Unrequited

– Терпение, котенок. У нас впереди вся ночь вместе, а у меня бесконечная выносливость. Слова слетают с языка Хенджина, как мед с кончика ножа; соблазнительно сладкие, но с оттенком опасности. Хенджин берет тебя за руку и ведет к элегантной овальной кровати в центре комнаты. Затаив дыхание, ты позволяешь ему прикоснуться к тебе у кровати, удерживая его изумрудный взгляд, пока длинные пальцы скользят по твоему телу. Гладкие ладони разглаживают складки на ткани платья, пока он пробирается к подолу, опускается на твои изгибы, на ваши сочные части тела. Пристальным взглядом на твои руки он молча приказывает поднять их, и ты так и делаешь, позволяя ему медленно, осторожно стянуть с тебя одежду. В комнате приятная температура, но обнаженная плоть все еще вызывает легкую дрожь. Он бросает платье на мраморный пол, делает шаг назад, чтобы насладиться открывшимся видом. Выбор подходящего нижнего белья, похоже, был удачным, хотя под его пристальным взглядом даже уверенности в своей внешности недостаточно, чтобы предотвратить появление чувства неловкости. Тем не менее, твои запястья быстро отводятся в сторону, когда ты пытаешься скрестить их на груди. – Не прячься от меня, – он качает головой, сдвинув брови. – Ты слишком красива для этого. Хотя ты уверена, что он, вероятно, говорит это всем платежеспособным клиентам, ты позволяешь себе насладиться преувеличенным комплиментом, застенчиво улыбаясь. Он быстро сбрасывает свой собственный белый халат, ставя вас обоих в равное положение, обнажаясь для другого. Его тело еще больше напоминает скульптуру, чем ты думала, его ноги длинные и стройные, его тело настолько прекрасно подтянуто, что на мгновение возникает желание облизать его всего с ног до головы. Комната затихает, твое и его дыхание единственные различимые звуки. Он делает шаг к тебе, одна сильная рука обхватывает твою обнаженную талию, другая зарывается в волосы, и сила этого поцелуя намного больше. Нужнее. Яростнее. Его язык скользит по твоей нижней губе, ты встречаешь его своим, поцелуй углубляется, а Хенджин оттягивает твою голову назад, чтобы глубже проникнуть в твой рот. Он бродит по твоим губам, впитывает твой нежный стон восторга, когда ты снова таешь в его объятиях. Он отводит тебя на несколько шагов назад, усаживает на край кровати, плавно опуская на кровать. Прохладные атласные простыни касаются обнаженной кожи, ощущение мягкой роскоши – это не то, к чему ты привыкла при любом напряжении воображения, но, тем не менее, ты позволяешь себе утонуть в этом. Поцелуй Хенджина божественен. То, как его язык скользит по твоему, то, как он умело вводит тебя в сладострастное оцепенение прикосновениями своих губ и глубокими посасываниями твоего языка и губ. Он устраивается между твоих ног, на пробу прижимаясь своим пахом к тебе; ты ахаешь и хватаешься за его напряженные бицепсы, ощущая всю твердость. Он тверд как скала. Эта мысль только усиливает в тебе возбуждение, ластовица твоих трусиков неумолимо прилипает к тому месту, где он медленно трется своим членом, как бы давая понять, насколько он большой. Он улыбается тебе в губы, убирает твои руки со своих плеч и перекладывает их над твоей головой, надежно зафиксировав запястья. – Как ты относишься к тому, что тебя ограничивают? – шепчет он, чувственно перекатываясь. – Н-нормально, я думаю. – Ты думаешь? – он вскидывает идеальную бровь. Ты пожимаешь плечами, насколько это возможно, учитывая твое положение, предпочитая честность лучшей – и действительно единственной – политикой в подобных обстоятельствах. – Я, э-э… Я никогда не делала этого раньше, – произносишь ты. Хенджин расслабляется, кивает, снова нежно целует тебя, прежде чем оторваться от тебя и сползти с кровати. – Хорошо, – он проходит через комнату к одному из гладких металлических ящиков в углу. – Значит, у тебя нет никаких ожиданий. Ты приподнимаешься на локтях, любуясь его наготой и испытывая благоговейный трепет от того, как он двигается так грациозно, так уверенно. Как будто он не мог чувствовать себя более комфортно в своей собственной шкуре. Он выдвигает один из ящиков, поджимая губы и что-то обдумывая, прежде чем извлечь из него предмет: пару толстых черных кожаных наручников, соединенных вместе прочной металлической цепью длиной не более двух дюймов. На цепочке висит отдельный крючок, Хенджин щелкает по нему пальцем, захлопывая ящик бедром. – Ты знаешь, что