Илин Вэй

Посреди мирного и тихого дня — одного из многих — Вэнь Нин вдруг напрягся, прислушался, принюхался и ссадил А-Юаня с коленей. — Молодой господин Вэй? Вэй Усянь тоже слышал: тёмная энергия всколыхнулась. Зазвенел и тут же замолк сигнальный талисман. Неужели опять кому-то захотелось управлять тёмной энергией? Кто только не лез к ним: и люди Цзинь Гуаншаня, и искатели удачи, и отчаявшиеся, и негодяи. И про каждого надо было разузнать, а потом гнать куда подальше. Нечего им ошиваться у границы, ныть и распускать ненужные слухи. Вэй Усянь отложил заготовку для талисмана и побежал следом за Вэнь Нином. На тропе их никто не ждал. Вэй Усянь подготовился к — нападению, быть может? — но незваный гость затаился в кустах, а в серой траве на вытоптанной земле шевелилось что-то, такой же серый неживой подвижный ковёр. Крысы. Мёртвые крысы, наполненные тёмной энергией. Вэй Усянь знал только одного человека, которому могло хватить наглости и смекалки на такое представление. — Сюэ Ян! — Да, учитель Вэй. Он вышел из чахлых кустов, в которых прятался, незаметный даже в редких ветках. — Это были мои крысы. — Тебе они всё равно не пригодились, а мне как-то надо было выбираться из дворца. — Сюэ Ян усмехнулся, жадно глянул на Вэнь Нина и спросил: — Ну так что, теперь заберёшь свой подарок? — Не-а, я же сказал: не могу. — Ты! Ты запихал в меня эту штуку — и не можешь вытащить? — Могу вырезать вместе с золотым ядром, устроит? Сюэ Ян посмотрел на него как на предателя. И застыл, потерявшийся, не знающий, что делать дальше. Ему попросту не приходило в голову, что что-то может пойти не по-его. Что однажды ему понадобится то, чего нельзя потребовать, что не получится выбить силой, выкрасть или, может, выторговать. Вэй Усянь тоже не представлял, что делать с Печатью и с Сюэ Яном. Но этого измотанного и смертельно опасного человека отпускать было нельзя. — Пошли. И Сюэ Ян широко счастливо улыбнулся. Нет, Вэй Усянь совершенно не представлял, что делать с этим человеком. После, когда Сюэ Ян заснул под очищающими талисманами и с иглами в животе (как тут не вспомнить про гвозди!), Вэнь Цин потащила Вэй Усяня в дом. Оказывается, Сюэ Ян едва не умер от — и не сказать, от чего именно. От всего сразу: и от года с Печатью в животе, и от отравления тёмной энергией самой по себе, от забитых меридианов и искажения ци. Другой бы столько не протянул, а этот сумел как-то выбрался из башни Золотого Карпа и добраться сюда на одном упрямстве. — Он называет меня учителем. Что мне с ним делать? — Учить. — Я никого не учу тёмному заклинательству. — А этого придётся. И тёмному, и светлому пути — всему сразу. У него даже нет золотого ядра, только сгусток, а ему понадобится много сил, чтобы удерживать… это. Или вытаскивай, или убей, или учи. Она ничего не сказала про Печать, и правильно. Чем меньше про неё говорят, тем лучше. Что делать с этим гадёнышем? Вэй Усянь мог сделать с ним что угодно и быть в своём праве! Мог отомстить за год в плену, за изломанные кости, за до сих пор болящие пальцы и выбитые суставы, за… Но поднимется ли у него рука вместе с Печатью вырезать ядро из человека, пришедшего к нему по доброй воле? Из того, кто смотрит на него с восторгом, но и с готовностью рвать зубами за свою жизнь. И как такого учить? Чему? И как может учить человек, который сам остался без золотого ядра? День подошёл к концу, а Вэй Усянь так ничего и не решил. Он отсиживался в пещере, где раз за разом чертил и перечерчивал потоки энергии в Сюэ Яне и раз за разом получалась одна и та же картина: сгусток ци, зажатый между половинками Печати. — Вэнь Цин сказала, что ты взял меня в ученики, — бесцеремонно вломился к нему Сюэ Ян следующим утром. Выспавшийся и бодрый, он специально не замечал синяков под глазами Вэй Усяня. Вэнь Цин сказала не так, и Вэй Усянь не согласился учить, но и не придумал, что делать с ним дальше. Не убивать же. Не вырезать наживо