Понедельник
Её возвращение в Family Video почти захватывающее. Здание то же самое, кассеты те же, даже клиенты те же. Привычки, угадайте, какие, — те же. Начиная с того, что Стив опаздывает и быстро заходит внутрь. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо, — читает она по его губам. Его лицо красное, глаза большие. Он, должно быть, кричит. Робин сдерживает улыбку, когда Стив спешит в кладовку, чтобы надеть форму. Когда он выходит из неё, он всё ещё пытается прикрепить свой значок к рубашке спереди. Он вырисовывает кулаком круги на груди. — Извини. — Всё в порядке, — Робин слегка улыбается ему, — будильник не сработал? — Нет, не совсем.. — говорит он. Он неловко чешет затылок и отводит взгляд. Он не поворачивает головы. Он знает, что Робин нужно увидеть его, чтобы понять, что он говорит. — Я был вроде как с похмелья и, эм, с девушкой. — С девушкой?! Ты должен сказать мне с кем! — Проблема в том, что я не помню её имени.. — Стив.. — В смысле.. я был на этой вечеринке, и я был, типа, так пьян, и я.. я имею в виду, она.. а потом БАЦ, это просто случилось и.. — Мерзость. — ..а потом я опоздал на работу, она всё ещё спала, и я вроде как… оставил её там? — В твоем доме. Робин видит вздох поражения, который заставляет Стива обмякнуть. — Да. — Черт возьми, дурень, ты возвращаешься к своей школьной фазе спортсмена. Стив обхватывает своё лицо обеими руками и опирается на стойку. Робин просто знает, что он издает какой-то отчаянный звук. Она хотела бы это услышать. Но затем дверь открывается, и ему приходится выпрямить спину, провести рукой по волосам и натянуть очаровательную улыбку. Робин тоже выпрямляется, также изображая самую фальшивую улыбку в истории фальшивых улыбок. Затем её улыбка падает. Девушка, которая подходит к стойке со скачущей походкой и счастливой улыбкой на лице, машет ей и подмигивает. Рыжие волосы, голубые глаза, Робин хочет вырыть яму в полу и убежать. Вики здоровается и кладет пару кассет на прилавок, прежде чем опереться на него и снова заговорить. Робин трудно сосредоточиться. — ..но, в конце концов, мне очень, очень понравился этот фильм. А тебе? Она хочет держать рот на замке. Мысль о том, чтобы говорить вслух, вызывает у неё тошноту. Потому что Вики не знает, она ничего не знает. Робин не может с этим справиться. И всё же она должна. Стив подталкивает её, побуждая что-то сказать. Робин сжимает кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони. — Мне он тоже понравился. Не так уж и плохо. — Ага. Особенно та часть, где она... Вики говорит так быстро. Это напоминает Робин о себе. Но её рот так быстро двигается, что большинство слов теряется бог знает где. Робин изо всех сил старается не отставать, хмурит брови, игнорируя обеспокоенные взгляды Стива. Но Вики останавливается. Она останавливается, она смотрит вокруг, несколько потерянная. Затем её взгляд становится острее, как будто она пытается решить какую-то действительно сложную математическую задачу. — Подожди, — говорит она, на этот раз гораздо медленнее, и Робин знает, что её слова вот-вот будет произнесены, — разве тебе не нужно было сделать какую-то операцию? Потому что похоже, что ты не можешь.. — Верно, — обрывает её Робин, пока это не стало невыносимым. — Две недели назад. Операция. Теперь я полностью глуха на оба уха. Рот Вики открывается в комично круглом «о». Робин опускает плечо в поражении. Она знала, что это произойдет. — Так ты не.. ты не слышишь меня? — Неа. — Тогда как ты говоришь? — Потрясающие навыки чтения по губам. Кроме того, я говорю уже восемнадцать лет, я помню, как.. как разговаривать. Черт. Всё шло так хорошо. Пока она снова не начала