Холод и тепло

Прошло несколько лун.  Медовошëрстка стояла в траве, с наслаждением чувствуя, как упругие, влажные от росы зелëные нити, рвущиеся в небо, трутся о шерсть, вдыхая запах травяного сока, впитывающийся неторопливо в еë лапы, исходящий от сломанных когтями кошки примятых стеблей. Трава, ярко-зелëная с изумрудными плавными вкраплениями, словно напоминала ей о предстоящем холоде и о последних крохах тепла, медленно собиравшихся в путь до сезона Юных Листьев.  Подхватив убитую добычу, она побрела в лагерь, чувствуя, как внутри осело то неприятное чувство волнения за Вересковую и еë будущих котят, которые скоро должны будут родиться - скоро морозы, снег и голод, трудно будет растить новую жизнь, пусть есть ещë целый сезон Листопада, за время которого потомству подруги станет три луны и они окрепнут... "Эй, в смысле! " - возмутилась Медовошëрстка, между прочим, Вересковая насчëт этого волноваться, а не она тут высчитывать шанс выживания котят! Чëрная кошка фыркнула, дëрнув надорванным левым ухом - осталось таким в память о патруле, вместе с которым прогнала наглого, огромного пса, вроде как есть кошки-бродяги, так оказались и псы-одиночки, не живущие с Двуногими и оттого почему-то более большие, крепкие, мощные и опасные.  Постепенно Медовошëрстка перешла на бег - с самого утреннего патруля отправилась на охоту, так и не побывав толком в лагере и не получив точные указания - вдруг что-то надо сделать? Ветерок, до того приятно обволакивающий и словно предохраняющий от солнечного удара собственной прохладой, теперь резко сдувал тепло, вновь напоминая про Листопад и идущий за ним сезон Голых Деревьев.  Они с Лазурносветик договорились, что все холода будут встречаться реже, раз или два в четверть луны - пока что они виделись день через день, точнее, ночь через ночь, но все племена знали негласное правило - если голодно, то холодно, если холодно, то голодно, если спишь, то ничего не чувствуешь, кроме бодрости утром, часть целых холодных и голодных суток. С Лазурносветик они играли - кидались моховым мячиком, бегали по пшенице, ловили вместе кроликов, птиц или рыбу; изучали их общую границу, выискивая затаëнные временем оставленные лисьи или барсучьи норы, жилища выдр, обитающих на Речной территории, находя всë больше и больше интересных мест и вещей, оставляя приевшийся к шерсти запах сырой пшеницы и свежескошенной травы; лежали рядом, крепко прижимаясь друг к другу, греясь в ночной прохладе чужим теплом.  С Лазурносветик было великолепно.  Медовошëрстка любила еë так сильно, что не любить уже не могла; чувство это пульсирующими, вязкими струйками оплетало цепко все мысли, грело сердце своим пустынным, кипячëнным жаром, звучало весенней капелью и шорохом мягким воды, оно порой заменяло кровь и адекватный разум, затмевая луну и солнце, новым светилом вставая в ночи их встреч и ровно освещая остальные сны, выбеленные и убаюканные им.  Воительница стала спокойней и уравновешенней в плане мыслей, все вопросы и сомнения, возникаемые в голове, подвергались тщательному осмотру, составляясь в итоге наиболее правильно. Насмешки Светлячка куда меньше трогали за живое, да и после смерти Млечногривки он сам как-то приутих, перестал подкалывать чëрную кошку за оставшуюся худобу и острые плечи - вся его забота состояла в том, чтобы выбесить Бледногривую и, по возможности, поссориться со своей сестрой. Медовошëрстка вошла в лагерь, быстро бросила дичь в кучу с едой и направилась к детской - в густом запахе травы, дождей и аромате отцветающих, гниющих цветов чувствовалось нечто молочное и материнское вперемешку с лëгким, беспечным кровавым.  Неужели Вересковая окотилась?  