Unrequited

Ли Минхо – загадка. Этот факт никогда не был так заметен, как сейчас, в этом клубе, на сцене перед тобой, где Минхо творит свою собственную магию. Прошло всего несколько секунд с тех пор, как алый занавес упал на сверкающий пол сцены, но этого было достаточно, чтобы по всему залу разразились бурные аплодисменты и визги безудержного ликования, зрители больше не могли сдерживаться. По его команде мужчины приступают к своему выступлению. В полном унисоне и отработанной синхронности они следуют установленному порядку Минхо, когда он берет на себя инициативу. Каждое движение идеально соответствует музыке, каждый щелчок и хлопанье его конечностей подчеркивают каждый такт. Ты смотришь, завороженная, не в силах оторвать от него глаз. Парни танцуют на шестах, когда те, что сидели на креслах, останавливаются, и совершенно не дают тебе возможности прийти в себя. Минхо руководит каждым этапом с полной уверенностью, драматично взмахивая руками, чтобы по взмаху отправить остальных на шест, их подъемы быстрые и элегантные. С нисходящим взмахом Минхо они скользят обратно вниз, как будто контролируют свои тела не больше, чем марионетки. Параллельно движениям Минхо они выполняют сложные повороты и сальто, подвешиваются на своих шестах и крутятся так, как под силу только такому подтянутому телу. Это выглядит прекрасно, ты понимаешь, затаив дыхание, и по-настоящему сексуально. Что-то в том, как они двигаются вместе, заставляет твое сердце учащенно биться, твои бедра бессознательно прижимаются друг к другу, когда Минхо двигает своими в такт музыке, и ты одновременно вспоминаешь, каково это – принимать эти самые движения бедер. Жар разгорается внутри, когда он опускается на колени особенно энергичным движением, напоминающим о том, как он делал это перед тобой в моменты сильного желания насладиться тобой. Тело Минхо блестит от пота, блеск тела переливается на его загорелой коже. Его мышцы пульсируют при каждом его движении, вены и сухожилия напряжены в тех местах, где его кожа истончается; на предплечьях и шее, кистях и ключицах. И все же он не проявляет ни малейших признаков усталости, и ты знаешь, что он этого не сделает. На самом деле, ты точно знаешь, какой выносливостью обладает Минхо. Он использует кресло на своем подиуме в качестве опоры, скользя руками по плюшевым подлокотникам и наклоняясь над ним, преувеличивая движение, выгибая спину, чтобы очарованная аудитория восхищалась его тугой, дерзкой задницей. Боже, он просто ненасытен. Но и ты тоже. Как и ожидалось, еще один взрыв возбуждения окутывает тебя, пересиливая все остальное. Это расслабляет по своей сути, но ты уверена, что одновременно вызывает легкое головокружение в сочетании с чувствительностью, на которую влияло выступление. Тебе слишком жарко, руки слишком влажные, а платье прилипло к пояснице. Больше не контролируя свои чувства, ты предполагаешь, что все здесь должно дезориентировать, сбить с толку. Завести тебя в место расслабления и возбуждения, которое ты, вероятно, никогда бы не посетила, потому что ничто другое не способно сделать этого. Никто, кроме него, конечно. Постепенно музыка начинает затихать. Все шестеро мужчин выстраиваются вместе в центре главной сцены, опускаясь на колени и устремляя взгляды на сверкающий пол. Один за другим, так же, как они появились, прожекторы скрывают их из виду. Ты рассеянно замечаешь, что на вашем столе появились еще два напитка. Не уверенная, когда это произошло, но все равно благодарная, ты пользуешься кратким моментом кажущейся передышки и быстро берешь ближайший стакан. Допивая его одним глотком, ты вздрагиваешь от запаха алкоголя, морщась от легкого жара. Ты задаешься вопросом, как долго еще протянешь. Хэй, – ты пытаешься привлечь внимание Джины, удивляясь тому, каким грубым получается твой голос. – Сколько у нас еще есть времени? Отсутствующий взгляд, который она не сводит со сцены, прерывается, она