Каракатица

      Короткий перерыв едва не обернулся глубоким сном, потому, только стоило ощутить, как проваливаюсь в небытие, заставила себя подняться и убраться с открытого пространства в ближайшую тень. Прислонившись к пальме, стянула разбухшую от воды обувь — пальцы зарылись в прохладный песок, перемешанный с мелким мусором, обломок коры неприятно ткнулся в изгиб стопы. Кровь из свежего пореза взялась коркой, рану неприятно щипало, но на фоне общей избитости казалась лишь каплей в море.       Оставляя за спиной рифы с обломками и их единственным пассажиром, двинулась вдоль берега, старательно придерживаясь тени, тяжелый от влаги рюкзак неприятно шлёпал по бедру, дужки, спрятанных за шиворот очков, оттягивали ворот футболки. По пути на глаза попадалась лишь разбитая древесина и ветошь, пока пляж резко не свернул, открыв взору изрезанную острыми каменистыми рифами и огороженную покрытыми тропической порослью утёсами бухту.       Здесь и нашли приют развалины носовой части корабля, засев на мелководье. Поваленное на бок судно — вернее то, что от него осталось — поскрипывало в такт набегающим волнам, изодранные паруса накрывали его саваном, в огромной пробоине вдоль борта копошились чайки. Птицы также облюбовали берег, гомоня и переругиваясь, и если часть из них разворовывала содержимое разбитых бочек и ящиков, то иная же пировала на трупах.       Лёгкий бриз принёс запахи йодистой соли, гнили и птичьего помёта.       Инстинктивно попятилась, скрываясь за переплетёнными стволами и крупными листьями, и как оказалось — не зря. Вопя во всю глотку, откуда-то из-за валунов выбежал человек и, размахивая руками, принялся отгонять падальщиков. Из укрытия удалось разглядеть лишь то, что тот щеголял в форме дозорного, только был бос и где-то потерял кепку — спутанная копна белесых волос забавно подпрыгивала в такт движениям. Буквально распинав и раздав затрещин наглым птицам, человек принялся переворачивать тела и изучать их, явно выискивая выживших.       Провозившись какое-то время, горе-спасатель всё же добился успеха и, что-то приговаривая, поволок одного из раненных в тень. Стоило ему покинуть берег, чайки вернулись и возобновили жор.       Я планировала выждать и присмотреться, оценить вероятную опасность и шансы по налаживанию контакта. Однако жизнь вновь распорядилась сама. На плечи опустилась подвижная тяжесть, по шее прошлось что-то гладкое и прохладное, щеку мягко защекотало. Змей я не боялась, но всегда разумно опасалась, ведь максимум могла отличить речную гадюку от ужа, удавы и питоны не в счёт — в моём скромном уголке они водятся только в террариумах. Свалившаяся же мне на голову гадина была толстой, бледно-салатовой и уж очень дружелюбной — гибкое тело стремительно принялось сжимать кольцо в удавку из мышц.       Матерясь и шипя, вывалилась из своего укромного уголка, покатилась по песку, извиваясь, но тварину с себя всё же стащила, чудом закинув ту на мелководье. Однако отступать змея так легко не собиралась, вновь устремляясь в мою сторону и вынуждая активно пятиться.       Гаркнул выстрел — чешуйчатое тело взметнулось в струйках песка, скрючиваясь, а рухнув обратно, забилось в коротких судорогах, извиваясь и сворачиваясь клубком. Грохот спугнул не только падальщиков, но и ютившихся в кронах пёстрых пташек. Гомон поднялся такой, что сперва и не расслышала, что ко мне обращаются, а когда на лицо наползла тень, давать дёру было уже поздно.       — Ты ещё кто? — ружьём в меня пока не тыкали, предпочитая удерживать то стволом вниз, но и одного его наличия было достаточно, чтобы прирасти к месту жопой. — Оглохла?       В ответ отрицательно помотала головой, тут же о том пожалев — в шее хрустнуло, мизинец с безымянным пальцем левой руки принялись неметь.       