Она аккуратно подскользнула к детской, заглянула тихо, и глаза стали фокусироваться по-ночному, привыкая к смоляной тьме палатки с еë душным, вязким воздухом, обволакивающим мордочку воительницы смело и приятно. Сразу бросилась в глаза освещаемая прозрачными лезвиями солнца серая полосатая шëрстка с округлым животом и двумя котятами, мирно сосущими молоко, следом вырисовался и их отец, беспокойно вскочивший и бросившийся к посетительнице. Жгучка сел рядом, пока Медовошëрстка продолжала рассматривать детскую, отметив, что, несмотря на новые жизни, атмосфера царила радостно-грустная, с лëгкой ноткой мрачности - может, потому что казалось, что Вересковая не спит, а почти что плачет, зарываясь носом в меховые, мокрые, новорождëнные комки.   - Котята чудесны, - чуть ли не одними губами прошептала она, с неким изумлением замечая пятнистую бело-чëрную кошку рядом с Вересковой, беззаботно спящую. Жгучка как-то незаметно нахмурился, и Медовошëрстка осторожно положила свой хвост на его. "Что случилось?"  - Их было трое. Один умер, едва успел родиться, - шелестом опавших листьев прошептал чëрный кот, и воительница ощутила его тягучую тоску в груди и раздумия, что было бы, останься этот котëнок в живых, как сложилась бы его судьба. - Впрочем, ты права.  Медовошëрстка молча потëрлась лбом о плечо Жгучки, видя, как его янтарные глаза словно тают.   - Когда я смогу зайти к Вересковой? - невинно, с тяжестью, оседающей на простых, дружеских словах, спросила она - всë равно внутри и так клокочет нетерпение любопытственное, расползающееся огненными, подожжëнными нефтяными линиями.   - Давай завтра, мы покажем тебе наших котят, - ответил слегка горделиво воитель, удаляясь к куче с добычей за едой для своей любимой, а Медовошëрстка ещë раз пробежалась взглядом по королевам, непроизвольно задержавшись на Бликоцветик, бывшей Бликолапке, наречëнной вместе со Светлячком через четверть луны после еë посвящения.  В самом деле, она не видела пятнистую подругу, угнетаемую собственным братом, со вчерашнего утра - видно, именно тогда обнаружилось то, что Бликоцветик тоже ждëт котят. Надежды на другое не было, пусть кошка не завела за свою жизнь пары и даже не общалась нормально ни с кем - от кого же будет еë потомство? Будто почувствовав, как еë буравят пристальным взором, Бликоцветик вскинулась, вытягивая длинную шею и моментально натыкаясь собственными лимонно-лютиковыми глазами цвета флуоресцентных грибов на медово-жгучие глаза Медовошëрстки. И вновь та увидела посреди глубинной ненависти те лианистые соцветия нежного розовато-жëлтого явно запретной любви. Всë было понятно.  Чëрная кошка безответно отвернулась, уходя от палатки и направляясь теперь к Гарелапу за поручением или заданием, чтобы не шататься остальную половину дня без дела. Глашатай кивнул, мгновенно прикинув, куда можно послать свободную воительницу, и ей смутно подумалось, что Жгучка будет более лучшим отцом, чем Гарелап стал для неë, и более хорошей парой для Вересковой, чем Гарелап был для Млечногривки.  Проветриваясь на свежем воздухе, она делала то, что умела лучше всего - охотилась, но в голову мотыльками, на огонь стремящимися, залетали мысли все подряд и обо всëм. О котятах, материнстве, любви, Лазурносветик, ночах, днях, Советах, племенах, Двуногих, всë не отстававших от племени Теней и порой, что нетипично было для них, прогуливающихся по пустошам и полям племени Ветра, об озере, воде, небе, траве, деревьях, треске, который, кстати, не повторялся почему-то пока что.  Следующим днëм Медовошëрстка солнечным бликом скользнула в детскую, разлеглась на боку и заинтересованно взглянула на бодрую Вересковую. Кажется, она почти справилась со своим горем. Жгучки не было - глашатай отправил его патрулировать границы, и потому только подруга рассказывала про своих котят.   - Привет, - мягко, рокочуще промурчала Вересковая; у неë будто голос изменился, понежнел, налился новым светом и старой мудростью. Два котëнка, барахтаясь в моховой подстилки, возились у еë живота. - Смотри, мы с Жгучкой уже придумали им имена, - впервые в жизни полосатая воительница щебетала заливистой птичкой, не прерываясь вежливо как раньше и не останавливаясь. - Кистолапая сказала, что они здоровые, крепенькие, жить будут и вырастут хорошими. Вот этот - мальчик, - котик отряхивал с носа пушинки мха, чëрный с белым пятном вокруг носа, глазки у обоих ещë не открылись, но он был очень похож на своего отца. - Мы с Жгучкой назвали его Нефтеусиком, а вторая - девочка, Липочка, - серая полосатая кошечка с белой грудкой и белым кончиком хвоста спряталась в короткой шерсти матери, так напоминающей еë собственную. - Липочка всего пугается, а Нефтеусик очень энергичный. Какими же прекрасными они вырастут! Липочка наверняка будет охотницей, видишь, какая ловкая, а братик еë - сильным воителем, - Вересковая подняла счастливо сияющий звëздным небом на фоне фиалкового моря взгляд на чëрную кошку. - Обещай, что постараешься обучить одного из них, ты точно научишь их всему хорошему, что есть в тебе. Если тебе попадëтся Липочка, научи еë быть такой, как Млечногривка, а Нефтеусика - как Гарелап, - заметив взрывное рыжее, из петард, в небо взвившихся спиральными искрами жëлтого, удивление в мгновенно прищурившихся глазах, королева слабо улыбнулась. - Гарелап правда хороший. Да и не прошу я тебя брать все его стороны - он верен своей вере и предан племени, он сильный защитник и помощник. В племенах не бывает двух глашатаев, и потому Нефтеусик навряд ли им станет, значит, он не сможет посвятить своему делу всего себя, и у него будет время на личную жизнь.  Медовошëрстка кивнула, чуя, как урчащее мурлыканье вырывается из еë горла быстрее, чем она смогла осознать это, но останавливаться не стала. Вересковая была Вересковой даже после родов и смерти одного котëнка - отпустила это, начала заботиться о выживших с упорностью обычной матери, из грусти вчерашней распустив цветок счастья.   - Конечно, я и сама хочу стать им наставницей, они такие хорошенькие! - Вересковая словно расслабилась, наклонилась к котятам, стала их вылизывать, а Медовошëрстка вскочила на лапы. - Мне уже, наверное, стоит идти, пока.   - Пока, - невесомо проурчала Вересковая, проводя своим алым языком по шубкам котят.  Выходя из детской, Медовошëрстка поймала взгляд Орлосвиста и приветливо махнула хвостом. С серым воителем она сдружилась, и часто они охотились вместе или болтали в патрулях - вот и сейчас, по ответному маху хвоста, они оба сорвались с места, скользнули в тоннель, а снаружи помчались охотиться, а, может, и просто в догонялки поиграть успеют...  Сплошной работой, и общением с котятами и Вересковой, и встречами с Лазурносветик пронеслись две луны - и Медовошëрстка мягко вошла в детскую, улеглась рядом с беспокойной Бликоцветик, невольно отмечая, что подстилки в детской нежнее, и в них словно тонешь - как в невесомых клубах облаков: во взбитом тëмно-зелëном мху таятся плотным слоем птичьи перья, и это напоминает о глянцево-чëрных и серо-лунных перьях ворон и воробьëв, которые добывали вместе они с Лазурносветик, играясь в ночи.  Чëрно-белая кошка не реагировала ни на что, тупым, оцепенелым взглядом уставившись в землю; Медовошëрстка нутром чуяла ту тяжесть, давившую подругу вниз, срезая уверенные слова с языка и давя в зародыше надежду, и почему-то казалось, что ей нужно немного одобрения, немного безразличия..?  Может быть.  