Холод и тепло

Медовошëрстка соприкоснулась носом с носом Лазурносветик, поднимаясь на лапы - их встречи превратились в короткие разговоры, как и Советы прекратились из-за угрозы Двуногих. - Послезавтра, да? - тихий, хрупкий, убитый голос Лазурносветик поломан сорванным горлом, криками о погибшей сестре-целительнице, о загрызëнной псом Ивомятной, и воительница Ветра, выглядевшая ещë худей, чем всегда, слабо кивнула, а затем подвинула вперëд маленького жаворонка, и кошки вместе в него впились зубами. Холодало, трава стала жухлой и вялой, с деревьев облетали огненно-жëлтые листья, и сезон Голых Деревьев был близок - племена голодали, и не только из-за предстоящей зимы; Двуногие распугивали шумом своих громких шагов и голосов добычу, Двуногие могли случайно, а то и нет, покалечить котов. Покончив быстро с едой, они переплелись хвостами и бросились в разные стороны: Лазурносветик домой, а Медовошëрстка не хотела ничего не делать. В последнее время за добычей приходилось выходить на нейтральные территории, к Гнëздам Двуногих - во всяком случае, она туда ходила, потому что воробьи и птицы там жирные, откормленные едой Двуногих. Вот и сейчас помчалась по чужим словно пустошам и полям, кое-как перебарывая проклятую слабость и неуходящую усталость и обходя странные, натянутые на колышки треугольники Двуногих - один из домашних, которых она повстречала на охоте, назвал эти штуки "палатками". Она вообще стала часто встречать домашних кис, и с ними было интересно поговорить, не говоря уже о том, что они иногда угощали своими сухими, кое-как съедобными катышками; конечно, Воинский Закон запрещал питаться у Двуногих, но в такой голод Медовошëрстка предпочитала травиться неизвестно чем, да хоть траву лопать, чем есть то, что нужно племени. Гарелап поступал так же, хоть у домашних и не кормился. Они вдвоëм голодали больше остальных и почти ничего не ели, пусть живот судорогами сводило, когда разносишь и делишь на всех какого-нибудь тощего кролика, позволяешь себе максимум только прокусить кожу и крови отпить. Они, наверное, были обоюдной тенью друг друга, различные по цвету глаз только, янтарному и синему, а так: вечно равнодушно-холодный лик, настороженные уши, выпирающие кости и отчаянная худоба, длинный тонкий хвост, острые торчащие плечи и ровная осанка; Медовошëрстка вечно с Орлосвистом бегает, а Гарелап - с Жуколикой часто находится; у обоих бесконечно есть дела и нет времени. Медовошëрстка вернулась под утро с двумя непомерно жирными воробьями, одного из которых сразу отнесла королевам. Всë племя мучилось бессонницей из-за голода, и Вересковая ожидаемо не спала, прижимаясь к Жгучке и успокаивая Нефтеусика с Липочкой, хотевших есть - при звуке тихих, шелестящих шагов они вскинулись, котята радостно бросились к чëрной как ихор, как смоль кошке, а Вересковая благодарно улыбнулась. От слабой, рассеянной тени в углу детской отделился блик света в переплетении черноты, шатаясь и подрагивая, а вслед за ним поднялась крупная пушистая кошка, призраком следуя за кошечкой - Торфик, неумело перебирая лапками и беззвучно раззевая пасть, подбежала к еде, и Медовошëрстка запоздало вспомнила, что она уже может есть мясную пищу, и молока ей особо не надобно. Она обычно быстрым ветром пролетала рядом с котятами, принося еду либо просто заглядывая, будучи вечно в немой, слепой тревоге, что раздирала медленно, но верно. Бликоцветик села сзади Торфик, наблюдая за дочкой, вместе с Липочкой и Нефтеусиком вцепившейся в воробья - не без помощи Вересковой - и затем подняла глаза, быстро, мгновенно, всего на пару секунд. Стальная уверенность - вот, что в них было. Вот, что видеть хотелось бы в последнюю очередь. Медовошëрстка притворно зевнула и пошла в