несколько раз моргает, прежде чем сделать почти то же самое, что и ты, погрузившись в наполненный стакан. – Ни хрена не понимаю, – она качает головой. – Не то, чтобы это имело значение, после этого у нас будет основная программа. Основная программа? Прежнее беспокойство, которое ты испытывала, возвращается волнами, и ты почти жалеешь, что просила. Что бы ни должно было произойти после этого, конечно, не может быть более напряженным, чем само шоу. Конечно. Без предупреждения внезапная вспышка яркого белого света со сцены заглушает начавшуюся приглушенную болтовню, все внимание возвращается туда, куда следует. Минхо стоит на сцене один, его темно-седые волосы уложены по-новому, блеск для тела заменен, а макияж нанесен заново. Он все еще без рубашки, загорелое тело достаточно смазано маслом, кожаные брюки низко сидят на его мускулистых бедрах, а тонкий чокер на шее влияет на тебя сильнее, чем, вероятно, следовало бы. Мысль о том, что он мчится за кулисы, чтобы выглядеть более презентабельно, веселит тебя, хотя это быстро угасает при виде выражения его лица. Оглядываясь назад, ты понимаешь, что кресло с его подиума перенесено на главную сцену, а на нем заново накрыто алое покрывало. Он неторопливо прогуливается по сцене, оглядывая ближайшую к нему затемненную толпу. Как будто одного его взгляда достаточно, чтобы вызвать головокружительное желание — и ты действительно знаешь, что это так, — мужчины и женщины присаживаются на краешки своих кресел, с обожанием глядя на него снизу вверх. Почти кажется, что они соперничают за его внимание, ожидая, когда он выберет их… О, нет. Твой желудок сжимается, когда ты замечаешь красную метелку из перьев, которую он держит в руках, когда спрыгивает со сцены и растворяется в толпе. Прожектор пристально следит за ним, ослепительный белый свет отбрасывает тени на его совершенное лицо, его восхитительные формы. Он в центре внимания, как и должно быть. Таким, каким он всегда хотел быть. Ты слышишь пульс в ушах, чувствуешь его в руках и ногах, когда парень лениво оценивает зрителей, окидывая их взглядом с головы до ног. Каким бы стандартам он ни придерживался, они, безусловно, недостижимы. Он больше похож на льва, выискивающего самую слабую добычу среди стада ничего не замечающих газелей. В конце концов, он останавливается. Прямо перед вашим столом. Страх и желание встречаются, чтобы запутанно танцевать внутри тебя. Ты не можешь встретиться с его ледяным взглядом, когда фокусируешься на его бедрах, прессе, груди, но Минхо умоляет тебя встретиться с ним взглядом, трусиха, и поэтому у тебя не остается выбора. Пронзительные голубые глаза вызывают дрожь желания, тепло разливается в твоей груди, когда он лениво наклоняет голову с пустым выражением лица. Он ничего не говорит, но на самом деле ты слышишь его слова ясно, как божий день: “Какого хрена ты здесь делаешь, Т/И?” Ты прикусываешь губу, надеясь, что легкая боль немного успокоит тебя. Пока ты не понимаешь: он здесь не для тебя. Его полуприкрытый взгляд падает на Джину, она таращится на него широко раскрытыми глазами, что было бы почти комично при любых других обстоятельствах. И все же ты не видишь в этом ничего смешного, потому что таковым не является. Он протягивает ей сильную руку, грациозно отвешивая низкий поклон, который побуждает ее принять его. Она смотрит на тебя, потом снова на него, и, по правде говоря, ты так же чертовски удивлена, как и она. Она не знает о твоих отношениях с Минхо — если это вообще можно так назвать, — и ты не можешь поставить ее в известность сейчас. Минхо это знает. Тебе просто придется смириться с этим. Она берет его за руку, раздраженно хихикая, когда его длинные пальцы обхватывают ее. Он выводит ее из кабинки, обратно через толпу, время от времени оглядываясь назад, чтобы убедиться, что ей удобно, пятясь по ступенькам сцены и беря ее за обе руки, чтобы вести вверх по ним, играя роль идеального джентльмена; хотя