Илин Вэй

— Мы договаривались, что вы отпустите меня, когда убедитесь, что господин Вэй в порядке, — донёсся до него приглушённый голос. — Я ещё не убедился, — отвечал ему кто-то. Первый человек цыкнул недовольно. О, да это же шлюхин сын Мэн Яо! Потрескивал огонь. Вэй Усяню было — с непривычки он не узнал ощущение и не отделил от общего «хорошо» — тепло. Мягко. Дышалось полной грудью — лесом, свежестью, в которой, однако, было растворено вдосталь тёмной энергии. Он умер? Вэнь Нин его спас? Или это новая пытка — дать глотнуть свежего воздуха, а затем вновь бросить в подземелья? Вэй Усянь приоткрыл глаза и тут же зажмурился: невыносимо ярко. Второй раз он был аккуратнее. Теперь, когда он смотрел сквозь ресницы, получалось разглядеть и лес вокруг, и яркое-яркое звёздное небо над головой, и второго человека, сидящего у огня. Лань Чжань! Ему снится — или это настоящий лес, настоящее небо, настоящий Лань Чжань? И если это и самом деле был Лань Чжань, то почему он так сосредоточился на нём? Чем Вэй Усянь выдал своё пробуждение, неровным дыханием или неловким движением? Стоило пошевелиться, как Лань Чжань тут же оказался рядом, произнёс его имя, по-настоящему дотронулся — сон ли это? Сменится ли это твёрдое объятие цепкой хваткой Сюэ Яна? Мир покачивался и пропадал. Вот Вэй Усянь поморщился от слишком яркого света — и между ним и костром тут же оказалась ширма из натянутой между палок ткани. Вот он моргнул, а в его руках уже лежал открытый мешочек с орехами и сухофруктами и чашка с горчащим травяным настоем. Не успел Вэй Усянь поесть — он же ел? Наверное, ведь во рту вкус слишком сладких абрикосов мешался с текстурой вяленого мяса — как Лань Чжань начал его требовательно осматривать. Вэй Усянь попробовал оттолкнуть, но Лань Чжань упрямился и возвращал руки, а потом стал просить не мешать ему — раз, другой, третий. — Мне кажется, всем нам будет проще, если вы позволите себя осмотреть, — сказал тихо подошедший Мэн Яо. — Видите ли, молодой господин Лань очень нервно отнёсся к вашему заточению. Лань Чжань? Нервно? Быть не может. А Мэн Яо говорил — и, наверное, как обычно, бессовестно врал. Как можно поверить, что Лань Чжань обнажил меч в башне Золотого Карпа? Что одной ци он вынес окованную железом дверь и разметал охранников? Но на шее шлюхиного сына проступали красные полосы — следы меча, который слишком сильно прижимали к горлу. — Теперь вы снимете мне печать с меридианов? — спросил Мэн Яо, когда Лань Чжань как будто немного успокоился (по его лицу нельзя было сказать наверняка) и поставил перед Вэй Усянем ещё травяного настоя, еды и лекарств. — Она сама рассеется к рассвету. Вы как раз успеете дойти до Илина. Мэн Яо пристально посмотрел на них, натянуто улыбнулся — как Вэй Усянь мечтал о такой его улыбке! — кивнул и пошёл прочь. Вэй Усянь, привычный к темноте, долго различал отблеск золота между стволов — и даже когда он пропал, продолжил всматриваться в темноту. Возможно, он надеялся расслышать отчаянный крик. Но лес оставался тих той особенной живой тишиной, которую не перепутать с безмолвием тюрьмы. Вэй Усянь вдруг осознал, что сидел всё это время в той же позе, что и в камере. Он успел свыкнуться с ней за долгие часы и, может, дни, которые провёл, не двигаясь. Ну нет. Пусть ненадолго, но он заставил себя сесть как раньше — расслабленно, неаккуратно. Это положение теперь казалось его телу чужим и странным. Он отвык. Забыл. Его руки… Теперь они тоже слушались с трудом, забыли правильные движения, и свобода отзывалась в них болью. Колодки заставляли поднимать руки вместе, боль в суставах научила не уводить их в сторону. Вэй Усянь привык к тяжести оков, к тому, что любое движение тревожит натёртую кожу — все эти привычки не изжить за одну ночь, а он так слаб, так устал. — Сколько, Лань