ядро. Не оставлять бесконтрольно и бесцельно здесь болтаться. Сюэ Ян усмехнулся: — А знаешь, так смешно: и у тебя, и у меня есть один секрет. — Он обвёл свой даньтянь. — Вот тут. Вдруг я сболтну что-нибудь лишнее о Старейшине Илина? Вэй Усянь сложился пополам от смеха: а ему самому бы хватило наглости стащить что-нибудь у Лань Цижэня, а потом ещё и шантажировать, чтобы напроситься в ученики? Разве так просят? Но как ещё? Тех, что падал перед ним ниц, Вэй Усянь гнал не глядя. А этот смог контролировать крыс, которые даже мёртвыми норовили собраться в кучу и запутать хвосты в клубок. Этот единственный догадался, что у Вэй Усяня нет ядра. И ещё гвозди. Дырки от удивительно точно загнанных гвоздей до сих пор зудели и пачкали сукровицей одежду и постель, а контроль даже над десятком мертвецов давался с трудом. Вэй Усянь не слышал, чтобы кому-то удалось отрезать заклинателя от тёмной энергии. Наконец, Сюэ Ян смотрел на Вэй Усяня с восторгом в глазах — а кто ещё смотрел на него так, кроме А-Юаня? Вэн Ин не согласился взять Сюэ Яна в ученики — он согласился попробовать. Сюэ Ян же принял его согласие за безоговорочное «да». Несмотря на восторг, почтения к учителю в нём не водилось. Лань Цижэнь такого ученика не подпустил бы даже к воротам Облачных Глубин, но раз Вэй Усянь всегда и всё делал неправильно, что соблюдать приличия теперь? Всё равно уроки обычно заканчивались тем, что он ползал по полу пещеры вместе с учеником, вычерчивая контуры талисманов или выискивая ошибку в записях. Всё равно не держался достойно, пытаясь разобрать кривой почерк, в голос выл от кое-как прописанных черт, стоящих как попало — поди пойми ещё, что он имел в виду. Сюэ Ян только отмахивался: если он считал что-то неважным, переубедить его оказывалось почти невозможной задачей. Вразумлениями его было не пронять, и писать хоть немного разборчивее он согласился, только получив ожог во всю спину от неправильно сработавшего талисмана. Вэй Усянь начинал понимать Лань Цижэня. Но всё это меркло перед самой трудной задачей: Сюэ Яну нужно было золотое ядро, а тот как будто не понимал, зачем. Тёмная энергия липла к нему легко, почти без труда, и потому медитации, контроль энергии, ощущение собственных потоков ци казались Сюэ Яну по большей части пустой тратой времени. Сюэ Ян дремал вместо медитаций; считал ворон вместо дыхания в ритм; во время упражнений с мечом думал только о телесном и не замечал тока ци. — А можно как-нибудь вырастить ядро по-человечески, без всей этой мути? Да придумай кто простой способ, Вэй Усянь узнал бы о нём первым! Сюэ Ян не слышал, не понимал и искал обходной путь без скучных упражнений — как когда-то сам Вэй Усянь. И пусть бы, но сколько можно чистить меридианы, которые он забивал, гоняя вместо ци тёмную энергию? Сколько можно показывать раз за разом, повторять, убеждать, когда этот всё равно делал по-своему. Оставить его как есть, да и пусть себе травится тёмной энергией! Вэй Усянь махнул рукой, призывая ближайшего мертвеца-стража. Насвистел коротко: «Держать», — и потянулся тёмной энергией к Печати внутри. Та томно развернулась, качнулась немного, выпуская в кровь волну тёмной энергии. Ещё один импульс — она раскрутилась внутри, быстрее и быстрее. Её части потянулись друг к другу, пуская по телу больше отравы, забивающей меридианы, силясь соединиться и сдавить золотой сгусток. Сюэ Ян изо всех сил попытался вырваться, выпустить больше ци, растолкать Печать, но куда ему? Что может слабенький зачаток ядра против целой Печати преисподней? Темнота тянула Сюэ Яна ближе, ближе, ближе к искажению ци. Как смел этот отказываться от золотого ядра? У него такие широкие меридианы, такой потенциал — потрудись немного, всё получится, а его ещё приходилось уговаривать! Вырвать бы из него этот сгусток, забрать себе, раз не нужен — Вэй Усянь вырастил бы его со всем почтением и старанием. Он отшатнулся от хрипящего Сюэ Яна. — Вот поэтому