Холод и тепло

Вся жизнь Медовошëрстки была разрушением. Поэтапная революция во имя забытых надежд и битых на мелкие-мелкие кусочки - не соберëшь - мечт. Восстание праха, торжество тьмы. Необходимость в чужой боли и тоске, и для этой цели они выбрали еë. Порой хотелось крикнуть в пустоту: "Не наелись ещë?!", но пустота была опасна. И Медовошëрстка не знала, как объяснить это Лазурносветик. Она пришла раньше указанного времени - едва небо стало хмуреть, а редкие просветы, всполохи световых столбов в разрывах облачной туманности стали затягиваться как швы на ране, то сорвалась с места, по полю и дальше, к границе, отбивая лапы в мерном стуке бега, замерла, вытянув шею вверх, и опала безвольной грудой битых костей на землю, зарываясь в жухлые, склизкие от гниения травинки. Биение сердца затихло до практического несуществования, растворившись в бесшумном окружении и проступив пятнами лишь в осознании того, что, собственно, она ещë жива. Мыслей не было абсолютно. Не хотелось думать, не хотелось напрягаться ради чего-то, но не хотелось и отдыха - только того ощущения вселенского оцепенения, что посетило еë в миг смерти Быстролапы. Медовошëрстка не хотела верить в то, что она мертва, но всеми своими строгими принципами и тягой к нескрытой правде верила в это; в тот холод, что исходил фантомными полосами от тела и запахом смерти впивался в неë; в то, что синие глаза остекленели уже навсегда. Лапы коченели от осенней стылой стужи, голова наполнялась вязкой мутью сна в соответствии с прогрессирующей в наступлении ночью, а незакрывающиеся почти что физически глаза улавливали сбоку медленное движение луны вверх по небосводу. Торфик рядом вскинулась, когда кусты на стороне Речных еле слышно затрещали, и только это дало понятие, что что-то изменилось в происходящем, и надо хотя бы привести унылость своего вида в порядок. Медовошëрстка тяжело поднялась на лапы, встряхивая помутневшей, песком засыпанной будто головой и жмурясь, после чего проморгалась, хвостом обвивая пятнистую кошечку. На границу выскользнула Лазурносветик, сразу же заметив их - подскочила ближе и замерла выжидательно, глядя прямо в глаза, которые воительница Ветра невольно отводила и отводила. Настолько, что уже захотелось уйти. - Привет, - начала разговор хриплым голосом Медовошëрстка, практически шëпотом крича о горе; вскинула голову и приобняла хвостом Торфик. - Это моя как бы ученица, и теперь она - еë зовут Торфик - везде со мной будет ходить. Такое уж время. Пятнистая кошечка взволнованно шагнула вперëд и остановилась, переминаясь с лапки на лапку. - Привет. А ты Лазурносветик? - неуверенно пискнула она, быстро и постоянно косясь и оборачиваясь на чëрную воительницу; Речная мягко кивнула, на миг оторвав всë своë встревоженное внимание от подруги и улыбнувшись ей. - Медовошëрстка рассказала мне о тебе, - продолжила Торфик, получив ответ и скромно взглянув вниз. Кошка Ветра моргнула - то, как она по пути прерывисто, рвано выдыхала в кристальный воздух их историю, затмевалось густым туманом. - Хорошо, Торфик, - нежно проурчала Лазурносветик и продолжила своим гладким как трель соловьиная голосом. - Можно мы с Медовошëрсткой поговорим? Торфик молниеносно обернулась - в который раз - к наставнице-надсмотрщице, промямлила пару неуверенных слов, неуловимо для самой себя сожалея рыжей саморазъедающейся кислоте, разлившейся по янтарным притушëнным глазам, но с кивком с котячьей энергией отпрыгнула в сторону, недалеко, так, чтобы быть на виду, но не слышать разговора воительниц. - Что случилось? - настойчиво спросила Лазурносветик, подходя ближе; в каждом еë изгибе непосредственная, прямая грация и - забота: Медовошëрстка кладëт бессильно голову на еë плечо, зарываясь носом в длинную шерсть, и тихий выдох больше похож на предсмертный хрип - отчаяния в нëм ровно столько же. - Быстролапа погибла. Неизвестно, как Речная расслышала что-либо - может, почувствовала вибрации, впитавшиеся в еë шею, но отреагировала мгновенно, отшатнувшись и пристально, неверяще взглянув ровно в глаза по прямой привычной траектории; жëлто-оранжевые медовые глаза полыхали так, как было только в самом детстве, но