Чжань? — Почти год. А казалось, что больше — или меньше? Первые дни и даже месяцы он пытался вести счёт времени. Потом, конечно, сбился и даже пальцы не мог пересчитать с первой попытки — пытался и каждый раз сбивался, когда доходил до второй руки. Задумавшись об этом — или задремав? — он привалился к плечу Лань Чжаня, который — когда? — успел подсесть к нему. Пользуясь дремотой, он снова начал ощупывать запястья Вэй Усяня. Тёплые пальцы вслушивались в пульс, но к ним постоянно липла тёмная энергия. Лань Чжань снова и снова морщился, шептал очищающее заклятие — и начинал сначала. Вэй Усянь больше не находил в себе сил сопротивляться. Пусть. Пусть уже догадается. Но тот самый страшный вопрос всё не звучал. Лань Чжань не замечал пустоты на месте золотого ядра. Может, ему мешала скопившаяся тёмная энергия, а может, стоило поблагодарить гвозди в затылке. Когда Лань Чжань вливал в него свою ци, меридианы каждый раз отзывались ничем и никак. Так хорошо. Слишком долго Вэй Усянь ни до кого не дотрагивался, никого не видел — вот и воображал себе тепло во взгляде Лань Чжаня и придумал даже, что чувствует его радость и тревогу. Ему просто стало хорошо, хватило самой малости. Просто он слишком устал — вот в голову и лезла всякая нелепица. — Я так устал… — сказал будто бы и не он вовсе. Лань Чжань в ответ будто бы погладил его по плечу — показалось? — и как обычно не позволил самообмана: — Тебе не дадут отдохнуть. Вэй Усянь знал это и сам — понимание вошло под кожу и не оставлял его даже в полудрёме. И ответ он придумал очень давно. — Меня боялись, но этого оказалось мало. Значит, я сделаю так, чтобы они боялись по-другому. Прости, Лань Чжань, — усмехнулся он. — Я, кажется, опять не могу вернуться с тобой в Облачные Глубины. Лань Чжань напрягся — когда Вэй Усянь успел привалиться к его плечу? — и не ответил. Его пальцы по-прежнему лежали на пульсе Вэй Усяня — кажется, не только вслушиваясь в ток ци, но и лаская. Нет, чего только ни придумается после месяцев без сна! В голове кружились бестолковые мысли, а руки так и тянулись к Лань Чжаню — потрогать, убедиться, что он настоящий, тёплый и живой. Лань Чжань удивительно долго терпел его сонные прикосновения, а потом терпение лопнуло. Он надёжно перехватил запястья Вэй Усяня и примерился к золотому ядру. И тут же наваждение развеялось. Пока проблеск сознания не заволокло сонной поволокой, Вэй Усянь высвободил руки и сбиваясь, затараторил: — Не надо! Я в порядке, Лань Чжань, я правда не помру. Пусть лучше Вэнь Цин меня посмотрит, ну правда! И с тёмной энергией разберётся, сколько она уже со мной возится! А раны — ерунда, им уже несколько месяцев, что им будет. Лань Чжань словно… померк, кивнул, отпустил руку Вэй Усяня и отодвинулся. Тотчас стало зябко, а в голове заклубились запретные мысли: а жива ли Вэнь Цин? Лань Чжань бы сказал ему — но что, если он сам не знает? Вдруг тот голос, который он слышал в темнице, голос, который был так похож на её — голос, умолявший пощадить, прекратить, только не… — Хорошо. Лань Чжань поднялся на ноги и начал сборы. Остатки еды, чашка, одеяло и мешочки с лекарствами — всё отправилось в цянькунь. Вэй Усянь успевал только моргать и слушать короткие пояснения: — Могильные холмы на северо-западе от нас. Ты успеешь дойти к границе до рассвета. Так вот почему так знакомо тянуло тёмной энергией, так привычно и в то же время омерзительно. — А ты? Лань Чжань отвёл глаза — и это был ответ сам по себе. И — он же держал меч у горла Мэн Яо, а Лань Сичэнь дружил с этим ублюдком. Кто теперь с кем заодно? — Что тебе будет за то, что ты меня вытащил? — Это не имеет значения. Ох, да разве не имеет?! Вэй Усянь был так рад, что оказался на свободе, но как же Лань Чжань? И чего ждать ему самому? Надо было это обдумать, но голова шла