Всеми любимый Кэйл

— Господин Кэйл, простите меня! Это я виноват! — парень стоял на коленях, перевязывая чужую руку, чуть ли не плача. — Успокойся, Пасетон. Я же уже говорил, что ты не виноват, — выдохнул красноволосый который раз за день слегка поморщившись от неприятного ощущения бинтов на ране.       Полукровка шмыгнул носом, завязывая бантик, и, уловив тихое шипение, не смог сдержать слёз. — Хватит, поднимайся.       Пасетон всё ещё плача, положил медикаменты на столик и сел рядом с графом. — Хоть вы так и говорите, но всё равно, если бы я не стал спорить с тем верзилой, то вы были бы в порядке! — очередной всхлип и покрасневшее лицо напротив заставили Кэйла прикрыть глаза. Он не любил, когда кто-то плакал. Не любил слёзы.

      А ведь утро начиналось вполне неплохо. Вкусный завтрак, солнечная погода, и в конце концов Хенитьюз сегодня мог отдохнуть. Так бы и было, если бы к нему неожиданно не заявился Пасетон с просьбой показать ему город. Отказать этим голубым глазам, в которых так и виднелось предвкушение и желание, не было ни сил, ни желания. И вот так они оба оказались на улице. Кэйл коротко рассказывал про любой объект, на который указывал полукровка. Для чего он, какой он, сколько стоит, бывает ли другой формы и прочее. Хенитьюз думал, что Пасетон вполне должен знать для чего элементарные вещи, и в большинстве случаев это было так. Но всё же, его знания о людском мире нуждаются в корректировке и дополнении.       И всё проходило бы как обычная прогулка, если бы не одна ситуация:       Кэйл зашёл в один из магазинов, чтобы посмотреть мягкие игрушки для Он, Хонга и Раона. Он планировал это сделать ещё пару недель назад, но планы всё изменялись, и выехать в город всё не получалось. Сейчас, раз есть такой шанс, почему бы не купить. Синеволосый остался снаружи, желая осмотреть больше местности, и Кэйл не стал ему перечить. Оплатив покупку и получив от продавца пожелания доброго дня и «Заходите к нам ещё!», Хенитьюз вышел из магазина, но на месте, где должен был его ждать Пасетон никого не обнаружил. Красноволосый решил пройтись дальше, туда, где начинался рынок. Он уже мысленно отчитывал синеволосого, но все мысли вылетели из головы, как только он увидел Пасетона, спорившего с каким-то мужчиной. Очень крупным мужчиной, его можно было сравнить с Тункой, разве что тот немного крупнее, чем этот мужик.       Кэйл направился к ним, по лицу мужчины было понятно, что он чем-то недоволен. И причиной этого являлось явно то, что говорил Пасетон. До них осталось буквально несколько шагов, но тут мужик замахнулся рукой, в которой всё это время держал нож для резки дерева. Хенитьюз за секунды до этого успел уловить лишь отрывки возмущения полукровки: — А я вам говорю, что это не сокровища со дна моря, а обычная подделка! Вы просто мошенник!       Прежде чем Пасетон успел опомниться, его резко хватают одной рукой за плечи и притягивают к себе, а другой останавливают чужую руку с ножом. Кэйл шипит от пронзённой боли в ладони. Не совсем удачный получился «перехват», и лезвие прошло по ладони красноволосого, оставив довольно-таки глубокую рану. Синеволосый выдыхает, а после, наконец отмерев, перехватывает руку Кэйла, осматривая. — Господин Кэйл! В-ваша рука... — в панике начинает Пасетон, а внутри него начинается настоящая буря эмоций.       Мужчина явно не ожидал такого, поэтому в растерянности опустил нож, а под прожигающим взглядом графских глаз хотелось просто исчезнуть.       Вот, собственно вкратце то, что произошло. Пасетон винит себя в ранении Кэйла, ведь если бы он не затеял весь этот спор по поводу фальшивых сокровищ, ничего бы подобного не случилось. — Боже, у меня же есть Силы, так что рана быстро заживает, — может хоть от этого факта парень успокоится. — Но это не отменяет того, что вам было больно! — восклицает Пасетон, и его тут же прижимают к себе. — Всё. Я сказал прекратить.       Здоровая рука прошлась по голубым волосам, потом ещё раз, как бы успокаивая. Полукровка вздрагивает, но не отстраняется, а наоборот, прижимается ближе, обхватывая руками талию графа. Кэйл наконец выдыхает с облегчением. Спустя пару минут он слегка отстраняет от себя Пасетона, заставляя посмотреть в свои глаза. — Я не люблю слёзы. А особенно не люблю, если их причина: я, — Хенитьюз нежно проводит большим пальцем, стирая ещё не высохшие дорожки от слёз.       Кэйл видит в покрасневших глазах напротив сомнение и вину, и решается на последний способ, чтобы окончательно успокоить Пасетона. Резко поддаётся вперёд, сокращая оставшееся между ними расстояние, и касается своими губами чужих. Синеволосый теряется и ему кажется, что это всё сон.       Кэйл целует его.       Человек, с которым связано столько фантазий и мечтаний, целует его. Оказывается, губы Кэйла и вправду мягкие, какими он себе их и представлял. Правда, почему-то чувствуется вкус вишни. Или это просто кажется?       Кэйл, заметив, что Пасетон не отвечает, да и вообще не двигается, подумал, что ему неприятно это. Красноволосый решает отстраниться, внутри осознавая, что сделал Пасетону то, что ему неприятно. Граф уже начал было отстраняться, как его тут же притягивают обратно за плечи, углубляя поцелуй.       Что это Кэйл удумал? Отстраниться? Нет уж, он, Пасетон, так долго этого ждал и в итоге получил, но этого слишком мало. Простого касания губ мало.       Красноволосый удивленно выдыхает в поцелуй, но быстро сориентировавшись, берёт инициативу на себя, проникая языком в чужой рот: он исследует нёбо; проходит по ряду ровних зубов; сплетается в жарком танце с языком полукровки.       Воздуха стало не хватать, поэтому Кэйл отстраняется первый. Между ними образовалась тоненькая нить слюны. Щеки Пасетона пылают, оба жадно вдыхают воздух. — Мне показалось... Тебе было неприятно, — немного замявшись, начал Кэйл.       Синеволосому не послышалось? Неприятно? Да это лучшее, что он чувствовал в своей жизни! Чёрт возьми , это было до мурашек приятно! — Неприятно?.. Кэйл, боже... — Пасетон утыкается лицом в плечо графа. — Я очень хочу это повторить... — шепчет полукровка в ткань рубашки и Хенитьюз вздрагивает. Он приподнимает лицо парня и заставляет смотреть на себя. — Я снова это сделаю, если обещаешь, что больше не будешь плакать. — Хорошо... — обещает Пасетон, снова касаясь таких желанных губ.       Синеволосый плавится под напором Кэйла. Он готов на всё, ради своего героя. И если, чтобы получать такую награду, надо не плакать, то Пасетон обещает впредь контролировать свои эмоции. С языка срываются заветные слова: — Я люблю тебя.