болтать. Черт, черт, черт. Жаль, что это уже сделано. Вики одаривает её таким взглядом. Этот взгляд, который Робин уже слишком хорошо знает. Ступор, да, но смешанный с чем-то вроде страха. Желание уйти. Вики хочет уйти. Робин хочет уменьшаться, пока не исчезнет. — Ох, мне так жаль, я не знала… — Всё в порядке. — Ты должна была сказать мне, я могла бы… Могла бы что? Робин качает головой. Что могла сделать Вики? Возможно, жалко пытаться говорить медленно, в результате чего она звучала бы как взрослый, пытающийся поговорить с малышом. Это то, что она делает сейчас. Говорит так медленно, что её слова расходятся на секунды. И, судя по вздувшимся венам на её шее, она говорит громче. Как будто чем громче она говорит, тем лучше Робин поймет. Как будто это могло что-то изменить. Робин поворачивается, чтобы посмотреть на Стива, и она знает, что она права, когда видит, как он вздрагивает. Но всё кончится, скоро кончится. К счастью. Вики бормочет что-то о том, что ей нужно пойти за продуктами, и она разворачивается на каблуках так быстро, что чуть не падает, быстро выбегая из магазина. После того, как она уходит, воздух между ними становится густым и тяжелым. Робин не осмеливается повернуться, чтобы посмотреть на Стива, слишком смущенная слезами, грозящими пролиться из её глаз. Она неподвижно стоит, сжав кулаки. Она дрожит. Рука Стива мягко ложится ей на спину и успокаивает её, поглаживая. Робин поднимает взгляд. — Не обращай на неё внимания, — говорит он, качая головой, — она нихуя не знает. Робин всё ещё стоит, но кажется, что она ползет в его объятия, как маленький ребенок. Стив заключает её в объятия, и Робин плачет в его рубашку. Она хотела бы, чтобы Нэнси была здесь. Как и три дня назад, когда она проснулась в объятиях Нэнси, и они пошли в школу, обмениваясь взглядами и тихим хихиканьем. Но Стив.. Стив хороший. Он её лучший друг, который почти как брат ей. Робин позволяет ему. Позволяет ему утешить её, позволяет ему крепко обнять её, позволяет ему попытаться успокоить её. Она хотела бы, чтобы это сработало. ***Вторник
Робин не знает, что заманивает её в школу верховой езды. Ну, конечно, Макс, но она и Макс могут встречаться буквально везде. А Робин даже не любит лошадей. И всё же она здесь, везет инвалидную коляску, в которой сидит Макс к конюшне, где её ждет Нэнси Уилер. И, боже милостивый, она совершенно потрясающая. Если бы Робин когда-нибудь нужно было выбрать цвет, чтобы описать Нэнси Уилер, она бы без колебаний выбрала сиреневый. Она просто слишком хорошо выглядит в этом. Нэнси — воплощение сирени. От её добрых глаз до изящных манер, Нэнси прекрасна. Особенно сейчас. Её сиреневая рубашка выглядывает из конюшни. Её кепка болтается у неё на руке, она широко улыбается, приветствуя Макс и Робин. — Привет, — говорит она, двигаясь, чтобы взъерошить волосы Макс и одарить Робин самой теплой улыбкой, — думала, что вы никогда не придете. — Ну у кое-кого, — говорит Макс, толкая Робин в бедро, — нет водительских прав. Так что нам пришлось идти сюда пешком. Робин хлопает её по голове. — Заткнись, гномик. — Ай! Не бей ребенка-инвалида! Это так низко с твоей стороны, Бакли. Робин закатывает глаза. — Пожалуйста, забери её, — стонет она Нэнси. Девушка качает головой и похлопывает по воротам ближайшей к ней ложи. — Это то, что я намерена сделать. Роуз ждала её весь день. Роуз — это лошадь, на которой Макс катается во время сеансов физиотерапии. Нэнси любит ругать Робин, поправляя её, когда она говорит «белая лошадь» вместо «серая лошадь», но Робин большую часть времени отмахивается от этого. Роуз такая белая, что почти ослепляет. Это невероятный контраст с её черным хвостом и