Изгнанный Айну

      Раннее утро. Яркое, обжигающее солнце ещё совсем недавно только поднялось над горизонтом, раскаляя своими жаркими лучами пески Песчаного королевства. По просторам блуждал лёгкий, практически неощутимый здешними обитателями тёплый ветерок, подхватывая с низов горстки песчинок, поднимая их в воздух и перенося их по барханам, закручивая и завихряя летящий песок. Стояла вокруг душная, жгучая жара, и только истинные обитатели пустыни могли выдерживать её, да и то — не каждый делал это спокойно. Всё-таки, когда кругом душно, а палящее небесное светило как будто всеми силами вытягивает из тебя влагу и остатки приятной прохлады, даже коренной житель горячей пустоши возжелает найти местечко под тенью. И это ещё хорошо, что пока только утро, и температура не настолько высокая, чтобы какой-нибудь пустынный обитатель вдруг резко почувствовал дискомфорт. Конкретно в этой области Песчаного королевства, расположенной на юго-западе государства, порывы жара протекали довольно суровые и весьма неприятные, а в самый пик солнцестояния дневное светило едва ли не ослепляет глаза. Неудивительно, что даже истинной дочери песков пустоши предпочтительнее было укрыться от лучей солнца в теньке, покуда ей не предстоит вернуться под крышу хижины. Местность для комфортного времяпрепровождения песчаной драконицей было выбрано вполне удачное: окружённый с трёх сторон дюнами и грядами песков оазис сиял среди пустоши словно главное украшение и являлся приятным местечком для того, чтобы освежиться. На солнце покрывала песка блестели насыщенным жёлтым цветом, а поднимающиеся вверх практически идеальные спиральные завихрения казались золотыми крошками. Но в неглубокой низине, прогалиной расположившейся средь пустынных холмов, пески становились бледнее, теряя свой привычный жёлтый цвет, становясь светло-серым или же, вернее будет определить, более белёсым. Обычно когда песок приобретает белый окрас, это признак яростного нагрева от солнца, раскалившего пустынные просторы до предела, но у оазиса этот цвет был мягче и свидетельствовал, само собой разумеется, о близости водоёма. С высоты птичьего или драконьего полёта этот самый водоём походил на практически идеальный круг. Хотя кто-то мог бы его назвать ободком либо широким кольцом из-за небольшого острова в центре, поросшего несколькими пальмами. От северного берега к клочку земли посреди воды шла вся пропитанная влагой тропинка с часто попадающимися на пути пучками растительности. Вокруг озерца же полноценным кольцом росли всё те же пальмы и высокие кустарники с широкой листвой, под которой также вполне можно было укрыться от лучей палящего солнца. Чуть вдали, с северной стороны от оазиса можно было заметить участок слегка взрыхлённого песка и идущие от него следы, спускающиеся под одной из дюн и тянущиеся до травяного ковра, где они и затерялись. Следы, очевидно, драконьи, не особо крупные и не слишком глубокие. Похоже, принадлежат ещё довольно малому дракону, но определённо способному мыслить и говорить. Под тенью листвы пальмы и обширного кустарника, воистину орлиным оком наблюдая за тем, как вдалеке на равнине пробегает перекати-поле, маленькая песчаная дракониха отрезвительно сморщилась и покачала головой, возвращаясь светло-чёрными глазами к лицезрению свитка пергамента у себя в левой лапке, ловко вертя пишущей палочкой в коготках правой лапы и мысленно вновь впиваясь в текст на безупречно белом листе. Сама крошечная песчаная также имела почти чистый белый окрас, точь-в-точь похожий на песок у границы водоёма. Драконица была чистокровной представительницей своего племени, однако её крылья заметно выделялись наиболее крупными размерами, по сравнению с большинством других песчаных. Треугольные чешуйки, от души нагретые по пути к данному оазису солнцем, плотно ложились друг на дружку и с некоторого расстояния казались одним целым. На конце смотрящего в сторону ствола пальмы хвоста располагалось чёрное скорпионье жало, на кончиках третьих фаланг пальцев — такие же угольно-чёрные когти, на голове — аналогичного цвета смотрящие назад небольшие рога, а изо рта время от времени показывался наружу, игриво подёргиваясь, чёрный змеиный язык. На слегка вытянутой мордочке песчаной драконихи в сие момент застыло задумчивое выражение, а темноватые, но не идеально чёрные, глаза уже в четвёртый раз пробегали по строчкам выведенного текста. — Жареных скорпионов мне в нос, вот зараза! — тихо проворчала юная песчаная, случайно припомнив одну из ругательных фраз одного взрослого песчаного дракона. Малышка нахмурилась. — Почему мне кажется, что я запамятовала какую-то важную деталь? Надглазные линии чешуйчатого лба опустились ещё ниже, делая физиономию песчаной поистине смешной, но в то же самое время лучше всяких слов демонстрируя её задумчивость. Песчаной малютке ещё не исполнилось года, однако мысли драконихи уже частенько навещали образы из всех тех сказок, которые ей любила как-нибудь вечерком прочесть мама. Сперва она просто слушала эти детские истории, с замиранием сердца, жадно и охотно, позже сладко засыпая... Если, конечно, любительница изредка пощекотать нервишки дочери Засуха не брала с полки сказочку пострашнее, разумеется, после прочтения которой взрослая песчаная охотно успокаивала свою дочурку. Спустя некоторое время, когда малая драконица переслушивала или, научившись читать, перечитывала знакомые ей сказки, она поймала себя на мысли, что ей очень нравится вникать в суть этих рассказов. Ведь не зря же мама говорила, что сказки на первый взгляд порой очень глупые, но в каждой из