Странно, что я вообще по частям до этого момента не развалилась.       — Ладно, повторюсь, — стрелок чуть отошёл, ткнул стволом змеиный труп, довольно хмыкнул и обернулся ко мне вполоборота. — Кто ты такая?       К тому моменту я уже достаточно пришла в себя, чтобы распознать в нём недавнего спасателя. Вблизи мужик оказался потасканным, возрастом где-то за полтинник, весь седой, с глубокими морщинами на лбу и вокруг рта. Светлые глаза на загорелом лице будто светились, левое веко слегка провисало, и от него до виска ползла полоса кривого шрама. Форменные штаны закатаны до колен, сгиб правой руки украшен яркими пластырями в цветочек.       — Выжившая, как и вы, — ответила, наконец, из-за хрипоты горло начало саднить ещё больше. — Вынесло чуть дальше по берегу.       — Мы конвоировали лишь одного преступника. Гражданских с нами не было.       — Это… долгая и запутанная история, — ружьё тут же было направлено мне в лицо, и все слова вмиг вылетели из головы.       — История довольно проста, пират. Только пулю потратил на спасение твоей шкуры.       — Я не…       — Замолчи. И дай подумать.       Ощущая, как сердце заходится, принялась искать пути отступления. Но быстрее пули я уж точно не была, так что уповать оставалось на то, что ружьё либо даст осечку, либо как ещё подведёт хозяина. Страх как хотелось жить, и в самый неподходящий момент к горлу и глазам подкатило. Я судорожно вдохнула и быстро заморгала, но полностью справиться с эмоциями не смогла.       — Ты что, ревёшь? Ну охренеть. Что за пираты пошли?       — Я не пират, — зло выпалила, пытаясь втянуть споли. — То шпион, то пират. Вы заебали уже. Я понятия не имею, какой ублюдок меня закинул к вам на корабль, — со злостью глянув сперва на море, а затем на небо, выискивая виноватого, утёрла нос и щеку, ощущая, как неприятно ноет и покалывает в кисти. — Кажется я пальцы сломала. И у меня шея болит…       — Пиздец, — выругался мужик, наблюдая за тем, как я сражаюсь с накатывающими слезами. — Ладно, всё. Подбери сопли. Да харош!       На самом деле, к тому моменту я уже вновь взяла себя в руки и просто часто моргала, ведь из-за того, что тёрла глаза, склеившая ресницы морская соль попала на слизистую. Однако видок у меня уж точно был жалким, и дозорный завис, не зная, что делать.       Всё же женские слёзы иной раз творят чудеса.       — Успокоилась? — я кивнула и воззрилась на мужика в ожидании. — Вставай и иди передо мной. Медленно.       — Обувь подобрать можно?       После недолгого замешательства получила разрешение и, кряхтя как старушка, поднялась на ноги и поспешила собрать разлетевшиеся сандалии. Дозорный тем временем подобрал змеиную тушку, закинул на плечо и, махнув стволом ружья, дал понять, чтобы я начинала двигаться.       Так, под очередным конвоем, добралась до места крушения, стараясь не всматриваться в окружение — впечатлений и мертвецов хватило на несколько жизней вперёд.       А ведь впереди ждёт ещё больше. Застрянь я в этом мире, будет даже хлеще, чем в родном. Эра Пиратов явление глобальное — ни спрятаться, ни скрыться.       От неприятных мыслей отвлёк тихий стон боли. Выругавшись, дозорный поспешил скрыться за камнем, абсолютно позабыв о потенциальном пирате в моём лице. Недолго думая, осторожно приблизилась к валуну, выглядывая из-за кромки.       В тени переплетённых ветвей был организован мини-госпиталь. Песок застелили сырой и заляпанной кровью парусиной, её же накинули на пальмы и кривенькую акацию, создавая дополнительную защиту от ветра и солнца. По углам разместили бочки и ящики, мотки верёвки и доски разной длины.       Пациентов было трое: круглый как бочонок, коренастый дядька, тощий, длиннющий как шпала, патлатый пацан и мелкая, бледная девушка с копной розовых кудряшек. Лежали они в рядок, на расстоянии вытянутой руки. Признаки жизни подавал только юноша — постанывал да то и дело дергал перебинтованными ногами. Перевязка от этого пошла алыми пятнами и разболталась.       — Да что тебе не лежится? — ворчал мужчина, пытаясь удержать пациента. — Дурное создание… Эй, пират, подсоби!       Возражать и огрызаться не имело смысла, потому покорно приблизилась, бросив обувь у края подстилки, и, опустившись на колени с противоположной от дозорного стороны, вопросительно вскинула брови.       — Просто держи. И покрепче. Идиот в припадке может себя ранить.       Сказать было проще, чем сделать — правой кистью, из-за травмированных пальцев, нормально пользоваться не могла, но выбирать не приходилось. А стоило только вцепиться пацану в руку и упереться в плечо, прижимая к земле, как тот ударился в панику, извиваясь, вопя и хныча.       — Ноги! Мои ноги!       — Да на месте твои ноги. Держи крепче, сейчас наподдаст.       Я навалилась всем весом, удерживая верхнюю половину тела, дозорный же держал бедра и нижние конечности. Вдвоём кое-как сдюжили, да и парень довольно быстро сдал, больше вопя, чем дёргаясь, и теперь лишь тихо ныл, что-то лепеча себе под нос.       — Спасибо, — мужик перевёл дыхание, осмотрел повязки пациента, поцокал языком, но оставил всё как есть. — Я, вообще-то, и не врач. Так, на подхвате.       — Я тоже. В смысле, не врач.       Дозорный хмыкнул и перекатился с пяток на задницу, усаживаясь по-турецки.       — Гегедок, — я лишь уставилась в ответ, не особо понимая, о чём он. — Звать меня так. Старшина Гегедок. Пять месяцев до пенсии.       Бедняга. Вот тебе и служба государева. И воюй потом с местным Пенсионным фондом, выгрызая стаж и бабло, но для начала — выживи. Хотя, это я уже о своём, будничном вспомнила. Ведь там, дома, понедельник, и я должна сидеть на удалёнке и пыхтеть на благо судебной системы, а не охуевать после кораблекрушения в окружении выдуманных персонажей.       Или, всё же, не таких уж и выдуманных?       Отвлёкшись от мыслей о родном мире, представилась в ответ. Гегедок кивнул и принялся знакомить с остальными выжившими:       — Гюг, — ткнул пальцем в мальчишку, — балабол и лентяй. Если не хапнет сепсис, заставлю ногами отрабатывать лечение и жратву. Бегать будет как козлик. А там Милка, — указал Гегедок на девушку. — Непоседливая юла. Башкой своей кудлатой треснулась, не сразу и разглядел гематому в этом гнезде. В себя не приходит, но дышит. Глядишь, очухается. А там… — он замолчал, раздумывая, но по итогу лишь махнул рукой. — В общем, скорее всего завтра будем могилу рыть. Но лучше уж так, по-человечески сдохнет, а то чайки уже немного надкусили.       Я поморщилась. Вот не зря только попугайчиков люблю. Птицы порой очень красивы, но за приятной внешностью скрываются те ещё твари. А гусей так вообще в адском горниле выковали, не иначе.       — Ладно, — измерив Гюгу температуру тыльной стороной руки и сравнив со своей, Гегедок переключился на меня: — Где болит? На что жалуемся?       — На жизнь можно?       — Нет. Это можно только мне.       Кто бы сомневался?       Для начала выпросила пару глотков воды, после чего, смирившись со вселенской несправедливостью, тяжело вздохнула и честно поделилась приобретёнными за короткое попаданчество проблемами со здоровьем. Пальцы мне зафиксировали бандажом, порез от коралла обеззаразили и плотно замотали, с обработкой остальных царапин сказали справляться самой, вручив бутылочку спирта, а синяки и сами пройдут, да и холод прикладывать уже было поздно.       В процессе замазывания очередной ранки едва не раздавила сорвавшиеся с ворота очки, и осознала, что каким-то магическим образом умудрилась забыть кое-что важное. Вернее, кое-кого.       — Слушай, док.       — Гегедок, — поправил дозорный, в этот момент занятый освежеванием змеиной тушки. Окровавленный нож в ловких пальцах смотрелся внушающе.       — В общем, — я на всякий случай привстала и сдвинулась к выходу из полевого лазарета, — я тут не единственная выжившая из трюма.       Вопреки опасениям, нож в меня не полетел. Гегедок бросил своё занятие, схватился за ружьё и, обозвав идиоткой, помчался со всех ног вдоль береговой линии.