гривой. Нэнси рассказывала, что Роуз когда-то была отличной выездковой лошадью, а сейчас она постарела, и её мирный темперамент идеально подходит для занятий верховой ездой с инвалидами. Робин сидит на скамейке и смотрит, как Нэнси учит Макс седлать лошадь. Нэнси осторожно наклоняет голову Роуз вниз, чтобы Макс могла надеть поводья на её морду, затянуть их во всех нужных местах и нежно приласкать её. Робин смотрит удовлетворенно. Ей нравится видеть, что Макс снова может заниматься обычными вещами. Она с гордостью наблюдает, как девочка наклоняется, чтобы поправить седло. Она наблюдает, как Нэнси держит её ровно, пока Макс медленно поднимается с коляски, её ноги дрожат. Она мало что делает, большая часть её веса поддерживается твердой хваткой Нэнси. Многие врачи говорили ей, что катание на лошади сотворит чудеса с её ногами. Укрепит мышцы, улучшит её равновесие. И это правда работало. Робин так счастлива за неё. По крайней мере, один из них сможет жить нормально. Это самое главное. Они обмениваются ещё несколькими словами, тихим смехом, Нэнси похлопывает Макс по плечу и хватает одной рукой поводья Роуз. Затем она поворачивается к Робин, смотрит ей прямо в глаза. — Встретимся позже? Дыхание с силой вырывается из легких Робин. Она умудряется кивнуть и провожает взглядом, когда Нэнси выводит Роуз и Макс из конюшни. *** Позже заканчивается смыслом этого вечера. Робин провожает Макс домой, пока Нэнси тренируется с Боуном, и ей приходится страдать от бесконечных насмешек рыжей. Везя инвалидную коляску, Робин отлично видит руки Макс, и девочка может неустанно жестикулировать всю дорогу домой. — Послушай, я просто говорю, что это не выглядело так, будто Нэнси натуралка. Робин стонет и откидывает голову назад. — Макс… — Нет, ну серьезно. «Встретимся позже?». Она так сильно влюблена, что мне стыдно. — Хорошо, во-первых: ты показала жестами «стыдно» неправильно, а во-вторых: она не влюблена в меня. — Конечно. — Она моя подруга! — Ты на всех своих друзей смотришь влюбленно? На Стива тоже? — Гадость, — качает головой Робин. — Нэнси – натуралка, из всех натуральных натуралок, Макс. И, только потому, что я открылась ей... это не значит… — Послушай, я понимаю — Макс останавливается на полпути, поворачивается спиной к Робин так быстро, что её спина точно должна была сломаться, хватаясь за спинку инвалидного кресла обеими руками, с выражением ужаса на лице. — Черт, — говорит она. Я не хотела сказать, слушай, это был такой идиотский ход... Робин смеется. Действительно смеется. Ей приходится остановиться и на мгновение согнуть руки на коленях, пока смех не утихнет и на глаза не навернутся слезы. — Ты бы видела свое лицо, — фыркает она, покраснев и всё ещё смеясь, — ты выглядела так, будто только что сказала мне, чтоб я покончила с собой. — Вообще-то мне очень жаль, — возмущенно говорит Макс, — окей, я обещаю, что больше никогда не буду за тебя беспокоиться. — О, пожалуйста, — Робин мягко стукает её по макушке, — как будто ты могла когда-нибудь перестать беспокоиться. Макс показывает средний палец Робин. — Иди ты. Робин показывает средний палец в ответ. Макс ахает. — Грубо. — Черт, ты отправишь меня в кабинет директора? — Да. — Ты бы не смогла. — Я бы определенно смогла. Робин взъерошивает рыжие волосы Макс. — Ты любишь меня. — Неа. Робин смеется всю дорогу до трейлера Макс. Когда они прощаются, Макс становится серьезной и напоминает Робин, что независимо от того, как пойдут дела с Нэнси, она всегда будет рядом с ней. И, также, что Нэнси сильно влюблена в неё. Робин думает об этом всю дорогу до школы верховой езды. Она идёт назад, прижимаясь к стенам на тротуаре, стараясь занимать