Чëрная воительница приходила каждый день в детскую, разговаривала с Вересковой и присматривала за еë котятами, если их матери вздумывалось вдруг прогуляться, но неизменно - ну или стоя на пороге, не заходя - она оборачивалась ко второй королеве, тут же ловя бесцельный, но стремительно-твëрдый взгляд Бликоцветик - солнечный лëд, кислотный дождь, перья иволги.  Бликоцветик ото всех отдалилась уже давно - незаметно, совершенно не быстро. Единственными, кто с ней часто общался, были Вересковая, Бледногривая да Медовошëрстка. Первой выбыла Вересковая, и пусть сестра еë да чëрная заходили беспрепятственно, но Бликоцветик словно боялась детской, боялась запаха тепла и молока. Может, думала про то, что ей самой такого счастья не получить? Нет, наверное, беременность Вересковой была не первой, всë шло постепенно, и еле тащившаяся тележка с углëм толкнула поезд по наклонной в пропасть - Бликоцветик всегда была нелюдимая, чуждая чему-то обыденному, медленно холодевшая и в итоге оледенелая. С Бликоцветик просто так не общались - Медовошëрстка почти на сто процентов была уверена, что еë побаивались, опасались, словно ненависть еë - зыбучие пески, а слова шипы ядовитые и длинные.  Королева встрепенулась, когда чëрный хвост вопросительно дотронулся до неë, неловко развалилась на боку - котëнок Бликоцветик задерживался с тем, чтобы вылазить на свет, и потому живот пятнистой как игра света и тени кошки разбух, и она сама стала безумно уставать - собственно, именно поэтому Медовошëрстка следила за подругой в свободное время. Остальные, наверное, считали, что они болтают, но даже если бы у них нашлась нормальная, неболезненная тема для беседы, то говорить попросту не смогли бы: от резких порой болей и слабости Бликоцветик будто в бреду была, ни одного осмысленного слова, да и то, те - тяжëлое, прерывистое дыхание.  Они просто сидели рядом, в тишине неловкой немного думали о своëм.  И всë равно этой тишью наслаждались.  Глаза у Бликоцветик помутнели - заволоклись жëлтой, тëмной пеленой, накрылись птичьей тенью, сама она словно одичала и - будто ей очень больно; в какой-то странно будоражащей на вид судороге она выгнулась, зашипев, когтями вонзилась в подстилку - Медовошëрстка кинулась прочь из детской, к целителям, но потом вместе с Кистолапой незримой чернотой вернулась и застыла в углу, присутствуя рядом с чëрно-белой как инь и янь королевой во время еë родов, а после уговорив еë, ослабевшую вмиг, съесть бурачник с маковыми семенами, вплоть до пробуждения еë вылизывала новорождëнную, следила, чтобы во мху не оказалось колючек, подталкивала носом к животу, чтобы попила молоко - кошечка была похожа на мать пятнистой, идентичной шëрсткой.  Медовошëрстка осталась по просьбе Кистолапой на всю ночь со спящей Бликоцветик, неожиданно прободрствовав почти всю ночь - а утром наконец поговорила с нею.   - Я назову еë Торфик, знаешь - как болото горящее, только более красиво звучит, торф, торфяной, - голос у Бликоцветик мягкий, холодный, словно беззвучный и равнодушный - она смотрит куда-то в стену палатки, но взгляд еë пронзает насквозь и вдаль. - Они будут спрашивать еë отца, но должно быть так, чтобы трогали меня, а не еë, ведь вина тут моя. Хотя какая вина - любить, что ли?  Молчание, тягостное молчание, отнимающее язык и мысли, заполняющее всë вокруг вязкой субстанцией, напоминающей ожидание.  Медовошëрстка видела, сколько всего томится в душе Бликоцветик, у этой вопросительной, с гневом нарастающим интонации было длинное продолжение - оно светилось кислотным ядом в еë глазах, отражалось и искажалось в необычной грусти, оцепенении в облике еë - и воительница видела, что на еë душу нацепился ещë один аркан в виде котëнка.  