палатку, скручиваясь клубком поближе к Бледногривой и засыпая, хоть не так уж и сильно хотелось - но ночь явно будет хлопотная. Да и всë равно режим сна сбит к чëрту. Ночь и вправду была таковой. Точнее, как сказать. Медовошëрстка ждала у детской, ëжась от редких, но острых и колких как ежевичные шипы и лезвия ножей порывов ветерка, и каждая секунда на горе и грусть саднящую растягивалась, тягучим сиропом застывая в монохромности реального, когда из неë выскользнула пушистая, знакомая каждой шерстинкой и переливом чëрно-белого цвета тень, тут же вырисовываясь более чëтко в лунном свете. Она пошла вслед за Бликоцветик, поторапливаясь за почти что бежавшей кошкой - впрочем, если подумать, то она и правда бежит: из дома, из клетки и из правил - и оглядываясь порой по сторонам, быстро проскальзывая в тоннель из утëсника и останавливаясь у самого выхода. - Бликоцветик? - тихий, робкий шëпот еë наверняка неслышим и беззвучен, но та обернулась, смотря ровно в янтарные, грустно-болящие, скорбящие уже глаза, не молящие о возвращении, но желающие не расставаться. Не прощаться. - Удачи тебе там и свободы. Прощай, - почему голос не сорвался, не завибрировал на самой низкой ноте, почему продержался до конца? - Медовошëрстка закрыла глаза и потëрлась носом о нос почти что, но не до конца, подруги - но ощущение, что именно сейчас у них получается преодолеть этот порог. Они самые настоящие подруги, сообщницы, можно сказать - и потому весь мир взрывается чувством потери в тот миг, когда они в последний раз смотрели друг другу в глаза, жëлтые в янтарные, а потом Бликоцветик крупными прыжками помчалась куда-то вдаль, на нейтральную территорию, ни разу не обернувшись. Медовошëрстка уверена, что даже если постарается, больше в жизни еë не увидит - она будет бежать и бежать, сдирая лапы в кровь, спотыкаясь и падая, пока не убежит достаточно далеко. А утром чëрная воительница легонько поклонилась Пустозвëздке, настроенной, видимо, на разговор. - Что такое, Медовошëрстка? - предводительница сильно отощала, но еë шерсть начисто вылизана и лежит ровно, а в побледневших глазах горит огонь, в позе - царская гордость и влаственность. - Пустозвëздка, Бликоцветик пропала. Судя по запаху, она ушла к границе охотиться, ведь Торфик уже не нуждается в молоке, и там пахнет кровью... Кажется, еë сбило Чудовище, но, может, она и выжила. Мы еë до сих пор не нашли, - да, это неправда, но так никто не посчитает пятнистую королеву предательницей и не скажет, мол, убежала к Двуногим, чтобы легко жить: много есть, спать, лениться, ничего не делать, греться. Пустозвëздка же как-то неоднозначно выдохнула - ведь с одной стороны, Бликоцветик всë же их соплеменница и вполне дееспособная, но с другой стороны - меньше котов, меньше голодных ртов. - Возможно, она ещë вернëтся, но, вероятнее всего, еë забрали Двуногие. Они так иногда делают. Но это не то, о чëм я хотела поговорить, пусть это тоже важно. Торфик осталась одна, и единственное счастье, что ей не требуется пока что молоко, но дело в том, что она всë-таки чересчур мала, а скоро будет пора Голых Деревьев. Вересковая может присматривать за всеми тремя котятами, но ей тоже надо отдыхать, а Торфик активная. Поэтому я хочу предложить вам такой вариант - если я буду ухаживать за Торфик? Она знает меня как подругу своей матери, и потому будет хоть немного слушаться, а я могу брать еë с собой и тем самым занимать еë время. Если она проголодается, я еë накормлю, если замëрзнет - отогрею. Пустозвëздка молчала, слегка откинув голову назад и прищурившись, оглядывая Медовошëрстку, непоколебимо уверенно стоявшую на полу пещеры - основные мысли крутились вокруг того, согласится или нет, боковые же вились вокруг Бликоцветик, голода