Илин Вэй

Лань Ванцзи ещё только учился жить в этом нескончаемом движении, и вдруг в нём без малейшего предупреждения наступило затишье. С вечера Вэй Ин загорелся какой-то идеей и пропал в своей пещере. Он попытался как-то объяснить Лань Ванцзи, что делает, но постоянно отвлекался на то раскалённый от чар гвоздь, то на талисманы, которые на лету переделывал Сюэ Ян. Лань Ванцзи понял только, что над задачей Вэй Ин бился уже давно, и лучше было не лезть ему под руку, пока он что-то не взорвал. Что делать ему самому, Лань Ванцзи не знал. Наверное, правильнее было бы наблюдать за каждым шагом Вэй Ина и допрашивать обо всех экспериментах — для этого его и отправляли сюда. Так поступил бы на его месте кто угодно, даже если бы не мог разобраться в работе простейших чар. Но Лань Ванцзи отступил. Он верил, что Вэй Ин потом расскажет ему обо всём, а если нет — что ж, он научился догадываться сам. Зато у него наконец-то появилось время прийти в себя. Первый день тишины он полностью посвятил медитации. Он нашёл себе место в отдалении, ещё один безжизненный обрыв, куда добраться удалось только на мече, и целые сутки, от рассвета и до рассвета, оставался наедине с собой — будто бы и не выходил из затвора. Но больше рассиживаться он не мог. Ещё предстояло разобраться во всех бесконечных талисманах Вэй Ина, столько всего обдумать и вспомнить, понять всё, на что только глянул мельком. Вэй Ин все эти дни выбирался из пещеры только под утро, сонно махал рукой и шёл спать. Он едва замечал мир вокруг. Лань Ванцзи только время от времени проверял, как он, но в остальное время оставался предоставлен сам себе, жил в тишине и покое. Он переносил в свой свиток талисманы Вэй Ина и пытался как-то упорядочить его дикое творчество. Между делом успел закончить письмо, обращённое скорее к Сичэню, чем к дяде, и наконец-то зашёл к деве Вэнь и её брату. Вечера за записями, медитации и упражнения, дни, проведённые в покое, успокаивали разум и душу. Только вот… Желанная тишина душила. Этим утром Лань Ванцзи не понимал, куда будет правильно пойти. Неужели он должен выбирать себе занятия сам, да ещё и решать, к какому сроку их выполнить. Никому не было до него дела, никто ни о чём его не просил и не заговаривал с ним без необходимости. Ему не было назначено работ, не было тут и заведённого предками порядка. Хотя работы успело скопиться достаточно: он ещё не обо всём расспросил господина Вэня, проверил не все талисманы и разобрался лишь в малой части придумок Вэй Ина. Только все эти занятия казались лишь вымученным оправданием праздности, мелкими поручениями для нерадивых учеников. Дома, в Облачных Глубинах, он был на своём месте. А здесь — неужели он и дальше должен будет определять дела себе сам, дела, нужные только чтобы занять время. Он легко сделал самый важный выбор, но не задумывался о том, как жить дальше. Кто скажет, как правильно? Брат остался так далеко, а Лань Ванцзи, оказывается, не мог понять сам. Он выучил все правила Вэй Ина, расплывчатые, нечёткие, будто бы процарапанные в пыли — но что толку? Может, так и надо? Может, правильно будет держаться на расстоянии, заниматься лишь назначенным делом, а свободное время посвящать самосовершенствованию? Нет, не для этого он здесь. Его одежды посерели от вечной пыли могильника. Очищающие заклинания, вшитые в сам шёлк мастерских Гусу, справлялись скверно. К ткани пристал невытравляемый оттенок серости, избавиться от которого удалось не то с третьей, не то с пятой попытки. Ничего, в войну он как-то справлялся, не задумываясь, даже когда едва держался на ногах от ран, после бесконечных боёв и перелёта через бурю. Следом со всем