ты знаешь, что он далек от этого. Он проявляет идеальный контроль и терпение, и делает это нарочно. Он высказывает мысль, которую только ты могла когда-либо уловить, говоря, что он совсем не доволен твоим присутствием. Типичный Минхо, как ты полагаешь. Его гнев берет над ним верх чаще, чем он хотел бы признать или чем ты хотела бы вызвать его на откровенность. Ты уже пыталась раньше. Джина продолжает уклоняться и хихикать, когда он усаживает ее в кресло, но улыбка быстро исчезает, когда резкий щелчок его пальцев снова лишает клуб света. Мягкая, чувственная мелодия льется в комнату из скрытых динамиков, оттенок потустороннего красного света медленно проникает на сцену. Это погружает в эротику еще до того, как ты осознаешь, что находишься там, твое дыхание сбивается, когда Джина зачарованно наблюдает за Минхо. Он начинает двигаться перед ней под музыку, покачивая бедрами, когда проводит пальцами по спинке кресла, вниз по подлокотникам, медленно кружа ее. Стоя перед ней, он двигается в такт ритму, наклоняясь над ней ровно настолько, чтобы она могла чувствовать его, чувствовать его запах, чертовски близко ощущать вкус пота на его коже, но никогда не касаться. Горячая, жгучая зависть пронизывает тебя насквозь, без фильтра. Это не то, с чем ты когда-либо сталкивалась раньше, и это только расстраивает еще больше. Ты ненавидишь, что это Минхо заставляет тебя чувствовать себя таким образом. Ненавидишь, что ревнуешь к Джине, потому что все это просто гребаное шоу. Это значит меньше, чем ничего. И все же ты впиваешься ногтями в ладони, надеясь, что слабая боль уменьшит боль в груди. Голова Джины откидывается на спинку стула, когда Минхо использует метелку из перьев в своих руках, проводя ею по ее рукам, вплоть до шеи. С дразнящей ухмылкой и облизыванием губ он наклоняется к ней, что-то шепча ей на ухо. Что-то, что заставляет зрителей хотеть принять участие, потому что в этом весь смысл всего шоу, напоминаешь ты себе. Джина вздрагивает, стоны, которые она издает время от времени в перерывах музыки, ясно слышны очарованной публике. Ты неосознанно скрипишь зубами, перспектива того, что он переусердствует ради твоей выгоды, разжигает зависть еще сильнее. Он возвращается к танцу, трется бедрами о блестящий пол, опускается на колени и проводит метелкой из перьев по голым икрам Джины, к ее бедрам. Она мяукает так, что ты знаешь, что она будет обижаться, когда ты позже будешь подтрунивать над ней за это; как будто она забыла, что на нее смотрит целая толпа. Снова наклоняясь к ее уху, Минхо шепчет что-то еще, протягивая ей руку, чтобы она взялась за нее. Она делает это охотно, стоя на заметно дрожащих ногах, когда Минхо прижимает ее к себе, близко-близко. По правде говоря, слишком близко, на твой вкус. Одной сильной рукой обнимая ее за талию, он держит ее в безопасности, когда поворачивается лицом к толпе, возобновляя шоу. Он проводит кончиками пальцев по щеке Джины, после чего делает глубокий вдох, для которого закрывает глаза. Шея Джины совершенно расслабляется, ее голова откидывается назад, обнажая горло для кончика носа Минхо, едва касающегося ее кожи. Ноги слабые, а руки как желе, Минхо разворачивается одним быстрым, отработанным движением – она цепляется за его обнаженные плечи, когда ее колени, наконец, подкашиваются под ней, и она, кажется, почти теряет сознание в его объятиях. Минхо полностью контролирует ситуацию. Джина в его власти. Просто откуда-то ты знаешь, что ему это нравится. Говнюк. По щедрому взмаху рук и глубокому поклону, по его пухлым губам, изогнутым в победной улыбке, ты знаешь, что он сделал именно то, что намеревался сделать. Резкий и последний щелчок его пальцев еще раз погружает сцену в темноту, аплодисменты и свист восторга оглушительны. Есть вызов на бис, хотя он и не был выполнен; слава Богу. На самом деле, ты единственная, кто не соизволил хлопать. Все, что ты хочешь сделать, это закричать.

