Илин Вэй

Путь до Ланьлина затянулся. Они могли бы добраться за пять-шесть дней без спешки, останавливаясь отдыхать, где и когда захочется. Но они были в дороге уже больше месяца. Чем дальше от больших городов, тем нужнее была помощь и тем злее люди говорили о кланах, под защитой которых якобы находились. Знали ли об этом главы кланов? Да. Но даже когда на задворках их владений начинали ходить ходуном старые кладбища, а в озёрах — резвиться водные гули, им было всё равно — лишь бы не страдали торговые пути и рыбные угодья. Вблизи от резиденций кланов ещё блюли подобие порядка, но в деревнях людям чаще приходилось полагаться только на себя и странствующих заклинателей — таких, как они с Сун Цзычэнем. Одного наглого и сильного оборотня они поймали в городке, стоящем на людной дороге, и что же? Никому не было до него дела целый год. И с проблемой, которую год назад решила бы пара-тройка способных учеников, теперь даже сильному заклинателю приходилось держать ухо востро. И это Ланьлин Цзинь, где не знали недостатка ни в людях, ни в деньгах. Ни война, ни происшествие со Старейшиной Илина с год назад — Сяо Синчэнь и Сун Цзычэнь так и не пришли к единому мнению, что это было на самом деле — не ослабило их. Поэтому, хоть и непочтительно было так откладывать свой визит, но они использовали любой предлог для того, чтобы задержаться в пути — и раз за разом обещали друг другу не делать так больше, но кому-то неизменно оказывалась нужна помощь. Только вблизи Ланьлина поводы для остановок закончились: здесь адепты действительно следили за порядком. Тут можно было бы подняться на меч, не переживая, что в этих богатых и тучных краях люди останутся без помощи. Всего несколько дней до башни Золотого Карпа, где, наверное, им предложат вступить в клан, а они со всей вежливостью откажутся. Но трактир, где они сделали последнюю остановку на ночь, гудел от новостей! Не сговариваясь, Сяо Синчэнь с Сун Цзычэнем подремали пару часов и на рассвете отправились прочь от растревоженного змеиного гнезда, которым оказался на деле великий клан. Едва ли кому-то было до них дело теперь, когда оказалось, что Старейшина Илина жив! Только поздним вечером они остановились отдохнуть, и дальше снова шли пешком, как обычно выбирая путь по узким дорожкам через небольшие города и деревни. Первые дни Цзычэнь настороженно смотрел по сторонам и вслушивался в сплетни, а Сяо Синчэнь… Что ж, Баошань саньжэнь предупреждала его и об этом, но как же горько было убеждаться в том, что гниль дошла до самого сердца великого клана. Тем важнее казалась их мечта — своя школа, объединяющая людей, родственных духом. Свободная от этой грязи, от подлости. Где будут помогать каждому, и богатому, и бедному — в больших городах и забытых деревнях. Пока до этого было далеко, но они могли помогать людям и так, узнавать больше о том, как живут и трудятся люди в других местах, какие опасности им грозят и как можно их защитить. Теперь, когда у них не было цели, они могли себе позволить задерживаться не только там, где беда, но и оставаться ненадолго в монастырях и резиденциях небогатых кланов. Их слава бежала впереди них, и везде им были рады, везде считали за честь принять их, а они — присмотреться к тому, как всё устроено. Они не расспрашивали напрямую: Цзычэнь лишь молча наблюдал, пока Сяо Синчэнь разговаривал с адептами и главами школ и тоже смотрел и интересовался, будто бы невзначай. После они делились мыслями, и чаще всего их выводы чудесным образом совпадали. И пусть порой случалось, что незначительная деталь становилась предметом споров на несколько дней, тем слаще было потом прийти к согласию, найдя истину. С каждым днём набиралось всё больше вопросов и проблем, которые придётся как-то решать, конфликты и компромиссы, о которых они даже не задумывались прежде. Так тем и интереснее, разве нет? Они шли дальше — по-прежнему без какой-то цели и выбирали направление как подскажет сердце: задержались на несколько месяцев в Байсюэ, медитировали на руинах горного храма и даже заглянули в Облачные Глубины. И куда бы они ни направились, нигде не стихали разговоры о возвращении Старейшины Илина. Говорили, что его невозможно убить, что он зачаровал себя и поднялся лютым мертвецом; что Цзинь Гуаншань хотел выпытать секрет его силы; что на Лань Ванцзи наложили чары, от которых его разум помутился. Или же что Цзинь