это? – он поднимает их, возвращаясь к тебе. – Я знаю, что такое наручники, если ты это имеешь в виду. Он усмехается, забавляясь твоей прямотой, и расстегивает наручники с отработанным профессионализмом. – Нам нужно установить стоп-слово. Я рекомендую использовать систему цветов. Ты киваешь, задаваясь вопросом, как много ты собираешься отдать мужчине, о котором на самом деле ничего не знаешь. – Ты же в курсе, что такое система светофоров? – он уточняет из-за твоего молчания. – Д-да. Красный, желтый, зеленый, верно? – А цвета представляют…? – Мой... уровень терпения? Красный – "стоп", желтый – "пауза", зеленый – "вперед"? – твои ответы звучат как вопрос, потому что, честно говоря, ты просто пересказываешь то, что слышала из историй, которые Джина рассказывала о своем опыте. Это не та система, которую ты когда-либо применяла на практике сама. – Хорошо, – улыбается он, направляясь обратно к кровати, прижимая руку к груди и жестом предлагая тебе вытянуть руки. – Вот в чем суть дела. Я спрошу у тебя, пока мы будем это делать, ты ответишь мне цветом. Понимаешь? – Да. Он надевает наручники на твои запястья, прохладная кожа плотно прилегает к твоей коже, когда он защелкивает их, туго застегивая. Он поднимает тебя на кровать за талию, легко перемещая по гладким простыням ближе к искусно сваренному металлическому изголовью. Поднимая твои руки над головой, он использует крепление-крючок, прикрепляя тебя к одному из многочисленных металлических колец, резко дергая за них, чтобы проверить устойчивость. – Удобно? – спрашивает он тебя, проводя кончиками пальцев вниз по твоим рукам. – Да, – выдыхаешь ты, извиваясь от щекотки. – Все хорошо. – Цвет? – Зеленый. Дополнительный вопрос, как ты полагаешь, заключается в проверке. Лучше, чтобы ты привыкла к этому сейчас, чем в процессе. Еще одна удовлетворенная улыбка, и Хенджин просовывает руки под твое тело. Ты выгибаешь спину, чтобы помочь ему, когда он расстегивает твой лифчик, стягивая его с твоей груди к связанным рукам. Ты крепко сжимаешь кружевной материал, с каждой минутой чувствуя себя все более незащищенной. – Подержи это для меня, – инструктирует он, бесстыдно скользя по твоей груди, когда он исчезает обратно по твоему телу. Длинные пальцы погружаются в резинку твоих трусиков, он медленно стаскивает их с твоих ног. Освобождение приносит облегчение, хотя вскоре оно сменяется легким смущением, когда ты осознаешь, что теперь полностью обнажена, а запястья привязаны к спинке кровати. Уязвимая. Хенджин восхищается делом своих рук, сидит у твоих ног, положив руки на колени, и рассматривает тебя. – Как тебе нравится, когда к тебе прикасаются, котенок? – в конце концов он спрашивает. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? Ты думала, что у него был план, и поэтому вопрос застает врасплох. – Я... Ты делаешь паузу, понимая, что когда ты действительно тратишь время на обдумывание этого вопроса, ты на самом деле не знаешь ответа. Ты не можешь позволить ему начать, потому что ты никогда не разделяла действия или сексуальный опыт на "то, что нравится и не нравится’. Потому что это всегда был просто Минхо. Тебе нравится, как Минхо прикасается к тебе. Тебе нравится то, что Минхо заставляет тебя чувствовать. Нравится то, что делает Минхо, но Минхо здесь нет, и теперь, когда этот человек исключен из уравнения, ты не уверена, как узнать, что ты хочешь. Твой сомнение должно быть очевидно, поскольку Хенджин напевает себе под нос, осознавая это. –Почему бы нам не попробовать несколько вещей? – к твоему облегчению, он берет на себя инициативу. – Посмотри, что подойдет тебе. Что скажешь? – Д–да. Прости. Спасибо тебе. Прости? Спасибо тебе? Фу. Если Хенджин увидит твое замешательство, он не обратит на него внимание. Просто сосредотачиваясь на тебе и приступая к работе. Он массирует твои стопы – способ расслабить тебя; и это работает. Большие пальцы надавливают на твои изгибы, снимая напряжение по всей длине икр и бедер. Он прокладывает свой путь вверх от ступней к икроножным мышцам, задабривая, прикасаясь, затем переходя к мягким бедрам. Выбившиеся пряди его волос щекочут твою кожу, когда он наклоняется, чтобы провести своими мягкими губами по тонкой коже внутренней стороны твоих бедер, и когда он поднимает твои ноги и медленно разводит их, ты слышишь его резкий вдох. – Боже... Ты не уверена, хотел ли он, чтобы ты услышала его слова, но его