***

– Прошу прощения, – ты останавливаешь проходящего мимо сотрудника клуба. – Вы случайно не знаете, где моя подруга? Она была, э-э… она только что была на сцене. Сотрудник вежливо улыбается, всегда дружелюбно реагируя на все просьбы. – Конечно, мадам. Ее отвели в одну из комнат для гостей, чтобы она отдохнула. Похоже, волнение этого вечера сказалось на ней. Гостевые комнаты? – О, хорошо. Ну, вы можете сходить за ней? Мне стоит отвезти ее домой. – Извините, мадам, но это невозможно. Пожалуйста, будьте уверены в ее безопасности, ей совершенно комфортно. Вы гость класса люкс, поэтому следующая часть вашего вечера вот-вот начнется. Я боюсь, что было бы трагической тратой времени и недосмотром с нашей стороны позволить вам уехать до этого. Ошеломленная, ты пытаешься осмыслить тот факт, что тебе только что в чем-то отказали. Доступ к подруге, как минимум. – Я принесу вам еще выпить, – кланяется сотрудник и уходит, оставляя тебя в некотором замешательстве. Ты не сомневаешься, что с ней все будет в порядке; ее безопасность никогда не подвергалась сомнению. Несмотря на то, что Минхо сегодня не так сильно тебя достал, ты можешь отдать ему должное за его честность, когда дело доходит до чего-то сомнительного. Он бы не работал здесь, если бы это когда-либо приносило неудобства. Но все равно, ты хочешь, чтобы Джина была с тобой. Нужно, чтобы она была с тобой. Это происходит постепенно, по мере того как клуб пустеет. Люди перебираются из-за своих столиков в бар, по очереди покидая его после того, как для них угасает накал представления. Через полчаса внутри почти никого не осталось. Ты можешь пересчитать по пальцам одной руки количество оставшихся посетителей. Хотя это далеко не самое насущное, что у тебя на уме. Роясь за спиной в поисках сумки, ты достаешь свой мобильный телефон, щелчком возвращая экран к жизни. Краткий момент ожидания заканчивается разочарованием при отсутствии новых уведомлений. Ты не уверена, его именно ждала, что он напишет или позвонит, когда он был на сцене, но сейчас ты уже далеко за пределами рациональности. Быстро зайдя в чат – последним разговором в котором была рекомендация подкаста, что прислал Минхо, — ты отправляешь сообщение. 23:21 К твоему сведению, это была не моя идея. Я перешла черту. Мне жаль. Пожалуйста, не злись слишком сильно?? Возможно, этого недостаточно, но это, по крайней мере, попытка. Попытка сгладить любую обиду или плохое чувство, которое Минхо может питать к тебе сейчас, прежде чем ты увидишь его снова, потому что Минхо может затаить обиду, как никто другой. Ты не хочешь быть в центре этого, если есть возможность что-то исправить. – Мадам? Пожалуйста, следуйте за мной. Оторвав взгляд от телефона, ты понимаешь, что Батлер сидит за вашим столом, аккуратно заложив одну руку за спину, а другой жестом приглашает тебя следовать за ним. Оставшись без особого выбора, хотя все еще неуверенная, ты убираешь свой телефон и выскальзываешь из кабинки, поправляя на себе платье. Он ведет вас по теперь уже тихому бару, и тебя поражает, что теперь, когда электричество в воздухе рассеялось, здесь почти жутко. Ты вернулась к нервозности и тревожной тошноте. В дальнем конце клуба дворецкий проводит тебя за тяжелый бархатный занавес; почти такой же, как тот, через который вы вошли, хотя комната, в которую ты входишь, решительно отличается. Здесь царит атмосфера зала ожидания клиники с БДСМ декором. Меблирована квадратными столами из черного гранита, окруженными плюшевыми красными креслами, а также несколькими диванами из того же роскошного материала вдоль задней стены. Здесь нет окон, как и в самом клубе, но все же здесь каким-то образом сохраняется ощущение воздушности. Как будто цель этого места - вдохновлять на расслабление; как бы трудно в это ни было поверить. Несколько человек уже внутри, в нескольких ты смутно узнаешь посетителей, таких же, как ты сама. Мужчина одиноко сидит в углу, нервно теребя пальцы на коленях. Линия его волос обильно покрыта потом, костюм мятый и поношенный. Две молодые женщины сидят рядом, обе возбужденно шепчутся друг с другом. Они красивые, стройные. Молодые. Пожалуй, не старше двадцати пяти, самое большее. Также присутствуют мужчина и женщина; возможно, пара? Они крепко держатся за руки, сдвинув колени под столом. Есть также еще три женщины, сидевшие отдельно за разными столами. – Пожалуйста, после