как можно меньше места. Робин хочет, чтобы Макс была права. Она больше всего на свете хочет, чтобы Макс была права. Потому что Нэнси. Нэнси такая.. идеальная. Даже когда она ведет себя как чопорная старшеклассница. Даже когда она становится мелочной. И в любом случае, Робин никогда не увидит эту её сторону. Когда они вместе, это Нэнси. Самая милая и лучшая, с которой Робин чувствует себя комфортно, разговаривая. У неё добрые глаза. Робин решает, что это самая важная часть. У Нэнси добрые глаза и ещё более добрая душа. Дорога в школу верховой езды никогда не казалась такой длинной. Её сердце колотится о грудную клетку. Робин не может не недоумевать. Что, если Макс была права? Что, если она и вправду нравится Нэнси? Они были так близки на прошлой неделе. Нэнси заставляет чувствовать её себя хорошо. Робин ненавидит, когда к ней прикасаются люди, от этого у неё мурашки по коже, но когда прикасается Нэнси, она не хочет уклоняться. Когда Нэнси отпускает её руку, Робин хочет снова схватить её и держать вечно. Остаток вечера они проводят, гуляя по городу. Нэнси покупает мороженое для них обоих. Клубничное для себя, ванильное мороженое с кусочками теста для печенья для Робин. Трудно жестикулировать, когда твои руки заняты рожком мороженого, поэтому они идут молча, наслаждаясь обществом друг друга. Иногда одна из них показывает жестом слово по буквам свободной рукой, но не более. Мимолетные взгляды, лихорадочный румянец, тыльные стороны их рук смутно соприкасаются. Робин чувствует себя двенадцатилетней девочкой, которая впервые влюбилась. Нэнси отвозит её домой и целует в щеку. Она стоит возле её дома, пока не убеждается, что Робин в безопасности внутри дома. Что-то теплое наполняет грудь Робин. ***Среда
Это была плохая идея с самого начала. Привести Нэнси в её дом, когда её мама была такой.. злой.. Когда её мать становилась злой, она ничего не могла сделать, кроме как запираться в своей спальне, закрыть руками уши и просто ждать. Ждать, пока её гнев не угаснет. Пусть её мать кипит и задыхается от гнева на диване, пусть она напьется, чтобы уснуть. Робин научилась запирать дверь. Часто причины её гнева были неизвестны Робин. Но она знает, что это её вина. На прошлой неделе она выводила её из себя больше, чем обычно. Ведь она не слышит и не способна следовать её инструкциям, как раньше. Приготовь ужин, Робин. Уберись. Ложись спать. Её мать потеряла самообладание в тот день, когда Робин была измотана лекарствами и долгими днями работы по дому, она сорвалась. Она кричала слишком громко. Извинившись, Робин незаметно переключилась на жестикуляцию. Это свело её мать с ума. Это было пару дней назад. Но её мать всё ещё в ярости. В ярости. Робин думала, что она на работе. Её мать на работе, и дом Робин ближе, и небо выглядит так, будто вот-вот разразится морем дождя, а Нэнси устала от сеансов верховой езды, она не хочет ехать под проливным дождем. Это и вправду была глупая идея. Но она ведет Нэнси к своему дому. В ту секунду, когда она ступает в зал, Робин понимает, что она всё испортила. Её мать, спотыкаясь, выходит из кухни и тащится в коридор. Робин даже не нужно видеть её, чтобы понять, что она пьяна, достаточно одного запаха. Она ни в коем случае не алкоголичка. Она никогда не пьет. За исключением тех случаев, когда она очень, очень расстроена. Робин не видела, чтобы она притрагивалась к алкоголю за несколько месяцев до операции. А теперь все дни она проводит, приклеившись ртом к дешевым винным бутылкам. Робин включает свет. Теперь нет ни тени сомнения. Красное лицо, расширенные зрачки, дрожащие руки. — Робин, — говорит её мать, слова сливаются воедино, — где, блять, ты