***

      Ружьё таки дало осечку. Стреляли, правда, не в меня, а куда-то чуть выше, но обосраться я успела знатно. Даже вспомнила падения и перекаты. Укатываться, к сожалению, было почти некуда, потому пришлось вскакивать и пятиться, выставив перед собой руки.       Гегедок трясся от злости и возился с пусковым механизмом, что-то безостановочно бормоча. Затем со злостью отбросил оружие в сторону, и по закону Мёрфи то, конечно же, выстрелило — в зарослях что-то мучительно крякнуло и под треск веток и шелест листвы рухнуло вниз, распугав то, что не сбежало от грохота.       — Ты… да ты… просто…       — Спокойно, — попросила мужчину. — Дышим, не дёргаемся.       — Заткнись, — с тихой злобой выдал Гегедок. — Или я тебя придушу.       И я заткнулась — сил убегать или бороться всё равно не было. Да и, судя по выровнявшемуся дыханию дозорного и чуть разжавшимся кулакам, это работало.       Увы, молчать не собирался кое-кто другой.       — Я всё ещё здесь! И мне становится чертовски скучно!       Крепко сжала челюсти, подавляя злость, резко выдохнула и медленно вдохнула. Поймала взгляд Гегедока и, немного опустив руки, попыталась всё объяснить:       — Слушай, он в кайросеки, вокруг вода, обломки и он сам достаточно далеко…       — Достаточно — это на шестом уровне Импел Даун.       — Не спорю. Но сам посуди: что я могла сделать? А предупредить тебя стоило.       — Это стоило сделать раньше.       — У нас не особо знакомство заладилось, если ты не забыл.       — Лучше бы оно вообще не состоялось.       На этом беседа себя исчерпала. Не было ни возражений и разумных доводов с моей стороны, ни каких-либо дополнений — с его. Гегедок подобрал ружьё, закинул на плечо и побрёл обратно к лагерю. Простояв какое-то время в полном замешательстве, спешно развернулась и засеменила следом.       У лагеря Гегедок замер, какое-то время наблюдая за галдящим скопищем, а затем схватился за оружие и принялся палить, ловко перезаряжая извлекаемыми из карманов брюк патронами. Перья, мясо, песок, щепки и водяные брызги летели во все стороны. Едва не запутавшись в собственных ногах, юркнула за ближайшие деревья, двигаясь в полуприсяде, пока на голову не посыпались листья, а перед самым носом рухнуло измочаленное пернатое нечто.       Забившись в ближайший угол, принялась дёргать замок на рюкзаке, но бегунок, конечно же, застрял, а вокруг, как на зло, даже камня приличного не оказалось.       Ладно, решила я, зачерпнув горсть песка с пучком травы, справлюсь.       Выстрелы прекратились. Тишину нарушало лишь моё сорванное дыхание. Поймав себя на мысли, что хочу прижать ладонь ко рту и заглушить звук, сжала крепче кулак и сосредоточилась на окружающих звуках.       Гегедок не пришёл. Он просто заорал во всю глотку:       — Пять! Ебаных! Месяцев! Сука! Я что, так многого прошу?!       А дальше шёл сплошной мат.       Пока Гегедок орал, попыталась свалить подальше, но наткнулась на огромный муравейник, кишащий довольно крупными бурыми насекомыми. Пришлось пятиться и обходить тот по максимальной дуге, что вернуло почти к самому пляжу. Подумав немного, решила направиться к месту нашего с Донкихотом крушения, а там и вообще на другую часть острова перебраться, после чего постаралась максимально тихо утопать в нужном направлении.       