Холод и тепло

Мëдолапка сладко потянулась, зевая, чувствуя с радостью, что лапы уже подчиняются всецело, не хрустят ещë так противно!  Пару дней назад был Совет - спустя день после того, как Мëдолапка очнулась. К счастью, особенно благодаря раздражительно брошенному "да, она может идти, ничего страшного не случится" от Кистолапы, Пустозвëздка посмотрела неуверенно туда-сюда и согласилась взять еë.  На Совете обсуждались Двуногие, чья активность постепенно превышала все разумные рамки, и это легко было заметить с острова - лодки покачивались на озере, количество странных, натянутых на недвижимые, как, плюясь едко, сообщила Комета, штук размножалось медленно, но верно.  Выгнувшись в спине, вылезая из палатки полуприплюснуто, потому что, в отличие от передних, задние лапы ещë не отлипли от земли и чуть ли волоком не тащились следом, однако, сморщившись от яркого дневного солнца, Мëдолапка встряхнулась, ощущая, как энергия медленно просыпается в лëгком теле. Не считая Совета, все последние дни она просто-напросто валялась на удобной моховой лежанке, лишь изредка в бреду вскакивая с сумбурными мыслями, улетавшими из разума, оставляя пустоту тихую, тут же, построенные в недолгих проблесках сознания в горячке длинные связанные раздумья слетали листьями и - по ветру отправлялись далеко, отражаясь в неадекватно ярком солнце, слишком остро-красочных цветах мира.  Многие воители уже проснулись, но делами заниматься не начали ещë, только принесëнная самым ранним охотничьим патрулем дичь медленно исчезала - Мëдолапка представила, как тягучая истома сытости течëт по телу, а солнечные тëплые лучи ласкают шëрстку, но упрямо мотнула головой. Это свинство - хотеть есть после того количества кроликов и жаворонков, которое кое-как впихнула в неë Крапинка, частично всë-таки оказываясь права - от недостатка сил в атрофированных немного мышцах лап и слишком недавнего выздоровления от простого заражения Мëдолапка и правда могла шататься и идти словно через силу, да и голод нехилый был. Правда, после кролика с несколькими жаворонками она задумалась насчëт участи, конечно, сейчас более стройного, чем раньше, но всë равно пока что пухлого Светлячка, к счастью, удалось притвориться слишком сонной, чтобы прекратить заботу слишком перепугавшейся из-за собственной неопытности Крапинки.  Мëдолапка чëрной тенью скользнула к выходу, чтобы до того, как Быстролапа, ещë не отправившаяся в утренний патруль, вернëтся из него, ученица смогла бы порезвиться, проверяя выносливость и крепость лап.   - Мëдолапка, - ровный голос Пустозвëздки мягко вцепился в короткий мех, и Мëдолапка повернулась, почтительно склонив голову, успев заметить, что смотрела предводительница гордо. - Подойди, пожалуйста.  Она послушно встала в середину поляны, на нужном отдалении от бурой кошки, выжидательно-вопросительно поблескивая глазами.   - Коты и кошки племени Ветра, способные угнаться за ветром, соберитесь в центре лагеря! - звонко выкрикнула Пустозвëздка, и Мëдолапка невольно вздрогнула, когда коты вокруг всколыхнулись, странными зигзагами прочерчились по вытоптанной сухой земле, освобождая полянку с одиноко стоящими Мëдолапкой и Пустозвëздкой, хотя к которой ближе остальных стоял Гарелап, и ученица слегка вскинула голову, пылающе-застывший свой взор устремив в безразлично-ледяные, замëрзшие пыльно-янтарные глаза с узкими нитками зрачков.  "Что бы сейчас ни случилось, но я теперь не твоя подчинëнная, верная дочка, папа, я сильнее тебя! " Кстати, а что должно случиться?   - Мëдолапка, пришло время твоего посвящения в воители! - сердце рванулось непонятно куда, изливаясь багряно-жгучей кровью, затравленно забилось от сильного удивления, от неожиданного испуга, но - радостно, и радость эта змейками обвивала горящие лëгкие, слегка стесняя. - Быстролапа, - белая воительница встрепенулась, шевельнулась молниеносно среди котов, Мëдолапка лишь краем глаза наблюдала за ней, не сводя взгляда с предводительницы, ощущая почему-то себя котëнком, маленьким, жалким комочком. - готова ли твоя ученица для обязанностей жизни воителя, изучила она боевое и охотничье искусство?  Всë-таки она оглянулась один раз чуть вбок, чтобы увидеть жемчужно-чистую как первый снег, как режущий свет солнца кошку с распушившейся шерстью и - пенящимися грозовыми тучами, прорываемыми высокими чëрно-серыми синеватыми скалами.   - Мëдолапка отлично выучила всю ученическую программу!   - Тогда под взором Звëздных предков, Мëдолапка, я даю тебе новое имя, - колкие, вкуса насыщенного коричного, искры пробежались по позвоночнику, топорща немножко шерсть, изгибая хвост, зажигая в рыже-жëлтых, литых из золота с прозрачной неокислившейся медью, глазах веру в происходящее. Она-то думала, что неправда - потому что раньше нужного срока происходит, хотя, может, за то, что чуть не погибла на территории Речных - что красивый сон, что придумка чья-то смешная-злая, к примеру, Светлячка - кстати, а где он? Наверное, стоял за спиной Мëдолапки, шипел колкости какие-нибудь и обижался мощно, но еë не трогали его будущие обидки и кислые мины, если только это всë-таки не его шутка... - С этого дня ты - Медовошëрстка!  Ввинчиваясь в голубое небо, разлетаясь сотнями серо-белых голубей, звоном пронзительно-счастливым, эхом отзываясь в мыслях, поляна взорвалась поздравлениями, но в первый миг многократно повторëнное еë новое имя въелось в мех, привыкая к черноте шубки и слегка прикрытому, довольно-огненному, прозрачному, вуалью красивой гранящемуся, янтарю глаз. Затем приветливо, мягко улыбнулся Орлосвист, прошептав что-то доброе, пусть от Жгучки тут же отшатнулся, не так отчуждëнно как раньше, немного миролюбивее. Со Жгучкой пришли и подруги, звеня различными тембрами, тонами голосов - у Бликолапки сахар жжëнный, у Вересковой провода оголëнные-студëные, у Бледногривой весëлое щебетание, мощный журчащий ручей - поздравили и увели пообщаться из лагеря.  Уходя, Медовошëрстка обернулась.  Быстро найденный из-за единичного в лагере Ветра палево-розоватого, персикового меха Светлячок легонько изогнул хвост в участии в посвящении, пусть смотреть вслед им жалобно, с некой задумчивостью в небесных глазах, продолжил, а вот Гарелап, поймав взгляд дочери, искривил уголки губ в чëм-то похожем на улыбку, ободряюще, холодно кивнул, словно наставник, когда ученик его отличился средь остальных, занял более высший пост. И всë равно Медовошëрстка споткнулась неверяще, удивлëнно. Она хотела подумать об этом на бдении, но почти забыла, за день отметив как нечто, что стоит просто принять. В самом деле, что такого? Они отец и дочка, и хоть какие-то общительные нитки должны вытягивать, хотя, конечно, эти обрывки синтетики...  Может, поэтому этот хлопок смотрелся неестественно?  