была? — Мама, я просто… — Что я.. что я сказала о сегодняшнем ужине? Тебе нужно было быть дома к шести. — Мама, это даже не.. — Говори громче! Робин вжимается в стену. Её мать кричит. Она может не слышать этого, но то, как преображается лицо её матери, когда она кричит, будет преследовать её вечно. Пальцы Нэнси крепко сжимаются вокруг её руки, как капкан. Она пытается ободряюще взглянуть на неё, но ей слишком сильно стыдно, чтобы она могла смотреть на Нэнси. Она пытается снова. — Мама, прости, я могу.. я могу пойти готовить. Прямо сейчас. Если.. — Ради Христа, Робин. Говори, блять, как нормальный человек, а не как умственно-отсталый. — Мама, прос... Она не успевает договорить. Нэнси, кипящая от ярости, встает перед ней, не выпуская её руки. В её глазах ярость, которую Робин никогда не видела. Даже когда дети ведут себя глупо в школе, даже когда она ругает какого-то идиота за рулем. Это другое, это ненависть. — Извините, мэм, — она читает слова Нэнси по её губам, потому что даже сейчас, даже вот так бросившись вперед, Нэнси убеждается, что Робин всё ещё видит, всё ещё понимает, что происходит, — я правда ненавижу перебивать, но я хочу попросить вас, не могли бы вы говорить мягче. — А это блять кто ещё? — её мать поворачивается к Робин, в её глазах яд. Она роняет пустую бутылку, которую держала в руках, позволяя ей разбиться на тысячу осколков. — Робин, ответь мне. — Нэнси, — выдыхает она, — это Нэнси, она.. она моя подруга. — Подруга, да? — она подходит ближе, изучая Нэнси, которая выпячивает подбородок и смотрит на неё так, как будто хочет бросить ей вызов, — мне интересно, что она за подруга? Такой же девиант, как и ты? — Мама, пожалуйста.. — Я не твоя мама, тупица. Я бы никогда не родила такое отродье, как ты. Робин отступает к стене, её рука выскальзывает из хватки Нэнси. Она дрожит, закрывает глаза, молится, чтобы, когда её мать ударит, она сделала это быстро. Но ничего не происходит. Её глаза распахиваются, и она видит Нэнси, стоящую между ней и её мамой и говорящую с таким ледяным холодом, что на мгновение ей становится трудно уловить смысл сказанного. — ..и тогда я уйду. И Робин пойдет со мной. Вы никогда больше не поднимете на неё руку. И не стесняйтесь звонить в полицию, я буду более чем счастлива объяснить шефу Хопперу, что здесь на самом деле произошло, — шипит Нэнси. Она ниже ростом, чем миссис Бакли, но она та, от кого исходит сильная аура. — Мы уходим. — Валите, — выплевывает её мать, на её лице ничего, кроме отвращения. Она смотрит на Робин, встречается с ней взглядом. — В тот момент, когда ты выходишь из этой двери – возврата домой нет. Мне надоело платить за тебя, ты меня слышишь? С меня хватит! Она снова кричит. Робин кивает, и кивает, и кивает. Она ускользает. Ей требуется две минуты, чтобы бросить все свои вещи – одежду, книги, всё – в пару сумок, и Нэнси сразу же вытаскивает её. Её мать кричит, и кричит, и кричит. Впервые в жизни Робин рада, что не может слышать. Две реальные вещи. Её бегущие ноги, и рука Нэнси в её руке. Они бросают сумки на задние сиденья. Прежде чем она это осознает, на её туловище надевается ремень безопасности, и Нэнси уезжает. Они далеко, когда машина останавливается посреди пустынной улицы. Небо потемнело, дождь льет так сильно, что они не видят дороги. Покинула. Она покинула этот дом. Слезы облегчения. Она смотрит на Нэнси сквозь мокрые ресницы, и она видит в её глазах жалость, они становятся её последней каплей. Она ломается. Рыдания становятся непрерывными и резкими, отчего у неё болит горло. Её сердце колотится так громко, и её руки неудержимо дрожат. Она раскачивается взад и вперед, пытаясь успокоиться. Руки Нэнси обнимают её так крепко, что ей больно. Она прижимается к ней крепче, рыдает, пока в её теле не остается сил. Она плачет, и плачет, и плачет. Когда Нэнси начинает уезжать, Робин чувствует опустошение. Есть только одна вещь, о которой она может думать. Список. Список вещей, которые она потеряла. Теперь она может добавить кое-что новое. Свою мать. Она потеряла свою мать. ***Четверг
