Илин Вэй

Весна, нездоровая и холодная, в этих краях не знаменовала собой жизнь и возрождение — на это ей не хватало сил. Дни становились длиннее, но солнце прогревало скалы без охоты, а туманы по-прежнему тяжело и густо ложились на дома и деревья. Разве что чуть хуже текли энергии, чуть тише кашляла вдова Тун — вот и всё. Перемены обещал большой мир. Самые первые переселенцы не дождались даже нового года, а как погода установилась, в путь отправились и остальные смелые и отчаянные. Покидали город пешком и на телегах, с огромными корзинами или лишь с самым необходимым в заплечной сумке. По большому счёту, последовать совету Сюэ Яна решилось не так много семейств, но жизнь менялась, и те, кто остались, будто ждали знака. Словно за половину луны кто-то дошёл бы до новых земель, да ещё и послал гонца на мече: приходите. Или, наоборот, в город прибыл бы вестник в похоронных одеждах и сказал: мертвы. Но гонца не было, не было и знака. Люди продолжали уходить. Знакомые и те, кого Сяо Синчэнь помнил только в лицо, честные люди и жулики, богатые по меркам этого места и нищие. Ушла женщина, которая стирала им бельё в оплату за помощь Сюэ Яна. Соседи купили Звёздочку, велели на всякий случай присмотреть за оставленным домом и брать всё, что только понадобится. Потрепав напоследок ослика по шее, Сяо Синчэнь вздохнул с облегчением: тот скверно себя чувствовал в стылом городе, в тумане и холоде. Когда соседи разъехались, Сяо Синчэнь решился расширить круг. Этим он ещё больше испортил ток энергий, зато круг стал требовать меньше сил, а Сюэ Ян получил хоть немного свободы — пусть в кустах и бурьяне. Когда-то они с Цзычэнем мечтали сделать такие места лучше, но теперь Сяо Синчэнь… наоборот, только портил. Потом он придумает, что можно исправить, а пока для оставшихся в городе он делал всё, что в его силах. Он скорбел о тяготах и неизбежных потерях ушедших, о тех, кто не выдержит пути. Но для остальных перемены будут к лучшему, и неважно, поселятся они во владениях Старейшины Илина или осядут в городах и деревнях по дороге. Но несмотря на все старания, многие из оставшихся начали посматривать на Сяо Синчэня без прежней симпатии. Что тут сказать, он и правда был отчасти виноват, что улицы опустели, а торговля шла вяло. Сюэ Ян злился, если до него долетали отголоски таких разговоров, и просил позвать этих слишком разговорчивых в гости — не захотел ни один, но может, Сяо Синчэнь в душе не возражал бы, если бы Сюэ Ян немного «поучил их уважению» — для этого тому часто хватало одного взгляда. Они с Сюэ Яном продолжали жить вдвоём, в скверном месте, которое Сяо Синчэнь делал лучше и хуже одновременно. Временное пристанище стало домом, не самым ухоженным и непохожим на другие дома. Вскоре после Нового года Сяо Синчэнь со всем почтением убрал с алтаря изображения божеств и чужие таблички и начал сводить туда все заклинания и контуры. После туда же он добавил сигнальные талисманы. Сам бы он о них и не задумался, но Сюэ Ян с ленивой снисходительностью протянул: — Посуди, даочжан. Мало ли кто нагрянет, а я тут сижу беззащитный. Мне даже трупы взять будет неоткуда, кладбище далеко, а ты разогнал всех соседей. Какая доля шутки была в этой шутке? Даже теперь «беззащитный» Сюэ Ян стоил многих заклинателей. Но идея была хорошая, и ещё один барьер, на удивление, Сяо Синчэня не затруднил. Постоянный отток сил больше не мешал, он привык и не чувствовал прежней усталости — просто делал привычное и посильное дело. Он защищал их дом. Сяо Синчэнь и правда начал считать эту развалюху домом, и не только он, но и Сюэ Ян. Захоти, они могли бы переехать в освободившийся дом ближе к центру города, нашли бы по средствам и потребностям, а с кругом для Сюэ Яна можно было бы что-нибудь придумать. Но нет, они обжились именно здесь, и обоим нравилось, что дом стоит одновременно и в городе, и будто вне его. Здесь они жили без оглядки на других. Они разгребли двор, прежде наполовину заваленный обрезками досок, заготовками и просто хламом, и оказалось, что места там достаточно для любых занятий и упражнений — хоть вместе, хоть