вас, – улыбается Батлер, тихо инструктируя вас. Ты киваешь, сглатывая ком в горле, когда входишь в комнату и устраиваешься в единственном свободном кресле рядом с парой. Батлер быстро занимает позицию перед разношерстной группой, вежливо кланяясь в прелюдии. – Дамы и господа, мне искренне и безмерно приятно приветствовать вас на следующей части вашего вечера. Я надеюсь, шоу пришлось вам по вкусу? По сигналу — потому что так оно и есть — в комнату входит сотрудница клуба, держа в руках несколько черных папок. Она ловко порхает по комнате, кладя по одной перед каждым присутствующим. – Как вы знаете, – продолжает Батлер, голосом старым и элегантным. – Пакет люкс, который мы предлагаем, не для слабонервных. И это не для потребления массами. Мы здесь, в Вершине блаженства, превыше всего ценим осмотрительность и эксклюзивность. С этой целью мы создали безопасное убежище для всех тех, кто ищет таких удовольствий, которые мы предлагаем. И мы стараемся, чтобы так оно и оставалось. Немного ошеломленная, ты проводишь пальцами по кожаной папке перед собой, пытаясь сосредоточиться на голосе Батлера. – Поэтому я несу торжественную ответственность за то, чтобы попросить вас любезно открыть папки перед вами и украсить бумаги своей подписью там, где указано. Если есть какие-либо вопросы, пожалуйста, не стесняйтесь задавать. Следуя примеру всех остальных, ты открываешь обложку своей папки, открывая один лист плотной кремовой бумаги внутри. Мелкий шрифт, от верха и до низа, едва различим из-за уровня освещения и количества алкоголя в организме. Тем не менее, ты делаешь все, что в твоих силах, упуская возможность посвятить свою жизнь чему-то, чего ты не читала. Ты вряд ли знакома с каким-либо существенным законом или обязательными документами, кроме контрактов на сотовые телефоны, но когда просматриваешь крошечный текст, в дело вступает здравый смысл и немного интуиции. – Э-э, извините? – неуверенно спрашиваешь ты, поднимая руку, как будто читаешь простую лекцию. Батлер бросается к вам, наклоняясь, чтобы вам не пришлось – не дай Бог – повышать голос выше нормального децибела. – Что именно это такое? – ты спрашиваешь тихо. –Я имею в виду, это выглядит как соглашение о неразглашении, но это не может быть... – Да, мадам. Вы, по сути, правы, – подтверждает Батлер без паузы. – Мы не можем допустить, чтобы слухи о нашей деятельности распространились за пределы этих стен. Этот документ гарантирует, что наши вышеупомянутые ценности соблюдаются при сохранении анонимности для наших гостей. Поверьте мне, мадам. Ни одна душа никогда не узнает, что вы были здесь. Ох. Рискованность в его словах заставляет желудок скручиваться, понижение его тона свидетельствует о том, что говорит о чем-то запретном, о чем-то, на что смотрят неодобрительно и чего избегают. Недолго думая, ты берешь глянцевую авторучку, которая каким-то образом оказалась на столе, и торопливо ставишь подпись на листе. Батлер вежливо улыбается, забирает у папку и передает ее той же сотруднице, которая ее выдала. Ее руки полны других подписанных папок; кажется, что больше ни у кого и в мыслях не было выдавать свои голоса. Неудивительно, что Джине было так трудно что-либо раскопать. – А теперь, отложив это дело в сторону, мы можем продолжить, – Батлер снова занимает переднюю и центральную позицию, а именно к высоким двойным дверям в задней части комнаты. Это необычно выглядящие вещи с кожаными вставками, хотя они, кажется, достаточно хорошо сочетаются с общим БДСМ декором. – Сегодня вечером мы перенесем вас на самые высокие вершины экстаза и вдохнем жизнь в ваши фантазии. Мы все будем служить вам по рукам и ногам, чтобы удовлетворить ваши потребности и прихоти. Он выуживает ключ из кармана, вставляет его в золотой замок и со щелчком поворачивает. Ему приходится сильно потянуть, чтобы открыть их, но, сделав это, он обнаруживает длинный темный коридор. Насколько ты можешь судить, он оформлен почти так же, как и сам клуб: стены обиты красным бархатом и кожей, скрытые прожекторы привлекают внимание только к тому, что они хотят, чтобы вы видели. И в данном случае это, по-видимому, единственные металлические двери, которые тянутся по всей длине коридора. – На одну ночь, – Батлер поворачивается ко всем, выпятив грудь и высоко подняв подбородок. – Вы больше не являетесь самими собой. Вы те, кем хотите быть.