почтением он очистил ленту и защитил новыми заклинаниями. Должно быть, теперь он выделялся ещё сильнее. Она лишь подчёркивала, как он далёк от остальных, насколько чужой здесь. И пусть. Правила Илин Вэй не запрещали заниматься чем хочется. А хотелось дышать глубоко, помогать Вэй Ину. Помогать людям, как его учили. Никто ни о чём его не просил, но только он мог сделать это место хоть немного лучше. С гуцинем за спиной он направился к границе поселения. Сюда заходили редко: даже из-за сильного круга и стены талисманов ощущалась тьма, сочащаяся от сердца могильника. Здесь Лань Ванцзи разложил циновку. Светлый бамбук из Облачных Глубин, отзывчивый к воздуху и свету, тоже начинал сереть от энергии смерти. А было её здесь — бездонное море. Жизней всех заклинателей не хватит, чтобы вычерпать до дна — столько силы, которая не стоит ничего. Бери, используй! И не заметишь, как она тебя сметёт. Но для того Лань Ванцзи и пришёл сюда, чтобы не позволить ей этого. Проследить за Вэй Ином, за границей и вычерпать хотя бы несколько чашек из этого бесконечного океана тьмы — вот достойное дело. Вот для чего он пришёл сюда. Он погрузился в «Песнь Подавления», и как непросто она здесь давалась! Тьма у границы спорила с музыкой, душила её, но сила Лань Ванцзи продолжала наполнять струны, и понемногу, по чуть-чуть, его музыка проникала в мёртвую бездну древнего могильника. Сколько же здесь скопилось смерти, беспокойных душ, ненависти! Не вычерпать это море, и тьма не уйдёт, играй он хоть сто лет, не сходя с места. И пускай. День, другой, год — он будет играть столько, сколько понадобится. И, может, Вэй Ин почувствует, что это место стало лучше. У сердца лежала самодельная флейта с приклеенным осколком Чэньцин — напоминание о том, как в прошлый раз он не сделал ничего. Солнце давно миновало зенит, а пальцы с непривычки начинали ныть, но, закончив песню, Лань Ванцзи делал глоток воды и начинал сначала. Люди приходили, он слышал голоса за спиной, но его не смели беспокоить, и сам он не отвлекался на них. Семь раз. Ещё семь. К вечеру закончить третью семёрку. Он доигрывал шестой раз, когда за спиной раздались аккуратные детские шаги. Наверное, А-Юаню запретили беспокоить господина заклинателя — и точно, стоило убрать пальцы со струн, он ойкнул и спрятался за камнем. Лань Ванцзи заиграл вновь, на этот раз вкладывая в струны меньше ци. Конечно, малыш подошёл ближе и, поняв, что его не гонят, тихо встал за спиной. Не отвлекаясь на его тихое дыхание, Лань Ванцзи закончил играть и спросил: — Нравится? — Да. — Хочешь так же? — А можно? — М-м. Садись сюда… Ему доводилось в Гусу учить игре на гуцине младших учеников, но те были немного взрослее и подходили к инструменту уже зная, как правильно садиться и как держать руки, а некоторые уже умели направлять ци в струны. А-Юань не знал ничего, но Лань Ванцзи всё равно доверял ему свой гуцинь, который знал и смерть, и песни, идущие из глубин сердца. — Да, вот так. А-Юань широко улыбнулся и ещё раз со всем старанием повторил за Лань Ванцзи правильную позу и постановку рук. Когда за ним пришла бабушка, А-Юань успел повторить первые ноты и теперь отдыхал у Лань Ванцзи на коленях и играл с бабочкой, сложенной из ненужного листа бумаги, рассказывая о том, как сестрица А-Цин учила его считать. — Не нужно извиняться. Пусть учится. Лань Ванцзи запомнил А-Юаня совсем крошкой. Когда тот успел так подрасти и столько всего узнать? Его здесь все понемногу учили всему, что нужно знать благородному юноше, но получалось урывками, как могли и как успевали. Жаль, Лань Ванцзи не догадался захватить из дома свои ученические записи, но ничего