сосредоточенный взгляд на твоей наготе и влажности заставляет сердце биться в неровном ритме, а кожу покрыться мурашки. Ты прекрасно осведомлена о его движениях, настроена на все, что он делает, поэтому, когда он осторожно касается твоего клитора, ты чувствуешь, что готова вознестись. Он мычит, завороженный, когда нежные кончики пальцев раздвигают твои половые губы, открывая еще больше тебя его рту. Тепло его дыхания окутывает, он дует нежным прохладным воздухом на твой трепещущий центр, чтобы разбавить ощущения, быстро сопровождая его нежным движением языка. И еще, потом еще, ты распадаешься на части с умоляющим стоном. Ограничения удерживают тебя на земле, хотя ты беспомощно дергаешь за них, когда желание прикоснуться к нему переполняет тебя. Он нежно посасывает твой обнаженный клитор, пухлые губы образуют вокруг него уютный, теплый кокон; огонь проносится по твоему телу. Парень напрягает свой язык, проводит его кончиком по твоим половым губам, обводит края и рисует карту, будто собирается неустанно ее изучать. – Цвет? – он бормочет. – З–Зеленый... Теплые, влажные поцелуи душат твою дрожащую внутреннюю поверхность бедер, он распространяет твою влагу вокруг, чтобы усилить скольжение, потому что ощущение того, как он не отрывается от тебя, чертовски приятное для вас обоих. Ты сжимаешься вокруг ничего в желании внутренней стимуляции, задыхаешься прерывисто, когда он прижимает свой язык к твоему клитору, заставляя его пульсировать. – О, боже мой, блядь, – ты морщишься от нарастающего удовольствия, прижимаясь изо всех сил к губам Хенджина. Ты знаешь, что мужчина у тебя между ног – это не Минхо, что делает мысль о твоем надвигающемся оргазме еще более безумной. Ты не верила, что есть другой мужчина, способный заставить тебя чувствовать себя так, способный удовлетворить тебя так, как это делает он. И все же ты здесь. Хенджин… Он нереален. Волны оргазма начинают захлестывать тебя, покалывающее удовольствие и тугой жар окутывают с головы до ног с помощью Хенджина. – Ты близко, котенок? – он что-то бормочет тебе в лицо, погружая свой средний палец в тебя, погружая с гудением наслаждения. – П–пожалуйста, черт возьми, да… Я близко, Хенджин… Блаженное удовольствие пронизывает тебя, сосредотачиваясь в центре и проходя через конечности, когда ты дрожишь под ним, путы на твоих запястьях лишают тебя возможности цепляться за него, пока ты рассыпаешься на части. Хенджин наблюдает за тобой, мягко ведя по рукам и животу, успокаивая тебя, в тоже время нежно лаская твой пульсирующий клитор, подводя тебя к самой грани ослепительной эйфории. Когда последние капли оргазма проходят, оставляя тебя где-то за пределами сознания, руки и ноги тихо сотрясаются в восхитительных посторгазмических спазмах. Хенджин садится, проводит предплечьем по своему скользкому рту и подбородку. И есть что-то такое, что ты не можешь прочитать на его лице, – возможно, из–за отсутствия своей собственной потерянности в этот момент, – но, возможно, то, как ты только что произнесли его имя в самых сильных порывах страсти, имеет к этому какое-то отношение? – Ты – нечто другое, котенок, – тихо бормочет он, располагаясь у тебя между ног, прижимаясь розовыми губами к твоей ключице. Он нежно покусывает чувствительную кожу, ты выгибаешься навстречу ему, вдыхая его запах и наслаждаясь теплом его тела. – Спасибо тебе... У Хенджина перехватывает дыхание от твоего бездумного шепота, он отстраняется, изумрудные глаза резко сужаются. – Почему ты… благодаришь меня? По правде говоря, ты не уверена, почему. Вряд ли это уместно; странно и вырвано из контекста, учитывая обстоятельства. Но все равно ты чувствуешь, что должна это сделать. Независимо от того факта, что после всего он получит свою оплату – если это уже не произошло – чистое удовольствие, которое он только что доставил тебе, а также уважение и безопасность, с которыми он это сделал – это то, что, по твоему мнению, нельзя купить. Невозможно. Необходимость объяснять это ему кажется пугающей, даже слишком. Итак, вместо того, чтобы дать ему ответ, ты просто улыбаешься ему, вытягивая шею, чтобы удостоить его нежного поцелуя, который затягивается на секунду дольше положенного. Хенджин вздрагивает, челюсть отвисает, когда ты падаешь обратно на подушку. Совершенно не похожий на то, что ты видела до этого, на его потрясающих чертах появляется неуверенность, в его глазах мелькает что-то почти