Робин мало что помнит из предыдущей ночи. Только то, что она плакала так сильно, что не могла дышать, что она была в таком отчаянии. Она была так расстроена, так сильно устала, что повсюду была боль. Её уши горели. Её голова была тяжелой. Ей пришлось принимать таблетки для экстренной помощи, которые ей дали в больнице, и запихивать их в горло, не запивая водой. Она помнит, как Нэнси помогла ей выйти из машины, переодела её в мягкую пижаму, с такой неумирающей грацией стянула одежду с её неподвижного тела, а затем повела её к кровати. Она помнит, как свернулась калачиком под одеялом, зарывшись головой в подушку. И как Нэнси поцеловала её в лоб, а затем спустилась вниз по лестнице. Робин представляет, как она разговаривает с миссис Уилер, всё объясняя. Её щеки горят от стыда. Снова. Она не хочет, чтобы её жалели, не хочет, чтобы на неё смотрели с жалостью. Смутно она также помнит, как Нэнси вернулась в свою комнату, тоже переоделась и забралась под одеяло рядом с ней. Её рука осторожно коснулась Робин. Робин, не в силах говорить, сжимает её изо всех сил. Она помнит, как обнимала Нэнси и вот так засыпала. Сегодня она чувствует себя немного более похожей на себя. Она снова может говорить. Она и Нэнси берут выходной. Робин просыпается поздно: когда часы бьют десять утра. Сонная, с горьким привкусом во рту – это вина снотворного – она спускается вниз. Она чувствует запах Нэнси из-за пижамы, которую та ей дала. Зеленая пижама обнимает её, как будто она находится в объятиях Нэнси. Нэнси на кухне, сидит на стуле с книгой на коленях. Она, должно быть, слышит шаги Робин, потому что она поднимает голову и приветствует её самой красивой улыбкой. — Привет, — жестикулирует она, — как спалось? Робин очень ценит это. Она ценит, что Нэнси выучила язык жестов просто потому, что иногда Робин не понимает, о чём та говорит. — Хорошо. Мне нравится твоя кровать, — улыбается она. Немного криво, немного не так, но всё же улыбается. Нэнси встаёт. — Ты голодна? Прошлой ночью ты так устала… ты должна что-нибудь съесть. Послушай, я приготовила блинчики, но яблочный пирог моей мамы намного вкуснее, если ты хочешь кусочек… Робин прижимает руку к подбородку и поворачивает её к Нэнси. — Спасибо, я буду блинчики. Застенчивая улыбка. Нэнси берет блинчики, кленовый сироп, немного фруктов, успешно найденных в холодильнике. Робин сидит за столом, скрестив ноги, пытаясь сохранить тепло сна как можно дольше. Нэнси замечает, что она дрожит. Она всегда дрожит. На её плечи накидывается свитер, прежде чем Робин успевает возразить. Всё, что она может сделать, это бросить на неё взгляд, полный благодарности. За свитер. И также за понимание. Руки Нэнси немного дрожат, когда она собирается с мыслями. — Как у тебя дела? Робин колеблется. Она съедает кусок блина, прежде чем ответить. — Хорошо.. я не знаю. В смысле.. я чувствую облегчение, наверно... Но одновременно плохо. Из-за того, что оставила её там. Но в принципе хорошо, потому что… потому что её здесь нет. — Она не заслужила твоих слёз, — решительно качает головой Нэнси, — а вот ты.. ты заслуживаешь гораздо лучшего, чем она. — Я привыкла. Она не так часто напивалась или злилась. Она давала мне пощечины только тогда, когда была серьезно зла. В основном она.. она. Она