страшного. С утра, пока все спали, он подобрал песни — и те, с которых начиналось обучение, и те, которые больше всего нравились маме и ему самому, а заодно освежил в памяти любимые легенды. Немного дисциплины и порядка, и знания лягут на подготовленную почву. Они начали на следующий же день. Лань Ванцзи впервые учил такого малыша. Всем вокруг, от бабушки и до Вэй Ина, это давалось будто бы легко, а он не понимал, нормально ли, что А-Юань в своём возрасте не может долго сидеть на месте — и сколько это, долго? С чего начинает расти ядро, и на что обратить внимание? Лань Ванцзи расспрашивал у бабушки, Вэнь Цин и даже Вэнь Нина (хоть идти к нему отчаянно не хотелось), но всё равно многому пришлось учиться самому. Он начал рассказывать как умел — А-Юань задавал неожиданно много вопросов, приходилось упрощать ещё сильнее, объяснять ещё раз. Он слышал, что дети отвлекаются, — об этом говорили все, но он не думал, что настолько сильно, что придётся повторять по много раз и всё-всё объяснять с начала. Но А-Юань действительно старался, с самого утра бежал к Лань Ванцзи и показывал старательно начертанные линии. Если так пойдёт и дальше, то скоро можно будет начать разучивать детские упражнения для совершенствования и концентрации, первые шаги к золотому ядру. Что бы сказал дядя? Что бы сказали остальные?! Лань Ванцзи учит юного Вэня музыке и заклинательскому искусству — какая нелепость. А как же все те, кто погиб в той войне? Что сказал бы отец? — Так Хоу И одолел множество преград и в конце концов… [1] А-Юань только что тихо возился у него на коленях — за эти три дня Лань Ванцзи успел привыкнуть, что тот не может долго сидеть тихо и неподвижно, — и тут вдруг затих и клюнул носом. Что случилось? Просто уснул? Пульс бился ровно, и ци в теле текла так, как должна течь у здорового ребёнка. Он уснул? — Чего ты на него так уставился? Сюэ Ян давно уже стоял неподалёку — он считал, что подобрался незаметно, — но теперь подошёл к Лань Ванцзи вплотную. — Он просто заснул? — Он же мелкий. Конечно, заснул. Неужели дети — такие? Лань Ванцзи не помнил такого о себе. Он тоже засыпал, пока дядя рассказывал что-то интересное? Вэй Ин — наверняка. Лань Ванцзи устроил А-Юаня поудобнее и развернулся к Сюэ Яну. Тот смотрел на него с привычной злобой и вдруг огрызнулся: — Это моё место. Ложь. Вэй Ин показывал, Сюэ Ян облюбовал себе место у обрыва, и туда Лань Ванцзи не ходил никогда. — Здесь достаточно места для всех. — Ты не понял? Чего уставился? — К счастью, говорил он тихо, и А-Юань только немного нахмурился во сне. — Думаешь, можешь тут делать чего захочется, вынюхивать и смотреть сверху вниз? Приволок всем подарков, пытаешься всем понравиться? Что он о себе вообразил? На него давно никто не смел повышать голос, даже Цзян Ваньинь сдерживал свой скверный нрав. Даже Вэй Ин не позволял себе подобного! И что за нелепые обвинения? — Ладно, Гуаншаню нужна была Печать, а тебе чего не сидится? Может, тоже надо? Или на учителя позарился? Не сумел уболтать уйти с тобой, так утащишь сам, дай только повод? Пальцы сами собой сложились в печать. Ещё одно слово… Пусть Сюэ Ян замолчит. Не смеет говорить такого. Да кто он такой?! — Чего уставился? Да чего в тебе такого, что учитель только о тебе и болтает? Я тебя ещё тогда заметил. Лез вечно куда не просят, шарился по дворцу. Я-то думал, ну что за бред? Не может же такой уважаемый господин вынюхивать, словно Цзинь Гуанъяо… А нет, сразу всё про тебя понял. — Не надо было лезть? Не надо было спасать Вэй Ина? — Да причём тут это?! Ты что, не понимаешь? Зачем ты вообще сюда явился? Только попробуй ему чего-то сделать или утащить к себе, я тебя