тревожное, и на мгновение ты задаешься вопросом, не перешла ли ты черту. Сделав это чем-то, чего не должно было быть. Его костяшки пальцев скользят по твоей щеке, по линии подбородка. Он погружается в безмолвную грезу признательности, опускаясь к твоей шее и проводя своим языком по тонкой коже. Он ощущает соленый блеск пота на твоем теле, ты дрожишь и остро реагируешь на его прикосновения, ногти впиваются в ладонь, а тонкий материал бюстгальтера все еще сжимает твои руки. С намеренным движением его бедер широкая, толстая головка его члена прижимается к твоему входу, давая твоему сердцу повод подпрыгнуть и сжаться в предвкушении. – Могу я? Его едва слышный шепот о разрешении встречен твоим кивком, ваши лица находятся всего в нескольких дюймах друг от друга, вы оба слышите прерывистое дыхание, когда он постепенно входит в тебя. Растяжение восхитительно, такое желанное и осторожное; из него вырывается неестественный стон, который переходит во вздох, когда он заполняет тебя по самое основание, устраиваясь поудобнее. Его толстый член уютно устроился внутри тебя; ты не можешь не сжаться вокруг него для стимуляции. Облегчение, тотальность, которых ты жаждала с момента встречи с ним – это пресловутый груз с твоих плеч, еще более облегченный грациозными, последовательными движениями его бедер, которые погружают его длину в самую глубь, повторяя в блаженном ритме. Потеряв самообладание, он закидывает твою ногу себе на плечо, приподнимаясь на руках, чтобы трахнуть тебя еще глубже и тверже. Новый ракурс позволяет получать взрыв за взрывом вулканического удовольствия, его тихое рычание компенсирует твои пронзительные стоны, жалобные вопли о большем, большем, большем, когда он укладывает тебя на шелковую постель. Плавные движения его пресса, напрягающегося и сокращающегося, нарастают по мере того, как сам секс усиливается. Желание прикоснуться к нему, отчаянно вцепиться в него становится больше, чем ты можешь выдержать, когда ты сталкиваешься с препятствием в виде связанных запястий. – Цвет? – Хенджин сипит, наблюдая за твоей легкой эротической истерикой. – Зеленый, – хнычешь ты, ненавидя то, что он зеленый. Ты, блядь, хочешь прикоснуться к нему. Ухмыляясь, полный веселья, он понимающе кивает, длинные темные пряди его волос прилипают к лицу от пота, который образуется на линии роста волос. – Черт возьми, – шипит он сквозь стиснутые зубы, его челюсти сжимаются, когда он откидывает голову назад и быстро, слишком резко, выходит из тебя. Сквозь прикрытые веки и остекленевшие глаза ты смотришь, как он сжимает твои бедра вместе, прижимая их к твоей груди, снова устраиваясь на коленях. Твой стон желания быстро заглушается тяжелым вздохом, когда он скользит своим пульсирующим членом по твоему мокрому входу, дразня, полностью зацикленный на виде тебя, такой возбужденной и обнаженной. – Ты так хорошо принимаешь меня, котенок. Ты можешь только промямлить в ответ, когда он скользит двумя пальцами внутри тебя, разрушая ощущение ожидания. Со злобным стоном он сильно гладит себя, наблюдает, как ты подстраиваешься под него, когда он разводит пальцы, зачарованно растягивая. Он мягко подготавливает тебя, прижимает пальцы к твоей чувствительной точке. Похотливые звуки хлюпанья усиливаются с приливом возбуждения, которое ты испытываешь от его ласк. Искры огня пронзают тебя заново, потребность достичь пика нарастает с каждой лаской твоей точки G. Прежде чем ты успеваешь развалиться на части, он высовывает свои пальцы, самозабвенно посасывая и слизывая твои соки. – Никогда не пробовал ничего более сладкого, чем это, – шепчет он. – Даже в моих фантазиях. Ты чертовски опьяняешь. Кайф приближающегося оргазма и нежность желания заставляют тебя трепетать, возможно, подстегиваемые его порочными словами такой горячей похвалы. Раньше тебе казалось, что он говорит приятные вещи всем своим клиентам… но это? Ты не настолько уверена, что это обычное явление. – Пожалуйста... – Пожалуйста, что, котенок? – Заставь меня почувствовать тебя, Хенджин. И снова его челюсть сжимается, он моргает, как будто пытаясь осознать, о чем ты его умоляла, и рассеянно замечает, что это второй раз, когда он так реагирует, услышав свое имя из твоих искусанных губ. Он колеблется, выражение его лица меняется на такое, которое можно расценить как боль, но прежде, чем ты можешь позволить беспокойству взять верх над собой, он вводит свой член в