них заключён какой-то смысл. И, подросшая, маленькая белая песчаная с увлечением принялась этот самый смысл искать. Поначалу главные жизненные увлечения юной драконихи только этим и ограничивались: она искала смысл в детских историях, большинство из которых учили либо опасаться незнакомцев, либо любить свою семью и дорожить каждым из её членов. Малышке песчаной нравилось читать сказки и добывать из них самую суть. Но спустя некоторое время песчаная стала замечать, что детские истории становятся какими-то однообразными и теряют прежние краски. Они попросту переставали вызывать у неё интерес, и не последнюю роль в этом сыграло воспитание отца. Он часто был хмур и чем-то недоволен, а за любые шалости дочери готов был наказать её. А когда она достигла того возраста, когда умела говорить, писать и читать, когда немного подросла, отец Гремучник незамедлительно принялся учить свою дочь новым азам охоты, полёту и кое-какой мудрости, которую считал самой главной, — жизнь сурова и безжалостна. Вслед за этими учениями слегка поменялись и интересы малой песчаной: теперь её привлекали не выдуманные рассказы для детёнышей, а реальные истории, что случались с реальными драконами. Первым делом, конечно же, песчаная малышка узнала историю так называемого Пожара, с которого идёт летоисчисление. Известна малютке только суть истории: когда-то воришки правили континентом, но их свергли драконы, воцарившись над Пиррией, и это событие названо Пожаром. Интересно, правда, как эти маленькие, ходящие лишь на двух лапках существа, у которых нет ни когтей, ни острых зубов, ни прочной шкуры, ни крыльев, ни огненного выдоха или даже врождённого яда, могли в своё время господствовать над другими существами. Они же такие слабенькие и хрупкие. И довольно милые, как показалось малой песчаной, особенно ей нравился крошечный волосяной покров, присутствующий не на всём теле, что могло бы согревать воришек, а лишь на голове, да и то не у всех, у кого-то волос вообще нигде нет. Зато, как оказалось, есть шкуры других животных, которые двуногие носят на себе, и есть некое подобие оружия, которое даже может навредить дракону... Как, например, это случилось с печально известной королевой Оазис, из-за смерти которой произошла война за Песчаный Престол. Это была вторая история, о которой услышала юная драконица. К сожалению, знала она только основную её часть: воришки украли у Оазис часть сокровищ (и снова вся заваруха из-за этих маленьких милых существ), убили Песчаную королеву, и три её дочери — Огонь, Ожог и Пламень — устроили борьбу за трон, заключив союзы с другими племенами. В войне не участвовали только радужные и ночные. Зато последние написали пророчество о пятерых Драконятах Судьбы, которые остановят войну в двадцатый её год. Так и случилось: две злобные принцессы Огонь и Ожог погибли, но Пламень уступила престол нынешней королеве — Тёрн. Всё. Больше ничего малой песчаной не было известно про эту войну, а так хочется узнать больше подробностей и мелочей! Как-никак, самый кровопролитный и масштабный конфликт на памяти драконов!.. Но, увы и ах, дочери Засухи и Гремучника большего пока знать не полагалось; и дело даже не в возрасте песчаной (жизнь ведь сурова, зачем скрывать от своих детёнышей жестокую правду и всякие неприятные подробности?), а в том, что, как прямо заявил отец, взрослые не хотят лишний раз вспоминать об этой войне. Не помог ни специальный опрос других песчаных, ни даже иноплеменников, собравшихся в недавно ставшем более мирным Гнезде Скорпионов. Однако, к облегчению малой драконицы, в том же городе ей удалось собрать несколько историй иного характера, а послушать представителей других племён было особенно интересно. Около двадцати с лишним мелких, но занятных историй в копилку малой драконицы, из этого есть что обдумать! Среди них даже промелькнула пара слов про самого страшного дракона за всю историю, родившегося две тысячи лет назад, — Мракокрада. В тот миг песчаная подумала: «Если не удалось узнать побольше о самой кровавой войне, прошедшей совсем недавно, то может, удастся узнать чего-нибудь интересного про самого ужасного дракона, который жил так давно»... И здесь облом. Кто-то знал об этом мало, а те, кто знал больше (речь про ночных), предпочитали уходить от этой темы. Обидно, однако! Такие важные для Пиррии истории, а так мало информации удаётся собирать! Подумав об этом, песчаная случайно слишком сильно сжала в клыках тупой конец тонкой палочки, на противоположном конце которой на острие блестели в лучах солнца чернила. Вновь покачав головой, мысленно упрекая себя, дракониха вернулась к составленному ей тексту. В его строках говорилось о бушующей всю ночь и утихшей пару дней назад яростной буре, которая могла бы похоронить дракониху с её родителями под грузом песка, если бы они не были песчаными, способными зарываться в этот самый песок и передвигаться там. Так что в её выживании нет ничего удивительного. Зато ей показалось удивительным то, что такой вихрь не засыпал полностью данный оазис, где она находилась, а также тот момент, что, если судить по словам встреченных за пару дней песчаных, буря прошла разом по чересчур огромным территориям. Возможно, даже по всему Песчаному королевству... Если это ночное событие также будет выделяться на страницах истории, наравне с той же войной, то тогда песчаная нисколько не жалеет о том, что её едва не похоронило... Внезапно до ушей драконицы донеслись хлопки крыльев, а в нос ударил знакомый запах. — Эй, Пустыня! — вдруг послышался где-то сверху несколько высоковатый голос. Неподалёку от