Холодная ночь уже спустилась густыми сумерками, звëзды ярко мигнули, отражаясь и в озере, и на его берегу - как это? Медовошëрстка прищурилась, вглядываясь в лëгкие зеленоватые контуры, освещаемые жëлто-белым резким светом - та самая треугольная штука Двуногих, в которых, они, видно, жили временно, вспоминались чьи-то слова и рассказы. Пора Зелëных Листьев скоро подойдëт к концу, они должны будут уйти, пусть племя Теней уже начало злобно скалиться, худоватыми немного фигурами выгибаясь угрожающе, в спине, вздыбливая опасно шерсть, хлеща хвостом при любом шатком случае и раздражении собственном. Впрочем, скоро источник света неожиданно быстро потух, огорошив еë непривычной, после долгого смотрения в сторону россыпей тех шалашей Двуногих, тьмой.  Но даже так, ослеплëнная немного, Медовошëрстка заметила кошачий силуэт, выскользнувший из лагеря, бросилась следом бесшумно, напрыгнула - повезло, что от лагеря нарушитель отошëл недалеко - или это воительница быстро поймала его? Запах совершенно не сопротивляющегося, подмятого под лапы Медовошëрстки кота, ударил в нос оглушающе, и она пристальнее вгляделась в изгибы стройной фигуры с изящно худым, подтянутым животом, мордочкой округлой, лапами немного пухловатыми в отличии от тела и пушистым хвостом. В лунном свете пристально смотрящие, холодные глаза безнадëжно блеснули, но клыки не оскалились угрожающе, вообще ни одного лишнего движения - а Медовошëрстка знала, сколь свирепым может быть он в ярости, коготки на коротковатых чуток лапах драли всегда беспощадно, глубоко входя в тело и прорывая мясо, а клыки вонзались выверенно точно.  Так и подмывало спросить кое-что, но во время бдения говорить нельзя было, и всë равно пойманный, прижатый к земле наверняка смог прочитать три слова в удивлëнно-мучающемся взгляде новоиспечëнной воительнице - ведь если узнают о таком допущении со стороны Медовошëрстки, то обрушить все их мосты к надежде, к вере в веру, получится мгновенно.  "Куда ты, Бликолапка?" Чëрно-белая как зло и добро, тьма и свет, как две противоположности, кошка не отреагировала никак на всë то, что проскользнуло в глазах почти-подруги, так же вглядываясь, вгрызаясь внутрь Медовошëрстки, как и та скользила по ярким жëлтым слоям лепестков ядовитого лютика, взрывая солнечно-замëрзшие тайники. В ненависти, среди всего плохого и злого, среди горькой, кипучей ядом острым, сводящим скулы, обиды и острой зависти нашло себе местечко нечто другое, что понять особо не удалось, но интуитивно у Медовошëрстки ëкнуло сердце.  "Почему, Бликолапка?" Вновь молчание.  Серебристые, фантомные полосы света лунного мягко легли на шерсть Бликолапки, заставив слепую черноту отливать серо-металлическим, а жасминный снег белого сиять ярко, куда заметней, чем тьму. Каждый заслуживает шанса, да?  Бликолапка изумлëнно, несдержанно для неë выдохнула, когда взгляд Медовошëрстки скользнул вбок и - влево, в траву, а сама она аккуратно слезла, не отходя, но пуская туда, куда кошка хочет. Выдохнула - и благодарно коснулась носом носа, развернулась, бросилась в траву, в пшеницу, в гладь зелëно-золотого.  Медовошëрстка верила, что сделала правильно.  Никто ж не узнает?  А Бликолапка заслуживает счастья, да и чем еë счастье отличалось от тайных встреч с Лазурелапкой?  И только под утро Медовошëрстка вспомнила, что договорилась встретиться с Лазурелапкой сегодня.  Хотя, впрочем, Речная кошка наверняка поймëт. По еë собственным, торопливым рассказам во время Совета, в прошлый раз она целую луну ждала все ночи напролëт Медовошëрстку, в этот раз же будет ждать? Внутри шевельнулся глубоко засевший, но умирающий из-за перелопаченной, вспаханой земли, червячок - а стоит ли сразу после бессонной ночи снова не спать? - но она отрезала все остальные варианты. Стоит. Нужно. Важно.  