тебя плавным, быстрым движением. Ты задыхаешься, переходя в стон, без возможности сделать что-нибудь, кроме как собраться с силами, когда его новообретенная энергия свирепствует. От его безжалостных толчков скрипит овальная кровать. Он трахает тебя с такой интенсивностью, что выбивает воздух из твоих легких, разум из твоей головы. Прикосновения его кожи к твоей сопровождают стоны, вырывающиеся из твоего горла, вены на его шее и руках вздуваются от напряжения, яркий румянец окрашивает его скулы, уши и грудь. Полностью вымотанная, лишенная всего, что не связано с теми ощущениями, которыми Хенджин одаривает тебя, ты дрожишь вокруг его члена, когда он доводит тебя до твоего второго горячего оргазма. Ты выкрикиваешь его имя, слезы вялого удовольствия щиплют твои глаза, затуманивают зрение. Когда ты сжимаешься вокруг него и жестко кончаешь, Хенджин шипит сквозь зубы, уменьшая свою интенсивность только для того, чтобы оценить, как ты покрываешь его член и пропитываешь простыни под собой, количество смазки, заставляющий его выскользнуть из тебя в порыве удовольствия, быстро исправляется. – Черт возьми… Цвет, котенок? – он дышит. – Зеленый, – твой вздох в ответ вызывает дрожь. Еще один сильный толчок, затем еще, еще, и он выходит из тебя, ругаясь себе под нос. Все еще находясь в плену своего оргазма, ты лишь рассеянно оцениваешь искаженное, совершенно уязвимое выражение лица Хенджина, когда он отчаянно раздвигает твои бедра и сжимает головку своего члена, проводя кулаком по себе, чтобы достичь своего удовольствия. Теплые, белые струйки спермы выходят из него, украшая твой пупок и живот. Твою кожу покалывает от соприкосновения, ты ошеломленно вздыхаешь, когда последние капли стекают по твоим бедрам, он ожидает, пока выйдет все до последней отчаянной капли. Хенджин задыхается от кайфа, откидывается на колени и смотрит на тебя, пульсирующий, разгоряченный член тяжело висит. Он погружает кончики пальцев в месиво, которое он сотворил на тебе, размазывая быстро остывающую жидкость по твоей коже, рисуя бессмысленный узор, который вызывает у него улыбку, когда ты дрожишь от этого движения. Путы, что удерживают твои руки, снимаются через несколько минут после того, как проходит эйфория, твои запястья массируются, чтобы успокоить немедленную болезненность, твои плечи и предплечья обрабатываются аналогичным образом, когда ты морщишься от возвращения нормального кровотока. – Давай приведем тебя в порядок, котенок, – холодно инструктирует он, подхватывая тебя на руки. – Мы выпьем и поедим. Оклемаемся.” Ты гудишь в ответ, доверяя ему, в том, что лучше в этот момент. – Тогда мы начинаем второй раунд.

***

Сон среди атласа был для тебя новым опытом, от которого ты не уверена, как отказаться сейчас, когда ты с легкостью пробуждаешься от самого глубокого сна, который когда-либо был у тебя. Проходит несколько мгновений, прежде чем тихий стук в дверь воспринимается как нечто, требующее твоего внимания; ты потираешь свои тяжелые веки и приподнимаешься на собранных простынях. Мягкая роскошь, которой ты окутана, невероятно согревает, шелковистая текстура на коже такая чужеродная, но по своей сути приятная. Хотя сама кровать излишне массивна, нет никаких сомнений в том, что ты просыпаешься в одиночестве. Хенджина нигде не видно. Возможно, это неудивительно, учитывая, что это его профессия и, несомненно, необходимо соблюдать определенные границы, чтобы предотвратить подделку любой такой интимной связи. Ты полагаешь, что это похоже на твой отказ поцеловать Минхо. Немного встревоженная, ты вытягиваешь конечности и наслаждаешься приятными хрустами в суставах, приятной болезненностью в мышцах после ночных нагрузок. Ты делаешь нерешительную попытку расчесать волосы, обнаруживая, что это бесполезно. Оглядывая комнату, ты поражаешься тому, что если прошлой ночью она просто источала эротизм и интимность, то сегодня утром она приобретает несколько иную атмосферу. Современная мебель кажется холодной, металл и стекло резко контрастируют с пугающей кожей и бархатом. Это все еще дорого и роскошно – не подлежит сомнению – но кажется, что без интенсивного освещения и шума ночи атмосфера довольно скудная. Тем не менее, ты не разочарована. Далека от этого. Ты знала, что фантазия должна была в какой-то момент прерваться, что реальность вернется во всем своем мрачном свете, когда луна скроется, а Хенджин исчезнет. Ты никогда