в основном говорила вещи. Плохие вещи. — когда она перестает болтать, её руки дрожат. Она сжимает кулаки, пытаясь остановить дрожь. Снова хватается за вилку. Ей невыносимо видеть выражение страха и отвращения на лице Нэнси. Она не может этого вынести. Но потом появляется её рука, кончики пальцев касаются её запястья, робкие, просят внимания. Робин поднимает взгляд, и снова она поражена, потому что почему её глаза такие большие и великолепные? Почему она такая красивая? — Теперь ты в безопасности, — говорит Нэнси, — со мной ты всегда будешь в безопасности. Тепло. *** Макс приходит днем. Она безмолвно вкатывается и обнимает Робин. Крепко. Обнимает её за талию, прижимаясь лицом к её животу. Робин приседает, обнимает её за спину, немного приподнимая её с инвалидной коляски. Они обнимают друг друга так долго. Потому что они обе понимают. Билли.. миссис Бакли. Это один и тот же человек. Тот же ужасный человек. Они понимают друг друга. Затем Робин ведет Макс в гостиную. День начинается тихо, Нэнси готовит чай и предлагает печенье. В конце концов, всё накаляется. Робин отпускает шутку, и Макс отпускает шутку следом. Раздаются небольшие смешки. Когда наступает вечер, и Макс уходит, она снова обнимает Робин. Сильно. Она сильная. Робин глубоко вдыхает. — Спасибо. — Она мудачка и сука. Я так счастлива, что ты наконец покинула то ужасное место. — Я тоже. — Береги себя, ладно? — Ладно. — Обещаешь? — Обещаю. — Договорились! — Договорились. ***Пятница
Осознание приходит легко. Робин отказывается позволить своей матери испортить ей день. Она просыпается рядом с Нэнси, и они вместе идут в школу. День тяжелый. Косые, мимолетные взгляды шептали слова, которые она никогда не сможет услышать. Робин зла на свою мать. За то, что она сука, но она испытывает облегчение. Ей приходится выбегать из класса посреди урока математики, запыхавшись. Она сидит в коридоре и дышит. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Она следует за Нэнси в школу верховой езды. Она разговаривает с ней, выплескивает весь свой гнев на свою мать. Она говорит, и говорит, и говорит, смешивая жесты с разговорной речью, плача, крича, шепча. И Нэнси не перебивает её. Когда она выпускает всё это наружу, защищенная темнотой её комнаты, Нэнси утешает её. Вытирает её слезы, успокаивает её, целует в лоб. Когда Робин наконец кладет голову на подушку, сон овладевает ею, она позволяет усталости поглотить её гнев. Это ещё один день, который Робин не очень хорошо запомнит. ***Суббота
Суббота – ленивый день. Они прячутся в доме, смотрят телевизор, вместе читают, просто отдыхают. За день до соревнований Нэнси нуждается в отдыхе. Ей не разрешают садиться на лошадь или даже ходить в школу верховой езды. Просто отдохни. Будь готова. Мысленно подготовь себя к тому, что должно произойти. Робин более чем счастлива помочь ей в этом. Макс приходит утром, но она уходит, когда Майк и его друзья тащат её в какое-то приключение в лесу, везя инвалидную коляску, как танк. Нэнси кричит им, чтобы они были осторожны, когда они удаляются. Уилеры уехали из города, чтобы навестить родственников, поэтому некому ругать их, когда они обедают и оставляют посуду в раковине. Они возвращаются на кухню четыре часа спустя, лениво моют посуду и возвращаются к дивану. — Фу, — стонет Нэнси, когда они снова находятся на кухне, не в силах оставаться на месте слишком долго, — это домашний арест! — Твоя мама сказала мне, чтоб ты сидела дома, это моя миссия, — говорит Робин. — Да, но мне скучно. — Прости. Нэнси вздрагивает. — Не извиняйся. Как насчет того… что мы поиграем в игру «Забавные факты»? Ты знаешь что-нибудь? Робин пожимает плечами. — Император