Гуаншань хотел, чтобы Старейшина поднял ему побольше мёртвых красавиц — или же поднял его орудие, потому что целители разводили руками. На рыночных площадях последнюю сплетню любили больше всего. Никто не знал правды. Никто не знал, чего ждать дальше. Но самые страшные предположения пока не оправдывались: Старейшина Илина не пошёл на обидчика — не было ни чудовищной армии, поднятой его волей, ни кровавых рек, ни выжженной башни Золотого Карпа. Только с холмов спустились мёртвые воины Цзинь Гуаншаня в назидание всем врагам. Даже Старейшина Илина может устать от войны. Даже он не жаждет проливать кровь. Время шло, а разговоры не затихали. Кланы возмущало то, с какой лёгкостью Вэй Усянь шёл против традиций, то, как он продавал свои тёмные талисманы равно и заклинателям, и простым людям, словно обычный ремесленник. Злило их и то, что Вэй Усянь в открытую сказал, что не планирует брать учеников и учить их своему ремеслу — так, как повелось испокон веков, но готов за плату давать уроки мастерам талисманов. Он смел открыто предлагать всё это, словно он торговец на рынке и оборванец без малейшего представления о приличиях. Возмущение бесстыдством копилось, люди шептались равно на торговой площади и в приличных чайных домах. И вскоре до них с Цзычэнем дошли разговоры о том, что Вэй Усяня ждут на следующем совете кланов. Но, оказывается, ждали и их. Городской голова передал им письмо от главы клана Яо, липкое от сладких слов и обещанных благ. Цзычэнь объяснил: — Он злится, что мы заходим в крестьянские дома и монастыри, но так и не почтили визитом ни одного дворца. — И Сяо Синчэнь не сдержал смешка, хоть весёлого на самом деле было мало. Что бы он делал без таких объяснений? Его бы облапошили в первые же дни! Да и сейчас он ещё не слишком хорошо понимал все эти недомолвки, а на совете тем более предстояло держать ухо востро, никому не верить и не давать опрометчивых обещаний: не только Яо — многие не отказались бы если не принять их в свои ряды, то хоть бы выразить почтение, раз уж не получилось раньше. А раз так, им ни к чему было спешить и приезжать загодя. Путь до резиденции клана Яо мог бы занять четыре дня, но они и в этот раз растянули его втрое, явившись в день совета. — Как жаль, что вы не смогли прибыть раньше. Я бы достойно встретил даочжанов и сам бы всё им показал, но — увы! Возможно, вы сможете задержаться после? — Мы не можем ничего обещать уважаемому главе клана. Глава Яо подозвал одного из племянников, настолько же щедрого на похвальбу и лесть. Поклонившись, он повёл их по дворцу. И Сяо Синчэнь, и Цзычэнь чувствовали себя неуютно. Они вежливо отдавали должное приёму и дому, но потрясала ли их роскошь? Едва ли. Монастырь Байсюэ всегда получал достаточно пожертвований, и за столетия там скопилось достаточно образцов изящной резьбы по дереву, драгоценных камней и свитков со средоточием мудрости со всех концов света. И в обители наставницы, как Сяо Синчэнь теперь понимал, скромность обстановки не означала бедность: он видел каждый день золото и нефрит, пользовался превосходными кистями и тушью, научился относиться с равным почтением и к простой глиняной миске, и к тончайшей фарфоровой чашке. Разве роскошь дворца могла отвлечь их от намерений главы клана? С каких пор роскошь заменяла собой добрые намерения и честность? Их повели дальше, к площадке, где тренировались адепты — не хорошо и не плохо, как мог судить Сяо Синчэнь. Мимо обустроенной минши, конюшен и по дворцу. Светлые просторные комнаты, хороший фэншуй — богатый клан, готовый принять их на отличных условиях. Чего ещё желать? — Я должен чувствовать себя польщённым. Нас пригласили на совет, мы познакомимся с выдающимися заклинателями… — И заведём полезные связи, да, — отстранённо закончил за него Цзычэнь, потирая то ладонь, то предплечье, сам не замечая этого. Была бы рядом река — окунулся бы в неё, не раздумывая. Сяо Синчэнь отвёл взгляд. Его вина: это он полез самую толпу. Они ведь могли задержаться снаружи и подождать. Но как было удержаться и не посмотреть на прибытие Вэй Усяня? Тот восседал на плече своего Призрачного Генерала и словно насмехался над заклинательским миром и путём меча. Зрелище того стоило, но Цзычэнь ненавидел толпу. Сяо Синчэнь намочил полотенце и протянул его, одними губами сказав: «Спасибо». — Ничего, мне тоже стоило это увидеть. Пойдём? Заклинатели