не искала ничего большего, чем ночь освобождения, и это произошло в десятикратном размере. Высочайшие вершины экстаза, сказал Батлер. Он не ошибся. И все же, несмотря на нежные воспоминания о ночи и тепле, которые пришли с ним, ты не могла избавиться от тревоги, расцветающей внутри. Самая маленькая из ям, которая начала открываться, темная и неустранимая по мере того, как к тебе возвращались когнитивные функции и рассеивалась дымка сна. Минхо. Как бы он отреагировал? Еще один тихий стук напоминает тебе о том, что разбудило в первую очередь, и ты быстро накрываешься атласными простынями, прочищая горло и выкрикивая: «Да?» Дверь осторожно открывается, входит элегантно одетая сотрудница клуба, толкая внутрь длинную тележку на колесах. Она украшен хрустящей белой скатертью, усыпанной лепестками роз. На серебряном подносе представлен ассортимент продуктов для завтрака: круассаны, нарезанные фрукты и йогурты, тосты с маслом, апельсиновый сок и кофе. У тебя урчит в животе. – Доброе утро, мадам, – тихо и вежливо приветствует сотрудник. – Я надеюсь, вы провели приятный вечер? Могу я сказать, что вы сияете. Она ставит поднос рядом с кроватью, но ты медлишь с ответом, не зная, что сказать. В любом случае, она, похоже, не возражает, поднимая белую ткань с нижней половины тележки, открывая внутреннюю полку. – Ваша одежда была в химчистке и выглажена, – она достает с полки серую сумку для одежды и кладет ее на край кровати. – И машина готова и ждет, чтобы отвезти вас домой, когда вы будете готовы, мадам. Она улыбается, вежливо кланяется, пятится к двери. – Потратьте столько времени, сколько вам нужно, и просто позвоните, если вам потребуется что-то еще. С этими словами она выходит из комнаты. Ты не уверена, что все еще переживаешь какую-то форму лихорадочного сна, с трудом веря в то, что только что произошло. Нащупывая сумку для одежды, ты расстегиваешь молнию, и, конечно же, твое черное платье и соответствующее нижнее белье находятся внутри, идеально вычищенные и презентабельные. Естественно, у тебя есть вопросы. Во-первых, когда они успели забрать твои вещи? В последний раз, когда ты их видела, они были на полу в этой самой комнате. Во-вторых, машина? Для тебя? Хотя ты ценишь важность обслуживания клиентов и их удовлетворенности, ты не можешь не чувствовать, что это доводит дело до смехотворной крайности. Позорная прогулка обратно в свою квартиру вполне бы тебя устроила; это было бы даже покаянием за зарождающееся чувство вины внутри тебя. Шаркая ногами к краю кровати, ты надеваешь пушистые белые тапочки, которые материализуются у кровати. Обернув вокруг себя малиновую простыню, ты выбираешь еду на подносе для завтрака: несколько кубиков дыни, глоток кофе, который не должен быть таким вкусным. Отправляя в рот кусочек идеально намазанного маслом тоста, ты отбрасываешь простыню и быстро одеваешься, не переставая жевать. Поскольку, какой бы острой ни была потребность в завтраке, тебе было бы гораздо удобнее делать это у себя дома, а комфорт в данный момент является преобладающим требованием. Тебе нужна своя кровать, своя пижама. Свое собственное пространство, потому что у этого, похоже, есть способ отделить от всего, и ты предпочла бы не привыкать к этому. Натягивая платье через голову, тебя окутывает ароматом мускусной ванили. Тот самый аромат, который убаюкивал тебя до возбужденного замешательства предыдущей ночью. Это аромат Верха блаженства, заключенный в один кусок ткани. Ты достаточно хорошо понимаешь, что определенные запахи способны перенести в определенное место или время, и этот конкретный вызывает слишком яркие воспоминания: о клубничных коктейлях и отдельной кабинке, о освещенной сцене и Минхо, эффектно танцующем перед Джиной на коленях. Дерьмо, Джина. Где, черт возьми, она вообще была? Что с ней случилось? Ты делаешь мысленную пометку снова постирать платье, как только вернешься домой, поспешно натягивая каблуки. Прибавив несколько дюймов к своему росту, ты, покачиваясь, подходишь к зеркалу на туалетном столике, оценивая презентабельность, прежде чем взглянуть в лицо миру за пределами этого пузыря. Шок – это первое, что ты испытываешь; сотрудник был прав. Ты действительно сияешь. Окруженная сексуальной энергией. Как бы ты ни была спокойна, вы произносишь мысленную подбадривающую речь, которая входит в одно ухо и выходит из другого, пока достаешь свой клатч из стола. Выйти