кругом, и мысли выходили обрывочные, медленные, нелепые. — Лань Чжань. Я сейчас не очень хорошо соображаю. Но, пожалуйста, приходи… в другой раз? Если получится. Я скажу Вэнь Нину, он тебя пропустит. Лань Чжань, может, что-то и собирался сказать, но в итоге только едва заметно кивнул. Больше оставаться здесь было незачем, разве что вместе дожидаться погони из Ланьлина. Лань Чжань затушил чарами костёр, ставя точку в их разговоре. — Я должен идти. — Увидимся, Лань Чжань. Его ответ Вэй Усянь, кажется, проспал. И когда сообразил, что не сказал «спасибо», Лань Чжань уже скользил высоко над лесом, прочь от него, прочь от Погребальных холмов. Вэй Усянь бы ещё поглядел ему вслед, но медлить и правда было опасно. Сейчас он не справился бы и с обычным поднявшимся мертвецом, что уж говорить даже о младшем адепте захудалого клана! Сонный и едва соображающий, он вроде бы брёл по дороге, которую ему указал Лань Чжань. И где-то в пути он догадался позвать Вэнь Нина — и так и не понял, получилось, или же сумел добраться до границ своих владений сам. Когда он открыл глаза в следующий раз, ему показалось, что он и не уходил вовсе, может, заболел, собираясь на праздник. А долгие слипшиеся дни — это просто затянувшийся кошмар, который наконец-то закончился. Разве что по-новому болели привычные раны… Но когда они стали привычными? И не чувствовалась тёмная энергия. Рядом с подушкой лежал незнакомый, дорогой цянькунь из светло-голубого шёлка, совсем новый и неуместный на посыпанных пеплом Погребальных холмах. Ему взяться здесь было неоткуда. — А-Сянь проснулся! — громко крикнул А-Юань. Вэй Усянь помнил его голос совсем другим: тогда смешной А-Юань путался и проглатывал звуки, смешивая половину слов в весёлую кашу. Дети растут быстро. Почти год… — Иду! — отозвалась Вэнь Цин. Голос её — слава предкам! — остался уверенным: не изломанным, полным сил. — Ты!.. — Сбившись на полуслове, она кинулась к нему и сгребла в объятия. — Живой. Вэй Усянь обнимал её в ответ и не знал, что сказать. Тёплый и такой взрослый, такой вдруг высокий А-Юань тоже лез под руку, обхватывал Вэй Усяня за бока и всхлипывал всё чаще и громче. Очищенные от грязи и неизменного зуда раны болели в самом деле по-новому, заживая под лечебными мазями. И меридианы в самом деле блокировали гвозди Сюэ Яна. Наверное, ему действительно не приснился этот год… Вэнь Цин влила в него множество восстанавливающих и успокаивающих отваров, но Вэй Усяня и без них вновь утягивало в сон. Под его левым боком всхлипывал и сопел А-Юань, так и не разжав руку, а над правой ладонью, больше всего пострадавшей в первые месяцы, колдовала Вэнь Цин. У головы лежал цянькунь Лань Чжаня — когда тот его сунул, Вэй Усянь не помнил. Жаль, что тех сухофруктов и рыбы не хватит надолго даже А-Юаню. Вэй Усянь ведь так и не спросил, как Лань Чжань нашёл его и вытащил из плена. Знать бы теперь, что делать дальше. Назавтра все собрались вокруг Вэй Усяня. Они знали от Вэнь Нина о нападении, а об остальном они догадались и сами. — Ты хорошо спрятал Печать? Да откуда ему знать? Сюэ Ян проходил с ней целый год, а не будет дурить — так проходит и дальше. Значит, хорошо спрятал? Так хорошо, что ни Цзинь Гуаншаню, ни ему самому до неё так просто не добраться. — Конечно! Никто до сих пор не догадался. А если кто-то оказался в тот момент слишком близко и мог что-то увидеть, Сюэ Ян наверняка прирезал его ещё по дороге. Цзинь Гуаншань считал, что Печать на могильных холмах, поэтому, пока память о гибели Цзинь Цзысюня была свежа, направил отряд туда. Он ожидал лёгкой победы, но Вэнь Нин с другими мертвецами накрепко стояли у границы. После нескольких атак Цзинь Гуаншаню пришлось отступить. Вэнь Нин остался нести дозор один. Мёртвая армия полегла, вся, и даже те красотки пали как настоящие воины. Хорошо