уже стекались в зал — главы кланов, их наследники и помощники, уважаемые мудрецы. Они с Цзычэнем. И Вэй Усянь. Тот вошёл со своими спутниками последним, и тут же все разговоры замерли. В тишине он прошёл к выделенным для него местам в стороне от остальных. Не почётные места, но и не самые скверные. Все присматривались к ним, мрачным, худым, полным решимости, настороженным. К Вэй Усяню и стоящему по левую руку от него разумному лютому мертвецу, обладающему своей волей; к пожилому Вэню и бандитского вида ученику, который меньше всего походил на приличного юного заклинателя. Насколько они отличались от других школ и кланов — и от того, что успел вообразить себе Сяо Синчэнь! По правде, Илин Вэй нельзя было даже назвать школой — разве может быть школа без адептов? У Вэй Усяня был лишь один ученик. Но где один — там будет и десять, разве нет? «Ученик — такой же наглец, как сам Вэй Усянь», — тишина сменилась шорохами и перешёптываниями, которые становились всё громче и громче. «Кто дал им право?», «Что возомнили о себе эти отбросы?». Вслух заговорил один, второй, третий. Они бесновались, но кто мог ему запретить? Илин Вэй не использовал чужие ритуалы, не посягал на чужую землю, но кланы считали, что вправе запретить. От Вэй Усяня хотели услышать… что? Объяснения, оправдания, покаяния? Они не видели: Вэй Усянь пришёл не униженно просить у них разрешения, а только сообщить им из вежливости, что он в своём праве. Он злился на тех, кто смел возражать ему — и до его руки то и дело дотрагивался Вэнь Юншэн. Сяо Синчэнь видел не искорёженные тьмой души, а уставших и измученных простых людей. Призрачный Генерал — разве вызывал он сейчас ужас? Разве он не контролировал себя? Или вот этот юноша, который стоял за спиной Вэй Усяня и взирал на мир и учителя нагло, без малейшего почтения — разве он походил на отравленных тьмой заклинателей, которые порой встречались Сяо Синчэню на пути? Неужели Старейшина Илина и правда смог подчинить себе тёмную энергию? Людей вокруг волновало не это. Их по-настоящему возмущало то, что он отказывается ползать перед ними на брюхе. Для них Вэй Усянь раз за разом повторял: они в своём праве. Они не нарушают законов. Их талисманы не вредят людям и не нарушают гармонию инь и ян. И уж конечно, для их изготовления не нужно убивать, осквернять кладбища и использовать Печать. Его не слышали, и всё повторялось по новой. И ещё раз, без конца — пока, наконец, Цзинь Гуанъяо не предложил господам заклинателям устроить короткий перерыв. Отдых для всех, но не для них с Цзычэнем: к ним подходили познакомиться теперь все те, кто не успел раньше. Поговорить, вытянуть из них обещание посетить как-нибудь их клан — что угодно. Сложно было уследить за их речами, иногда прямолинейными, иногда такими, в которых истинную цель скрывали многие слои лжи и лести. Сяо Синчэнь, не вслушиваясь особо, украдкой поглядывал в сторону Вэй Усяня. Тот по-прежнему держался особняком — мало кто решался подойти к ним кроме, может, давних знакомых. Завораживающее зрелище: он непринуждённо хлопал их по плечу, смеялся вместе с учеником, пихал локтем Призрачного Генерала, широко улыбался — и тут же становился серьёзным вновь. — Простите, что обращаюсь к вам вот так. — Цзинь Гуанъяо подошёл к ним неслышно и почти незаметно. — Смею ли я просить даочжанов заглянуть на досуге в эти бумаги. Возможно, идея этого недостойного покажется вам стоящей внимания. Он коротко поклонился и исчез, а Цзычэнь только глянул на протянутые ему листы, нахмурился и аккуратно убрал их в рукав. — Что там? — спросил Сяо Синчэнь. — Проект смотровых башен. — А-а, эти башни! Выбросите из головы, — проворчал ещё один подошедший поздороваться заклинатель — его имени они не знали. — Никому не нужная блажь. И не связывайтесь лучше с Цзинь Гуанъяо, вот вам мой совет: шлюхин сын в немилости и у отца, и у своих названых братьев. Сяо Синчэнь кивнул из уважения к возрасту и происхождению этого господина, но слушать его больше и не пытался, только кивал невпопад: что же там за проект, так заинтересовавший Цзычэня? Перерыв закончился, но, отдохнув, заклинатели набрались не мудрости, а только сил для бессмысленной ярости. Они спорили и больше и больше теряли лицо. Требования теперь выходили за рамки разумного: казнить? уничтожить? Недопустимо! Сяо Синчэнь попытался раз вмешаться, но очень скоро понял, что его не