в коридор – это сюрреалистическое переживание. Он освещен почти так же, как и прошлой ночью; все семь дверей закрыты; в комнатах тихо, коридор пуст. Ты задаешься вопросом, есть ли люди в других комнатах, которые испытывают то же самое, что и ты, пытаясь вернуть себя к реальности. Твой взгляд задерживается на двери в конце коридора, украшенной крыльями ангела. При воспоминании о двух девушках, которых сопровождали туда, в горле образуется комок. Минхо… Содрогаясь и подавляя эту мысль, ты напоминаешь себе, что то, чем он занимается на работе, тебя не касается. То, что он делает, не твое дело. И точка. И твои дела его не касаются тоже. Прогуливаясь по коридору, ты заходишь в эффективную комнату ожидания и удивляешься, увидев, что люди наконец-то расселись по местам. Ты узнаешь в них посетителей со вчерашнего вечера. Пара все еще здесь, все еще взволнованно перешептывается, косясь друг на друга. Нервный мужчина, уже не такой нервный, судя по яркой улыбке, которой он одаривает тебя. Ты отвечаешь ему тем же, наконец-то заметив самоуверенную женщину, которая прошлой ночью расхаживала по коридору с таким видом, словно все принадлежало ей. Она смиренно сидит, руки на коленях, на шее большое фиолетовое пятно. Что с ней случилось? – Доброе утро, мадам. Дворецкий подходит к тебе, кланяясь в знак приветствия. – Д–Доброе утро, – заикаешься ты, улыбаясь в ответ. – Я, эм, я бы хотела пойти домой. Пожалуйста. Девушка сказала что-то о машине...? – Конечно, мадам. Сюда, пожалуйста. Он жестом приглашает следовать за ним, выводит из зала ожидания и ведет обратно через сам клуб, теперь темный и отчаянно тихий. – Я была здесь с…, – ты идешь и говоришь. – Моя подруга, Джина? Она все еще здесь? – Мисс. Джина была благополучно доставлена домой ранее утром, мадам, – отвечает Батлер. – О. Хорошо. Это хорошо. Тебя немного задевает, что она ушла без тебя, но ты вряд ли можешь винить ее. В конце концов, ты была занята другим. Ты не можешь не задаться вопросом, какой была бы прошлая ночь, если бы она не отключилась. Был бы это совсем другой опыт? Может быть, ты немного рада, что она это сделала. Дворецкий отодвигает для тебя тяжелую бархатную занавеску, приглашая пройти. – Прямо вверх по лестнице, мадам. Ваша машина будет ждать вас снаружи, вы ее не пропустите. Мы действительно надеемся увидеть вас снова. Маловероятно. Ты воздерживаешься от комментариев, вместо этого быстро улыбаешься в знак благодарности. Поднимаясь по длинной, устланной ковром лестнице, ты с удивлением вспоминаешь, как нервничала, спускаясь по этой самой лестнице менее двадцати четырех часов назад. Толкая тяжелую металлическую дверь наверху, ты впервые видишь дневной свет, когда выходишь на улицу. Мягкий утренний свет обнимает, целует кожу с естественным теплом. Свежий наружный воздух – без запаха и загрязнений – возвращает толику чувств, возвращает в реальный мир и уводит из тисков Верха блаженства. Ты откидываешь голову назад, глубоко вдыхая, успокаивая нервы и собираясь с силами. – Мадам, после вас. Крепкий джентльмен в темном костюме нарушает момент твоей медитации, появляясь из-за гладкого черного внедорожника, припаркованного в переулке. Он открывает перед тобой дверь, жестом предлагая забираться внутрь. Не было бы никаких других обстоятельств, при которых ты бы так охотно забралась в машину незнакомца. Но ты предполагаешь, что это обстоятельство далеко не обычное, и, если прошлая ночь является каким-либо доказательством, ты явно больше не склонна к опрометчивым решениям. Ты собираетесь сесть в машину, поставив ногу на ступеньку. – Т/И! Когда твое имя эхом разносится по переулку, знакомый тон и высота тона захватывают твое сердце, леденят кровь. Нет. Почему сейчас? Выглянув из-за двери, твой желудок сжимается, когда ты видишь Минхо, стоящего в нескольких метрах от тебя, руки засунуты в карманы его черных джинсов, темно-серые локоны взлохмачены над острыми, сосредоточенными глазами. Его кожаная куртка свисает с плеч, он нацепил солнцезащитные очки на уши задом наперед – его фишка. Ты не хочешь этого делать. Несмотря на то, что ваши нынешние отношения с Минхо носят исключительно сексуальный характер, что ты установила границы, и то, что не должна ему ничего больше того, что уже даешь, ты все еще чувствуешь себя пойманной с поличным. Поймана на мошенничестве. Уличенная в предательстве. Поймана за тем, что ты делала то, чего не должна