***

На взводе и вся в волнении, тебе не дают времени по-настоящему осознать происходящее, прежде чем элегантно одетая женщина – без сомнения, еще один сотрудник клуба – представляется и выкрикивает первое слово. – Дорогая. Она выжидающе оглядывается по сторонам, как и ты. Одна из сидящих женщин нервно встает, устремив дрожащий взгляд в пол, когда она следует за женщиной по затемненному коридору. Ты внимательно наблюдаешь, уверенная, что между ними происходит какой-то уговаривающий и приглушенный разговор, прежде чем женщина, кажется, соглашается, исчезая в одной из комнат. Сотрудница возвращается, аккуратно сложив руки на груди. – Милая, – объявляет она с улыбкой. Другая женщина встает, и хотя она меньше нервничает, она, кажется, не менее твердо стоит на ногах, поскольку тоже делает то же самое; следует за сотрудником по коридору, входит в одну из комнат. И снова сотрудник возвращается. – Искусительница. Пара почти вскакивает со своих мест, с головокружительным выражением на лицах, когда они следуют за сотрудником, крепко сжав руки. Тебя крайне раздражает, что таким разным людям может быть предоставлен один и тот же опыт, и вы задаешься вопросом, что – если вообще что-то –есть в пакете люкс, что так много людей находят настолько привлекательным. Что находится за этими дверями? Что означают кодовые слова? Что, черт возьми, вообще происходит? – Принцесса. Произносится еще одно слово, и на этот раз одинокий мужчина встает, заламывая руки до синяков, когда покидает зал ожидания. На какой бы опыт он ни подписался, ты надешься, что это успокоит его нервы. Бедняга. – Солнышко, – слышишь ты громко и ясно. Последняя одинокая женщина поднимается со своего места, грациозно скрещивает свои длинные ноги и неторопливо идет по коридору с уверенностью, которую ты никогда не испытывала. Когда сотрудник возвращается, она снова заговаривает. – Ангел. Ангел? Что-то ледяное и темное расцветает внутри тебя, ужасное предчувствие, от которого стучит в висках. Две девушки вскидывают головы, они хихикают и перешептываются друг с другом, когда исчезают в коридоре, руки свободно цеплены, бедра покачиваются с такой беззаботностью, которую ты вряд ли сможешь почувствовать. Ангел. Ласкательное имя, которое он использует для тебя. Это слово Минхо. Должно быть. Тебя охватывает тошнота; безудержная тревога порождает шумные мысли, которые перекликаются друг с другом. Они подтверждают подозрения, одновременно отвергая их, сомневаясь в них, говоря, что ты не права, но также и то, что ты права, ты очень, очень правы, потому что это не может быть совпадением. Слишком много всего, чтобы быть просто совпадением. Он здесь работает. Это было его слово. Эти девушки идут к нему, и они собираются… Блядь. Тебе нужно уйти. Нужно бежать. Нужно что-то сделать, что угодно, что позволит тебе уйти… – Котенок. Тебе требуется минута, чтобы осознать, что ты единственный оставшийся человек. В жуткой тишине зала ожидания, под выжидающим взглядом сотрудницы ты пытаешься взять себя в руки. Ты поддаешься бурлящему инстинкту борьбы или бегства, становясь на сторону борьбы, потому что ты на самом деле не еришь, что они даже позволят ‘сбежать’. – Мадам? – настаивает сотрудник. – С вами все в порядке? – Я-я в порядке. Я просто… Я не знаю, такая ли это хорошая идея. – Мадам, пожалуйста, – она одаривает вас нежной улыбкой. – Здесь нечего бояться. Не хотите ли пойти со мной? Бояться нечего. Она и половины этого не знает. Смесь эмоций, борющихся за твое внимание, слишком велика, и поэтому ты считаешь самым мудрым остановиться на любом решении, которое ты примешь в данный момент, как на самом лучшем. Единственном. Кроме того, ты прекрасно понимаешь, что зашла слишком далеко, чтобы сейчас отступать. Сотрудник еще раз манит вежливым жестом в сторону затемненного коридора, который с таким же успехом мог бы звать тебя по имени, учитывая всю его притягательность. Ты берешь себя в руки, делаешь глубокий вдох и вспоминаешь о своем самообладании, когда неуверенными шагами следуешь за ней. Та же ваниль, доносящаяся из самого клуба, окутывает вас, когда ты проходишь по коридору, вдохновляя на знакомство и в то же время заставляя нервничать. Ты насчитываешь три двери по обе стороны коридора, затем последнюю в самом дальнем конце. То внимание, которое она привлекает, почти