драконихи на песок приземлился сопоставимый по размеру песчаный дракон. — Вот ты где прячешься! Фух, а я уже было подумал, что сегодня никак не найду тебя! Ах да, что ж наша любительница историй всё без имени да без имени фигурирует. Имя дочери Засухи и Гремучника, как уже становится очевидно, Пустыня. Перед драконицей оказался такого же возраста и схожей с ней комплекции молодой дракончик. По телосложению он также казался довольно худосочным и вытянутым. Однако, в отличие от Пустыни, крылья явившегося гостя имели привычный для песчаных драконов размах и широту. Чешуя пришельца по форме лишь немного совпадала по форме с чешуйками на теле жадной до историй особы, на деле же являясь кривоватыми ромбиками; а её цвет удачно сливался бы с нагретыми песками насыщенного тепло-жёлтого цвета. На пальцах всё те же чёрные когти, на хвосте того же цвета жало, а на голове — крошечными рожки за ушами и ещё один, чуть заметнее, на носу. У Пустыни тоже имелся на кончике меж ноздрей маленький рог, но он был практически незаметным в сравнение с парой рогов выше. У обоих песчаных, по стандарту, также оказались вытянутые гибкие шеи и идущий от головы до хвоста гребень, и у обоих сероватого цвета. В правой лапе прибывшего дракончика находились два перевязанных верёвкой мешочка. — А, — спохватилась Пустыня, отложив свиток и пишущую палочку в сторону, после чего приблизилась к прибывшему песчаному. — Привет, Поджог. Как поживаешь? — Да вот... Как бы тебе вкратце сказать, чтобы не задевать тысячу интересных, но лишних деталей... — дракончик Поджог сделал нарочито задумчивый вид, почёсывая коготками подбородок. — Всё как обычно, на самом деле. Ничего особо не меняется: бабушка ворчит, у торговых лавок попадаются сплошь одни жадные аж до последней чешуйки торговцы, меня там же чуть не обокрали, дома порядок, а я сам по-прежнему придумываю по три рифмы со своим именем и именем одной известной Песчаной принцессы в день. Пустыня весело рассмеялась с шутки Поджога, приняв из его лапы один из двух мешочков, доставая оттуда двоих жареных скорпионов. — А что ж ты всё к ней привязался? — ухмыльнулась песчаная, вернув приятелю поданный мешочек, и дракончик достал из него ещё одну парочку жареных скорпионов. — Между прочим, как мне стало недавно известно, у принцесс ведь были братья, одного из которых звали Обжог. — Да ну, — небрежно отмахнулся песчаный, закусив первым из двух приготовленных членистоногих. — Он на их фоне слишком мелкая фигура, а мне нужна та, что будет как раз мне под стать. Мордочку Поджога украсила озорная улыбка, а из пасти, откуда также свисал хвостик с отсутствующим жалом, вырвался приглушённый смешок, исказивший и так выглядящую нелепо физиономию дракончика до абсурдно смешной. Что моментально подтвердила Пустыня, не сумев сдержать внутри себя звонкий добрый смех. Поджог же тем временем, пока его подружка отходила от весёлого хохота, подкинул остатки жареной пищи вверх и ловко поймал, чуть-чуть пережевав и проглотив. — Да-да, можешь не говорить о том, насколько я хорош собой, — вновь с озорством улыбнулся Поджог, опередив Пустыню, уже было собирающуюся ему что-то сказать. — Ой, да ну тебя. Всем твоим знакомым давно известно, что твоя самооценка выше, чем значимость королевы в родном королевстве, — ответила песчаная, слегка подтолкнув приятеля крылом в бок, развернувшись и направившись обратно к пальме. Поджог ступал параллельно с ней. — О нет-нет-нет, ты крупно ошибаешься, заумная ты наша, я на самом деле просто смотрю фактам в морду. И один из них твердит мне, что ты как-то неровно дышишь к тени этой пальмы. Вы случаем не пара, или в твоём роду когда-то были ночные? Они же явно тоже любят места потемнее, — продолжал с улыбкой проговаривать Поджог, съедая после окончания фразы второго скорпиона. — Нет, просто в тени, когда чешуя получает меньше тепла, мне почему-то легче думается, — покачала головой Пустыня. — Да и ты вроде целыми днями под открытым небом на солнце не пребываешь... — Потому что это само по себе невозможно, — пожимает плечами дракончик в ответ. Пустыня просто кивает, решая ничего на этот счёт не говорить: всё равно этот улыбчивый песчаный баламут найдёт что ответить на любой её вопрос и аргумент, и даже контраргумент. Подбираясь неторопливо и плавно к месту под пальмой, малая драконица вдруг мысленно возвращается к съеденным ею за пару секунд до ходьбы в сторону тенька жареным скорпионам. А мысль о них возвращает Пустыню на несколько месяцев в прошлое... Это был день, когда песчаная впервые встретилась с дракончиком Поджогом. Солнечный, несильно, к счастью для неё, жаркий. Тогда Пустыня вместе со своею мамой Засухой отправились в город Гнездо Скорпионов для того, чтобы встретиться с одним многоуважаемым и самым знаменитым на пару-тройку миль вокруг торговцем. Торговал он как обычными для своего дела мелкими вещицами, едой, предметами гардероба, так и чем-то необычным, экзотическим и очень ценным, всякими невероятно приятными глазу украшениями и полезными редкими травами. У него всякий раз непременно находилось что-нибудь необходимое для какого-либо дракона. Правда, по мнению Пустыни, имя у столь хорошего и удачливого торговца было не очень впечатляющее — Кенгуру. Впрочем, вслух драконица предпочитала не мыслить, пока у окружающих навострены уши. Так что она молча приняла из лап матери купленного жирного скорпиона (Засуха уже давненько успела приметить, что её дочери нравится данное лакомство) и тихонько отошла в сторону, чтобы не мешать родительнице расплачиваться за пару других товаров. Что стало для Пустыни