И мне бы, наверное, это удалось — невзирая на конституцию, всю жизнь умудрялась ходить тише мыши, иной раз пугая близких и знакомых своим появлением за спиной. Но то было в привычных условиях, по лесу я ходить не умела, потому своё местоположение выдала по классике жанра: наступив на веточку.       Та, сука такая, мало того, что треснула так громко, словно дерево напополам раскололось, так ещё и впилась в, и без того исколотую из-за беготни босиком, стопу. Казалось, эта херня насквозь прошла. До слёз, тварина такая. Крик я сдержала, тихо крякнув от боли, привалилась боком к пальме, переводя дыхание, да тут меня за плечо и цапнули, впившись пятернёй намертво.       Зажатый меж пальцев и сбившийся в комок песок, наконец, нашёл своё применение, но Гегедок не отпустил. И прежде, чем разленившиеся мозги и тело успели сгенерировать процесс освобождения от захвата, меня поволокли прочь из зарослей, отплёвываясь и ворча в процессе. Когда по лицу прошлась первая ветвь, я наконец вспомнила, как бить ногами под колени и делать подсечки, но первый раз промазала, пройдясь по крепкой икре, а после второго меня пихнули вперёд и отпустили, придав ускорения за счёт собственной инерции.       Вывалившись обратно на пляж, едва не растянулась, падая на четвереньки. Бежать можно было только в море, но у Гегедока было ружьё. И пока я решалась, мужик раздражённо заключил:       — Ты самый неказистый пират из всех мною встреченных.       Море коснулась ног, уколов солью свежие ранки, — мелькнула мысль просто рухнуть назад и уйти под воду. Но так всё равно бы догнали, потому и стояла дурень-дурнем, полностью ощущая себя в чужой власти.       Мерзкое чувство. Потеря контроля всегда выводило меня на агрессию. Но толку от неё в данной ситуации не было ни грамма, от чего злилась ещё больше.       — Смотри, какая хмурая, — усмехнулся Гегедок. — Ну, всяко лучше соплей твоих бабьих, — я тут же шмыгнула носом, и дозорный напрягся. — Не-не. Отставить. Поняла? Никаких истерик.       В ответ лишь плечами пожала. Не проблема.       — Ладно, — чувствуя, что молчание затягивается, решилась подать голос. — Я не реву — ты не шмаляешь во всё подряд, включая меня. Идёт?       — Идёт, — неожиданно легко согласился Гегедок. — Всё равно патроны кончились.       Конечно же, я ему не поверила, из вредности добавив:       — А вот птицы — нет.       — Пираты тоже. Ты точно жить хочешь?       — Несомненно. Очень-очень.       — Вот и молодец. И раз уж нас таких, жаждущих, стало больше, отправляйся-ка ты по воду. Тару сейчас организую.       И он развернулся, преспокойно пошлёпав обратно в лагерь. Я же так и стояла, не особо понимая, куда деваться. Вскоре солнце стало припекать достаточно ощутимо, чтобы переместиться в ближайшую тень. Затем забралась глубже, но вскоре вернулась обратно, понимая, что бегать по лесу бессмысленно и глупо. Я дитя полей, огородов и плавней, да и сегодняшние события прекрасно показали, что Рембо из меня так себе.       — Эй, бестолочь, ползи сюда!       Гегедок призывно махал, вынуждая поторопиться. Заметив у его ног нагромождение деревянных бочонков, невольно нахмурилась. При ближайшем рассмотрении посудина оказалась приблизительно литров на десять и даже связана верёвками. Нести всё можно было на одном плече, но только в пустом виде, обратно — как получится. Посчитала: шесть штук. Почти шестьдесят литров. Три ходки туда-сюда.       Помимо тары мне выделили форменную кепку, водрузив ту на голову, стоило подойти, вынудили отдать рюкзак, пообещав тот не трогать, в замену впарив пару ботинок. Внутри обнаружились сырые, разящие тухлятиной носки. С трупака небось. Прекрасно. Зато мозолей не будет. О потенциальной заразе не думать. Не думать!       — Пойдёшь вверх по склону, держась севернее, — принялся пояснять дозорный, пока я возилась со шнуровкой, стараясь не концентрироваться на боли в пальцах и ощущении прилипшей к коже влажной ткани. — Где-то минут через двадцать наткнёшься на ручей. А там уже сама разбирайся.       