ты должен медитировать. Чем больше тёмной энергии, тем сильнее Печать. Не будешь тренироваться — она задушит даже тот зачаток золотого ядра, который у тебя есть. Как насчёт того, чтобы жить в очищающем круге и через пару лет сдохнуть от искажения ци? Нравится? — С-сучий учитель, да в жопу твою Печать и такие уроки. Я понял. Скажи своему мертвецу, чтобы отнёс меня к Вэнь Цин. — Вот ещё, не заслужил. Есть силы — будешь ходить пешком, — хмыкнул Вэй Усянь. — Давай, я же вижу, ты справишься. Только когда Сюэ Ян скрылся за поворотом, Вэй Усянь привалился к дереву. Сердце колотилось. Всё-таки он сорвался. Не в лени Сюэ Яна было дело, не в зависти к его ядру — просто наложилось всё вместе. Это — и напоминание о тюрьме, о том, как он попался, о слабости, о том, как в голову входил тот гвоздь. Хватит. Вэй Усянь вытащил из рукава потрёпанную схему слияния Печати с ядром и порвал её на мелкие кусочки: решился учить — так и учи, а не примеряйся к ученику с ножом. Вэй Усянь помнил не только слабость. В темнице Сюэ Ян тайком называл его учителем, пусть даже бил и резал без жалости. Его голос и боль от ран оставались порой единственными материальными вещами в бесконечной зыбкой бессоннице. «Взялся учить — значит, учи», — повторил Вэй Усянь и велел на следующий день: — Нападай. И у злого, настороженного, может даже испуганного Сюэ Яна загорелись глаза. Как Вэй Усянь и думал, противником он был непростым. Никакой школы — только бесконечный опыт уличных драк и нападений исподтишка. Вёрткий, быстрый, чему-то он научился в Ланьлине, но это, напускное и не впитанное с детства, сменилось уличным стилем, стоило только немного усилить напор. И всё равно Вэй Усянь был сильнее. Не великая честь — лучшему ученику Юньмэн Цзян побить уличного мальчишку, да ещё и выйти из этого боя с горящим плечом — острые зубы едва не выгрызли из него кусок мяса. Это того стоило. После драки Сюэ Ян послушно уселся медитировать. Может, синяки по всему телу и ссадина на щеке помогали ему сосредоточиться, но сегодняшнюю медитацию, недолгую и поверхностную, Вэй Усянь счёл успехом. Да, ци пульсировала в Сюэ Яне слишком слабо для заклинателя, но какая разница? «Лучше, чем ничего», — повторил Вэй Усянь, пробуя эти слова на вкус. С таким учеником как Сюэ Ян, это звучало почти так же сладко, как «достичь невозможного». У них что-то начало получаться! Да, в том, что ему было не интересно, Сюэ Ян по-прежнему оставался невыносим — хуже самого Вэй Усяня (и в письмах к шицзе он уточнял раз за разом: неужели и я был таким? Ты уверена? Не может быть!). Разве только не бегал за вином в Илин, но не потому что не было денег (едва ли это бы его остановило) — просто не любил. На правила и приличия ему было по-прежнему плевать. Даже распорядок дня он не нарушал только потому, что никакого распорядка не было, а если бы и был, то главным нарушителем всё равно оказался бы Вэй Усянь. Бодрый Сюэ Ян не стеснялся смеяться над учителем, позже всех выбирающимся из постели. Зато — самое главное! — Сюэ Ян схватывал на лету. Он не изучал даже самых основ заклинательства, не провёл и дня за ученическим столом, а что знал — того нахватался как попало и где попало. Но стоило объяснить, и у него загорались глаза, он спрашивал, придумывал, выворачивал наизнанку всё подряд — грубо, жестоко, и в его примерах людей убивали без жалости и стыда. Не удивительно, что Вэнь Нин стал уводить А-Юаня с их уроков на другой конец поселения. — Вы дурно повлияете на него, — неожиданно упрямо объяснил он, и Вэй Усяню нечего было возразить. Как ещё мог повлиять на ребёнка человек, которого не выпустить в город без присмотра? Можно сказать, что Сюэ Ян преуспел в пяти искусствах из шести, если считать метание ножей за стрельбу из лука, а насвистывание похабных песенок — игрой на музыкальных инструментах, но благородным мужем он от этого не стал. Воровать он приучился, наверное, раньше, чем ходить, а в