ещё Вэй Усянь, уходя на праздник, догадался подкрепить своих мертвецов талисманами! Иначе Вэнь Нину пришлось бы совсем тяжко. — Они говорили, что глава Цзян в бешенстве из-за твоей гибели, да и собственный сын Цзинь Гуаншаня выступил против него. Все спрашивали друг друга: «Ради чего гибнут заклинатели? Вэй Усянь мёртв, а эти недобитки скоро сдохнут сами». Может, к тому времени Гуаншань начал подозревать, что Печать спрятали в другом месте? В любом случае, от штурма они перешли к осаде и стали ждать. Они думали, как бы победить Вэнь Нина, не рискуя своей шкурой. Прикидывали, а не будет ли проще выжечь холмы дотла. Вэй Усянь так хотел, чтобы их просто оставили в покое! Но увы, война для него не закончилась. Он с болью смотрел на Вэней — как же они изменились за этот год! Все исхудали до костей, и на болезненного А-Юаня было больно смотреть. На обветренную кожу иссохшейся Вэнь Цин лёг плотный загар. Её руки стали руками простолюдинки, а не заклинательницы. Даже Вэнь Нин потускнел и словно выветрился от песчаных бурь. Все грязные, уставшие, под глазами залегли тени — вышедший из темницы Вэй Усянь казался среди них самым здоровым и крепким! За ними не стояло никакой силы. Будь у него Печать, он бы мог поднять всех мертвецов в округе — и кто бы посмел ему сказать хоть слово? Но Печати больше не было. Не осталось и контроля над тёмной энергией. …Но когда Печать у него была — что, она сильно помогла в последний раз? Чтобы выжить, пора было быстро придумать что-то, пока другие не обернули его побег в свою пользу. Придётся научиться разговаривать по-другому, ведь раньше его голос слышали, только когда за его спиной стояла армия. Осталось придумать, как сделать так, чтобы с ним считались. — Вэнь Нин, а где тела убитых? — Я п-похоронил их на болотах. — Отлично! Повезло, что нападавшие не рискнули ни вернуться за убитыми, ни начать переговоры с Вэнь Нином. Сохранённые в болоте тела не придут за год в негодность, а станут даже лучше: пропитаются растворённой в воде тёмной энергией, наполнятся злобой. Их проще будет поднять и довести до цели: в пропитанном ненавистью болоте размокают и слабеют даже проведённые в младенчестве ритуалы. Пока Вэй Усянь не мог бы призвать и дохлую крысу. От собственного бессилия он не мог найти себе места (сжаться, сесть в дальнем углу темницы — и перебинтованные запястья по-прежнему тоскливо ноют, хоть там уже нет подмокающих грязных мозолей). И неважно, что это плохая идея — вытаскивать гвозди из головы прямо сейчас. Вэнь Цин правильно говорила: нужно разобраться, изучить, понять. В другое время Вэй Усянь вместе с ней бы поизучал как следует эти штуки, он никогда не слышал ни о чём подобном. Сейчас Вэнь Цин не стала спорить и сказала, что, наверное, сможет их вытащить. Вэй Усянь верил ей больше, чем она себе сама. Не сложнее, чем пересадить ядро. Во время этой операции ему не нужно будет оставаться в сознании — чего ещё надо? — Между точками меньше цуня! — ворчала она потом. — Почему с тобой вечно приходится творить что-то несусветное? И эти гвозди! Попади он чуть выше — и тебя бы парализовало. Как он это сделал? Если бы он знал! В темнице, при тусклом свете, ориентируясь на невероятное чутьё и, может, заклинания, подсвечивающие ци, Сюэ Ян смог перебить меридианы так, что тёмная энергия стала для Вэй Усяня как пар: не поймать, не удержать, потянулся к ней — и её уже нет. Так как он это сделал? Поймать бы его и спросить. Хорошо, что это осталось в прошлом. Едва очнувшись после операции, Вэй Усянь потянулся к тёмной энергии, наполняющей воздух — и она колыхнулась в ответ, по-прежнему омерзительная, но такая знакомая. Тела Цзиней ждали своего часа. Из почти сотни погибших Вэнь Нин отобрал тех, чьи лица и одежда сохранились лучше всего; командиры и рядовые