порознь. Сяо Синчэнь обустроил небольшой аптекарский садик, Сюэ Ян под навесом посадил силача преисподней, а в кладовке ждали своей очереди ещё трое или четверо — на них Сюэ Ян оттачивал навыки метания дротиков и талисманов. Смотреть на эти упражнения, равно как и на дыры и подпалины от них, было неизменно неприятно, но единственный раз Сяо Синчэнь позволил уговорить себя попробовать. — А хочешь, даочжан, нарисуем зрачки и оживим его немного? Капля тёмной энергии, а столько веселья! В движущейся мишени мог бы быть прок, но тёмная энергия в их доме была под запретом. Для остального же запретов почти не было. Всему находился свой час и своё место: и работе по дому, и ленивым часам в кровати, и медитациям при луне, но, кажется, больше всего Сюэ Яну понравилось смотреть, как тренируется Сяо Синчэнь. Стоило только снять Шуанхуа с подставки, он устраивался на высоком пороге. Если не забывал, то притворялся, что просто вышел со скуки, но на самом деле смотрел с постоянным интересом. Под этим жадным взглядом хотелось показать себя, выполнить упражнения красивее и точнее, чем всегда. Но расслабленность Сюэ Яна нельзя было принимать как должное. Иногда на него находило вдруг настроение, и он без предупреждения атаковал. Как прежде, он не сдерживался и бил всерьёз, а на все просьбы так не делать разводил руками и говорил: — Смотреть невозможно, танец, а не драка. Как-то Сяо Синчэнь не выдержал, перехватил руку Сюэ Яна и облизнул её, пыльную и солёную. Тот беспомощно глянул на него и на несколько дней успокоился. Этот приём Сяо Синчэнь взял на вооружение, и он ни разу не дал сбоев. Но если Сюэ Ян не мог смотреть на «танец», то Сяо Синчэнь — на образование Сюэ Яна, похожее на лоскутное одеяло. Иногда в записях встречались удивительные заключения, но на вопрос, почему так, Сюэ Ян неизменно пожимал плечами: — Да какая разница, ясно же, что будет работать. Сяо Синчэню приходилось садиться и разбираться — ему было совсем не ясно, с чего Сюэ Ян это взял, и что из его идей будет работать и как: неправильно, тяжело, вытягивая все силы или же наоборот, ловко и складно. Что-то из придумок уже было не раз описано в книгах, а Сюэ Ян изобретал заново. Но однажды он почти додумался до одного из секретов Наставницы, и большого труда стоило удержаться и не подсказать последний шаг. Вэй Усянь и даже Лань Ванцзи пытались его чему-то доучить, но им, воспитанным в богатом клане, многое казалось очевидным — как до недавнего времени и самому Сяо Синчэню, — а Сюэ Ян был не самым простым и покладистым учеником. Теперь Сяо Синчэнь взялся за дело всерьёз. Он собрал все стоящие книги, какие только сумел достать в городе — немного, совсем немного. Чаще приходилось записывать по памяти всё, что казалось важным. Сюэ Ян по-прежнему пролистывал половину и просил купить ему лучше историй про хитрых воров, голых девок и похождения даосов, но Сяо Синчэнь не расстраивался: даже с таким подходом из по-настоящему важных книг Сюэ Ян брал больше, чем иные из целой библиотеки. Он читал, развалившись в кровати или устроившись в своём странно обустроенном углу, то и дело задумывался, порой сердито цыкал, откладывал книгу и выкидывал из своих записей лист-другой, а на оставшихся вымарывал ошибки. Он никогда не признавал вслух, что был неправ, но стопка идей, заметок о талисманах и работе с тёмной энергией росла и менялась вместе с Сюэ Яном. Сяо Синчэнь представлял себе, как из их — не только Сюэ Яна, его тоже, — заметок когда-нибудь получится написать целую книгу. Какой она будет, выросшая из их неспешной работы вместе и находок, порождённых необходимостью. Одним утром его накрыло пониманием: они с Сюэ Яном… живут вместе, как семья. Без всяких слов, без обещаний и договоров, их вынужденное сосуществование, его — «легкомыслие», как назвал это Цзычэнь — превратилось в простую жизнь вместе. Они делили кров, пищу и мысли. Хоть между ними не было той удивительной схожести помыслов и устремлений, как с Цзычэнем, но Сяо Синчэнь хотел идти с Сюэ Яном по одной дороге. Хотел помочь ему выбрать широкий и светлый путь. Они делили не только кров, но