на куски порежу. Доберусь, поверь мне. Лань Ванцзи мог в любой момент наложить печать молчания. Если можно запечатать рот слишком шумным ученикам Гусу Лань, то почему нельзя этому? Вэй Ин разрешил. Не придётся будить А-Юаня, не нужно будет даже подниматься на ноги. Заткнуть, связать путами — пусть корчится на земле и глотает пыль. Он заботился об учителе — отлично, но с чего он взял, что смеет ему угрожать? — Замолчи. Все эти обвинения нелепы. — Да что ты возомнил… — Сюэ Ян повысил голос, и А-Юань сжался во сне. Довольно. Угрозы — пустое, но этот человек держал Вэй Ина в плену. С пальцев сорвалась печать молчания и тут же за ней следом — «Песнь Омовения». Сюэ Ян беззвучно согнулся и схватился за живот. Хорошо выверенная песнь легла прохладой поверх всей ярости Сюэ Яна, на его тьму внутри — это больно, конечно, больно. И охлаждает даже самые беспокойные умы. Но зато тёмная энергия перестанет застилать разум хоть ненадолго, если это была она, а не отвратительный характер Сюэ Яна и его собственная ярость. Когда Сюэ Ян отдышался, Лань Ванцзи снял чары молчания. — Тишина. А-Юань спит. Взгляд кипел яростью, которую не усмирили чары. Не сказав больше ни слова, Сюэ Ян развернулся и ушёл. Глядя ему вслед, Лань Ванцзи, сам от себя не ожидая, погладил спящего А-Юаня по голове. Что это было? Он совсем не понимал Сюэ Яна. И ещё: этот человек мог раздражать и даже удивлять сколько угодно, но только Вэй Ин лишал Лань Ванцзи терпения и рассудка. Без него жизнь полнилась покоем, размеренностью и пустотой. Эти эксперименты слишком затянулись! Лань Ванцзи так хотелось пойти к Вэй Ину в пещеру — и неважно уже, зачем: может, без всякого толку и старания искать Тигриную печать, играть на самодельной флейте мелодию своей любви и тоски, следить за тем, чтобы он не забывал поесть и поспать. Просто как-то помогать. Какие глупости. Но к счастью, этим вечером Вэй Ин закончил со своими опытами. Значило ли это, что скоро жизнь вернётся в прежнее русло? Как знать. Ведь тут не было ни веками установленных правил, ничего. Только от него самого зависело, сколько порядка он сумеет сохранить в своей жизни, а в остальном только смириться с неизбежным хаосом — и, может, полюбить его. Несмотря на предвкушение, приправленное долей ужаса, его день прошёл так же, как все последние дни. Может, из него вышел плохой наблюдатель: Вэй Ин при желании мог бы легко перепрятать Печать, скрыть чудовищные манускрипты и — в чём ещё обвиняли Вэй Ина? Может, Лань Ванцзи просто не желал видеть правды и отлынивал от работы за бесполезным занятием, ведь сколько ни старайся, Погребальные холмы останутся скверным местом. Но он играл всё равно, очищая равно могильник и свою душу. Вэй Ин тихо подошёл к нему, и сердце заколотилось сильнее, но Лань Ванцзи не позволил себе оборачиваться до конца мелодии. — Лань Чжань, что, раз не получилось затащить меня в Облачные Глубины, решил сделать Облачные Глубины здесь? — Нелепо. — Наверное. Вэй Ин уселся рядом с ним прямо на редкую пыльную траву. — Что ты сделал с моим учеником? — Он шумел. — А теперь он на тебя обиделся. — М-м. Угрозы Сюэ Яна Лань Ванцзи принимал всерьёз, как и его обиду. Вэй Ин засмеялся, но тут же украдкой поморщился и помассировал затылок. И гадать не нужно: Вэй Ин давно уже слишком мало спал и пропускал через себя слишком много тьмы. Лань Ванцзи мягко направил к нему волну очищающей ци. Вэй Ин подобрался, но скоро расслабился и закрыл глаза. — А хорошо. Лучше даже, чем после Вэнь Цин. Сейчас бы ещё вина! Пару кувшинов Лань Ванцзи приберёг на будущее, если случится повод выпить только вдвоём. Сейчас? Да. — Ого! А раньше-то как меня гонял! — Мы