другим пламенем - самопожирающимся, горьким - кажется, во второй раз в жизни еë сжигал собственный огонь. Первый раз помнится как через слои полупрозрачного вязкого пластика, лапу можно протянуть, но ничего почти что не увидеть. Было, было - и оставило лишь пустоту. Как теперь двум пустотам соседствовать друг с другом? Что значит удвоенная надвое чëрная дыра? - Бедняжка, - практически плачуще, с ярым сожалением в надрывающемся голосе буро-белая кошка прислонилась щекой к щеке. Затем легла полураскрытым клубком на землю и помахала хвостом, приглашая лечь следом - и чëрная воительница, принимая приглашение, скрутилась таким же шариком, переплетаясь хвостами с подругой, кладя голову на бок Речной, а та положила свою на еë бок. Внезапно Медовошëрстка услышала давно забытый звук, почувствовала кипяток длинными линиями и полосами на шерсти - на закрытых глазах выступили слëзы, обжигая мордочку своей расскалëнной солью, что остывала тут же. Чувства, давно выкорчеванные с корнями, выливались тяжëлым сгустком из-под век, облегчая всë тело и оставляя оболочку, наполненную свободным, распростëртым и незастывающим теплом - горе не исчезло, тонкими крючками зацепившись за всю сущность кошки, но было уже слишком привычно и знакомо, чтобы быть заметно, а вот боль, так оглушившая в первые мгновения, утекала песком сквозь лапы и смывалась тихими шуршащими волнами в море. - Нефтеусик сбежал, - она хотела рассказать. Просто объяснить. - Я и Быстролапа пошли искать его. Мы шли далеко... И долго, - теперь путь представлялся неимоверно длинным, бело-синим с серым налëтом, пусть на деле был завядшим и коричневым от жухлой травы. - Нефтеусика держал Двуногий котëнок. Мы напали, и он отпустил его. Я оттащила на безопасное расстояние Нефтеусика, а Быстролапа осталась там, прикрывать нас, - то, что нравилось особенно в Лазурносветик - то, что она слушала внимательно, вникая в каждое ровное, размягчëнное слово. - Я думала уже крикнуть ей, чтобы она возвращалась, но Двуногий ударил еë лапой и ушëл. Она умерла сразу, наверное. Лазурносветик молча сочувствующе замурлыкала, и Медовошëрстка уткнулась носом в еë длинную шерсть. - Всë хорошо. Всë пройдëт, ты же знаешь. К тому же, многие в племени пытаются помогать мне, а Торфик веселит. И Кистолапая напомнила мне о пророчестве. Она уверена, что это мы с тобой, и нам надо как-то спасти племена от Двуногих. - Да? - тихо промолвила Речная, задумчиво прищурившись и поведя медленно ушами. - Я завтра приду к тебе в племя, Волнозвëзд приказал мне. Некоторые наши воители заболели, и потому мы попросим целебные травы. Сможем поговорить. Я даже думаю, что ваша целительница эта, Кистолапая, сама поговорит с нами об этом. В любом случае Водорослевик и Пескарь хотят уже действовать против Двуногих и обговорить перед этим с другими племенами. - Хорошо, завтра и встретимся. Тогда... - Медовошëрстка, разрывая удобный клубок с Лазурносветик, поднялась на отяжелевшие лапы, но не стряхивая сладкую сонную истому. - сейчас пойдëм по лагерям, надо выспаться. Она лизнула подругу в нос, потëршись щекой об еë шею. - Пока. Они разошлись, и к Медовошëрстке прибилась Торфик, подрагивая от ночного холода, поэтому воительница улеглась опять на земле и обняла лапами кошечку, согревая как могла. Спустя какое-то время они продолжили идти, поглядывая на луну и друг на друга. - Завтра, думаю, Лазурносветик посетит наш лагерь. Постарайся не показывать, что знаешь еë. - Правда? - пискнула Торфик, навострив ушки; в еë круглых больших глазах запрыгали синие шаловливые искры. - Хорошо, я буду вести себя так, словно ты про неë не говорила, и я еë не видела. - Спасибо. В лагерь кошка Ветра внесла свою подопечную, бесшумной фантомной тенью вскользнув в палатку и улëгшись на подстилку вместе с Торфик. В мыслях крутилось много чего - и абсолютно ничего. Ещë не выветрившийся запах Быстролапы тëк в нос, оставаясь горьким едким осадком твëрдых минеральных солей на всей душе. Опять холодно, но не больно. Почти что обычное еë состояние. Завтра опять что-то произойдëт, и единственное, на что можно было надеяться - чтобы завтра никто не умер. Сон поглотил без остатков.