тогда полной неожиданностью, так это кража её закуски прямо из лапок, именно в тот самый момент, когда драконица уже собиралась делать первый укус: какой-то мелкий, тощий дракончик (но всё равно чуть-чуть превышающий Пустыню по габаритам) внезапно пронёсся мимо неё и ловко выхватил у песчаной малютки добытое честным путём лакомство. Чтобы не попасться и не получить ни от кого по ушам, он бросился наутёк. Не желая мириться с таким раскладом, Пустыня, уже приученная отцом решать некоторые проблемы самостоятельно, решила догнать ворюгу лично и вернуть скорпиона. Долго она пыталась поймать тощего дракончика, да всё никак не успешно. Тот чрезвычайно ловко проходил все преграды, все заборы, шатры и оконные рамы, проходя сквозь чужие дома на другую улочку. Пустыня уже было подумала, что останется ни с чем, и её только-только зарождающаяся маленькая гордость будет уязвлена коренным образом. Но уже на крайней в городе улице в окружении двух высоких заборов и двух стен пустых каменных домов драконица наконец догоняет ворюгу... Однако не свершает месть и не возвращает отнятое обратно себе лично. В сие глуховатой части Гнезда Скорпионов Пустыня натыкается не только на тощего песчаного, но ещё и на дракончика с чешуёй насыщенного цвета раскалённого песка. Тот был совсем немного старше Пустыни, но явно по возрасту уступал вору. Но даже при данном недостатке больше проблем возникло именно у тощего: третий вмешавшийся в детский конфликт дракончик отобрал у вора жареного скорпиона и боролся за него со всем неистовством. Он кусался, пинался, царапался и при том был очень ловок и проворен, не позволяя тощему ворюге нанести себе урон. А Пустыня же в те минуты просто-напросто застыла на месте, боясь как-либо вмешиваться в драку. Уязвлённая гордость её уже мало волновала. Лишь бы остаться без ранений. Но уйти, не узнав итога схватки, Пустыня тогда не решилась. В конце концов, отпинав худощавого и прогнав его, третий претендент на поедание вкусного скорпиона вдруг обращает внимание на зрительницу его с тощим битвы. И они оба застывают на месте, не зная, как вести себя и как поступить. Незнакомец вроде и не спешил поедать добытую в ходе поединка жареную пищу, к облегчению Пустыни, но и не торопился возвращать, обняв её, прижав к груди и, очевидно, очень сильно желая самолично полакомиться отвоёванным скорпионом. Кто знает, как бы сложились дальнейшие обстоятельства, если бы вдруг к парочке маленьких песчаных внезапно не явилась старая дракониха с потускневшей за долгие годы жизни жёлтой чешуёй, немного схожей с чешуёй Поджога. Почему-то Пустыне эта песчаная показалась тогда весьма необычной, и пускай вид её, похоже, никогда не менялся, оставаясь всегда хмурым, будто у старухи в клыках навечно застряли лимонные дольки, невольно маленькая драконица испытала к старой песчаной уважение, даже будучи с ней незнакомой. А ведь явно должна была просто испугаться, так как на физиономии взрослой драконихи не было и намёка на весёлый настрой. Старуха же, укоризненно вперившись в незнакомца (он же, что очевидно, и есть Поджог) взглядом и косо посмотрев на Пустыню, гортанно и хрипло проговорила: «Так, Поджог, ну-ка, признавайся, ты опять хулиганишь и крадёшь чужие вещи, мелкий пакостник?» От недовольно-усталой интонации старушки Пустыне стало одновременно не по себе и немного смешно. Последнее, наверное, из-за резко расширившихся глаз Поджога, отрицательно замотавшего головой. «Нет-нет-нет, бабушка любимая, ты что, вовсе нет, я ничего не крал. Я, наоборот, возвращаю украденное жертве этой самой кражи... Вот» — с неловкой и чистой безобидной улыбкой ответил дракончик, подойдя к Пустыне и вложив ей в лапки многострадального скорпиона, но не отводя глаз от старой песчаной. Та же, закатив очи, тяжело вздохнув и махнув лапой на драконят, удалилась, повелев Поджогу надолго не задерживаться. — Этой мелкой глупыхе-растяпе ещё и родителей придётся искать, — недовольно бурчала она себе под нос, скрываясь за забором. — Да-да, бабушка, я быстро, только верну скорпиона и попрошу прощения за неудобства, ты ж меня знаешь! — произнёс Поджог, продолжая глупо улыбаться и усмирительно помахивать лапками. Как только его бабушка скрылась за поворотом, дракончик наконец-то сбросил дурацкую улыбку, выдохнул с облегчением и повернулся к Пустыне. — Ты, это... не обращай внимания, она всегда такая ворчливая и пугает вообще всех, с кем пересекается, но она на самом деле добрая. Правда, драконам, которых она здесь по ночам в тесных переулках от скуки, безделья и ради развлечения всячески пугает, это бесполезно будет объяснять. Не сразу осмыслив слова песчаного, Пустыня, придя в себя после богатой вереницы событий за короткий промежуток времени, резко и бесконтрольно рассмеялась, падая на землю, с трудом представляя, как эта вся такая серьёзная старушка вдруг посреди ночи выпрыгивает из-за угла, с кучей надетых жутких украшений на пальцах, лапах и рогах, и с громким «БУ!» бросает случайного встречного в бегство... Это что-то с чем-то... А Поджог же тем временем, сам с трудом отойдя от пойманной смешинки, представляется, называет своё имя и, узнав имя песчаной, с несерьёзным видом требует благодарности от хихикающей Пустыни за возвращённый обед. А получив эту благодарность, признаётся, что на самом деле собирался вернуть лакомство владельцу, но в случае, если тот не найдётся, намеревался съесть скорпиона самостоятельно. А о том, что этот скорпион украден, Поджог знал изначально, поскольку он уже успел хорошо познакомиться с тем тощим мелким разбойником — у которого при этом ещё и