не в Облачных Глубинах. Пей. Вэй Ин повертел кувшин, но открывать не стал. Вместо этого он с подозрением посмотрел на Лань Ванцзи. — Что? — и безнадёжно спросил: — А потом ты будешь доказывать мне, что тёмная энергия опасна? — Она опасна. Пей. Вэй Ин усмехнулся и откупорил кувшин под вновь зазвучавшую мелодию очищения и исцеления. Наконец-то рядом, может играть для него. «Мой» — пело жадное и счастливое чувство внутри Лань Ванцзи. Пусть не в Облачных Глубинах, а на мёртвых холмах, зато рядом, и Вэй Ин наконец-то расслаблен и спокоен. — Знаешь, Лань Чжань, — вдруг тихо сказал Вэй Ин. — Мне никто не верит, но я теперь почти приличный человек. Ну да, тёмная энергия. Зато есть дом, почти свой ребёнок, и даже ученика я взял. Только жены нет, так где ж её найти? Разве что ты согласишься? — Соглашусь, — сам не ожидая, ответил он, и Вэй Ин подавился вином. — Ох, Лань Чжань, да ты шутить научился в своём затворе! Да, проще решить, что он умеет шутить — Лань Ванцзи и сам бы себе не поверил. Но он сказал правду, согласился всерьёз, повязал бы ленту хоть сейчас, а теперь оставалось только злиться на себя и Вэй Ина. Всё эти шутки! — Ты чего надулся? Думаешь, что для меня не хорош? Глупости какие, сам знаешь… Эх, вино закончилось. Ещё есть? — Есть. — Лань Чжань, я тебя обожаю! — В другой раз. — Ну, Лань Чжань! Не злись, ну эй! На миг показалось, что Вэй Ин попытается забрать, будто бы они снова в Гусу, и валялись бы по траве, отнимая кувшин друг у друга. Нет, тогда они не устроили бы такой волнующей и возмутительной возни: пятнадцатилетний Лань Ванцзи отшатнулся бы и не позволил ни малейшего прикосновения, а потом мучался бы от непонятной тоски. Но Вэй Ин не дотронулся до него, а только махнул рукой и улёгся рядом прямо на землю. — Лань Чжань, а Лань Чжань, ты даже не представляешь себе, что мы с Сюэ Яном придумали!.. — М-м? Такой спокойный вечер — когда ещё такой выпадет? Кругом стояла тишина, и они были только вдвоём, так близко. Если бы Лань Ванцзи немного сдвинул ладонь, то мог бы касаться рукава Вэй Ина своим. За тем вечером настало утро, такое же тихое и спокойное. Лань Ванцзи снова спешил закончить пораньше дела, и не напрасно: Вэй Ин едва дождался конца урока А-Юаня и потащил за собой. Теперь всё немного изменилось. Вэй Ин решил, что у Лань Ванцзи было достаточно времени, чтобы разобраться, а он уже всё показал и объяснил — эти его «Разберёшься» и «Ничего сложного»! Но Лань Ванцзи разбирался до сих пор, с трудом — какое там понять с полуслова! Вэй Ин показывал ему свой последний труд, то и дело забегал вперёд, перескакивал с одного на другое, спотыкался о непонимание Лань Ванцзи и объяснял дальше, иногда сам, иногда скидывал на Сюэ Яна, который напускал на себя скучающий вид и рассказывал так, что всё в Лань Ванцзи восставало: он привык к изящным формулировкам и едва не морщился от грубости, хоть большую её часть Сюэ Ян говорил не нарочно, не для того, чтобы спровоцировать, а просто потому, что так привык. Лань Ванцзи старался держаться и указывать только на ошибки в рассуждениях. Рассказывал о книгах, которые изучали младшие адепты даже в бедных кланах, но Сюэ Ян о половине не слышал, а что читал, то кое-как. В голове не укладывалось, как можно обсуждать с Вэй Ином на равных сложнейшие труды о тёмных силах и понятия не иметь об основах тока ци и гармонии. Ученику Вэй Ина следовало тянуться за учителем, благодарить за наставление, но Сюэ Ян чаще всего слушал с раздражением и скукой, но если его вдруг что-то цепляло, то расспрашивал и даже садился читать. Жаль только, что из всей книги его мог заинтересовать только десяток-другой страниц, после