Следующей ночью после целого дня выматывающего занятия воительскими обязаннастями, точнее, двумя охотничьими патрулями и одним пограничным, Медовошëрстка застыла посреди безграничного поля пшеницы рядом с выпирающей немного серой скалой, наблюдая за движеньем жëлто-золотых колосьев, зная отлично о существовании ветра, но всë равно больно сжимаясь, когда становилось понятно, что не она.  Оказывается, Лазурелапка подошла с другой стороны, вскочила на камень, замерла чёрным силуэтом, в еë отвëрнутых от луны и оттого тëмно-голубых в тени глазах плескалась грусть и - надежда. Медовошëрстка почувствовала, как еë словно горячим солнцем опалило, потому что так таять от умиления можно лишь в жару с солнечным ударом.  Аккуратно, чтобы не спугнуть, забравшись сзади быстро, Медовошëрстка тихонько подошла, соскальзывая со скользкой, страшно возвышающейся скалы, лизнула мягко Лазурелапку в щëку, мгновенно ловя счастливый еë озëрный, глубокий как омут лазурный, взгляд и переплетая с еë пушистым хвостом свой тонкий и длинный, немного медля с тем, чтобы вжаться в густую шерсть, чтобы посмотреть на бурую с белым кошку. За время их разница в росте и виде как-то сгладилась, пусть они и были вызывающе отличающимися друг от друга.  "Разве это запрещает любить?", - думала Медовошëрстка, оглядывая ровные, плавные линии точëной Лазурелапкиной мордочки, но не стремясь говорить вслух - она так и не узнала, любит ли еë Лазурелапка.   - Где ты была? - тяжело, радостно вздохнула Лазурелапка, но во вздохе слышался звенящий, искристый смех.   - Меня посвятили, я теперь Медовошëрстка, - улыбнулась осторожно воительница Ветра. Лазурелапка ничего не ответила, но улыбнулась ответно-счастливо, глазами бурлящими отражая бесконечные, не сорвавшееся ещë с языка, слова о поздравлении, надуваясь и сдуваясь словно только для этого.  Медовошëрстка прижалась наконец к Лазурелапке, чувствуя, как та прижимается в ответ, а речи еë сумбурные рассыпаются ненужным пеплом. Лапы скользнули по камню гладкому в сторону, но страха не было, она лишь вцепилась нежно зубами в шерсть Лазурелапки, и они вместе упали вниз, спустя пару секунд недолгого полëта со свистящим воздухом, на пшеницу, прижав еë ровным кругом, почти не чувствуя удара, ведь невысоко было, и плевать было, что кто-то может заметить запах Речной и - Медовошëрстки.  Лазурелапка покровительственно обвила хвостом клубок, в который свернулась Медовошëрстка, положив лëгкую голову на бок Речной кошки. Скоро и она станет воительницей, как и Бликолапка, надо лишь немного подождать... - Я хочу кое-что у тебя спросить... - внезапно начала тихим голосом говорить Лазурелапка, бесхитростно поглядывая на поднявшую голову, насторожившуюся Медовошёрстку. - И что же? - шевельнула ушами воительница, показывая, что всё внимание состредоточила своё на ответе, хотя на деле витала мыслями где-то далеко - около милого, сладкого запаха речной воды и туманного утра, тёплого бока и вообще, просто в чём-то хорошем. Так приятно оказалось чувствовать в разуме знакомую, приятную пустоту!.. - Ты когда-нибудь испытывала такое чувство... Словно и хорошо, и прекрасно всё одновременно, ты как будто снова у мамы под боком, но притом как-то по другому, - Лазурелапка мечтательно подняла глаза к звёздам, а луна полная отразилась серебряными дисками, тогда как Медовошёрстка вся насторожилась - было что-то подозрительное в том, каким добрейшим, нежным тоном произнесла эти слова