и ложе. Кровать, окончательно переделанная для двоих, теперь занимала большую часть спальни и первый взгляд больше походила не на брачное, а на ритуальное ложе с амулетами и талисманами повсюду: от кошмаров, для очистки энергий и лучшего фэншуя. На этом ритуальном ложе они соединялись в объятиях, неотличимых от брачных. Неожиданным благом обернулось то, что они поселились на отшибе. Здесь никто не мешал им, и их каждодневная жизнь принадлежала только им двоим. И Сяо Синчэнь не мог этому не радоваться, ведь будь даже один из них женщиной — даже женой! — то, что у них происходило, не предназначалось для чужих глаз. Сяо Синчэнь помнил, что неприлично целоваться под ярким солнечным светом или в сумерках прижиматься друг к другу без стыда, но как было удержаться, когда Сюэ Ян садился рядом в кое-как запахнутом халате? Оно получалось будто само собой — только что говорили о талисманах, а вот уже целуются на кровати. Сюэ Ян мог от скуки прижиматься к Сяо Синчэню, когда тот готовил им обед, то предлагать нелепое и абсурдное. Он мог сказать: — Давай будто я Вэй Усянь в плену, а ты меня спасаешь и наставляешь? — и сам расхохотаться от души. Удивительно, но парным совершенствованием они почти не занимались: эти практики Сюэ Яну пришлись не по вкусу. Он больше любил спонтанные ласки, а не дисциплину и так смешно обижался, если Сяо Синчэнь удерживал семя. Какое самосовершенствование, если они могли кататься в пыли — простая борьба вместо ювелирного управления вложенной в меч ци, — и Сюэ Ян вдруг седлал его и начинал целовать? После они мыли друг друга в горячей бочке с настоем собранных на гари трав и начинали по новой. В этих занятиях они не учитывали ни благоприятные дни, ни положение тел по сторонам света: оба следовали сиюминутным порывам, да и какая разница — заклинательские силы Сюэ Яна росли всё равно. Зато каждый уголок дома теперь наводил на приятные мысли: в самые холодные ночи они перебирались к очагу и грели друг друга в гнезде из одеял; на лестницу Сяо Синчэнь не мог смотреть — он тогда всего-то хотел докинуть соломы на крышу. За столиком они вместе рисовали талисманы на заказ, а после он впервые взял Сюэ Яна там же, на подсохших заготовках. Потом Сяо Синчэню было стыдно, но недолго, а им обоим — очень-очень хорошо, но половину работы пришлось переделывать. Ритуалы и правила в их доме были свои. О таком не писали мудрецы: конфета вечером и поцелуй перед сном. Обязательные шутки про даочжана, который не умеет торговаться, и специально отложенная порция риса с овощами, которую нужно съесть под внимательным взглядом. Было и неписаное правило обниматься по любому поводу, просто так. Сяо Синчэнь никогда прежде не чувствовал себя таким затроганным, а Сюэ Ян не переставал касаться его при любой возможности. Холод оказывался лишь предлогом засунуть руки под мышки, сначала защекотать, рассмешить, а потом просто лежать рядом и засыпать, держась за руки. Но так хотелось снова погулять с Сюэ Яном по городу, полетать над скалами вдвоём, на рассвете подняться с обрыва в восходящий поток — догонять друг друга, ловить, подниматься выше облаков и прижимать к земле. Так хотелось уходить с ним на ночную охоту вместе, не видеть этот тоскливый загнанный взгляд. Скоро! Ещё немного усилий, чуть-чуть труда — и они смогут всё делать вместе. А пока они целовались, стоя на мечах — пусть не в движении, а лишь зависнув невысоко над землёй, это же тоже считалось? Когда они выберутся отсюда, это место останется в тёплых воспоминаниях. Да, сырое бельё зеленело здесь за два дня, а на одежде, оставшейся от прежней жизни, появились первые заплатки, но разве это имело значение? Сюэ Ян бы поспорил, но Сяо Синчэнь не жалел о решениях, которые привели их сюда, но не мог не задаваться вопросом: его новые знания, весь опыт и их жизнь вместе — во что они обратятся в большом мире, спрятанном за туманом на другом конце дороги? Убийство Чан Цыаня и гибель клана Чан не отменить и не забыть. Может, их до сих пор ищут. Тогда лучше бы им потеряться в городе И навсегда — здесь они нужны, здесь безопасно, здесь… их дом? Но