и холода, спирально утыкаясь друг в друга и переплетаясь в какой-то сонный бред. - Это хорошая идея, но она ещë котëнок, а котятам нельзя выходить из лагеря, - кратко, но правдиво, тихо, но звучно и гулко - чëрная кошка согласно кивнула и тут же возразила. - Да, таково правило. Однако сейчас мы страдаем от холода и голода, и притом от Двуногих. И сейчас лучше и безопаснее будет держать всех под надзором, - предводительница раздражëнно зашипела при упоминании наглых кожаных, топорща бурую шерсть, и Медовошëрстка сама нахмурилась. - Торфик напоминает мне по характеру Нефтеусика - тоже активная и резвая, и я опасаюсь, что она может как-нибудь, как и Нефтеусик, попробовать сбежать из лагеря, и либо еë найдут Двуногие, либо она приведëт их к нам. За котятами надо следить, ведь в неподходящий момент они могут мяукнуть, и разведка провалена. Пустозвëздка кивнула, соглашаясь, и Медовошëрстка благодарно улыбнулась, выходя из пещеры, а внутри бурлящим потоком огня вспыхнуло ликование, опасное в своих гранях, но до жути приятное - приветливо махнув хвостом белоснежной Быстролапе, она скользнула в пьяный пыльный свет палатки, отмечая, что надо бы еë подлатать. - Торфик?.. - немного неуверенно мяукнула в могильную тишь детской она, но на еë клик встрепенулись все, а из долгих, тëмных теней выбежала по направлению к воительнице чëрно-белая кошечка. Ох, чëрт. Она так похожа на мать. - Что случилось, Медовошëрстка? - спросила Вересковая, и в резком поднятии головы она вытряхнула лишние мысли, зная, что сейчас нет времени на то, чтобы резаться льдом раз за разом в попытках его согреть. - Пустозвëздка разрешила приглядывать за Торфик, потому что на тебе и так свои собственные котята, а обычной пищей Торфик питаться сможет, - тусклым, холодным голосом отчеканила Медовошëрстка, а потом слабо, легонько улыбнулась, изгибая будто невольно уголки губ, царапаясь о битое стекло в каждом мгновении этой реальности. Длинный, бесконечный сон, в который она падает всë глубже. - Бликоцветик ушла, Вересковая. Мы потеряли еë. Торфик, идëм за мной. Оставляя позади недоумëнный взгляд королевы, худощавая кошка вышла из палатки, а следом за ней выкатилась Торфик, резко втягивая стылый воздух и чихая от холода; по-котëночьи нежная шëрстка вмиг встала дыбом. Они направились к выходу из лагеря и шли до поля, и кошечка старалась не отставать. Остановившись на самом краю пшеничного поля, что ещë желтело среди всей этой предзимней, гниющей осени, Медовошëрстка обернулась к Торфик, что удивлëнно, с сильным любопытством в кислотно-спокойной радужке глаз осматривалась вокруг, но при первом звуке хриплого голоса сосредоточилась на нëм. - Твоя мама ушла охотиться, и для племени она мертва, но не для нас. Торфик, на Вересковой два котëнка, один из которых известен побегами из лагеря, а ты известна тем, что похожа на него. В племени нет свободных котов и лишних беззаботных королев, чтобы следить за тобой, а я долгое время помогала твоей матери с тобой, и потому я поставлена как... Наставник для тебя, если понимаешь. Скорее, просто кто-то, кто будет заботиться конкретно о твоëм здоровье и благополучии, потому что заботиться о всех куда труднее. С этого момента ты везде будешь ходить со мной, но ты обязана слушаться меня, и плевать на наши отношения, выполняй всë, что буду говорить. И да, если тебе холодно - говори, если хочешь есть, спать пить - тоже сообщай. Ты, конечно, ещë считаешься котëнком, но если всë будет между нами хорошо, то я смогу тебя обучать некоторым стойкам и основам, - синие-синие как насыщенная небесная окинава, как безграничная толща моря глаза смотрели изумлëнно, с лëгкой ноткой страха, но в то же время и доверчиво. - Хорошо, Медовошëрстка, - пискнула