Born to fight

      Безлюдный пляж посреди океана, окруженный голубизной водной стихии, мерцающие на белоснежном песке волны, шёпот прибоя, крик чаек где-то вдали и яркое солнце, кажущееся счастливым излишеством… Примерно так Оксана представляла свои августовские каникулы. Она мечтала сбежать от людей настолько далеко, насколько позволят гражданские авиалинии, насладиться тишиной и свободой, весь месяц не разговаривая ни с кем кроме Евы. Наконец-то выдохнуть и не думать ни о предстоящей второй половине сезона, ни о соперниках, ни о гонках. Но вместо этого она застрянет в самом унылом городе на всей планете, без всякого шанса осуществить свои планы. Хотя сперва ей предстоит в полной мере прочувствовать всю несправедливость этого мира – впереди Гран При Италии, и впервые за несколько лет наблюдать за ходом его событий Оксане придется со стороны. Фанаты «Феррари» наверняка решат, что это карма.       Последние недели больше всего на свете, помимо машины времени, Оксане хочется выбраться из бесконечного дня сурка, в который превратилась её жизнь. Единственное, что менялось в бесцветной картинке за это время – машины из евиного гаража, на которых она добиралась до медицинского центра и обратно домой. И нет, она не начала считать этот унылый бездушный особняк домом, в который раз убедившись, что никогда не согласится тут жить.       Поэтому когда Миссис Поластри в не терпящем отказов тоне попросила свою дочь несколько дней пожить у неё дома, Оксана была всеми руками «за» хоть какую-нибудь смену обстановки, за что получила пару укоризненных взглядов от Поластри-младшей. Девушке показалось забавным то, с каким серьёзным настроем эти двое обсуждают такую ерунду – как будто на фоне семейного спора вся Формула-1 со своими чемпионатами и титулами должна казаться сущим пустяком. Со стороны всё это виделось абсурдным сюрреализмом из параллельной вселенной: вот, есть Ева Поластри – семикратная чемпионка Формулы-1 с состоянием в десятки миллионов долларов и кучей задач в преддверии неожиданно свалившейся проблемы в виде гонки в Италии, а есть Агнес Поластри, которой плевать на все логичные аргументы – ей нужно уехать из города и оставить на кого-то свой дом и драгоценного кота, который ненавидит всех на свете. Кроме Агнес Поластри, разумеется. Ева прекрасно знает, что проще заставить Землю остановиться, чем переспорить эту женщину, поэтому даже не пытается тратить впустую бесценную энергию. К тому же идея не кажется совсем уж безнадёжно дурацкой с учётом того, что ехать до базы «Мерседес» отсюда на добрых полчаса меньше. Только поэтому Ева, стиснув зубы, соглашается. Вовсе не потому, что у неё не было выбора.        Оксане здесь нравится. Этот дом похож на машину времени, которая переносит их в тот важный период жизни, о котором Ева предпочитает молчать. Не потому что ей не о чем вспомнить, а потому что каждое воспоминание отзывается уже почти терпимой, но болью. Оксана никогда не оставалась в этом доме одна. У неё не было возможности полистать альбомы со старыми фотографиями Евы, на которых она совсем маленькая, но уже такая серьёзная гонщица; поразглядывать награды на обветшалой деревянной полке, в золоте которых переливается свет дневного солнца; зайти в комнату на втором этаже, на стенах которой до сих пор висят потрепанные временем плакаты с Сенной и Лаудой, а книги на полках расставлены по алфавиту. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как жизнь Евы превратилась в одно бесконечное путешествие без места, которое можно искренне назвать домом. Девушка улыбается в ответ юной Еве, которая смотрит на неё с выцветшей фотографии, поднимая над головой золотой кубок. Рядом снимок с отцом, они как будто в своём мире – что-то сосредоточенно обсуждают рядом с картом, совсем не обращая внимания на камеру. Каждая вещь в этом доме хранит в себе воспоминания, которые больно давят на старые шрамы. Ева отпустила, кажется, давно. Но здесь за последние двадцать лет и вправду ничего не изменилось. Как будто бы отец прямо сейчас может выйти из кухни с большой синей чашкой ароматного кофе и сесть в своё кресло, чтобы насладиться книгой.       