зловеще. Взглянув на те, мимо которых вы проходили, ты понимаешь, что на их поверхности отпечатаны маленькие эмблемы. Каждый из них индивидуален: маленькое сердечко, рельефное солнце, царственная корона. Возможно, лого их кодовых слов? Семь дверей, семь кодовых слов, семь танцоров. Джина действительно что-то замышляла. Сотрудник останавливается у самой дальней двери с левой стороны, как и ты. На нем выбита маленькая лапка; без сомнения, для котенка. Заглядывая ей через плечо, ты почти можешь разглядеть символ, выгравированный на самой торцевой двери, тот самый, от одного взгляда на который у тебя сводит живот. И действительно, это ощущение только усиливается, когда смотришь на пару белых крыльев, вырезанных в дереве. Ангел. Для него. – После вас, мадам, – вежливо улыбается сотрудник, указывая на дверь. Твое колебание понятно, сердце колотится в тревожной неуверенности. Что, черт возьми, находится за дверью? Где, черт возьми, Минхо? Какого черта ты вообще делаешь? – Мадам, уверяю вас, вы здесь в полной безопасности, – повторяет она, как будто безопасность всегда была твоей главной заботой. – И между нами, – она наклоняется к тебе. – Осмелюсь сказать, что ты в лучших руках в заведении. Что? – Пожалуйста, зайдите внутрь. Время тратится впустую. В горле образуется комок, ты делаешь еще один успокаивающий вдох, загоняя дурное предчувствие на задворки своего сознания. Кивнув и вымученно улыбнувшись, ты поворачиваешь ручку двери, осторожно открывая ее. За годы своей жизни ты повидала достаточно гостиничных номеров, чтобы определить, когда один из них можно назвать захудалым отелем для любви. Возможно, подсознательно ты ожидала именно этого, но это определенно что-то другое. То, что тебя ждет – это неподдельная роскошь. Как и в самом шикарном из будуаров, основной декор состоит из малиново-красного и черного цветов, медно-золотых и серебряных вставок. Центральное место в центре комнаты занимает большая овальная кровать, задрапированная шелковыми простынями королевского пурпурного и черного цветов. Мебель выполнена в элегантном минималистском стиле из стекла и нержавеющей стали; комоды и журнальные столики. Вокруг уютно расположились плюшевые кресла, в углу - удобный шезлонг. Потолок из отражающего гранита, за исключением над кроватью, где гранит уступает место идеально отполированному зеркалу. Оттенки мягкости сквозят в черных меховых ковриках, разбросанных по мраморному полу, в подушках, разбросанных по подолу кровати и на матрасе. Низкая, едва заметная знойная джазовая мелодия разносится по пространству. Светящиеся оттенки красного и пастельно-розового проникают из скрытых уголков, привлекая внимание к впечатляющим произведениям искусства, острым углам и тихо струящемуся водопаду, встроенному в стену. Ты полагаешь, это почти как профессиональная декорация. Чистый холст, подаренный художнику, настроенному на творчество и инновации, чтобы раскрасить его во все разные оттенки, пока великий ум не будет удовлетворен. Ты задаешься вопросом, какая же роль выделена тебе: холст или художник. – Добрый вечер, котенок. Небрежно приветствуя, голос обращается к тебе из-за высокой бумажной ширмы в задней части комнаты. Силуэт высокой, худощавой фигуры перемещается за ней, и ты инстинктивно делаешь шаг ближе. – Ты можешь считать себя самой счастливой девушкой в этом городе сегодня вечером, – продолжает голос, когда черная шелковая рубашка перебрасывается через панель. Силуэт демонстрирует еще одно представление – для тебя – когда предметы одежды изящно снимаются и соблазнительно отбрасываются в сторону. – Я, э-э… Честно говоря, я не совсем понимаю, что я здесь делаю, – неловко заикаешься ты. – Это так? Силуэт проявляется в фигуре мужчины, когда он выходит из-за ширмы; твой желудок сжимается от предвкушения. Он, несомненно, один из танцоров, которых ты видела на сцене ранее. Самый высокий, если тебе не изменяет память, он просто излучает элегантность. Он сменил наряд на белый халат, который облегает его фигуру, подчеркивая каждый изгиб мышц и наклон плеч. Он распахивается на груди, обнажая четкую пропасть между его изогнутыми грудными мышцами и самым верхним рядом крепких мышц пресса. Влажная бледная кожа, чистая и без изъяна, он проводит рукой по своим шелковистым черным локонам, ласково улыбаясь тебе, когда