Охуеть пояснил. Если у них таким же образом раздают приказы, то неудивительно, что Дозор сосёт.       — Вопросы?       — Севернее — это как?       — Это значит бегом, — проворчал мужик и был таков.       Спасибо, командир, рядовой Саня обязательно не выживет.       Отсалютовав от козырька, кое-как водрузила связку на плечо и потопала в лес, руководствуясь основами законов природы и китайской мудростью: вода течёт вниз, а человек стремится вверх. А если точнее — кряхтит, потеет, но упёрто тащит свою жопу и скарб к вершине холма, уклоняясь в процессе от веток, насекомых и длиннохвостых белок-мутантов.       Собственно, благодаря одному из таких манёвров, на ручей и набрела, утопив ботинок по щиколотку в жидкой грязи. Зато теперь можно было следовать к истоку, не заморачиваясь всякими «севернее».       По мере продвижения поток расширялся, деревья чуть расступались, довольно скоро открыв взору уходящий ввысь каскад маленьких водопадов, питавших скромный водоём размером с легковушку. В принципе, выходила неплохая такая природная ванная, дно которой устилали песок и заиленные булыжники. Захотелось залезть туда и притвориться жабкой, но даже простого умывания оказалось достаточно, чтобы распрощаться с наивными мечтами — водичка оказалась слишком прохладной.       Пока разбиралась с узлами, стягивавшими тару, на противоположной стороне водоёма зашуршали кусты, и я приготовилась швырять в неведомую скотину первый попавшийся бочонок и давать дёру. Вывалившаяся из своего укрытия капибара уставилась на меня чёрными бусинками глаз, нервно подёргивая плоским розовым носом. Я перевела дыхание. Ложная тревога. Кажется, зверёк решил точно также, забавно взвизгнул и с разбегу шлёпнулся в воду, обдав ледяными брызгами. Следом за первой, появилось ещё три особи, устроив активные купания и вынуждая отступить выше.       Облюбовав крайний водопад, довольно быстро наполнила все бочонки, осознавая, что переоценила себя, и тащить по два подмышками — идея так себе. Удержать нормально не получалось, не говоря уже о том, что от усталости начала накатывать головная боль и гнулись колени. Так что было принято решение применять тактику, которой пользовалась последние месяцы дома: тащим один сосуд, оставляем на доступном взору расстоянии, возвращаемся и берёмся за следующий. И так до победного.       Блин, вот что за облом такой? Оказаться в иной вселенной и вновь таскать воду.       Удивительный вопрос:       Почему я водовоз?       Потому что без воды –       И ни туды и ни сюды!       Эй, ты, тот, кто меня сюда запихнул, ты — мудак.       К первому приходу в лагерь, Гегедока на месте не оказалось. Зато Гюг умудрился принять сидячее положение и глядел на происходящее вокруг осмысленным, но вполне себе прихуевшим взглядом.       Не зная, как беднягу утешить, предложила первое, что пришло в голову:       — Пить хочешь?       Парень кивнул. Пришлось в скором порядке искать хоть какой-то сосуд. Благо, такой довольно скоро нашёлся в небольшой куче хлама, натасканного под ближайшую пальму за время моего отсутствия. Чашка оказалась с трещиной, но было не до суеверий.       Утолив жажду, Гюг принялся задавать вопросы, на которые у меня был лишь один ответ: Гегедок, как вернётся, всё разъяснит. Знакомого имени парню оказалось достаточно, чтобы немного успокоиться, но отпустил он не сразу, интересуясь, куда ухожу и как скоро вернусь. Да я спиной его взгляд чувствовала — так не хотел отпускать и оставаться в неведении и одиночестве.       