услышат. Цзычэнь сидел со всё более непроницаемым лицом. Сяо Синчэнь наклонился и шепнул: «Когда это закончится, давай найдём пещеру в горах? Тишина, никаких людей, долгая медитация», — и получил едва слышное: «Небеса, да», — в ответ. Крики становились всё громче, и чтобы отвлечься от этой людской грязи, Сяо Синчэнь начал поглядывать на соседей — торжественных и молчаливых представителей Гусу Лань. Они сидели так близко, что при желании могли бы даже переговариваться с ними, если бы правила позволяли им праздные разговоры. Пожалуй, клан Лань ему нравился больше многих: и глава клана, и Облачные Глубины оставили приятное впечатление, но слишком строгий устав… Нет, их школа не будет похожа на монастырь, об этом Сяо Синчэнь готов был спорить с Цзычэнем до конца. Как же хотелось уйти! Но обвинения сыпались бесконечным потоком, пока, наконец, наглый ученик Вэй Усяня не ухмыльнулся и не сказал: — Мы ничего такого не делаем. Боитесь наших талисманов? Так мы никого не заставляем покупать. Но давайте, проверяйте. Хотите убедиться, что мы не врём — так отправьте кого-нибудь, мы не против. Как же его звали? Его имя звучало с самого начала, но Сяо Сичнэнь тогда отвлёкся. — Что он себе позволяет? — пронёсся недовольный выдох над залом. — Кто это такой? Его видели в свите Цзинь Гуанъяо. О нём много говорили, об этом Сюэ Яне: преступник, оборванец, тот, кто не знает своих предков и не уважает вековые порядки. Какого ещё ученика мог взять Вэй Усянь? Не говорит ли такой ученик больше об учителе? Но может, эта наглость — часть какого-то плана? Вэй Усянь не одёрнул своего ученика, не велел ему вести себя прилично, а ведь тот до сих пор сидел тихо. Люди кричали вокруг — суетное злое море. — Как они смеют предлагать такое? Конечно, мы проверим! Но кто? Кто будет следить за Старейшиной Илина? И в этой толпе всё чаще звучало: — Лань Ванцзи! — А правда! Лань Ванцзи. Лань Ванцзи подойдёт. Великие кланы — те, чьи голоса действительно имели здесь вес — пока молчали. Цзинь Гуаншань поглядывал оценивающе из-за веера на всё и всех: на Вэй Усяня, на главу клана Цзян, поигрывающего искрящим кольцом на пальце, на глав кланов Лань и Не. Сяо Синчэню так не нравился его взгляд. О чём он думал? Какую выгоду искал для себя? Как хорошо, что они с Цзычэнем не успели дойти до Ланьлина и поговорить с ним с глазу на глаз — разговор наверняка вышел бы сложным и неприятным. Сяо Синчэнь снова покосился на соседей, но Лань Сичэнь пока не вмешивался, только спросил: — Что скажешь, дагэ? — Лишним не будет, — только и сказал молчавший до этого глава клана Не. — Твой брат подойдёт. Тут уже зашептались даже адепты Лань, и в ответ на возмущение своего дяди Лань Синчэнь прошептал, кажется: «Я не смогу его переубедить», — словно значение имело лишь желание самого Лань Ванцзи. Голоса звучали всё громче, в этих криках не разобрать было слов — и тут Лань Ванцзи поднялся на ноги, не дожидаясь, когда Цзинь Гуаншань вынесет окончательное решение. Он шагнул вперёд — и люди смотрели на него с осуждением, зло, торжествующе. В воздухе звенело: «Вот тебе за то, что посмел освободить старейшину Илина». «Добавил нам проблем». «Получай». «Плати за ошибки». «Будь он в нашем клане, не отделался бы так легко!» Будь у них чуть меньше воспитания и страха, насмехались бы вслух и швыряли гнилыми овощами. Но Лань Ванцзи шёл к старейшине Илина в тишине, уверенно и твёрдо — шёл бы так и под градом насмешек. Он подошёл к Вэй Усяню. Белоснежные одеяния клана Лань светились на фоне тёмных цветов Илин Вэй, будто впитавших в себя пепел Погребальных холмов. И Вэй Усянь, скрыв мелькнувшие во взгляде вину и сомнения, поднял на него глаза, широко улыбнулся и сказал: — Когда я говорил: «Увидимся в другой раз», я не думал, что ты так припозднишься! Тут все заголосили вновь, возмущённые, оскорблённые, недовольные тем, что оскорбление не ударило в цель. Что хуже, Цзинь Гуаншань тоже казался недовольным и — что ещё хуже — он поймал взгляд Сяо Синчэня, направленный на него. — Пойдём отсюда, — прошептал Сяо Синчэнь Цзычэню, и тот тут же кивнул. Они тихо ушли, пользуясь тем, что никому сейчас не было дела до них, бродячих заклинателей. — Наша школа не будет такой, как эти, — слабо сказал он, когда они оказались сначала во дворе, а потом на улице. Цзычэнь кивнул ему без прежней уверенности. «Таковы люди» — говорила Баошань саньжэнь.