нет. Затянувшаяся передышка подходила к концу. Сюэ Ян набирался сил. Пока они не говорили о том, что будут делать потом, только предвкушали прогулки в город, на рынок и Сюэ Ян готов был нарочно тянуть короткую палочку, лишь бы не сидеть дома. Скорей бы! На рынке от Сюэ Яна всегда было больше толку, это Сяо Синчэнь до сих пор стыдился торговаться и отказываться от «возьми ещё масла, даочжан». Пока же повсюду приходилось ходить самому. Все возможные маршруты Сяо Синчэнь давно выучил наизусть. Так, каждый третий день он шёл на другой конец города проведать вдову Тун. Туманы убивали её лёгкие, и ей бы поселиться там, где тепло и свежий ветер — о месте в телеге как-нибудь договорились бы, пока была возможность. Но она наотрез отказалась переезжать даже в соседнюю деревню и до сих пор стояла на своём. «Лучше проживу год, но рядом с моими могилами, чем три — в чужих стенах», — говорила она, и у Сяо Синчэня не находилось духу с ней спорить. Но сегодня она чувствовала себя неплохо и даже передала завёрнутый в тряпицу баоцзы для Сюэ Яна. Прежде они не ладили, но теперь недуги удерживали их на расстоянии, а споры почти забылись. Она даже расспрашивала, как живёт этот проходимец, не обижает ли, почём продают сою на углу — и пусть Сяо Синчэнь в следующий раз принесёт той, которая подешевле, а старших надо слушать, и правда ли, что Сюэ Ян раньше был тёмным заклинателем, а то говорят-то разное. Сяо Синчэнь так от неё уставал! Несложно было облегчить кашель и боль, сложнее вытерпеть бесконечные поучения. Каждый раз он уходил от неё вымотанный, как после целого кладбища, а сегодня предстояло зайти на рынок — снова испытание. Он давно запомнил продавцов, которые не пытались хватануть лишнего и обмануть, но по-прежнему чувствовал себя немного виноватым, когда проходил мимо других, у которых не овощи — одно гнильё, а они только без толку зазывают покупателей. Знал ведь, чего стоит их враньё и почему у них пропадает даже годный товар, но всё равно готов был поддаться и помочь. И тогда чувствовал бы себя виноватым уже перед Сюэ Яном. Сегодня он управился быстро: на углу торговой площади знакомый дед распродавал остатки дайкона и лука, а рядом выставили имбирь и масло. Его не заметили и самые наглые зазывалы, и пьянчуга, который сторонился любой честной работы, и тот самый торговец тофу, который начинал нарочито прихрамывать, стоило ему завидеть Сяо Синчэня. Осталось только отдать заказчику настойку, отпугивающую мелких духов, и взять новый заказ. Даже мелкая подработка стала теперь совсем не лишней: книги, бумага и чернила, шёлк для талисманов, редкие травы и книги стоили дорого, а работы стало меньше. Пока кое-как удавалось не залезать в отложенные «на орден» деньги — потом, наверное, придётся, но хотелось оттянуть этот момент до последнего. Сяо Синчэнь переложил норовившие выпасть из корзины овощи и вышел на одинокую тропку, ведущую к дому. Она совсем заросла, и может, стоило как-то заняться ей, но к чему? Сяо Синчэню даже нравилось, что жилище их оказалось затерянным среди безлюдного, тихого мира. И тут в ножнах дёрнулся Шуанхуа, а следом раздался вскрик, потонувший в вое и топоте мертвецов. Сяо Синчэнь кинулся на звук к дому висельников — конечно, к нему. Недаром у этого дома была дурная слава! Сколько они с Сюэ Яном очищали его, но потоки энергий сходились в нём так неудачно! Мертвецы и духи стекались к нему снова и снова, что ни делай. Надо было сжечь его, Сюэ Ян был прав. Сяо Синчэнь вылетел во двор и застыл. Он ждал ходячих мертвецов, духов или даже сильную тварь, порождение туманов. Что, может, поднялся каменщик, третьего дня заблудившийся в горах, или кто-то безвестно умер один в своём доме, полный злобы. Или хуже, на мертвецов наткнулись мальчишки, вздумавшие проверить храбрость в таком неудачном месте. Сын господина Пэна, рассудительный и послушный, никогда не питал тяги к опасным шалостям, но он стоял в окружении лютых мертвецов. Сяо Синчэнь узнавал их опухшие и подгнившие лица, одежду, видел следы горелых и сорванных талисманов — никто здесь не поднялся из могилы сам. Нет, каждому приказал