имя соответствующее — и знает, что тот любит при каждом удобном случае что-нибудь своровать. Но ещё Поджог уверяет Пустыню, что Разбойник — всего лишь безобидный проказник, который никому никогда не причинит первым вреда, но зато украдёт что-либо нужное ему только у беззащитного ребёнка. После краткого объяснения того, кем является тот песчаный ворюга, Поджог ещё немного переговорил с Пустыней, увлекаемый этой беседой, но в какой-то момент был вынужден прекратить общение, так как его бабушка нетерпеливо воскликнула: «Вы там что, совместный ужин без свечей и средь белого дня решили устроить, мелкотня?! А ну, всё, хватит болтать, быстро за мной!» Драконятам пришлось подчиниться. И уже через несколько минут Пустыня оказывается в крепких объятиях перепугавшейся матери. После этого случая Засуха стала внимательнее следить за дочерью, и той более ни разу не удавалось по какой-либо причине отдалиться от мамы дальше чем на десять метров. А Поджог, что для Пустыни было удивительно, всегда теперь оказывался в нужное время и в нужном месте, каждый раз встречаясь с Пустыней у торговой лавки, где она с Засухой делали остановки. Постепенно оба дракончика сдружились и уже как три недели встречались не только в пределах Гнезда Скорпионов, но и просто среди просторов песчаной пустоши. К счастью, Гремучник и Засуха оказались знакомы с бабушкой Поджога, поэтому от них троих удалось добиться разрешения о встречах между Пустыней и самим Поджогом. Воспоминания о тех прошедших днях приятно согревали душу и сердце драконицы, позволяя вновь и вновь оказываться в тогдашнем времени и тех самых хорошо знакомых местах, переживая радостные и счастливые моменты своей пока ещё короткой жизни. А в будущем, когда песчаная малышка подрастёт, а её возраст станет близок к совершеннолетию, эти воспоминания и вовсе станут одним из самых приятных элементов в её существовании. — Таки, ну и что ты тут делаешь, чем занимаешься? — весело спросил Поджог, как только драконята добрались до места под листьями пальмы, где уже была заметно примята трава, а рядом с областью придавленной травянистой растительности спокойно лежали исписанный свиток пергамента и пишущая палочка. Заметив покоящиеся в зоне тени предметы, жизнерадостный дракончик поспешил взять их в лапы, пока это не сделала Пустыня. — Ты что, опять писала о чём-то? — Да, писала, Поджог, — ответила с выдохом лёгкого, практически незаметного возмущения драконица, недовольная тем, что её драгоценные вещи так бесцеремонно берут чужие пальцы. — Ты же меня уже хорошо знаешь! Я люблю писать на историческую тему. — Да-да, конечно, мне это хорошо известно, — Поджог издал лёгкий смешок, аккуратно вернув в лапки Пустыни её свиток и пишущую палочку, которые драконица приняла с некоторой жадностью, едва ли не укрывая крыльями своё добро, будто говоря: «Оно моё и только моё!» — А о чём ты писала на этот раз, кстати говоря? Пока маленькая драконесса собирала свои мысли воедино, выстраивая в правильном порядке и отходя от мимолётного глупого испуга за сохранность своих вещей, Поджог зарылся в свою вторую сумку, в коей от действий дракончика раздался тихий звон чего-то металлического и глухой стук явно чего-то деревянного. — Да так, просто описывала, как с моей стороны прошла та самая ночная буря, а также вношу данные опроса других песчаных, которые тоже стали её свидетелями, — призналась Пустыня так, словно речь шла о чём-то таком, про что лучше лишний раз не упоминать. — А ещё я пыталась описать её с исторической точки зрения. Пустыня поглядела на Поджога, ожидая на физиономии того увидеть крайнюю заинтересованность и вовлечение в тему, ведь как-никак этот дракончик, соответствуя своему возрасту, очень любит всякое такое... грандиозное и опасное, что на его языке называется только одним-единственным словом: «круто», однако, вопреки ожиданию Пустыни, её друг практически не проявил ожидаемого энтузиазма. Видимо, ему подавай только реальные опасность с риском, а их упоминание на бумаге — это для песчаного так себе увлечение. — Охо-хо, — покачал головой Поджог в ответ на слова подруги, кладя мешочек на расположившийся под боком плоский камень. — Пустыня, послушай, ну это же СКУЧНО-О-О... Скука смертная упоминать песчаную бурю в строчках на свитке, когда можно действительно пережить её. То, что сохранится у нас внутри... где-то вот здесь, — дракончик положил ладонь себе на середину груди, немного не попав по сердцу, — многократа... многокр... А — сожги меня солнце! — как правильно произнести это слово?! Эх, ну чтоб тебя, такую речь сам себе испортил. Короче, я имею ввиду, что самому пережить такой яркий опыт гораздо лучше и приятнее, чем воспринимать его с закрученного куска пергомента... Пергамента! Чтоб эти слова сгорели вместе с их создателями! Вид злящегося и раздосадованного Поджога, разочарованного в своей неспособности повторить пока что всех слов, что вылетают из уст взрослых, отчего его красивая речь оказалась испорчена, был настолько смешным и милым глазу песчаной, что та моментально перестала мысленно и уже почти в действительности дуться на него, посмеиваясь и ободряюще хлопая приятеля крылышком по плечу. — Ладно, ладно, Поджог, я поняла тебя, несмотря на всю... Эм-м... Неровность твоего высказывания, — улыбнулась Пустыня, отходя от друга и откладывая свиток с пишущей палочкой в сторону, под широколиственный куст. — Но всё же... Чем тогда ты хочешь заняться, если не послушать мои труды? — Как обычно, Пустыня! — с ухмылкой воскликнул песчаный Поджог, вернув второй мешочек себе в лапы и наконец-то достав из него