Возможно, я бы даже прониклась, набралась сочувствия и поддержала парой слов после очередной ходки, но вскоре все заботы свелись к себе-любимой. Потому что на меня шли они — позабытые на добрых полдня трёхметровые проблемы. Впору было учиться сливаться с местностью, раз с побегами не сложилось, но за секунды суперспособностями обзаводятся далеко не все попаданцы, и я, конечно же, входила в эту группу неудачников.       Дофламинго шёл медленно, слегка покачиваясь. Спина сгорблена, руки в карманах — тяжеленые цепи тянулись следом, вспахивая песок. Определиться с тем, что удивляло больше — наличие карманов у тюремной робы или в принципе присутствие Донкихота на суше — не успела, потому что меня заметили. Изобразив подобие улыбки в стиле Т-800, помахала пирату.       Тот, добравшись до меня в пару размашистых шагов, склонился, протянул руку, звеня цепями и цепанул с футболки очки, ловко водрузив те на нос. Здоровенный и быстрый даже в кайросеки. Я даже испугаться не успела, а Дофламинго уже задавал вопросы:       — Ключи?       Благо, мозгов переспрашивать или что-то мямлить в оправдание, дабы не бесить эту здоровенную дуру, хватило, а разведённые в сторону руки послужили полноценным ответом.       — Так и думал. Что же, время у тебя ещё есть.       Но шансов, кажется, было куда меньше. Это я понимала и так, но приговор читался на его лице. Не сказать, что Донкихот злился, скорее жало кривил дабы жути навести и дать понять, что ничего от меня и не ждёт.       А затем эта паскуда ушла, ещё и приятной тени меня лишив, так что всю злость попыталась спустить на подоспевшего Гегедока.       — Предупредить не мог?       — Уж кто бы говорил, — окрысился в ответ дозорный, и я моментально сдулась.       — Как он выбрался?       — По кораллам, — кажется, он и сам с трудом верил в то, о чём говорит, но всё же добавил: — Отлив же. Сама не видишь?       Я обратила внимание на береговую линию, с удивлением отмечая, что вода и впрямь отошла на добрых полметра. Глянула на небо — солнце уже не было в зените, но и за горизонт не стремилось. В принципе, вокруг далеко не спокойное и довольно небольшое Чёрное море, которому не свойственны большие приливы и отливы, не говоря о том, что в этом сумасшедшем мире колебания водных масс вообще могут проходить по иному графику. Пора было начинать привыкать к иным законам мироздания, но легко это всё равно не давалось.       — А потом он прыгнул, — добавил Гегедок.       — Что?       — Кто. Риф кончился, а Донкихот как сиганёт. Метров пять пролетел, да ещё и с кандалами, — судя по изумлённому выражению лица, этот фокус знатно изумил даже бывалого служаку. — У меня аж язык к нёбу прирос. Я шёл вести переговоры, а мне сходу взяли и указали место в пищевой цепочке.       Мы трагично помолчали, провожая взглядами самого жирного хищника на этом ошмётке суши.       — И о чём хоть договорились?       Гегедок раздражённо фыркнул.       — Да какой там. У нас ультиматум: мы его не бесим и платим дань всем, что есть, — он в нашу сторону не смотрит.       Логично. Этот и на горе мусора по-царски устроится. Право сильнейшего, чтоб ему.       — А что он там тебе про время говорил?       Я скривилась, нехотя признаваясь:       — Это отдельный квест. Найти способ снять наручники.       Гегедок злорадно заржал.       — Бесславный пират бесславно умрёт.       — Неудачник-дозорный не выйдет на пенсию, — передразнила в ответ.       — Дать бы тебе по башке, да только ты и так не жилец, — довольно терпеливо, невзирая на шпильку, заявил дозорный. А затем, выдержав драматичную паузу, пояснил: — Последний комплект ключей был только у Цуру, и среди погибших её нет.       После этого из меня на остаток дня выбило весь задор. Я даже почти не огрызалась, хотя после таскания воды была приобщена ещё и к добыванию пищи, вновь посланная в лес. Там на выручку внезапно пришли дружелюбные капибары, натаскавшие к водопою фруктов. Проследив за свинками, набрела на деревья и кусты, гнувшиеся к земле от обилия плодов. Гребла всё, что казалось знакомым и оказалось доступным, складируя в подол футболки. Ещё и место по пути нашла приличное, чтобы в кустики мотаться, пусть и далеко от лагеря.       