Ли Цзяхо — вот он, стоял позади них и вертел в изуродованной руке ржавый жезл, сочащийся от ненависти. Сяо Синчэнь не успел подумать; у него не успели ничего спросить. Он сам не понял, что произошло. Вот открыл рот Ли Цзяхо, вот из дома выступил заклинатель с лицом, скрытым за туманом. Он поднял руку со связывающим заклинанием клана Лань… …И в следующий миг Ли Цзяхо медленно моргал, оглушённый пламенем, а заклинатель зажимал рану на плече, и в прорехе стали видны язвы. Кровь на Шуанхуа казалась грязной от гноя. Тело Сяо Синчэня само знало, что делать. Меридианы покалывало после огненного заклинания, а меч впервые за долгое время искупался в живой крови. Сколько раз Сюэ Ян атаковал его в самый неудобный момент — и вот Сяо Синчэнь научился отвечать, даже не подумав. Мальчик сбежал — хорошо. Его шаги затихли вдали, и теперь Сяо Синчэнь был готов к драке. В крови, в ударах, в каждом движении осталось лишь одно незнакомое прежде желание победить любой ценой. В этом бою он забыл о чистоте школы: нападавшие просто не оставляли ему выбора. «На горе бы за такое отходили палками». И ладно. Волной чистой ци Сяо Синчэнь расшвырял мертвецов вокруг и сбил противника с ног. Зачарованный туман рассеялся, и открылось лицо заклинателя. Узнать его теперь было бы сложно. Переломанные кости собрали как смогли, короткие волосы торчали редкими пучками, а изуродованный череп обтягивала кожа — сплошной шрам, испещрённый свищами и гнойниками. Чего не хватило заклинателю для исцеления, времени или сил? И откуда эти чудовищные язвы, что за жуткие дыры? Засматриваться было некогда. Раны могли ослабить его противников, но ярость, отчаяние, желание отомстить делали их опаснее и отчаяннее. Сяо Синчэнь едва успевал отвечать на удары и одновременно держать мертвецов на расстоянии. Спасибо Сюэ Яну! Сяо Синчэню хватило малейшей бреши в обороне, ничтожной, почти незаметной, — увидев, он тут же нырнул в атаку, готовый встретить сопротивление, готовый к тому, что враг увернётся. Нет, он знал, что враг увернётся — но меч неожиданно легко вошёл тому в грудь. Сяо Синчэнь… Так легко, так просто убил его, этого живого, ещё дышащего человека. Он никогда не убивал таких же заклинателей, как он сам. Человека, не изуродовавшего душу тёмной энергией. Но он… сразился и победил? Зная, что уже мёртв, Су Шэ поднял голову. Торжество в его помутневших глазах стало единственным предупреждением, и с дуновением ци в лицо Сяо Синчэня ударил серый порошок. Он отшатнулся, но в глазах защипало. Неважно! Нет времени! Он выдернул клинок из поверженного противника и переключился на Ли Цзяхо. Слёзы текли и текли из глаз, но ничего, ещё немного, и он закончит с этим… Ли Цзяхо отпрыгнул в сторону и — знакомый приём! — отправил в атаку трёх бумажных человечков. Сяо Синчэнь разделался с ними взмахом меча. После поместья Чан он поклялся себе не попадаться. Но этой заминки хватило, чтобы Ли Цзяхо подхватил умирающего напарника и позволил лютым мертвецам унести себя прочь от места сражения. Быстро их упокоив, Сяо Синчэнь провёл по глазам очищающим заклинанием раз, другой — жечь перестало, но дымка… она осталась перед глазами и только раздражала. Тонкая, словно вуаль, и подвижная как лёгкие облака в небе, она всё мешала сосредоточиться, и подняться на меч он не рискнул. Ли Цзяхо всё равно было уже не найти. Оставалось только возвращаться домой. Сюэ Ян встречал его у границы круга с Цзянцзай в руках и дротиками на поясе. Он оглядел Сяо Синчэня с ног до головы, подошёл на шаг и пригляделся пристальнее. — Что там за бой? И почему у тебя мутные глаза? Во что ты влез? — он запнулся, прорычал: — Этот!.. Я его… Так, смотри на меня. Сяо Синчэнь сделал, как было велено. Он смотрел в глаза Сюэ Яну через белёсую дымку — тот хмурился, злился, но волны ци, смывающие скверну с глаз, были чётко вымерены и выверены. Всё-таки он научился управляться со своей силой, а сколько было споров и лени!.. — Достаточно. Ли Цзяхо… — Я его убью. Не дёргайся. Никто, никогда не убивал за него — страшно, отвратительно. И ещё отвратительнее оттого, что у Сяо Синчэня от этого