Холод и тепло

Первым порывом, проснувшись и едва разлепив глаза, было вскочить и побежать работать, охотиться и патрулировать, и, может быть, делать ещë что-нибудь; вторым порывом же стало не двигаться.  Потому что Торфик спала, прижавшись щекой к боку Медовошëрстки, и та просто не могла еë разбудить. Не тревожа покой котëнка, она уронила свою голову на поредевшую, мятую подстилку, разглядывая наклонëнный по диагонали мир, бело-серым пятном врывающийся в сумрачную, глухую тьму палатки, выгрызая редкую сплошную черноту. Рядом никого почти не было, только пару воителей лежали, крепким сном объятые, в углу, а от мохового гнëздышка сбоку исходил запах Бледногривой, порядком ослабевший и почти исчезнувший отсюда - как фантомный призрак.  Интересно, Млечногривка тоже боялась шевельнуться, когда она, будучи ещë Мëдик, спала на ней? Кажется да; за всë свое детство она не помнила резких пробуждений, кроме тех, которые были вызваны Светлячком.  Сегодня надо будет поохотиться - сквозь прорехи в стенах палатки, которые, кстати, также надо заделать, виднелась пустота на месте кучи с добычей - и следить за Торфик. Может, помочь чем целительницам? ещë проконтролировать границы, пометить их...  О, и сегодня - встретиться с Лазурносветик.  Она не знала, сколько так пролежала, лишь изредка двигая хвостом да перекладывая лапы, если это не тревожило покой спящей кошечки; наверное, не так уж и много, но монохромный однотонный кусок мира снаружи успел надоесть, а мысли, спотыкаясь, начали сплетаться в непонятное кипящее варево. Лишь иногда мелькающие соплеменники прерывали литую серость, граничащую с безумной скукой.  В первый момент Медовошëрстка подумала, что это Бледногривая, увидев полосатый светлый силуэт в проëме палатки, но запах, смешивающийся с едким страхом, отодвинул эту версию: перед ней стояла Вересковая, вздыбившая тонкий хвост и явно напряжëнная. Она бросилась к чëрной воительнице и, видно, сразу заметив спавшую Торфик, зашептала.  - Медовошëрстка, Нефтеусик пропал. Пустозвëздка сказала брать тебя и Быстролапу как самых быстрых. Ты иди, пожалуйста, и найди его, а я посмотрю за Торфик, - еë тихий шëпот не выражал ничего, нацеленный на тишину, но в вересковых глазах плескался такой едкий, кислотой разъедающий душу страх, что и чëрная кошка невольно обожглась им. Осторожно выползая из-под пятнистой кошечки и чувствуя, как Вересковая скручивается вокруг неë мягко, она почти сразу рванула на выход, мгновенно найдя свою бывшую наставницу.  Они обе, не обмениваясь приветствиями и лишь поведя ушами в знак уважения друг друга, направились на выход, далее выуживая из слабых всех запахов запах Нефтеусика, побежав по нему слепо - налево, вперëд, направо и налево, и вперëд, и назад странной петлëй, и кто вообще так ходит? постепенно Медовошëрстка стала задыхаться от усталости, и они с Быстролапой перешли на торопливый шаг, отходя от долгого бега; видимо, котëнок ушëл рано, самым началом утра, раз они до сих пор его ещë нашли, а запах его был почти неразличим в самом старте пути и медленно рос по нарастающей к концу...  Когда впереди показался Двуногий котëнок, Медовошëрстка думала обогнуть его, благо тот забавлялся какой-то штукой и не смотрел вниз, но почти тут же остановилась, пригибаясь к земле: жалобный, тоненький мяв издала эта чëрная штука, и спину воительницы словно окатило кипятком, что заставил опаленную жаром шерсть вздыбиться, а кривой шаг дрогнуть. Им придëтся доставать Нефтеусика из лап этого чудовища?  - Кролеголовый, - тихим раздражением сорвалось с языка озлобленное, шипучее, живучее раздражение, и белая кошка укоряюще взглянула на неë. Медовошëрстка сдержала ещë более озлобленное шипение и парочку бранных слов и выскользнула вперëд, на глаза Двуногому.  Двуногий котëнок упал, сгибая длинные противные лапы и протягивая к ней лапу покороче и поменьше, такую же, какой держал Нефтеусика, воспроизводя странные звуки - омерзение охватило еë, и она передëрнула ушами, медленно отходя, уводя его за собой; глупое существо поползло следом, пытаясь коснуться еë взъерошенной от долгого бега шëрстки, а она увиливала от контакта, в ответ стараясь не оскалиться зло. В один момент таких убеганий Двуногий ослабил хватку на животе Нефтеусика, и выскользнувшая сбоку Быстролапа, привлекая ярким мехом, помогла ему вылезти окончательно, а Медовошëрстка тут же бросилась с громким мявом к кожаному, потому что тот потянулся к новой цели.  Он тут же ловко схватил еë за лапы, и ощущение гладкой лягушачьей, только пересушенной кожи неприятно впечаталось в неë, но сбоку выскочила бывшая наставница, и еë когтистая лапа оставила кривые и тонкие царапины на Двуногом котëнке.  - Отведи Нефтеусика подальше! - яростно, воинственно взвизгнула она, и чёрная кошка, встрепенувшись, кинулась к чëрной мордочке с белым пятном вокруг носа, практически не замечая тающее как лëд весной недоумение - мягкое, наивное - и прочно вцепившийся в жëлтые планеты глаз страх; подхватила за шкирку и оттащила подальше, слыша сзади плачущий вой Двуногого и редкий голос Быстролапы, чувствуя, что лапы по-странному подкашиваются - напоминало хромоту. Неужели тогда, когда она сломала лапы, на ней всë-таки остался отпечаток сломанных костей? и при долгом беге оно проявляется?  "Да за что?!" Медовошëрстка резко отпустила котëнка на землю и, процедив нечто мрачное, кинулась, хромая, обратно.  Нельзя было оставлять соплеменника наедине с Двуногим.  Белая кошка светящимся флуоресцентным пятном напрыгнула на вставшего Двуногого, и Медовошëрстка думала крикнуть, что всë, они в безопасности, нужно уходить, но слова остались в горле закончившимся дыханием - белоснежная воительница расплылась замыленной мутью и иголками в стороны из-за вмиг выступивших горько-солëных слëз на медово-янтарных глазах.  На задних лапах Двуногого было надето нечто твëрдое - босиком они не ходили обычно, да и вообще, одевались в сотни тряпок - и мощным пинком он ударил Быстролапу; та недалеко отлетела, и он пнул еë ещë раз, затем развернулся и ушëл, рассматривая полученные царапины.  Пошатываясь от нахлынувшей вмиг слабости как от смертельного яда, Медовошëрстка ступила вперëд, неуверенная в каждом своём движении; мир треснул по заранее начерченным трещинам, и внутри себя она слышала бешеный вой, что пробирался в каждую частичку тела, доносился глухими отзвуками боли и раскалывал все мысли на беззвучную память.  Перезарядка.  Взвести курок.  Выстрел.  Преодолевая себя в каждом шаге, приближая к неумолимой реальности, Медовошëрстка побрела к Быстролапе, так и не двинувшейся - в одном еë синем остекленевшем глазу была кровь, и это виднелось издалека; она заваливалась набок, спотыкалась без остановки, и каждое мгновение тянулось долго-долго, то ли предотвращая финальное понимание, то ли позволяя прочувствовать все оттенки горькой, сумасшедшей тоски.  И мамы больше нет. И наставницы.  И осталась только Лазурносветик.  Всë. Больше никого. Но в то же время и все - и она никак не может их защитить, и они всë гибнут и гибнут, или уходят, что не лучше, если честно.  Медовошëрстка правда надеялась, что пережить такого горя ей более не придëтся. Наивно.  