Гегедок к моему приходу умудрился организовать костёр и варил на нём в котелке довольно крупных крабов. Донкихот не делал ничего — лишь занял местечко в тени, закинув ноги на перевёрнутый ящик, да стырил себе горсть плодов, когда проходила мимо.       Да-да, кто не работает, тот ест. Знамо дело. Даже злиться на него сил не было.       А когда я закончила возиться с чисткой фруктов, разложив те на обрывке карты поверх крышки от бочки, Гегедок неожиданно обратился с просьбой помочь в уходе за больными. Казалось, мой уровень энергии давно ушёл в минус, но именно тот факт, что меня впервые за весь день о чём-то по-человечески попросили в совокупности с общей заёбанностью самого просящего, подтолкнули на просьбу откликнуться.       Возиться выпало с Милкой. Раздеть, обмыть, перевернуть, одеть, размять, уложить и укрыть. Тяжело, но привычно — был период в жизни, когда приходилось справляться с лежачей бабулей. Да и девчонка оказалась на удивление лёгкой, хотя в бесчувственном теле обычно массы по ощущениям в два раза больше. Гюг частично справился сам, потому Гегедок сосредоточился на оставшемся пациенте, которого оттащил с парусины, уложив на песок, поближе к костру. И зверьё не утащит, и всем, что выйдет из него после смерти, подстилку не изгадит.       Практично и жутко.       Глядя на полутруп, вяло жевала банан, прихлёбывая из выделенной с барского плеча фляжки. В башке клубился туман, глаза слипались. С наступлением сумерек стало довольно прохладно, так что доев, укуталась в выделенное дозорным провонявшее солью одеяло, и свернулась калачиком, подложив под голову гладкий бок рюкзака.       Вопросов было море. Например, какого хрена мы все тут на одном языке болтаем? Это, конечно, удобно, но нагоняло мысли о бутафорности происходящего. С другой стороны, было вдоволь событий и ощущений, говоривших об обратном. И если завтра я проснусь опухшая и разбитая, при этом далеко не в постели на съёмной квартире, то лучше уж речь окружения мне будет близка и понятна.       А может это трансформация мозга такая? Он же, по факту, довольно хреново изучен. Мало ли, как способен адаптироваться и что выкинуть.       Жаль, что при этом я как Питер Паркер бицухой и сверхсилами не разжилась. Вот же непруха.       Опять пахать, опять выживать…       Так меня в сон и срубило, погрузив на неопределённое время в пустоту. Пробуждение же вышло резким и неприятным. Нехватка кислорода и непонятная тяжесть вкупе с неразборчивым шипением в ухо вызвали лишь одно желание — дать отпор и высвободиться. В ответ на мои копошения, встряхнули так, что аж все кости захрустели, а затем вновь заткнули рот ладонью и вжали в землю.       Я замычала, затем попыталась вгрызться в шершавую кожу, что не особо-то и удалось. Нападавший развернул мне голову, вжимая щекой в холодную ткань, и вновь зашептал, обжигая ухо дыханием:       — Заткнись и не дёргайся, — я всё равно сопела и пыталась брыкаться, хотя голос показался знакомым. — Мы тут не одни, дура. Не отсвечивай. Слышишь?       Сквозь стук прилившей к голове крови и собственное сиплое дыхание было сложно что-то различить, но стоило немного успокоиться, осознавая, что никто резать меня не собирается, и я наконец услышала. Гулкий, ритмичный грохот. И короткие вскрики.       Два медленных удара, быстрый бой, затем вопль. И снова. Барабаны и голоса.       Гегедок, убедившись, что до меня дошло, отпустил и отполз, жестом показывая хранить молчание. Приказ был исполнен безукоризненно.       Звуки приближались. Похоже, мы здесь были не одни.