всё содержимое. Этим содержимым оказались две пары ослепительно блестящих в ярких лучах дневного светила четырёхконечных метательных звёздочек и шесть небольших плоских дощечек, на одной из сторон каждой из которых выделялись нанесённые красным красителем мишени в виде трёх кругов, самый маленький из которых, в центре, не имел прорези. На мордочке Поджога уже буквально сияла белозубая (удивительно, как он сохранил чистоту своих клычков с таким-то рационом питания у песчаных) улыбка. Малый дракончик находился в предвкушении. Чего нельзя сказать о Пустыне, если поглядеть на её кислую мордашку. — Поджог, нет, ну ты серьёзно? — устало и с нотками детского возмущения произнесла Пустыня, хмуро глядя на оружие в когтях друга. — Неужели нельзя было придумать что-нибудь другое? У тебя, помимо всякого холодного оружия и мелких драк, на уме есть ещё хоть что-то другое? Да и вообще... Почему опять сюрикэны? Приблизившись к насупившейся подруге и подав ей в лапки две метательные звёздочки, Поджог сначала растерянно поглядел куда-то в сторону, но после всё же нашёлся что ответить: — Ну, как тебе сказать... Во-первых, если отвечать на твой первый вопрос, то я хочу сказать, что так я тебе помогаю... Как же это называется?.. Ладно, неважно. Таким образом я привожу тебя в движение, помогаю побороть безделье. Нет, не пойми меня неправильно, ты вовсе не ленивая, я не это имел ввиду!.. Дракончик резко замахал кистями лапок, в лёгком страхе попятившись назад, как только физиономию Пустыни чуть-чуть исказили смешанные возмущение и гнев касательно замечания друга по поводу безделья песчаной. — Я хотел сказать, что тебе не помешало бы немного пошевелиться... Чуть активнее, чем обычно. Мы же всё-таки драконы, да ещё какие! Если говорить на твоём языке, то наше королевство вообще самое знаменитое из всех. А свиток... Твой свиток подождёт и никуда не денется. Тем более что я, походу, и так своим появлением сбил тебе настрой. А во-вторых, что касается сюри-как-ты-их-там-назвала... Просто это пока что мой любимый вид оружия. И единственный, который мне удалось незаметно своровать у своей бабушки... Да, я знаю, воровать нехорошо, но ведь ей именно эти звёздочки всё равно не нужны. — Эти звёздочки называются сюрикэнами. Запомни, будь добр, «сюрикэны». Изобретение небесных, они же ему и дали подобное название. Само по себе большому дракону чешую не пробьёт, но в точных когтях представляет серьёзную опасность, — прокомментировала данный вид оружия Пустыня, без особого веселья рассматривая две такие звёздочки у себя в лапах и, немного подумав, выдыхая сквозь зубы. — Ладно, хорошо. Я согласна. Иди, расставляй мишени. Поджог едва не плясал от счастья и восторга. Пустыня же в этот момент, пока её друг занимался поиском подходящей подставки для мишеней, думала только об одном: как бы в будущем отомстить песчаному весельчаку за то, что он прервал её на самой середине работы с текстом по ночной буре. Возможно, стоит придерживаться самого простого и первого приходящего на ум варианта, а именно: просто в следующий раз, когда этот нахал-улыбака решит уговорить её снова пометать какие-нибудь маленькие лезвия, отрывая от важной работы с историческими, пускай пока и скромными записями в свитке, проигнорировать песчаного дракончика. Тотально проигнорировать. Хотя, возможно, это будет слишком жестоко по отношению к другу, поэтому можно поступить и по-другому. Например, как-нибудь незаметно подсыпать в еду Поджога, пока тот не видит, немного пламенного красного перца. Этот перчик почти ничем не отличается от так называемого торговцем Кенгуру перца чили, однако он чуть поменьше и имеет заметный оранжевый оттенок, напоминающий отблеск огня. Даже привыкшие к теплу и жару песчаные ни за что в жизни просто так этот перец целиком не съедят. Только в некоторых случаях и лишь в качестве приправы для пары особых блюд. Но не целый кусок. На такое решатся только ярые экстремалы, у которых либо нет нервных окончаний в полости рта, либо им по нраву держать пасть полную кислоты, если сравнивать по ощущениям. К счастью, для здоровья пламенный перец не опасен, можно лишь отделаться лёгким ожогом во рту и кратковременным шоком. Но, возможно, такой вариант в том числе слишком жесток для назойливого, но всё же друга Пустыни. Остаётся, наверное, только припугнуть Поджога мёртвой драконьей гадюкой, которых тот до озноба в каждой мышце тела боится. Однако такую гадюку надо сначала найти, а потом ещё и аккуратно убить... Пока сидящая без дела Пустыня продумывала различные безобидные, но ощутимые способы сделать неприятно Поджогу за то, что тот самым наглым образом оторвал её от пергамента, сам Поджог тем временем уже нашёл довольно широкий, цвета окружающих оазис высоких дюн, камень с более-менее плоской поверхностью, достаточно ровной для того, чтобы на ней могли устоять шестеро дощечек-мишеней. Когда всё было установлено, песчаный дракончик подозвал к себе Пустыню и, уступая место, предложил метнуть звёздочку первой. Неохотно, тяжело и мучительно вздыхая, хмурясь и смотря на оружие в своих лапах как на дохлого жука-навозника, песчаная всё же сосредотачивается на их с приятелем общем увлечении — которое, разумеется, не может тягаться с любовью Пустыни к истории, оттого и всё недовольство из-за прерывания, — устанавливает совместно с другом дистанцию, с которой можно метать сюрикэны, и всё-таки совершает первый бросок. В цель, но не в центр. Лезвие звёздочки, как выяснилось после того, как Поджог подобрал мишень с травы, прошило внешнее кольцо. Песчаный отметил, что результат всё равно