радостно кроха, но тут же нахмурилась, взглянула просительно. - А можешь рассказать, что с мамой? Если для нас она не умерла, мы можем увидеть еë? Хороший вопрос. Чëрная воительница поднялась, и Торфик засеменила за еë широким, быстрым шагом. - Твоя мама не захотела жить в племени, - зачем уж врать, Бликоцветик не понравилось бы. - Она ушла к Двуногим, которые заводят котов как домашних питомцев, но она была моей подругой, и я не хотело, чтобы место, которое она ненавидела, ненавидело еë, и потому придумала историю, что она пошла охотиться и попала под машину. Что насчëт увидеть - думаю, мы сможем. Только не говори никому. - Не скажу, - Торфик погрузилась в странно отчаянное, тоскливое молчание, и дальше Медовошëрстка несла еë к Гнëздам Двуногих за шкирку, не замедляясь и не останавливаясь. Серое небо вверху серело ещë сильнее, гуще, плотнее, делая весь мир одноцветным чëрно-серо-белым, словно радугу просветили сквозь тонированное стекло, съедающее всякие краски и потрескавшееся. А вот и Гнëзда Двуногих. Медовошëрстка остановилась, опуская Торфик на асфальт, корявый и шершавый, и адски холодный, серый, в тон всему помертвевшему миру. Здесь пахло Бликоцветик и - какой-то неизвестной домашней кошкой. Переплетаясь, их запахи вели к одному из Гнëзд, окружëнному деревянным низким забором - она легко перепрыгнула его, перенеся Торфик в зубах. Напряжëнно вглядываясь в каждый угол, кошка громко мяукнула, зовя. Пару секунд тишины и неотпускающей тревоги - и из-за стены Гнезда, отбрасывающей тень, выскользнула Бликоцветик, тоже взволнованная, но тут же - при виде пришедших - расслабившаяся, отпустившая нервозность и непривычность к новому во взгляде и опустившая плечи; Торфик радостно взвизгнула и собиралась уже сорваться с места к матери, но замерла в движении, поглядывая вопрошающе на Медовошëрстку, и когда та еле заметно кивнула головой, бросилась дальше, словно и не останавливалась. Бликоцветик замурчала, когда дочь прижалась к еë мягкому густому меху, мяукая и тараторя что-то о своëм, внимательно вслушивалась, а чëрная воительница смотрела на угол стены, из-за которой вышла больше не племенная домашняя - оттуда тянулся чужой кошачий запах и, кажется, выглядывала чья-то мордочка, неразличимая в теневой тьме. На миг показались ярко сияющие глаза, сразу наткнувшись на пристальный взор Медовошëрстки; молчаливые гляделки продлились несколько секунд, и тогда кошка - явно домашняя - смущëнно вышла на свет. - Бликоцветик, не знаешь, кто это? - спросила она, и чëрно-белая как инь и янь обернулась и кивнула. - Она живëт с теми Двуногими, которые взяли меня. Она назвалась Рыжей, но я называю еë Грозой, наверное, ты тоже можешь, - безразлично скользнула взглядом по домашней Бликоцветик, и она поняла, что все инстинкты, воспитанные племенем о чужаках, не дают вести себя как бродяжка и доверять всем подряд. Останавливают от радостного тона в голосе при виде будущей соседки. Всë ещë не позволяют раскрыть крылья, хоть так хотелось сделать. Гроза была упитанной, но не толстой; вроде и грациозная, и гибкая как все кошки, а с другой стороны - всë выдавало в ней неподготовленность к дикой, свободной жизни. В общем-то, типичная домашняя киска. Шерсть еë гладкая и сверкающая от чистоты была черепаховая, рыжая с оттенком темноты, испещрëнная крупными и мелкими бурыми пятнами, одно, к примеру, на полморды, другие на спине создавали иллюзию змеиного узора, некоторые вытягивались в полоски; грудка и пятно вокруг одного глаза были белыми, а сами глаза странного затемнëнного то ли оливкого, то ли лимонно-зеленоватого цвета. Красивая, тут уж не поспоришь, улыбающаяся и, несмотря на происхождение, с чувствующимся на расстоянии внутренним стержнем и