заклинатели — все вперемешку. Их одежды как смогли отчистили от грязи, чтобы померкшее золото Ланьлина сияло каждому. Вэй Усянь хотел, чтобы каждый видел: мертвецы принадлежат великому клану — клану, который не забрал своих людей с поля боя. Оставалось письмо. Над ним трудились все — и даже А-Юань в уголке измятого листа накалякал рассерженного Старейшину Илина с мертвецами. Но Старейшина Илина был действительно рассержен, и с его кисти срывались прямые оскорбления, колкости, ничем не прикрытая грубость. Будто бы и не учили его искусству сложения писем, будто бы не заставляли читать послания мудрейших людей — и не позорить клан Цзян. Все эти порывы гасил седьмой дядюшка, всю жизнь прослуживший в архиве Безночного города. Сгладить, добавить цитат мудрецов, поправить стиль и освежить навык каллиграфии… — …Но несмотря на бесчестное нападение… — переписывал Вэй Усянь раз за разом. Текст нравился ему всё больше и больше, — не желая приумножать вражду, Старейшина Илина вернёт тела погибших воинов. Взамен Ланьлин Цзинь обязуется выплатить компенсацию в виде земель, граничащих с могильниками к северо-западу от Илина — бывшие территории клана Вэнь. О Печати не говорилось ни слова: Старейшина Илина предлагал Цзинь Гуаншаню сойтись на том, что Цзинь Цзысюнь спланировал нападение в тайне ото всех, и его гибель расстроила главу клана сверх меры — прискорбная, но понятная ошибка. Вэй Усянь не обманывал себя: если он вытащит наружу правду о Печати и опытах с тёмной энергией, Цзинь Гуаншань не падёт в грязь. Но с этим письмом о телах погибших и «доброй воле» Старейшины узнает множество людей — ему придётся отступить. Пока шла подготовка, Вэй Усянь постоянно проверял, подчинится ли ему тёмная энергия, заметит ли она его. Сможет ли он вести десяток мертвецов, когда сил едва хватает на одного? И когда почувствовал: сможет, — Вэй Усянь влил тёмную энергию в Ланьлинских мертвецов. Едва зажившие раны в голове горячо пульсировали, а по телу растекалось густое стылое марево. Но у него получилось! По его приказу трупы медленно поднялись на ноги. Одетые в пропитанные болотной грязью одежды, с потемневшими лицами и талисманами на шеях, они двинулись в подобии боевого строя в сторону Юньмэна. У каждого из них в рукаве лежало письмо — на всякий случай Вэй Усянь сделал копию для каждого. Сутки, не больше — и они окажутся у Пристани Лотоса. Цзян Чэн уж как-нибудь догадается, что к чему, и отправит гонца в Ланьлин. А потом переломает Вэй Усяню ноги за такой подарок. Сам придёт добивать — и за мертвецов, которые выстроятся у его порога, и за дурацкую записку, и за то, что пропал на год, заставив шицзе волноваться. Через восемь дней, считая долгую дорогу пешком, бесконечные переговоры и торги, дело было сделано. Напряжённо улыбающийся Мэн Яо, убрав все подписанные бумаги, сказал: — Теперь ваша часть сделки. Как мы можем забрать тела? — Когда доберусь — скажу, чтобы они спустились к Илину, — отмахнулся Вэй Усянь. Вот уж с кем он разговаривать не хотел больше необходимого — разве что позлорадствовать немного тому, что улыбка из лоснящейся от довольства стала кислой. Приятно было испортить ему, как он слышал, первый месяц после свадьбы. Но сейчас он держался на последнем упрямстве, а ещё предстояло добираться домой и поднимать сотню мёртвых тел — всё это не показывая и капли усталости. Давно он не видел Цзян Чэна в таком бешенстве — наверное, с войны. В заново отстроенном зале впервые так отчётливо потрескивал Цзыдянь. У сердца лежало письмо от шицзе, а с ним рядом — записка от Цзинь Цзысюаня, извинения и обещания. Цзян Чэн тоже встал на сторону Вэй Усяня, хоть, конечно, он-то никаких писем не писал — просто обнял его изо всех сил и от души наорал. Вэй Усянь так скучал! И с радостью остался бы здесь подольше, но надо было