неплох, однако Пустыня неожиданно для себя ощутила внутри новую волну возмущения. А вместе с ним и непринятия. Теперь её беспокоило уже то, что она не попала в самый центр, а мысли по поводу прерванной работы со свитком ушли куда-то на второй план. Вторым метнул звёздочку Поджог, и он попал ближе к желаемому кругу, однако до центра всё же не дотянул, вонзив сюрикэн в линию круга между внешним и вожделенным центральным. Теперь настала очередь Поджога гореть возмущением, однако он, в отличие от Пустыни, не стал скрывать его в себе, недовольно пробормотав что-то под нос и хищнически высунув наружу раздвоенный язык. Всё пошло по второму кругу. Драконица Пустыня вновь, как следует прицелившись и приподняв лапку, сделала бросок, и в этот раз результат оказался несколько лучше, чем в первый. На физиономии песчаной уже начала было играть победная улыбочка, однако её крошечный триумф украл себе Поджог, чей второй бросок также оказался лучше первого и при том превзошёл результат Пустыни, в очередной раз. Торжественная улыбка сменилась праведным гневом, казалось, что её светло-песочный цвет вот-вот раскалится, словно настоящий песок на солнце. А издевательская ухмылка на мордочке Поджога только сильнее подстёгивала песчаную забыть напрочь про какой-то там свиток и немедленно спустить с небес на землю этого шалопая, да желательно носом в грязь. Совершив второй бросок, Пустыня, словно соответствуя какой-то схеме или плану, добилась лучшего результата, чем Поджог. Теперь снова пришла очередь ему возмущённо тонковато шипеть да скребсти когтями по песку, покоящемуся под зеленью оазиса. На мордашке песчаной ярко заиграла азартная улыбка. И подобное повторялось ещё около полутора десятка минут: действительно, словно по какому-то заклятию, с каждым последующим броском один дракончик превосходил другого, покуда оба не начали попадать по центру. Ситуация кардинально изменилась, когда Поджог решил совсем немного поменять правила игры. И теперь вместо одной метательной звёздочки песчаный бросал сразу обе. Причём, как из одной лапы, придерживая сюрикэны меж трёх пальцев, так и из двух лап одновременно. Надо признать, метал Поджог таким образом очень даже хорошо, сюрикэн всего лишь один раз пролетел мимо мишени, но зато второй всё равно прошил деревянную поверхность. Пустыня поначалу растерялась, поскольку ещё ни разу за все шуточные раунды в своей короткой жизни не пыталась швырять холодное оружие подобным образом. И потому нет ничего удивительного в том, что ей из, как минимум, пятидесяти попыток удалось удачно совершить только две, да и то сразу две звёздочки попали в цели только один раз. Пустыня оказалась разгневана. Она не привыкла проигрывать в какой бы то ни было игре, хоть умственной, хоть физической. А Поджог же параллельно этому только радовался, гордо улыбаясь и выкатывая грудь, словно выслужившись перед самой королевой. — Хорошо, Пустыня, очень хорошо. Я признаю, что ты очень способная и умелая. Но хотелось бы тебе сказать, что на самом деле все мои недовольства и досады, а вместе с ними и промахи здесь были ненастоящими, я просто не хотел, чтобы ты чувствовала моё абсолютное превосходство над тобой, в котором ты могла убедиться сейчас, когда я оказался лучше в двойном метании сюриков, — с показным самолюбием и деланной важностью заявил по окончании игры песчаный дракончик, складывая оружие и мишени в мешочек. Удивительно, но довольно сложную для его возраста по-своему торжественную речь Поджог произнёс практически идеально и без запинок. Правда, неправильное произношение слова «сюрикэнов» в конце немного подпортило впечатление. Однако Пустыня на эту ошибку обратила внимание далеко не сразу, так как её больше задели слова друга, принижающие её достоинство. — Слышишь ты! — злобно бросила малая драконица и тут же кинулась на Поджога, не успел тот даже пискнуть или завязать мешок. И оба дракончика покатились по травяному ковру, скоро оказавшись на песчаном подножье одной из высоких дюн. Катающийся и сражающийся комочек из двух мелких драконов метался туда-сюда, поднимая густые облака бурой пыли; а гневное ворчание Пустыни уже через несколько секунд после начала борьбы плавно перешло в заливистый смех, и Поджог вторил ей. Драконята всего-навсего увлеклись новой игрой, пытаясь каждый прижать второго к земле и не дать тому встать, пока тот не сдастся, а всякие осадки неудовлетворения результатом определённой части игры в меткость напрочь вылетели из головы. И данное веселье продолжалось довольно долго, каждый дракончик на протяжении долгого времени не мог одержать верх над соперником, а некоторые запрещённые приёмы (от Поджога — пускание пыли в нос, что вызывало чихание, а от Пустыни — щекотка шеи и области под крыльями) так и ни к чему не привели. Единственное, что для драконят имело значение, помимо победы, разумеется, так это определённая осторожность: оба песчаных держали кончик хвоста с ядовитым жалом на конце как можно дальше от туловища, причём очень успешно. Умение владеть своим хвостом, чтобы случайно не отравить себя или кого-нибудь другого, — одно из самых первых, которым учили драконят. Солнце уже давно потихоньку подступало к линии горизонта, знаменуя скорое воцарение темноты над светом, а на небе появились первые, едва заметные алые разводы. К тому времени два песчаных дракончика уже чувствовали себя уставшими и прекратили играть. Отсмеиваясь и пытаясь выяснить, кто же всё-таки победил, Поджог направился к оставленным у ближайшего к водоёму дерева мешкам, а Пустыня — к своим драгоценным свитку и пишущей палочке. Стоило