чего он её забрасывал и уходил лениться «на своё место» за посёлком — и, конечно, никакой благодарности. Лань Ванцзи продолжал вмешиваться, только если становилось совсем невмоготу. К чему тратить понапрасну силы и время? Дядя не смог вразумить Вэй Ина, но даже вдвоём они не смогли бы сделать достойного или хотя бы воспитанного человека из Сюэ Яна. Да тот и не хотел. Даже медитировать его было заставить невозможно. Важнее было другое: Вэй Ин всегда говорил, что не будет брать учеников. И вот — единственное исключение, Сюэ Ян. Быть может, такой же талантливый, как сам Вэй Ин, но очевидно, что приняли его не из-за одного лишь таланта. С ним было что-то не так. Другой вряд ли бы заметил, но Лань Ванцзи видел, что меридианы Сюэ Яна отравляла не тьма с Погребальных холмов, нет: зло угнездилось внутри и стремилось заслонить собой ядро. В мире существовало только одно средоточие тьмы такой мощи, но как оно могло оказаться внутри Сюэ Яна? Об этом открытии Лань Ванцзи умолчал и в первом письме Верховному заклинателю, и в последующих. Цзинь Гуаншань хотел бы узнать именно об этом, но Лань Ванцзи аккуратно расписывал жизнь на границе древнего могильника, душевное состояние Вэй Ина, всё, от талисманов до врачевания Вэнь Цин. Никаких противоестественных опытов и, конечно, никаких оживших мертвецов, подобных Вэнь Нину. Никакой тьмы в душе. Как бы справлялись другие наблюдатели? Сам Лань Ванцзи едва-едва разобрался, как работает яма, увешанная врачебными и защитными талисманами. В ней Вэй Ин пробуждал Вэнь Нина, а теперь пытался переделать для помощи тем, у кого от тьмы пострадало ядро, хотя сам до сих пор не совсем понял, что это будет. Так как бы справились другие? — Я собирался, ну, объяснить им попроще. Какая разница, они не стали бы разбираться, как ты. — Не переставая говорить, Вэй Ин нащупал среди обрезков первую попавшуюся тряпку и вытер ей порез на запястье. Лань Ванцзи не выдержал. Он перехватил замолчавшего вдруг Вэй Ина, аккуратно вымыл и забинтовал рану. Тот замер, прижал руку к груди и неловко засмеялся. — Нет, правда, как же хорошо, что здесь именно ты. В самом деле ведь вникаешь, разбираешься, удивительно! Как удачно вышло. Я-то надеялся, что удастся пропихнуть кого-нибудь из приятелей Не Хуайсана, а ещё лучше, Цзян Чэн бы отправил мне одного из своих, у шиди проблемы с ядром — Вэнь Цин бы посмотрела. И яма бы пригодилась. Ладно, с ним придумаем что-нибудь. А могло не получиться, и тогда прислали бы пристрастных наблюдателей Цзинь Гуаншаня, может, людей из Молин Су или Яо. Даже в клане Лань мало кто захотел бы разбираться в творениях Вэй Ина, да и кто сумел бы? Подозрения бы никуда не делись, все вокруг продолжали бы пользоваться изобретениями Вэй Ина, продолжая обвинять его во всех грехах и жадно ища способ украсть его идеи. А ведь украсть было что! Компас и флаг, притягивающий нежить, были лишь первыми, хоть и самыми популярными изобретениями. Чего только стоили стрелы, сами летящие на мертвецов, или талисманы-хлопушки, которые с шумом лопались, если их переполняла тёмная энергия! Вэй Ин легко придумывал равно полезные и бесполезные штуковины, часто бросал их на полпути, а дядюшка Вэнь и Сюэ Ян выбирали из них самые интересные и заставляли довести до конца. Они же и находили покупателей, один — днём, а второй — в сумерках, и продавали без разбору простым людям и заклинателям из всех кланов, от великих и до бродячих. И вот что объединяло все эти талисманы: они были пустыми. Они реагировали на тёмную энергию или на кровь, но Вэй Ин никогда не вкладывал в них свою ци и не пользовался знакомыми с детства заклинаниями. На всех привычных