идти. — Саньду Шэньшоу велел помочь вам добраться домой, — поклонился ему один из людей Цзян Чэна. Возможно, Вэй Усянь видел его на войне. Цзян Чэн мог бы прийти сам — и тогда Вэй Усяню было бы сложнее отказаться. Быть может, поэтому он и не пришёл. — Передайте ему мою благодарность, но я справлюсь сам. У меня есть Вэнь Нин. Об этой части плана они спорили дольше всего: да, в дороге много чего могло случиться, но позволить Вэнь Нину таскать себя? И оставить всех без защиты? Показать свою слабость, позволив другому нести себя на мече? Здесь-то его Вэнь Цин и зажала в угол: да, враг будет на мече, так зачем давать ему преимущество? Чтобы вышло как в прошлый раз? Почему бы не показать свою власть над мертвецами и своим Призрачным Генералом? Пришлось признать её правоту. Стараясь двигаться эффектно и уверенно, Вэй Усянь забрался на плечи Вэнь Нину, помахал на прощание и тут же схватился за шею — Вэнь Нин бежал ровно, но удержаться на такой скорости всё равно было непросто. Дело оставалось за малым. Чуть размявшись после долгой поездки, Вэй Усянь одним рывком поднял оставшихся мертвецов — ещё более потрёпанных, израненных, разложившихся — и велел им двигаться в сторону Илина. Новой его флейте — поделке на скорую руку, только начавшей пропитываться тёмной энергией — было далеко до Чэньцин, но хотя бы с такой задачей она могла справиться без труда. Ничего сложного! Тело помнило, меридианы почти восстановились. Он ещё не так силён, как в лучшие дни, но это только начало. А что земля покачивалась, и по дороге к кровати его вело — так это ничего, с этим можно справиться, просто… просто отдохнуть немного и потом уже решить, что делать дальше — не завтра и не на следующей неделе, а продумать их жизни на много месяцев вперёд. Вэй Усянь так не умел. Может, Лань Чжань придумал бы. Но Лань Чжань, конечно, так и не появился возле погребальных холмов. Даже без Лань Чжаня они отлично справлялись сами. Для начала седьмой дядюшка вместе с Вэнь Нином сходил на выторгованные у Цзинь Гуаншаня земли — и Вэй Усянь доволен был уже тем, что их не обманули: с этой пары деревень можно было худо-бедно прокормиться. Получалось, в ближайшее время им ничего не грозило. Но теперь и этого было мало. Вэй Усянь не забывал: он должен стать настоящей силой. Но вот он поднял отряд воинов клана Цзинь, сможет поднять и целую армию, но что дальше? Кому она нужна в мирное время? Только тем, кто хочет развязать войну — тем людям, с которыми Вэй Усянь связываться бы ни за что не стал. Наверное, он мог бы учить кого-нибудь защищаться от порождений тёмной энергии и делать талисманы на продажу. Почему бы и нет, Вэнь Цин же продавала в Илине свои лекарства, и на них всегда находился покупатель. Но к Старейшине Илина шли те, кто хотел бы повелевать мертвецами — и вот этому Вэй Усянь учить никого не собирался. Когда он поделился своими мыслями с Вэнь Цин, та фыркнула: — И что? Неужели среди этих не найдёшь себе нормального ученика? Придумай, чему можешь научить, распиши всё как следует и попроси отнести письмо в Пристань Лотоса. — Ты так говоришь, как будто сама искала учеников. — До войны мне разрешили отобрать себе помощниц из дворцовых служанок и обучить их ремеслу. А им больше нравилось моё положение во дворце — просились не в ученицы, а в наложницы. Но я как-то справилась. Может, она была права. Но письмо Цзян Чэну не писалось. Интереснее было разобраться в вытащенных из затылка гвоздях или в том, как работают наложенные на старые могилы проклятия. Кто-то должен был делать талисманы, отгоняющие тёмную энергию от их поселения, помогать с посадкой овощей, рассказывать А-Юаню весёлые или страшные истории. Столько дел! Где уж найти время, чтобы сесть и написать такое сложное письмо. Это работы — на целый день! А потом появился этот.