Она дошла до Быстролапы, кажется, через несколько часов; закрыла языком глаза, пару раз лизнув лоб кошки, и прикоснулась нос к носу, словно на посвящении в оруженосцы. Она так давно не ощущала этого смертельного холода. Отрываться не хотелось, просто застыть в этом моменте, сгорбившись, сломавшись в очередной раз, ничего не думая и почти что не чувствуя - только живучая тоска и оцепеняющая боль. Только жизнь и смерть. Только монохромный мир.  Переступая через всë, что стеклянной бронированной преградой вырастало и активно препятствовало действовать рационально и вообще мыслить, со свинцовой тяжëстью в каждой клеточке тела, Медовошëрстка схватила зубами труп Быстролапы и потащила в лагерь - далеко-далеко, но как раз для того, чтобы умереть внутри, сломать в агонии сердцем рëбра и порвать всë - и связать заново.  Нефтеусик смотрел на неë округлившимися от испуга глазами, и сквозь белую пушистую шерсть Медовошëрстка невнятно прорычала идти в лагерь по их запаху и ждать там. Чëрная маленькая точка быстро исчезла среди жухлой травы и там, вдалеке, и, может, посылать котëнка одного в такое опасное время возвращаться домой было идеей не самой лучшей, но находиться с кем-то живым, тем более виновником смерти бывшей наставницы, категорически не хотелось.  Она брела и брела, подтягивая тело Быстролапы, хромота постепенно проходила, усталость копилась светло-серым сгустком внутри, проявляясь в сильном желании бросить всë и лечь спать, вылизывая мëртвую воительницу, но одновременно хотелось и достойно похоронить. И, значит, надо идти вперëд.  Когда под вечер она взобралась на пригорок, с которого увидела наконец лагерь, первой, кто еë встретил, была Торфик - она сорвалась с места, следящая за окрестностями у входа в лагерь, и врезалась с радостным мявом в кошку - как если волна разбивается о камень, разбрызгивая свои капли солëной воды белоснежно-голубым веером. На еë счастливый крик из лагеря вышли и Вересковая с Нефтеусиком, который быстро что-то заговорил, показывая на мëртвую Быстролапу - "...именно про это я и говорил, она совсем не двигается, странная какая-то, и идти не может..." - и Пустозвëздка, мгновенно выцепившая в наступающей мгле чëрный силуэт с белым телом.  "Мы потеряли ещë одного соплеменника" "Я потеряла ещë одного соплеменника" "Она умерла из-за меня" Торфик помогла донести Быстролапу - поднимала хвост, а там уже и Гарелап помог. Во взволнованном племени поднялся странный, резкий шум, отдававшийся в голове скрежечущей болью и ввинчивающимся штопором, но вскоре он растворился в гулкое эхо, ни слова в котором было не разобрать; кто-то ходил рядом с нею, кажется, Орлосвист и Торфик, что-то говорил, просил и хотел, но только к глубокой ночи Медовошëрстка наконец стала понимать, что вообще происходит, пусть из оцепенения не вышла.  Кистолапая дала ей маковые семена по просьбе, но напоследок напомнила давно забытое всеми и едино: - Нельзя медлить. Звëздное племя опять приходило ко мне с тем пророчеством, и оно было чëтче. Это точно ты и та, Речная, Лазурносветик. Невозможно ещë ждать, пока коты умирают, пора что-то делать.  Медовошëрстка поперхнулась маком, вспомнив, что сегодня надо будет встретиться с Лазурносветик. Конечно, хорошо бы не в таком битом состоянии, но что поделаешь... Нельзя заставлять еë беспокоиться.  - Хорошо, Кистолапая, - ровным, безэмоциональным голосом ответила она. - Я постараюсь что-нибудь сделать.  Еë подстилка этой ночью пустовала, только, закопанные в мох, спрятаны были маковые семена.