талисманах финальные знаки были начертаны рукой Вэнь Цин. В сердце и разуме Лань Ванцзи нарывами зрели тёмные подозрения, но спроси он напрямую, Вэй Ин закрылся бы от него. Как узнать наверняка? Лань Ванцзи задержался у тренировочной площадки. Вэнь Нин с А-Юанем отрабатывали основы пути меча — школы Вэнь. Их упражнение как раз подходило к концу, и А-Юань громким шёпотом спросил, а можно ли ему посмотреть. Почему бы и нет? Детям ведь полезно видеть правильные движения и запоминать их на будущее. В Облачных Глубинах в любое дозволенное время тренировались взрослые и дети, но для А-Юаня примером мог стать лишь он. — Можно. Лань Ванцзи занял место в центре площадки, и тут у него появился ещё один зритель. — Сянь-гэгэ! Иди сюда, скорее! Под взглядом Вэй Ина всегда хотелось выполнить последовательности даже лучше, чем всегда — чтобы смотрел и не мог оторваться, чтобы не удержался и присоединился, как тогда, в Облачных Глубинах. Как же хотелось с ним сразиться! Меч с гуцинем у Лань Ванцзи всегда говорили лучше слов. Так пусть они и говорят! Но Вэй Ин засмеялся и помотал головой. — У меня даже меча с собой нет. Хочешь меня опозорить перед А-Юанем? Нелепое оправдание. До дома — руку протяни. Говорили, что Вэй Ин презирает светлый путь и в своей гордыне не носит меча, но Лань Ванцзи видел его жадный и тоскливый взгляд. Какую бы силу ни обещала тёмная энергия, Вэй Ин никогда не бежал за силой ради силы, по доброй воле он бы не отказался от полёта и возможности лишний раз покрасоваться. Из корзины на краю площадки с разрозненными бамбуковыми мечами и палками Лань Ванцзи выбрал себе подходящий по росту, а другой кинул Вэй Ину. И — вот та спонтанность, которой он прежде в себе не знал. Лань Ванцзи ведь никогда не спрашивал, неоткуда было взяться уверенности, но риск того стоил. Он запечатал себе меридианы и тут же атаковал. Вэй Ин замешкался лишь на долю мгновения. Этого бы хватило, чтобы убить его в настоящем бою, но Лань Ванцзи простил ему заминку, а после не давал пощады. И Вэй Ин принял вызов! Почему, почему он оставил путь меча? Ему же нравилось, он всегда сиял и был лучшим, но теперь в нём чувствовалась зажатость человека, который давно не брался за меч. Что случилось? В нём жил прежний азарт, он оставался по-прежнему быстр, так же ловок. Теперь он даже лучше, чем кто-либо, понимал все риски тёмного пути. Так почему? Они оставили площадку и А-Юаня позади. Как прежде, Вэй Ин уворачивался на одной только школе Цзян и своих трюках. Как прежде, Лань Ванцзи не давал ему сбежать. И не важно, на Погребальных холмах они или в Облачных Глубинах. Догнать Вэй Ина всегда было главной целью. Только на сыпучем пригорке они опомнились, когда оба едва не переломали себе ноги. Вэй Ин отдышался и захохотал. — О-ох, совсем меня не жалеешь, Лань Чжань! Безжалостный ты человек. Я теперь едва держусь на ногах и заслужил «Улыбку императора», не меньше. Невозможный! Как давно у Лань Ванцзи не было такого боя! Невероятный. Как же хотелось поцеловать его ещё раз. Ничего не ответив, он развернулся прочь, к дому, но Вэй Ин, конечно, догнал его и пошёл рядом, иногда забегая вперёд и настороженно заглядывая в глаза. Ни один, ни другой не сказали ни слова о запечатанных меридианах, но теперь Лань Ванцзи знал, что Вэй Ину не даёт вернуться не гордыня, не ответственность перед этими людьми, а погибшее золотое ядро. Как бы хотел он ошибаться! — Я хочу играть тебе «Песнь Омовения». «Каждый день. Всю жизнь, если понадобится». Вэй Ин вскинулся на Лань Ванцзи, готовый отбиваться, отстаивать, отшучиваться. Замер и только вздохнул: — Вот же ты упрямый. Ладно, «Омовение» — значит, «Омовение».