Проснуться в гостевой спальне дома, который раньше был родным, – странное чувство. Ева не вспомнит, когда в последний раз проводила здесь больше пары часов, а теперь, внезапно, готовит себе кофе на завтрак. Сегодня тот редкий день, когда ей не обязательно тащиться в Брэкли и наматывать круги на симуляторе как пилот-новичок, который ни разу не сидел за рулём машины Формулы-1. Но утренний брифинг никто не отменял, поэтому пока кофемашина готовит спасительный американо, она изучает очередной сверхважный файл на корпоративном облаке «Мерседеса». Работа в Формуле-1 в наши дни иногда похожа на службу в шпионской организации – десять уровней защиты, протоколы использования данных, запреты на вывоз документов за пределы базы. Ни один секрет не должен оказаться не в тех руках, особенно когда речь идёт о тайнах чемпионской команды.       — Как ты думаешь, если мы попробуем настроить машину немного выше, на прямых хватит мощности это компенсировать? — Ева увлечённо изучает график в цветах «Мерседеса» на экране.        Оксана пропускает вопрос мимо ушей. Она всё утро думает совсем о другом, наконец-то уговорив себя начать этот разговор.       — Можно я не поеду на гонку?       — С каких пор ты спрашиваешь у меня разрешения? — беззлобно подкалывает девушку Ева, отвлекаясь от компьютера. — Что случилось?       — Меня ненавидит каждый второй фанат «Феррари», а мы собираемся в Италию, — Оксана усмехается и искренне верит, что врёт достаточно убедительно, но быстро натыкается на недвусмысленный взгляд Евы – она не верит ни единому слову. Этой женщине вообще сложно врать, и иногда это так раздражает.        — Тебе плевать с высокой колокольни на толпу итальянских фанатов, — что ж, Ева отлично её знает. — Придумай что-нибудь поубедительнее.       Девушка закатывает глаза от безысходной злости – не на собеседницу с её исключительной проницательностью, а на саму себя. Она быстро жалеет, что вообще открыла рот, потому что дороги назад теперь нет. Затянувшаяся пауза не мешает Еве продолжать прожигать её пронзительным взглядом, поэтому Оксане всё же приходится продолжить:       — Я не хочу, чтобы все видели меня такой, — оказывается, это даже сложнее, чем представлялось в мыслях, — слабой и жалкой.        Брюнетка устало выдыхает, на секунду отвлекаясь на щелчок кофемашины.       — Хочешь я назову имя единственного человека, который считает тебя слабой и жалкой? — Ева вскидывает брови, не отрывая глаз от Оксаны, – она складывает руки в защитной позе, но смотрит с вызовом. Как всегда. — Оксана Астанкова. Самый самоуверенный человек, которого я в жизни встречала, — женщина хмурится. — Кстати, не знаешь, куда она исчезла? Я её уже месяц не видела, даже соскучилась.        Дни тянутся бесконечно долго, и Оксане всё время кажется, что она одна. А она, оказывается, совсем разучилась быть одной. Последние годы её всегда окружала толпа – инженеры, стратеги, менеджеры, физиотерапевты, журналисты – и чаще всего это раздражало. Но внезапно появившаяся в её мире тишина теперь кажется ещё более невыносимой. В голову всё время лезут дурацкие мысли, а отвлечь от них себя абсолютно нечем – потрясающая среда для развития тревожных расстройств.       К счастью, Оксана никогда не умела контролировать своё любопытство, и ей ещё со вчерашнего дня до мурашек хочется узнать, куда ведёт маленькая тёмная лестница вниз в конце коридора. Она догадывается, что за ней скрывается гараж, но от этого ведь становится только интереснее. Дверь со скрипом открывается без ключа, а выключатель предсказуемо оказывается сбоку на стене. Девушка по-детски восторженно вздыхает, когда тусклая лампа освещает стоящую у стены небольшого низкого гаража машину. Ей достаточного одного взгляда, чтобы узнать под слоем пыли совершенные линии старого Мустанга. Гонщица завороженно спускается и подходит ближе, прикасаясь к ледяному металлу тёмно-вишнёвого капота, в котором отражается падающий из маленького окошка сверху луч солнца.       Оксана резко оборачивается, когда в отражении тонированного стекла появляется размытая тёмная фигура, но тут же выдыхает, увидев стоящую на лестнице Еву:       — Ты меня напугала.       — Что ты тут делаешь?        Девушке становится не по себе под тяжёлым взглядом – как будто её поймали с поличным. Почему-то очень хочется начать оправдываться, хотя на первый взгляд ничего страшного она не сделала. Так ведь? Ева приподнимает брови, ожидая ответа, а Оксана выпрямляет спину в своей привычке на всякий случай защищаться.        — Дверь была не заперта.        Не то чтобы Ева была удовлетворена ответом, она скорее одергивает себя, убеждая отстраниться от туманящих здравый рассудок эмоций. Оксана тут ни при чём. А эта чёртова машина – просто кусок металла, одного взгляда на который не должно быть достаточно, чтобы заставить её разум отключаться по щелчку пальцев.       — Пойдем наверх, я заказала еду, — Ева не ждёт ответа, поспешив наконец-то уйти отсюда, но уверенный оклик тормозит её на полпути наверх. Чёрт, ну что ещё? Брюнетка останавливается, медленно оборачивается, хотя совсем не хочет ещё раз видеть ни вишнёвые бока пыльного Мустанга, ни стоящую посреди её прошлой жизни Оксану.        — Иди сюда, — бросает девушка, но потом всё же коротко добавляет, — пожалуйста.        Ева не спешит соглашаться, хотя единственным шансом избежать этого будет жалкое бегство. Собственно говоря, именно этим она занималась последние семь лет, избегая этого дома, воспоминаний и саднящей боли. К слову, это работало. На месте раздирающей изнутри опустошающей агонии осталась только привившаяся под кожей ноющая тоска, всё реже напоминающая о себе даже в родной холодной Англии.        Женщина неторопливо спускается, садится на предпоследнюю снизу ступеньку и окидывает неспешным взглядом до боли знакомые стены, в которых она провела сотни часов – сперва наблюдая за тем, как отец возится с Мустангом и её картами, потом – ответственно помогая. Они часто выслушивали от мамы причитания о том, что снова пришли домой, измазанные в мазуте, но потом все вместе смеялись и после обеда спешили вернуться к любимым «бездушным железякам». Здесь ничего не изменилось. Кажется, что даже сейчас Ева сможет с закрытыми глазами найти любой инструмент. Мустанг за спиной Оксаны выглядит уныло заброшенным, хотя под этим слоем пыли не скрыть воинственные контуры массивного бампера, перетекающие в лаконичный кузов, и как будто неожиданно плавную линию крыши. Этот силуэт – самое настоящее произведение искусства, хватает за душу и не отпускает до конца. Легендарная, незабываемая машина, которая буквально воплощает в себе всё самое лучшее, что человек может испытать от одного только взгляда на нечто железное и кажущееся бездушным. Ева нехотя вспоминает ощущения, которые подарить может только одна машина на земле. Звук восьми цилиндров под капотом почти погружает в гипноз, и всё вокруг от него обретает свои истинные краски. Как будто ты стоишь на вершине мира, к которой даже не нужно карабкаться. Весь мир уже твой. Такой яркий, свободный и бескрайний.        Ева столько раз выслушивала настойчивые просьбы мамы забрать Мустанг, каждый раз одинаково отвечая: «Просто продай его». Хотя в глубине души ей было важно знать, что эта машина пылится в гараже в том месте, которое она когда-то называла домом. Некое подобие стабильности, приближаться к которому было не обязательно. Достаточно просто знать, что этот последний кусочек прошлого, её счастливого детства, стоит на своём месте.        Ева поднимает глаза на блондинку, которая выглядит то ли виноватой, то ли озадаченной. Чего она вообще хотела этим добиться? Самодовольно поиграть в спасительницу? Нет, это не в её характере. Да и вряд ли ей хотелось просто сделать Еве больно. Тем более для этого она обычно не выбирает настолько изощренные способы. Оксане слишком сложно понять, что её неуклюжая поддержка – всего лишь попытка удовлетворить свою собственную острую потребность. Ей ведь всё время кажется, что она задолжала Еве какие-то мнимые крестики в блокноте – помощь, заботу, любовь. Ева всегда рядом, всегда говорит именно то, что нужно, и только за эти месяцы сделала для неё больше, чем остальные люди за всю жизнь. В её картине мира совсем не укладывается простая истина о том, что люди могут заботиться друг о друге искренне, не ожидая ничего взамен.       — Довольна? — выходит немного тише, чем Еве хотелось – голос предательски подводит.       Оксана недовольна. В первую очередь тем, что явно сделала какую-то глупость, не успев даже заметить это. Что сказать в такой ситуации она тоже не знает, поэтому просто садится рядом – достаточно близко, чтобы их плечи соприкасались.        — Если тебе нравится машина, можешь её забрать, — Ева говорит это совершенно искренне. Ей грустно смотреть на жестоко запертого в клетке зверя. Эта машина создана для свободы, а Оксана как никто другой умеет ею жить.       — Сколько лет ты сюда не заходила? — Оксана пропускает мимо ушей предложение, каким бы заманчивым оно ни казалось. Если бы в любой другой ситуации кто-то предложил ей забрать Мустанг 69-го года, она бы уже была за рулём – где-то на скоростном автобане, наслаждаясь ни с чем не сравнимым брутальным рыком культового американского мотора. Но сейчас ей плевать на машину, ей вправду хочется хоть как-то помочь Еве почувствовать себя немного лучше. Но пока у неё получается делать всё только хуже.       — Оксана, мне не нужна психологическая поддержка, хорошо? Я давно прошла через это. Я справилась, — она так долго убеждала в этом всех вокруг, что и сама давно поверила.        — Правда? Тогда поехали покатаемся, — девушка зачем-то продолжает гнуть свою линию и улыбается наигранно беспечно, с полной уверенностью в том, что Ева найдёт тысячу причин отказаться.       Ева даже не думает над этим наглым предложением, ещё пять минут назад решив, что ни в коем случае не согласится сесть в эту машину.       — Да, только пойду позвоню Тото и скажу, что поеду кататься на Мустанге вместо вечернего брифинга, — острит брюнетка, уже поднимаясь по лестнице и не давая ни единого шанса с ней поспорить. За два года рядом с этой женщиной Оксана хорошо научилась читать между строк, и сейчас там большими красными буквами написано: «Не трогай меня». Но она редко поступает так, как стоило бы.        — Да, Ева, именно так ведут себя люди, которые справились, — бросает девушка вслед раньше, чем думает. Она молча ругает себя всеми матерными словами, которые вспомнила на трёх языках, но уже слишком поздно что-то менять. Брюнетка на секунду замирает. Она совсем не ожидала такой бездумной жестокости – не сейчас и точно не от Оксаны. Она давно забыла, что такое чувствовать себя уязвимой обнажённой идиоткой, с чьими чувствами обходятся до жестокого небрежно. Поэтому слова в привычной оксаниной манере бьют по старым шрамам настолько больно, что от неожиданности спирает дыхание.        Но Ева не из тех, кто убегает от обиды – она отвечает:       — Именно так ведут себя эгоисты, Оксана, — отстранённый тон брюнетки отдает несвойственным холодом. Оксана редко отводит взгляд, но вынести этот даже ей оказывается слишком сложно.       — Делай с этой машиной что хочешь, только не ввязывай в это меня, ладно? — Ева не ждёт ответа и даже не торопится второй раз предложить девушке пообедать. Сейчас ей хочется уходя хлопнуть дверью и сбежать, но женщина только оборачивается, добавляя: — И, пожалуйста, береги свою чёртову руку.        Ева аккуратно закрывает за собой дверь, не понимая, как по щелчку пальцев вернуть себя в реальность. Ей по привычке хочется закрыться в одиноком номере отеля, пожалеть себя хотя бы немного, а потом наклеить очередной пластырь на старую рану и спрятать её под футболкой – она так всегда делала и, как ни странно, это всегда работало. Возможно, потому что между Гран При, тренировками и брифингами у гонщицы не было времени на человеческие слабости, а забыть об их существовании было в тысячу раз проще. Гонки, победы, разочарования – страдать некогда. Но сейчас всё иначе: гонки где-то далеко, свободного времени гораздо больше, а Ева слишком часто оказывается наедине со своими мыслями, погружаясь в них с головой. И теперь, спустя почти десять лет, она наконец-то начинает понимать смысл слов психолога, который то и дело твердил: чтобы избавиться от боли, её нужно чувствовать. Тогда это казалось бредом, потому что она точно чувствовала, хоть и улыбалась всем вокруг, вместо того чтобы закрыться в доме и проползти через все стадии принятия.        Женщина натягивает на лицо непроницаемость и открывает дверь снова.       — Слушай, я тут подумала, — она говорит до смешного буднично, как будто предыдущие десять минут им обеим просто нарисовало воображение. — Мне надоело каждый день кататься в Брэкли, поэтому я останусь на базе на несколько дней, а потом полечу вместе с Тото в Италию. Думаю, ты найдешь, чем тут заняться.        Оксана не уверена, что должна вот так просто стоять посреди этого дурацкого гаража и пялиться брюнетке вслед. Но она понятия не имеет, что нужно делать в ситуациях, когда ты хотел сделать что-то хорошее и правильное, но вместо этого причинил боль самому дорогому человеку в своей жизни. Она всегда училась быть быстрой на трассе, а её единственными уроками о человеческих отношениях были предательства, разочарования и соперничество. Отключить тумблер с доверием было самым простым способом защититься, и до появления в жизни Евы её не сильно беспокоило отсутствие навыков быть чутким собеседником, поддерживать близких людей и самой принимать эту поддержку, а ещё – уметь вовремя заткнуться и думать, перед тем как озвучивать свои мысли вслух. Что ж, рано или поздно Оксане пришлось бы выучить этот урок.