Чëрная кошка поднялась на лапы, и королева взглянула на неë. Что было в этом взоре - недоумение или покорность?   - Ты можешь делать, что хочешь, драться с кем хочешь, есть, что хочешь - и уходить туда, куда хочешь. Я позабочусь о Торфик, - Медовошëрстка чувствовала, что берëт на свои плечи неподъëмную тяжесть; выращивание котят лежало полностью на всëм племени, нельзя было неосторожным словом обидеть их или изменить о чëм-то мнение, надо было научить их быть благородными и честными; и некоторые коты имели большое влияние. И Медовошëрстка - как дочь глашатая, как пережившая горе, смерть матери, как хорошая охотница и как опытная воительница - должна быть для котят Вересковой и Бликоцветик примером, с первыми общаться поучительно и как наставник, со второй как мать или подруга... Наверное. - Что бы о тебе ни думали, на Торфик не падëт ни лучика обвинений. Как и я не буду считать тебя предательницей никогда и ни за что.  Бликоцветик удивлëнно кивнула, но в жесте еë медленном, мягком как облачные клубы розовой сладости виднелась уверенность, она знала, что будет делать.  Но, как ни странно, на следующий день не исчезла.  Медовошëрстка поняла с первого взгляда, что не хочет Бликоцветик своë создание отдавать Вересковой на кормление - хочет стать хотя бы призраком в жизни Торфик, выкормить еë сама, а потом уже исчезнуть, а, значит, есть время ещë поговорить и попрощаться. В сердце уже поселилась тоска, но она тряхнула головой, стремительно направившись к пятнистой королеве бесшумно, потому что Вересковая спала, как и еë котята, подросшие, уже умеющие ходить и луну назад открывшие глазки - у Липочки материнские, фиалковый тëплый лëд, текущий весенними ручейками вереска, у Нефтеусика же Жгучкины, напоминающие и Бликоцветкины - жëлтые как лимонное, яркое солнце.  Всë шло более-менее хорошо.  Медовошëрстка играла с Липочкой и Нефтеусиком; они росли в мать и отца, кошечка полосатая в Вересковую, умная, конгруэнтная, но пугливая и робкая, брат еë в Жгучку, харизматичный и бойко-задиристый с вечными шалостями, на его счету был уже один побег из лагеря - непослушный, дерзкий и наглый, что совсем не походило, конечно, на Жгучку, но Вересковая упорно твердила, что он изменится, и поэтому воительница старалась не срываться на котëнка за его неповиновение, грубости и шалости, старалась не шипеть, прижав уши к голове, не злиться и не выказывать своего угрожающего недовольства. К Торфик она забегала каждый день, о чëм-то говоря малышке, пусть та не могла внятно ответить или вообще понять - заменяла вялую, обессиленную на всю жизнь свою Бликоцветик, свëртывающуюся светло-тëмным клубком, скрытым мглою тени, становилась настоящей матерью милой крохе.  Племя Теней продолжало страдать от Двуногих, и эта напасть заразой перешла на Речное племя - Лазурносветик чертыхалась от злости, становясь всë худей и прозрачней от голода; пойманных Медовошëрсткой зайцев она таскала в лагерь, лишь немного съедая тут же и сама - к Грозовому племени странные существа не подходили, но его свалил Зелëный кашель, который постепенно заражал и племя Теней, лишь племя Ветра ничего относительно не трогало, кроме наступающих холодов.  А, ошибка.  Ошибище.  Медовошëрстка растерянно, но со всë более множащейся яростью зашипела, выпуская когти, пусть от разницы в размерах страх льдом ковал мутную слабость - стоящий впереди Двуногий наклонился, и она полоснула когтями по его задней кожаной лапе, оставляя на голом теле четыре тонкие царапины, отшатываясь как от окаянного в полупрыжке, выгибая спину, в гневном шипении захлëбываясь, уши прижимая испуганно к голове. С Двуногими ни один кот не справится.  На следующий день Двуногих стало больше.  Еды - меньше.  Жизнь стала выживанием, но лишь бы не смертью.