только пергаменту зашелестеть в пальцах песчаной, как та наконец-то успокоилась, прекратив смеяться, и вдруг задумалась. Надо сказать, Пустыня довольно часто испытывала это на себе, такое странное чувство... С одной стороны, её было чрезвычайно трудно оторвать от любимого занятия — размышлений на историческую тему, изучения самой истории и фантазии на разные альтернативы к ней, но при этом, если отвлечь песчаную и удавалось (такое пока выходило лишь у матери и друга, Поджога), а чаще всего для этого необходимо было найти драконице новое развлечение, то чаша весов резко склонялась на другую сторону. В последнее время каждое развлечение Пустыни, помимо истории, обязательно должно было оказаться игрой, в коей есть условные победитель и проигравший. И последним Пустыня всегда не хотела быть. Любая неудача в такие моменты выводила малютку из себя, она отказывалась с этим мириться, хотя обычно вообще-то является довольно терпеливой и тихой драконицей. Объяснений данной черте своего характера Пустыня не находила. Вот только недавно протестовала участию в очередном метании сюрикэнов, а уже через минуту только и думает о победе над другом... Зато сейчас разум Пустыни очистился от стремлений одержать верх над маленьким любителем оружия — Поджогом, — а на мордочку наползла некоторая задумчивость. Всё-таки... стоит, наверное, устроить другу маленькую месть за то, что он так бесцеремонно оторвал дракониху от своего любимого занятия. Только вот что бы такое придумать, дабы было ощутимо, но не чересчур?.. — Поджог, ты теперь мне кое-что должен, — едва ли не отчеканила Пустыня, стоило приятелю, навесившему себе на шею оба мешочка, подойти к ней сбоку. — Должен? Я? Ай-ай, Пустыня, нехорошо заниматься выга... вымо... вым... А-а! Как называется это слово, когда кто-то у кого-то что-то требует?! Типа как плату, — насупился Поджог, почесав нос и неловко улыбнувшись, когда Пустыня подняла на него пристальный взгляд. — «Вымогательством» ты хотел сказать? — хмыкнула драконица, взяв в лапы свёрнутый трубкой свиток и пишущую палочку. — Да-да! Вот именно! Нехорошо, совсем нехорошо! — нарочито серьёзно ответил Поджог, однако Пустыня знала, что тот готов выполнить некоторые её просьбы. — Короче, слушай... — и тут Пустыня ненадолго задумалась, чуть-чуть укусив нижнюю губу и приобняв свиток. — Давай за то, что отвлёк меня от важного дела, ты мне поможешь в одном деле... — Я весь со вниманием, — кивнул Поджог, а дракониха беззвучно фыркнула на его неправильное произношение. — Помоги мне добыть побольше информации о войне за Песчаный Престол, — закончила Пустыня своё требование, в самом конце решив, что необходимо сделать жалобный милый вид. — Э-э-м-м... Ну я... Это... М-м-м, Пустыня... — растерялся дракончик, но при виде до ужаса смешного и миловидного выражения на мордочке Пустыни всё же согласно опустил голову. — Ну, я, конечно, попытаюсь. Я не особо интересовался подробностями войны, я больше сосредоточился на этих самых Драконятах Судьбы и больше всего на свете теперь жду, когда мне исполнится пять лет, чтобы я мог поступить в их академию... Ой, я отвлёкся. Может, бабушка что-нибудь знает и согласится с тобой поделиться... Только сразу говорю, она говорит не совсем как другие песчаные драконы, поэтому тебе может быть неприятно её слушать... А может, и наоборот. А если не выйдет, то прости, но придётся подождать какое-то время... Может, потом мы встретим больше других драконов, и тебе... то есть нам удастся узнать побольше чего-нибудь о войне. — Угу, хорошо, спасибо и на этом, — улыбнулась Пустыня, посмотрев вместе с другом в сторону ползущего вниз солнца. — Кстати о моей бабушке! — вдруг оживился Поджог. — А давай ты слетаешь прямо сейчас ко мне в гости, пока не темно. Тебе у нас понравится. К тому же, эти вкусные жареные скорпионы — её лап дело. Она просто чудо, когда дело касается готовки пищи. Особенно жареной. Полетели, покушаем самых жирных скорпионов из её запаса... Или вообще, если повезёт, получим от неё жареного мяса. С жирком, хрустящее, чем-то при-при-при... Как его?.. А, приправленное. Коготки оближешь! — Я не против, но уже на закате мне стоит быть дома, так что недолго, ладно? — Конечно! Полетели скорее! Оба дракончика поднялись в небо и направились к юго-западу. Пустыня, поудобнее обхватив в пальцах обеих лап свиток пергамента и пишущую палочку, ненадолго переместила взгляд на восток, чуть не потеряв скорость при полёте. Её сердце и душу кольнуло какое-то очень странное, необычное и не поддающееся точному описанию чувство, стоило ей посмотреть в ту сторону света, откуда восходит солнечный диск, и ещё раз вспомнить о прошедшей недавно буре. На считанные доли секунды разум Пустыни как будто погрузился в озеро мечтаний, и её воображение нарисовало нечёткий набросок чего-то великого, грандиозного, что может случится в будущем, при том не понимая, что подобные события обычно сопровождает ужас. Которого в полной мере ей пока не понять. Зато что-то значимое... Да уж, всего лишь мечты, а какие!.. Пустыня улыбнулась своим мыслям, поспешив за удаляющимся Поджогом, пока он не заметил, что она отстаёт от него, что могло бы дать песчаному повод для новых дурацких шуток насчёт того, какой он красавчик по сравнению с другими. «Эх, как же, наверное, круто и приятно, когда твоё имя записано на страницах истории. Тебя знает столько драконов и обсуждает, хотя бы между собой. Вот было бы здорово, если моё имя когда-нибудь тоже станет общеизвестным...» — подумала Пустыня, прежде чем у них с Поджогом начался диалог на всякие весёлые детские темы.