подруга: словно опасаясь встревожить осиный улей раньше времени или обидеть её, Медовошёрстку. Страшно. - А зачем тебе это? - вкрадчиво спросила она, стараясь на шёпот не сорваться, хоть и почувствовала, как вся напряглась, еле сдерживая хвост от бешено-резких дёрганий, хриплость пряча в глубинах мурчания, а глаза подняв разочек и спокойно, пусть внутри всё воем испуганным отзывалось на странные вопросы, опустила. Сейчас казалось правильным не выдать свою влюблённость, да вообще то, что любишь - хвост Лазурелапки взметнулся вверх, немного загибаясь самым кончиком за мягкий изгиб Медовошёрсткиного бока, и она вздрогнула немного. - Ты влюбилась, что ли? И лишь только закончив говорить заинтересованно-беспечно, Медовошёрстка осеклась. Подняла медленно округляющиеся от страха глаза на Лазурелапку, сглотнула, потому что некстати вспомнила, как быстро ужас маленькой ученицы распознала Речная в первый её Совет. Она, кажется, спалилась, и единственное хорошее в этом было то, что Лазурелапка не знает, что её подруга любит её. Поймав загнанный взгляд Медовошёрстки, уже раз тридцать успевшей напридумывать возможные варианты развития, накрутившей себя чуть ли не до мыслей о красных ягодках и высоких, до жути страшных скал, с которых можно спрыгнуть, Лазурелапка рассмеялась, уткнувшись в чёрный чужой бок, вздрагивая всем телом - и воительница Ветра ответно вздрагивала, только от удивления и остатков испуга. - Ну вот теперь я всё поняла!.. Да, влюбилась я, и ты, как понимаю, тоже! - сопровождаемая звонким, заливистым смехом речь плавно втекла в Медовошёрстку, ничего не понимающую, оставляя в ней информации пару процентов. Когда Лазурелапкин чудесный, успокаивающий смех, то Речная помолчала, оглядывая чёрную Медовошёрстку, положила свою голову на её бок, со странной мольбой посмотрела на чёрную кошку, взаимно смотрящую на неё. - Ты, только, пожалуйста, не уходи и не смейся, я тебя люблю, честно-пречестно, - смущённо, аккуратно, словно идя по тонкой пластине льда, где с обоих сторон беспросветная пропасть, шептала Лазурелапка, а Медовошёрстка внезапно очень чётко прочувствовала ледяной ветер, легонько трепавший их шерсть, бьющий в глаза лунный свет, выдохнула изумлённо, свалила свою голову на прежнюю позицию, прикрывая глаза и чувствуя, как из груди, содрогая рёбра неземной вибрацией, вырывалось хриплое, громкое мурчание. - И куда же я пойду? Бродяжничать или умирать, раз уж ты меня из родного племени выгоняешь? - да и зачем мне уходить, глупышка! Я тебя тоже люблю, очень, - рассмеялась тихонько Медовошёрстка, не открывая глаза, просто ощущая, как тепло чужого - нет, родного, близкого, самого желанного на свете! - кошачьего тела прижимается крепче, как хвосты их переплетаются лианами змеящимися. Лазурелапка шептала что-то, и Медовошёрстка, нежась в её шерсти, чуя сладкую дрёму, кружившую совсем рядом, но не накрывающую пока ещё одеялом снотворных перьев; потом они вскочили и, кружа по пшенице, то проламывая длинные, извилистые пути, вырисовывая небрежно-кружевной паутинистый узор, то передвигаясь почти незаметно, чуть шевеля робкие, высокие и длинные колосья, стали играть, бегать друг за другом, наслаждаясь каждым мгновением. А в хрупких, сахарных мыслях неустанно текли мягкие Лазурелапкины слова о красоте солнечно-карамельного взгляда кошки Ветра, о том, как таинственно, изящно глаза её переливаются и о том, что цвет их, такой медово-янтарные-холодный, только Медовошёрсткиный, должен быть единственным на свете.