была делать. Ты все еще не хочешь этого делать. Он подходит к рендж роверу с непроницаемым выражением лица. Каждый его шаг отзывается болью в твоем нутре, ты наперегонки придумываешь оправдания, которые могли бы оправдать то, что ты сделал. Ты пытаешься представить, что он, возможно, хотел бы услышать. Что могло бы избежать конфликта. Что он мог бы принять от тебя. – Спасибо, Тейлор. Дальше я сам разберусь, –обращается он к мужчине, когда тот оказывается достаточно близко, и тянется к твоей руке. В его хватке нет силы, от него не исходит ни гнева, ни злонамеренности, когда он отводит тебя от машины. – Минхо, я... – Не надо. Он отпускает руку на некотором расстоянии от клуба, засовывая руки обратно в карманы, как будто в этот момент они нуждаются в ограничении. – Я получил твое сообщение, – он устремляет свой темный взгляд – теперь без линз – на булыжную мостовую, медленно идя с тобой. – Я знаю, что это была не твоя идея. – Ты… не сердишься? – ты спрашиваешь, испытывая облегчение, но в то же время немного сбитая с толку. Было бы почти легче заставить его начать. Он качает головой, хмуря брови. – Я думаю, что нет. Я имею в виду, я бы хотел, чтобы ты вообще не приходила, но для этого уже слишком поздно. Я понял, что было слишком поздно, как только увидел тебя со сцены. Ты тихо киваешь, стук твоих каблуков сопровождает его низкий голос. – Кто знает, может быть, теперь, когда ты все знаешь, будет легче. По крайней мере, ты сможешь поставить точку, когда мы будем говорить о разных вещах. – Я думала, мы этого не делали. – Делали что? – Разговаривали, – уточняешь ты. Минхо останавливается, поджимая свои мягкие губы, и поворачивается к тебе. Ты все еще не можешь прочитать выражение его лица, хотя исходящее от него спокойствие выбивает тебя из колеи больше, чем следовало бы. Ты ожидала взрывов, бомб и резни. Не... этого. – Ну, может быть, нам стоит внести некоторые изменения в то, как мы все делаем, – пожимает он плечами. – Что ты имеешь в виду? – Я имею в виду, что, э-э… Возможно, нам следует ослабить некоторые из наших правил. Я знаю, тебе нравится целовать меня, Т/И, и я знаю, что говорил, что мы должны быть простыми, но... Он колеблется, что не похоже на него во всех смыслах. Прошлой ночью он устроил такое шоу, сделал такой акцент на том, чтобы танцевать вокруг Джины, просто чтобы отомстить тебе в своем раздражении, и все же теперь он здесь, стоит перед тобой, как робкий щенок, просящий обнимашек, когда ему следовало бы тебя покусать. – Что ты делаешь, Минхо? – настаиваешь ты, совершенно сбитая с толку. – Я… я просто пытаюсь... И снова он замолкает, его челюсти сжимаются от разочарования. Он проводит рукой по волосам, сжимает за корни, прежде чем позволить им упасть на бок в знак поражения. – Я просто пытаюсь сказать тебе спасибо, – выдыхает он. Ты приподнимаешь бровь, глядя на него, нуждаясь в объяснении. – За то, что осталась верна. Я полагаю. Верна? В тебе есть много чего: упрямство, решительность. Неравнодушие к хорошему (или вообще к любому) вину и, как ты недавно обнаружила, глупое безрассудство. Но верность? – Тебя не так легко поколебать, как я думал, – продолжает он. – Честно говоря, я, э-э… Я благодарен. Более благодарен, чем я думал, что буду. Требуется большая сила воли, чтобы сделать то, что ты сделала. Поверь мне, я знаю, как легко увязнуть во всем этом. Он потирает затылок. Он… нервничает? – Минхо, я действительно не думаю... Он хватает тебя за руку, переплетая свои длинные пальцы с твоими. И действительно, это первый раз, когда ты почувствовала такую привязанность с его стороны, потому что именно в маленьких жестах больше всего проявляется привязанность. Отсутствующие прикосновения. Бессмысленные поглаживания. Ни один из вас никогда не позволял себе не думать в присутствии друг друга. Ты всегда болезненно осознаешь, что заходишь с ним слишком далеко. И когда его глаза теплеют, а лицо смягчается, ты понимаешь, что все зашло слишком далеко. – Я знаю, что не должен был испытывать такого облегчения, но я ничего не мог с собой поделать. Все это заставило меня понять, что я... я волнуюсь о тебе больше, чем я думал. Полагаю, намного больше. Что? – Так что, да. Спасибо тебе, Т/И, за то, что не предала то, что у нас есть. Пожалуйста, остановись. – Спасибо, что не переспала Хенджином. У тебя кружится голова. Желчь поднимается по горлу. Что-то пошло очень, совсем не так.