость и даже неудачный брак с Мишей, уж о нём-то как раз предпочла бы забыть. Так что если всё это и иллюзия, то весьма крепкая. Есть люди, которые помнят о своём прошлом куда меньше, а ведь не сомневаются в реальности своего происхождения. Вот и мне бы не сомневаться, тихо жить себе, ни о чём таком не ведая. Глеб мог строго одёрнуть меня, рассердиться, прикрикнуть даже. Имел полное право! Я ведь действительно появилась незваной-непрошеной, отвлекла его от важных дел. Он меня в безопасное место отправил, а я выскочила, как чёртик из коробки, сама не ведая, как это у меня получилось. Все его планы сбила. Возникла с ним рядом, прилипла банным листом, прицепилась колючим репьём, будто жить без него не могу. А ведь и впрямь, не могу – и всё тут. И не исчезну, не скроюсь, не спрячусь, пока не получу ответ на волнующий меня вопрос. – Глеб, это правда? – Ты о чём, Птица? – Не притворяйся, что не понимаешь. То, что я твоя выдумка, что приснилась тебе давным-давно, а ты каким-то магическим способом вытащил меня в реальную жизнь. Правда или нет? – Всё не так просто, – Глеб взял обе мои руки в свои большие шероховатые ладони и попытался заглянуть в мои глаза. Я привычно отвела взгляд. Ведь знает он, что не переношу этих пристальных разглядываний. Так почему же раз за разом продолжает делать это? А, наверное, не люблю я, когда смотрят глаза в глаза, именно оттого, что подсознательно боюсь: увидят меня насквозь, рассекретят мою призрачную натуру. Но почему я не позволяю этого даже Глебу? Он-то всё равно знает, кто я такая на самом деле. – Скажи, Глеб: да или нет? – Птица, я расскажу тебе, а ты не торопись с выводами. Приснилась, но… я сам не знаю, ты это была или нет. Сначала просто образ – смутный, невнятный. Потом я стал додумывать, фантазировать. Рисовать. Женщина на тех набросках получалась похожей немного на жену моего брата. Ох… только о том, как получилось, что мой сводный брат живёт в другом варианте реальности, пока не спрашивай, пожалуйста. Речь не о нём – обо мне. О нас. Когда нарисовал, она не исчезла. Наоборот, ярче стала и снилась всё чаще. Но оставалась там, в сновидениях, далёкая и недоступная. Искать пытался, да и встречал похожих, но в итоге они оказывались не те. – А Лена… она тоже из череды “не тех”, получается? Ошибка молодости? – Лена – нет, не ошибка. Скорее, сознательный отказ на время от летучей неземной мечты. Потому что трудно было понять, в каких неведомых далях её искать, а жить-то надо. А Лена – она рядом была: простая, живая, тёплая, заботливая. И ей я благодарен, мы с ней по-хорошему прожили бок о бок много лет, дочку вырастили. И разошлись спокойно, каждый в свою новую судьбу. – А когда разошлись, ты снова начал искать свою крылатую мечту, свою Птицу из сна – да? – Так и было. – Нашёл? – почему-то решила уточнить я, хотя была уверена, что знаю ответ. Но мне хотелось услышать от него самого. – Нет, – сказал Глеб. – Как… нет? Я испугалась. Что он такое говорит?! – Не нашёл. Она сама нашла меня. То есть… не она, а ты, Птица. – А я – не она? – ревниво уточнила я. – Ты в тысячу, в миллион раз прекрасней той, придуманной и нарисованной. И она перестала мне сниться, перестала беспокоить меня. А ты… ты – настоящая, Птица. – Так, стоп! – спохватилась я. – А ты сам сейчас настоящий – а, Глеб? Ты… уверен, что не снишься мне? Я, знаешь ли, совсем запуталась. Может быть, это всё мне мерещится – и разговор, и сам Глеб. Он ведь остался в коттедже с ёлкой, чтобы сразиться с Васильевым, а сейчас мы совсем в другом месте, в тёмном и непонятном помещении. И ни Васильева тут нет, ни ёлки. Каким-то странным образом я попала сюда из своего сна. Так, может быть, это всё ещё сон? Но…Глеб крепко держал меня за руки. Потом обнял, погладил по голове, провёл по спине рукой. Поцеловал. Я ощущала его тепло, его дыхание. Настоящий! Мой Глебушка… И я настоящая рядом с ним. А та загадочная дама с рисунков в блокноте – получается, вовсе не я? Просто так совпало, я оказалась похожей на его мечту, как и на жену Глебова брата Кости – маму Димки. И если с ней, с Идой-Раисой, всё более или менее понятно: Костя отыщет её и спасёт, то насчёт Птицы из сна ничего не ясно. Она рассеялась, как дым, после того, как Глеб встретил меня, или же до сих пор бродит где-то по неведомым мирам, одинокая и неприкаянная? Мне её вдруг даже жалко стало. – Глеб, вы скоро? Васильевы появятся с минуты на минуту, и если кто-то окажется не готов… – в туманной полутьме приоткрылась дверь, и в прямоугольнике жёлтого света проступила силуэтом широкоплечая мужская фигура. – Ой… здрасте… извините. Парень заметил меня и от неожиданности смутился по-детски мило. – Всё в порядке, Семён. Я готов… почти. А это – моя Птица. – Да, я понял, – пробормотал тот. И я тоже сообразила: Семён Кутерьма, муж Есении, вот кто это. Тревога моя поуменьшилась – значит, Глебушка не один в предстоящей битве, уже хорошо. А когда мы переступили порог, я увидела в залитом светом пространстве людей, каждый из которых был занят своим делом. Высокий худой мужчина в белом халате с подвёрнутыми до локтей рукавами переливал голубую жидкость из пробирки в узкогорлую колбу. Две девушки в полосатых свитерах ручной вязки, одна с синими, другая с розовыми волосами, двигая мышью и перебирая кнопки на клавиатуре, колдовали над картинкой с космическими кораблями и сияющей спиралью галактики, постепенно проступающей на экране. Женщина в низко сдвинутом на лоб платке и беловолосый мальчик, зарывшись в ворох пёстрых кусочков ткани, создавали большое лоскутное панно. Паренёк в изумрудно-зелёном трико жонглировал апельсинами. Девушка с собранными в хвост рыжими волосами тонкой палочкой задумчиво рыхлила землю в цветочном горшке, из которого торчали, как заячьи уши, тёмно-красные листья. Лысеющий мужчина в фиолетовом концертном фраке пристроил между плечом и пухлым подбородком скрипку и поднёс к ней смычок. И это были только люди, а дальше я разглядела белкозайцев и других причудливых разумных и талантливых существ – видимо, обитателей разных планет и миров. Холст с едва намеченным пейзажем, палитра и кисти явно ожидали Глеба. Семён шагнул к компьютеру, такому же, как у девчонок, и по ярко вспыхнувшему экрану побежали буквы, складываясь в слова, а те – в предложения. Я растерялась. Кто они все, и почему я среди них? Ведь я ничего не умею. – Умеешь, – услышала я, словно в ответ на свои раздумья. Рядом со мной возникла роскошная в своём хипповском цветном наряде и с очень заметно округлившимся животом Есения Кутерьма. – Нет, – я помотала головой. – Здесь нужно что-то особенное, а у меня ни к искусствам, ни к наукам никаких способностей. Могу отвечать на телефонные звонки – вот и всё, чем я на работе своей занимаюсь. Ребёнку могу книжку вслух почитать. Да я даже вкусно готовить не научилась, а казалось бы – чего проще. – Ты умеешь любить и дружить, это важный талант, – произнесла Кутерьма.