они падают ему на лицо, обрамляя изумрудные глаза. Они такого ярко-зеленого цвета, который просто не получается естественным путем, завораживающе насыщенные. Он окидывает тебя пристальным взглядом с головы до ног, когда приближается. – Ты можешь называть меня Хенджин, котенок, – он берет тебя за руку, когда подходит достаточно близко, чтобы коснуться, всегда нежно. Его аромат окутывает тебя с его движениями, с ароматом сухого красного вина и цитрусовых. Расчетливый и контролируемый, он подносит твою руку к своим губам, украшая тыльную сторону твоей ладони нежным поцелуем. – А как бы ты хотела, чтобы я называл тебя? Глядя в изумрудные глаза, твое сердце неумолимо колотится, ты задаешься вопросом, насколько в том, что ты собираешься сделать, виноват Минхо. Ничего из этого, заявил бы здравомыслящий человек, потому что единственный, кто несет ответственность за выбор, который ты делаешь – это ты сама. Но это никогда не было так, когда дело касалось вопросов любви и секса. Ты отказалась от отношений из-за него, отвергла другие предложения ради него. Ты делала себя доступной для него, возможно, слишком долго, и хотя знаешь, что он будет оспаривать, что он никогда не просил об этом, это все еще негласное правило, которое он ожидает от тебя. Огонь и сера, которые обрушились бы, если бы ты когда-нибудь пренебрегли этим, просто не стоили бы того. Возможно, что делает Хенджина еще более соблазнительным, так это знание того, что Минхо, несомненно, находится в комнате, с теми девушками, делая то, что у него получается лучше всего. И как бы сильно ты ни хотели сгладить с ним отношения, извиниться за то, что перешла черту, которую он так четко очертил, появившись здесь, ты была бы невероятной дурочкой, если бы игнорировали, что Минхо никогда не изменится. Его характер никогда не изменится, как и его работа, и это делает его навсегда недостижимым во всех отношениях, которые имеют значение. Минхо нет здесь с тобой. Он там, с ними. Он всегда будет там, с ними, с любым, у кого есть достаточно денег, чтобы купить его, пока ты остаешься одна, ожидая, когда он выберет тебя. Но прямо сейчас ты не одинока. Ты не ждешь его. Ты не надеешься, что он выберет тебя, потому что ты уже была избрана. Ты была выбрана этим Адонисом мужчины, держащим тебя за руку и смотрящим на тебя с обожанием, более приличествующим принцессе. Ты больше не являешься самой собой. Ты та, кем ты хочешь быть. Кем бы ты ни решила быть. Ух. – Ты можешь называть меня как хочешь, –принимаешь ты свое решение. Полные губы Хенджина складываются в понимающую улыбку, он делает еще один шаг ближе. Твое дыхание учащается от его близости, когда твердая рука обхватывает твою шею, когда тонкие пальцы нежно запускаются в твои волосы, откидывая твою голову назад, чтобы встретить его приближение. Твое зрение затуманивается, голова слегка кружится, когда его нос касается твоего. – Мне приятно быть с тобой сегодня вечером, – обещает он на одном дыхании. – Я буду ужасно хорошо заботиться о тебе. Твое сердце замирает, внутренности наполняются теплом, когда губы Хенджина касаются твоих, распущенные пряди его волос щекочут твое лицо. Мимолетное прикосновение повторяется еще раз, но Хенджин медлит, удерживая контакт своих мягких, плюшевых губ с твоими. Ты таешь, когда он сливается с тобой должным образом, радуясь, что он поддерживает твою голову, когда шея ослабевает. Твою кожу покалывает, веки закрываются в беспомощной капитуляции перед его вкусом, ощущением его. Ты рассеянно замечаешь глухой звук сумки, выскальзывающей из твоих ослабевших пальцев, затем мягкое скольжение шелка под твоими руками, когда ты тянешься к его гладкой груди, из твоего горла вырывается стон. Когда он прерывает поцелуй, он забирает с собой твой кислород, твои губы жаждут большего, твой язык требует его вкуса. – Скажи мне, что тебе нравится, – он проводит костяшками пальцев по твоей щеке. Скажи мне все, что ты желаешь. – Я желаю тебя, – бесстыдно признаешься ты, устремляясь к нему. Он прижимает твою руку к своей груди, ободряюще сжимает ее с улыбкой доброго – почти жалостливого – понимания. Ты не можешь не чувствовать, что он точно знает, что делает; и это прекрасно. Ты все равно устала слишком много думать. – Терпение, котенок. У нас впереди вся ночь вместе, а у меня бесконечная выносливость.