обещания что-то сладко сжалось внутри. Задуматься об этом он не успел. Вспыхнули сторожевые талисманы на первом защитном круге, и Сяо Синчэнь, не раздумывая, прикрыл Сюэ Яна и направил ци в щит, а потом уже почувствовал удар. Волна тёмной энергии прокатилась по двору и ударила о забор, и без того держащийся на сырой глине и подпорках. Едва она улеглась, Сюэ Ян сунул Сяо Синчэню стопку боевых талисманов. Он распихал их по одежде. Но второго удара не последовало: Ли Цзяхо направил мертвецов в атаку. Зрение Сяо Синчэня по-прежнему заволакивал туман, но он видел ворота, видел лесок и тропку через дыры в ограде — и отовсюду наступали мертвецы. Во главе их шёл только что умерший заклинатель с язвами на теле. — Су Шэ, ах ты сучий выродок! Мертвецы наступали, бились и обжигались о контур — тот держался, несмотря на первый удар, — их отбрасывало, но они неловко поднимались и бились о преграду вновь. Сильнее, быстрее всех был Су Шэ. Сюэ Ян говорил, что даже учителю бывало непросто поднять особенно сильных мертвецов — без специальных талисманов и чар они всегда получались примерно одинаковыми. Значит, этот Ли Цзяхо был так силён? Этот заклинатель, не самый умный, не слишком способный и совершенно не владеющий собой — он мог то, что непросто давалось самому Старейшине Илина? Нет, просто его ржавый жезл, перемазанный в крови, стал чем-то вроде Тигриной печати. И эту идею он тоже украл у Сюэ Яна. Почему он так и не выяснил, чем Сюэ Ян занимался у Цзиней на самом деле? Для чего его наняли и почему за ним охотились? Его тёмное ядро — это же… нет, сейчас он не будет гадать. Они поговорят об этом потом, когда разберутся с Ли Цзяхо и его мертвецами. Но как? Он не Старейшина Илина и не Ханьгуан-цзюнь, о котором Сюэ Ян столько рассказывал! Он не мог одновременно сражаться против толпы сильных мертвецов и держать рубеж, но и выжидать было нельзя: силы быстро утекали. Разве что Ли Цзяхо вымотается раньше. Нет. «Что хорошего в тёмной энергии? Ты не поймёшь, даочжан. Её столько вокруг, бери, сколько надо, не сдерживайся, можно всё. Ты работаешь два, три дня без отдыха — невозможно остановиться, она зовёт, она обещает всё, что пожелаешь. Какая разница, что потом тело возьмёт своё? Это будет потом». Им столько не выстоять. Они… они могли бы попробовать поджечь мертвецов. Вот только дождя давно не было, пожар разойдётся по городу. Ли Цзяхо мог натворить столько бед — хорошо, что он был пьян от тёмной энергии и не вспоминал о городе, об огне, о том, как легко было бы их выкурить. Если бы только у него был лук! Нет, Сяо Синчэнь всегда был не лучшим стрелком, а сейчас и навыки подрастерял, и перед глазами плыло. Но если он выпустит Шуанхуа против Су Шэ, Сюэ Ян мог бы попробовать подбить Ли Цзяхо — если бы тот высунулся из-за мертвецов хоть на мгновение. Сюэ Ян тоже молчал. Сосредоточенно-злой, он подошёл к краю контура с охапкой камней. В них он вливал ци и кидал в мертвецов, неизменно попадая в цель — какие-то падали навсегда, какие-то вставали и вновь шли на барьер. Но Су Шэ едва замечал даже самые сильные удары. Сяо Синчэнь не видел, не видел, не видел выхода. Глаза по-прежнему пекло, и всё было как в тумане. Лицо Сюэ Яна расплывалось. Трусливая мысль: «Используй печать!» — возникла и тут же исчезла. Вот Сюэ Ян метнул последний камень, и мертвец, подошедший к ним вплотную, упал с перебитой шеей. Но что толку? Даже если они разберут весь двор по камешку, Ли Цзяхо поднимет новых. Сюэ Ян тоже это понимал. Он тяжело оглядел двор, мертвецов за забором, долго глядел на Сяо Синчэня… На Ли Цзяхо. И вдруг метнул нож с такой яростью и силой, что тот вонзился в голову Су Шэ по самую рукоять. Но этого Сюэ Ян уже не видел — он сразу же развернулся и быстро пошёл в дом. Что делать? Что делать?.. Идеи приходили в голову — нет, невозможно, не выйдет, ерунда. Похоже, всё, что осталось Сяо Синчэню — это выйти из круга и сразиться с Су Шэ, снова. Он проверил талисманы, провёл по рукояти Шуанхуа. Жаль, не было времени переодеться в оставшиеся с Горы одежды, где каждый цунь был вышит защитными узорами. Ничего. Как-нибудь он справится