упрямостью. - Да, я Рыжая, но Бликоцветик зовëт меня Грозой. Я за это зову еë Тишью, у неë имя слишком длинное и сложное, - улыбнулась скромно, но приятно Гроза, разглядывая гостью-воительницу, в глазах еë мерцало и мигало жëлто-салатовыми огоньками неуëмное любопытство, и оно чем-то напоминало то, что часто было во всей Лазурносветик. - Моë имя - Медовошëрстка, - ответно улыбнувшись, воительница ещë раз быстро осмотрела простую фигуру Грозы, запечатлевая на всякий случай еë запах - корица и перечная мята - в памяти, ведь заходить к Бликоцветик планировалось хоть иногда, а, значит, и с нею видеться тоже. - Ну, ты можешь звать меня сокращëнно как хочешь. Я не буду в обиде. Гроза активно кивнула и тут же выпалила: - Тогда будешь Углëм! Уголь... Наверное, потому что чëрная шерсть, а янтарные глаза как сетка рыжих артерий затухающего огня по сожжëнной до белого пепла древесине; звучит так просто и напоминает о Гарелапе - гарь и уголь находятся где-то рядом, оба связаны с пожаром и тьмою, и потухшим огнëм. И с холодом. Это подталкивало на размышления, и первое из них было - "Неужели другие могут видеть нас как настоящую семью? отца и дочь?" Впрочем, в последнее время они чуть больше на семью и походили - общались глазами, не молвя ни единого звука, приветствовали друг друга взмахом хвоста или дëрганьем ушей, а мысли одного эхом другого являлись. Она села, и Гроза отзеркалила еë движения, пока Бликоцветик общалась с Торфик - скорее, беседу не сводила на нет маленькая кошечка, а у матери еë уже фразы покорочали, уши опустились к затылку, а глаза полуприкрылись, что означало духовную усталость кошки; такое с ней было всë детство собственной пятнистой малышки. - Бликоцветик говорила, что ты придëшь, - внезапно промолвила, выпалила торопливо и энергично,словно она может убежать, пëстрая домашняя киска, и Медовошëрстка отвлеклась от подруги и котëнка, и собственного варева в голове, обернувшись к Грозе. - Я у неë уже почти всë успела расспросить про эти ваши племена, надеюсь, она ещë что-нибудь смогу узнать. Тишь много не говорит, хах! Ну и она, кстати, пообещала, что ты поймаешь мне воробышка, если захочешь, - кошка смутилась немного, и Медовошëрстка быстра оглянулась на Бликоцветик, и та еле заметно положительно мотнула головой. - Понимаешь, я не умею охотиться так, как вы, а всегда хотелось попробовать мышку или птицу. Может, если мы договоримся, то Тишь научит меня охоте и бою, ну а если сейчас поймаешь мне какой-нибудь еды, то могу поделиться своей. Наверное, Гроза не знала, что воители не едят еду домашних, но сейчас у них был голод, и потому Медовошëрстка не собиралась брезговать, зная, что будучи сытой, сможет принести большую пользу племени, особенно если питаться будет не добычей для других членов племени Ветра. - Конечно, без проблем, - принюхиваясь к запахам воробьëв и вслушиваясь в их чириканье, несколько сухо ответила чëрная, напрягая каждую мышцу и вскакивая на тонкокостные лапы, когда нацелилась на серую взъерошенную птичку, присевшую в снег. Гроза мигом замолчала, не двигаясь совершенно и даже не дыша, наблюдая за выверенными, точными движениями охотящейся. Резкий змеиный бросок - смертельный укус, окропивший живительной, сводящей судорогами от неутихающего голода живот кровью клыки и снежинки, вмиг начавшие таять от тепла алой жидкости - с воробьëм в пасти она подошла к Грозе и положила его перед еë лапами. - Вот, - довольная своей быстрой охотой, проурчала воительница Ветра. - Можно будет здесь ещë поохотиться для племени? Гроза благодарно кивнула, вонзая зубы в первое мясо в еë жизни, и тут же громкое мурчание пошло из самого еë горла, плавно сотрясая воздух и колебля холодный воздух. Отплëвываясь от перьев и ежесекундно