безнаказанности Ланьлина привык брать всё, что только захочется — и продолжал до тех пор, пока не попался однажды страже, которая всыпала ему палок и вышвырнула на улицу. Из уст оборванца обещание позвать Старейшину Илина здесь никого не впечатляло. Сюэ Ян едва не рычал от ярости — и эту черту его Вэй Усянь тоже приметил, но так и не придумал, что с ней делать. Во всех бедах Сюэ Яна был виноват кто угодно, кроме него самого. — Какой смысл идти в ученики к Старейшине Илина, если любой может избить тебя как последнего пса? — Ну так возвращайся к Цзинь Гуанъяо, раз там так хорошо. Сюэ Ян фыркнул, поднялся на ноги. Уличные повадки, слова, манера держаться и полное отсутствие воспитания — вот с чем Вэй Усяню приходилось иметь дело каждый день. Но когда он в письме пожаловался шицзе на это и на каждую из множества сложностей Сюэ Яна, то получил в ответ стопку книг и совет запастись терпением, разговаривать и объяснять как ребёнку. Вэй Усянь запомнил советы как следует — шицзе всё-таки даже с ним справлялась — и позвал А-Юаня. — Смотри, какие книжки! Хочешь, почитаем вместе? Это шицзе прислала, она и тебе привет передала. Я тебе рассказывал, у неё сын, он чуть младше тебя, она пишет, что он такой славный! Надеюсь, когда-нибудь я тебя познакомлю с А-Лином, уверен, вы с ним подружитесь! А-Юань закивал, подсел к Вэй Усяню, задумчиво полистал книжки, а потом тихо-тихо признался: — А-Сянь, я хочу конфетку. Вэй Усянь только вздохнул. Ну что он мог сказать А-Юаню, который даже не помнил нормальной жизни? То, как они жили сейчас — уже настоящий праздник после стольких лет впроголодь. Хорошо уже то, что А-Юаня хотя бы не шатало от ветра. Да, в Пристани Лотоса ровесники обогнали его в росте, но ничего! Он ещё вырастет в лучшего, самого сильного, самого красиво заклинателя! — так Вэй Усянь и сказал. И с чего А-Юань вспомнил про конфеты? Даже самому послушному ребёнку иногда хотелось сладкого — и Вэй Усянь хотел бы покупать ему лучшие конфеты сам и почаще, а не надеяться на богатого гэгэ, который совсем пропал в своих Облачных Глубинах. — Извини, А-Юань, здесь нет конфет, ты же знаешь. Потом мы обязательно что-нибудь придумаем, и у тебя будут любые сладости, какие только захочешь! — А откуда тогда конфеты у Яна-гэгэ? — М-м, а давай-ка спросим у него самого. Где он? А-Юань показал на далёкое дерево у скалы — место, где Сюэ Яна видели чаще всего. Нетрудно было догадаться, почему ему полюбилось там сидеть: к дереву вела всего одна крутая тропа, а гравий, как ни старайся, похрустывал под ногами. Самый лучший наблюдательный пункт, отличное место для того, чтобы расслабиться, когда вокруг одни враги. Вэй Усянь поначалу и сам любил забраться на ту ветку, на которой сидел сейчас Сюэ Ян. Закрыв глаза от удовольствия, тот дожёвывал танхулу. — Где взял? — Купил. Всё в порядке, учитель, в общак я не полезу. Знакомые попросили, я им сделал два компаса на пробу. Вот. — Он кинул Вэй Усяню потёртый цянькунь. — Если понравится, возьмут ещё пять штук. Думаю, уже через пару дней, когда эти доломают. — Доломают? — Конечно. Они же не дураки, зачем им каждый раз покупать, если можно сделать самим. Только кто ж им даст? Сломают корпус — и всё внутри сгорит. Что это за знакомые, которым нужны компасы, Вэй Усянь, пожалуй, не хотел знать. Может, расхитители гробниц, а может и просто странствующие заклинатели. Но А-Юань впервые за год получил конфету (Сюэ Ян смотрел на него как на предателя), а пять компасов за такую цену — это ткань на зимние одежды для всего их поселения, и ещё останется на то, чтобы нанять в деревне пару девочек пошустрее, чтобы помогли с шитьём. Или лучше отдать эти деньги Вэнь Цин, чтобы она сделала на продажу дорогие снадобья, а потом вновь пустить прибыль в дело? Или… Раз за такую безделицу люди готовы были платить, то стоило навести порядок в записках и подумать, что из этого может кому-то пригодиться. Конец первой части.