и так. Он готов был ступить из контура. Тут волна горячей ци ошпарила меридианы и через контур вырвалась наружу. Мертвецов разметало по сторонам, словно ветром, но они всё равно медленно поднимались. Изломанные, по-прежнему опасные и такие же сильные. И первым из них — Су Шэ. От локтя левая рука висела, а кожа слезала лоскутами, стирая разницу между прижизненными язвами и посмертными увечьями. Что будет, когда эти мертвецы ударятся о напитавшийся новой силой контур? Сяо Синчэнь не знал и смотреть не стал. Он кинулся в дом. Значит, Сюэ Ян придумал, как использовать талисман, с которым он должен был выйти за контур. Они не успели его доделать, а сил Сюэ Яна немного не хватало, но это был шанс! Ткань с рисунком придётся как-то закрепить на акупунктурных точках Сюэ Яна — это они пока тоже не придумали. Акупунктурные иглы держали, только если Сюэ Ян не шевелился, да к тому же они выгорали от тока ци. Ничего, как-нибудь придумают, всегда же получалось! Всё в доме стояло вверх дном: полки, корзины — всё было перекрыто и перевёрнуто, а цянькунь Сюэ Яна — выпотрошен до дна. Сам Сюэ Ян восседал на алтаре. Шёлковую заготовку талисмана он приколол к коже иглами, наверняка успевшими нагреться от дикой ци — да, они уже подрагивали от перегрузки. Хуже… Хуже другое. Из разорванной штанины в точке фэнши торчал гвоздь, наспех укреплённый накорябанным на куске шёлка талисманом. Кровь стекала по бедру вниз, туда, где губы Сяо Синчэня помнили старый шрам, где с прошлой ночи наверняка остались синяки… Линялая тёмная ткань пропитывалась насыщенным алым. Глядя Сяо Синчэню в глаза, Сюэ Ян кивнул, раздвинул полы нижнего халата и, перепачкав ткань кровью, резким ударом ци загнал гвоздь себе ниже пупка. Точка цихай. Уверенно улыбаясь — как можно улыбаться с гвоздём в животе? Как можно двигаться так легко, когда гвоздь вбит в бедро? — он прошёл мимо Сяо Синчэня во двор. Задержался у ворот и впервые, больше чем за год, ступил за контур. Уцелевшие от выброса мертвецы, Су Шэ — они все потянулись к нему, но Сяо Синчэнь не позволил им. Теперь ничто не отвлекало его, не сдерживало, а духовная энергия Сюэ Яна отмеряла время — и он чувствовал, чувствовал, чувствовал её как свою. Обогнав Сюэ Яна, он расшвырял оставшихся мертвецов и сконцентрировался на Су Шэ: всё ещё быстром и чудовищно сильном. Первый удар и прыжок он пропустил и отлетел в дерево так, что внутри хрустнуло, и он едва успел откатиться от следующего прыжка. Зубы клацнули совсем рядом. Больше он так не ошибался и не подпускал мертвеца ближе, защищался талисманами, поднимался в воздух и бил сзади, вкладывая больше ци в каждый жест. Жаль, метёлка осталась в доме — она бы совсем не помешала! Вновь заверещали предупреждающие талисманы — это Ли Цзяхо призвал ещё покойников или от беспокойства к месту боя сами потянулись те, кто лежал в похоронных домах и мирно спал на кладбищах города И? Неважно. Туман становился гуще и плотнее. Сяо Синчэнь поднёс руки к глазам — руки тоже были в тумане. Весь мир обратится в белый туман, если он не поспешит. Но как? С живым Су Шэ совладать было проще. Каким же он стал быстрым! Не таким ловким, конечно, но, предки, каким же быстрым и сильным! Сяо Синчэнь едва справлялся с ним одним, не говоря уже о том, чтобы помочь Сюэ Яну. Жезл Ли Цзяхо был слабее и десятой части Печати, всего лишь измазанный в крови кусок пропитанного ненавистью железа, но насколько силён становился лютый мертвец! Сяо Синчэнь видел мельком, как Сюэ Ян срезает куски плоти с Ли Цзяхо, слышал непрерывный вой мертвецов и то, как насмешничает Сюэ Ян вместо того, чтобы поскорее нанести последний удар. Как рычит зло: «Вор. Убожество. Ну давай, покажи, ты же лучше меня, так что ты можешь?» Но изрезанный, израненный Ли Цзяхо уворачивался всё равно. Время истекало. — Сюэ Ян! Тот будто бы услышал его и сделал что-то… От чего мертвецы перестали замечать Сяо Синчэня. Су Шэ завертелся на месте, замедлился, завыл и вместе со всеми кинулся к Ли Цзяхо. Тот пытался вырваться, освободиться — нет, нет, всё без толку, его придавили… и тогда он закричал, заорал, завыл — протяжно, сбиваясь, задыхаясь, срываясь, хрипя. Его крик терялся в вое и бормотании мертвецов — и оборвался насовсем. Никто не заслужил… Поднятые им же мертвецы рвали его на части. Сяо Синчэнь бы остановил, если бы успел, но в этой куче мала — что он мог сделать? Как он мог помешать этому клубку мертвецов? Сил хватило только на слабое связующее заклятие, но Ли Цзяхо этим было не помочь. Тут Сюэ Ян запнулся, и Сяо Синчэнь пришёл в себя. Оставшиеся без хозяина лютые мертвецы продолжали рвать тело Ли Цзяхо — и пускай, лишь бы только не разбрелись по округе. Им пора было возвращаться в круг. Из заткнутых гвоздями дыр текли равно ци и тёмная энергия — как кровь и яд, перемешиваясь. — Что ты с ним сделал? Сюэ Ян с усмешкой вытащил из-за пазухи заляпанный кровью флаг, привлекающий нечисть, чиркнул по нему кровью, завязал узлом и швырнул в клубок нечисти, ещё громче заворчавший и завозившейся в ответ. Сяо Синчэнь не знал, что у них есть такое — только слышал рассказы о нём. Он не знал, что думать о смерти Ли Цзяхо и что делать с этой довольной усмешкой. И как спасать Сюэ Яна, доверившего ему свою жизнь. На руках Сяо Синчэнь занёс его обратно в дом и усадил на алтарь. Первый порыв: вырвать гвозди — ошибка. Это верная смерть от истечения ци. На полу валялась схема готового талисмана, и хоть света было достаточно, пришлось поднести её к самым глазам, чтобы разглядеть. Конечно же, Сюэ Ян что-то поменял в ней пару дней назад и ничего не сказал! Приходилось разбираться во всём с самого начала. Сначала: остановить льющуюся из дыр энергию. Сяо Синчэнь тушью написал заклинание на шёлковой ленточке и привязал её к гвоздю. Всё просто, правда? Он поднёс гвоздь к точке баланса. Всего одно движение, но он не мог. Проще было бы вбить гвоздь в свои меридианы. Сюэ Ян ведь оставался в сознании, он всё чувствовал, даже если казалось, что он в обмороке, трансе или медитации. Так почему он должен это делать, почему?.. Любой лекарь сказал бы, что ради исцеления иногда приходится причинять боль, но он не хотел причинять боли! Он просто не мог вбивать гвозди в живого чувствующего человека. Если бы только увидеть вместо Сюэ Яна Чан Цыаня, вбить ему… Нет. Неправильно. Сюэ Ян доверился ему. Он всегда цеплялся за жизнь и не стал бы так рисковать собой, если бы сомневался, что Сяо Синчэнь его вытащит. Он просто должен. Сяо Синчэнь погладил кожу, которую столько раз гладил и целовал, любил кусать и вылизывать. Он снова поднёс гвоздь к точке и под мягким давлением ци сначала не происходило ничего — кончик бесполезно давил и царапал, без толку. Сюэ Ян шевельнул губами, кажется: «Что, даже вогнать мне не можешь?» — и, всхлипнув и рассмеявшись одновременно, Сяо Синчэнь закусил губу и вложил всю силу в один резкий толчок. Сюэ Ян дёрнулся, выдохнул ртом. Ласково погладив его по щеке, Сяо Синчэнь влил в меридианы ци. Разорванная кожа раскраснелась, горели мышцы, продранные неровными краями гвоздя, а Сяо Синчэнь гладил Сюэ Яна и шептал, что он молодец. Что придётся потерпеть ещё разок, и он справится, — и кого он уговаривал, Сюэ Яна или себя? Он примерился для второго удара, который замыкал контур. Второй гвоздь — это проще, правда? Всего лишь ещё одна дыра в руке. Он сможет. Для верности он глянул на схему ещё раз. Всё правильно? Нет. Замкнутый через руку контур не поможет: Сюэ Яну не протянуть с такой раной и суток. Нужно действовать иначе. Сяо Синчэнь подхватил Сюэ Яна на руки, прошептал: «Будет больно. Потерпи». Ласково, чувствуя торопливое биение ци, он провёл по коже. — Ничего, ничего, — он всхлипнул, — как-нибудь получится, всегда же получалось. Лишь бы не ошибиться, лишь бы не попасть в соседнюю точку, не промахнуться! Он разогрел нужную точку, поцеловал в плечо и безжалостно вогнал гвоздь сразу и до конца, отсекая тёмное ядро от меридианов. Сюэ Яна выгнуло. Ци хлынула, словно кровь из раны, и заполнила контур до отказа, выжигая оставшихся снаружи мертвецов. Когда энергия рассеялась, на алтаре в чудом уцелевшем доме стоял Сяо Синчэнь, сжимая в объятиях Сюэ Яна. КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