облизывая от крови усы, домашняя поглощала небольшими, осторожными кусками добычу, и Медовошëрстка криво улыбнулась непонятно чему. - Какая вкуснятина! - восторженно воскликнула кошка, оторвавшись от еды, немного неаккуратно съеденной, затем, ойкнув, кинулась в Гнездо Двуногих и вернулась почти в ту же минуту с железной тарелкой, полной хрустяшек - типичной еды домашних. Поставив еë на землю, пëстрая ржавая стала умываться, мурча что-то под нос себе и потирая лапкой пушистую мордочку, а воительница улеглась, подогнув лапы под грудку и принюхиваясь к катышкам, после чего нагнула голову и взяла в рот пару сухих штучек - они по-странному приятно хрустели, и их приходилось разгрызать, вкуса особого не имели, но голод утоляли, и она без всякого отвращения продолжила есть, вытягивая шею. - Спасибо, Гроза, - доев, поблагодарила она, и та мило улыбнулась. Медовошëрстка скользнула взглядом по тучам на небе - чуть темнее, чем было, а Бликоцветик с Торфик говорят и говорят, хоть подругу пора спасать от общительной кошечки. - Бликоцветик, пока есть время, поможешь поохотиться? А Торфик посидит с Грозой, - окликнула их чëрная кошка, вскакивая и подходя ближе. Бликоцветик согласно кивнула, а Гроза сразу перехватила инициативу, начав о чëм-то рассказывать пятнистой синеглазой крохе. Они охотились в полном молчании. В абсолютном. Работали единым тандемом, слаженным дуэтом, хоть никогда вместе на охоту не ходили - не доводилось. Медовошëрстка вечно была занята, как когда-то, да и теперь, Быстролапа; Бликоцветик же любила одиночество и ненавидела что-либо делать. И теперь, когда одна из них покинула племя, они сблизились, словно тайна эта, словно понятие и принятие чужой запретной любви провело пару тонких, фантомных ниточек, что легко порвать. Но никто из них не рвал. Медовошëрстка искала воробьëв иль других птиц, откормленных Двуногими, вместе они нападали и умерщвляли. Медовошëрстка могла залесть на дерево в охоте, Бликоцветик же предпочитала прыгать на земле, и, качаясь на тонкой ветке, чëрная воительница понимала, как чувствовала себя в чужом доме, в племени Ветра себя теперь-уже-домашняя Бликоцветик. Полное отторжение безопасности и разума, душащий страх, ветер, сбивающий с тонкой линии, по краям которой бездны, что смотрят в ответ, что тянут и отталкивают одновременно своей тягучей, густой тьмой, марающей шерсть и остающейся на ней вязкими переплетениями - подруга в них и была, белоснежный жемчуг в ростках черноты, слепота в угольной крови, белый снег, по пепелищу разнесëнный. Одна ворона и три воробья - Медовошëрстка отдала одну пташку Торфик, так как не могла взять всë сразу, и, махнув на прощание хвостом, они вместе пошли в лагерь, и, не оборачиваясь, кошка знала, что Бликоцветик не смотрит вслед, а вместе с Грозой идëт в новое жилище. Такова уж была наконец-то-подруга. То, что она доверяла свою дочку Медовошëрстке, являлось величайшим снисхождением. Торфик рядом спотыкалась, лапки еë заплетались, а в жëлтых лютиковых глазах светилась безумная усталость, но они, не останавливаясь, шли по полю, с каждым шагом уставая и промерзая всë сильнее, и только у самой утëсниковой ограды шаг их стал быстрее; оставив всю добычу в пустой куче, кроме одного воробья, воительница завела котëнка в палатку воинов, где разрешила поесть, а потом, как некогда с ней же и Млечногривка делала, скрутилась в клубок вокруг Торфик, грея собственным теплом и не смыкая глаз, пока та не засопела сонно. А потом, взглянув на темнеющий вечер, уснула сама. В мыслях крутились байки старейшин, что когда-то они, все четыре племени, жили в другом месте, но оттуда их прогнали Двуногие, и пророчество. И, кажется, Медовошëрстка знала, что за старая беда имеется в виду.