Нерон был сумасшедшим, потому что он отравился свинцом. — Круто. Изобретатель сэндвича изобрел его, потому что не хотел покидать игорный стол, чтобы поесть. — Умно. Летучие мыши – единственные млекопитающие, которые могут летать. — Фу, я ненавижу летучих мышей. Кожа – самый большой орган человека. Робин морщится. — Отвратительно. Теперь я чувствую себя отвратительно. Подожди, дай мне подумать о чем-нибудь другом. Она размышляет. И выпаливает. — Последнее, что я когда-либо слышала, — говорит Робин, — я думала.. я думала, что последнее, что я услышу – это голос врачей, но.. Нэнси вопросительно смотрит на неё. — Что? — Мой слух.. исчез до начала операции. Я думала, что это снова один из эпизодов, но.. он не прекратился. Я потеряла слух до операции. — Ох.. — Знаешь, что было последним, что я слышала? Нэнси сейчас так близко. Робин может сосчитать несколько бледных веснушек на её переносице и количество её темных ресниц. Она может видеть каждый оттенок синего в её радужках. — Я не знаю. И Робин. Она не знает. Правда. Она не знает. Но она думает, она предполагает, что слышала голос Нэнси. Нэнси, которая шептала этим низким голосом, который у неё иногда бывает. Был. Ну.. всё ещё есть. Она может представить его. — Что было последним, что ты слышала, Робин? — Ты, — хрипит она, — ты, ты, ты. Твой голос. На парковке. Рот Нэнси открывается и закрывается. — Робин, я.. — Тебе не нужно ничего говорить, — быстро говорит она. И боже, она хочет отступить, уйти, но не может. Нэнси подобна магнитному полю, и чем ближе она к ней, тем сильнее становится притяжение. — Я помню, что я сказала. — Да, эм, это были просто… это были хорошие слова. Чтобы, знаешь, потерять слух и… — Я серьезно. — Что? — Ты храбрая. Храбрее, чем большинство людей. Моя храбрая, храбрая Робин. Она сглатывает. Эти слова. Боже. Она помнит точное звучание каждого из них. Акцент, когда голос Нэнси стал тише. Она может почувствовать текстуру этого, если это вообще возможно. Она узнает их как старых друзей по губам Нэнси. О, боже. — Твоя? Нэнси кивает. Она такая стойкая. — Конечно. Моя. Моя Робин. — Хорошо, — выдыхает она. Счастье, бабочки, всё сразу, бурлящее в её животе, кружащееся и скручивающееся. — Хорошо, Нэнс. — Робин. — Да? — Ничего, если я поцелую тебя прямо сейчас? Ох. Ох. Она чувствует першение в горле, когда снова заговаривает. — Это было бы.. более.. более чем хорошо. — Хорошо. И затем она наклоняется. Её руки на щеках Робин, нежно обхватывают её лицо, кончики пальцев касаются её веснушчатой кожи, запутываются в её волосах. Исследуют, изучают, смотрят. Эти глаза, синие, синие, синие. А затем.. затем она наклоняется, и её ресницы закрываются, и Нэнси, Нэнси.. целует её. Робин просто стоит, слишком напуганная, чтобы двигаться, потому что боится всё испортить. Её руки безвольно лежат по бокам, голова наклонена вперед, выгибаясь так, чтобы их губы идеально подходили друг к другу. Нэнси целует её, как будто она сделана из мрамора. Как будто она самая драгоценная девушка в мире, как будто на этой земле нет ничего другого, что стоило бы её времени и внимания. Нэнси целует её, как тайную молитву, как будто лелеет её. А Робин просто.. целует её в ответ. Застывшая и неподвижная. Нэнси кусает её нижнюю губу. Это задевает за живое. Что-то пробуждается внутри неё. Робин ахает и внезапно снова может двигаться. Её руки обнимают Нэнси за талию, притягивая её ближе. Ей нравится то, как Нэнси прижимается к ней, и то, как чем ближе они становятся, тем более отчаянным становится поцелуй. Она проводит руками по рукам Нэнси, достигает её ключиц, плеч, подбородка. Обхватив её щеки обеими руками, Робин глубже утягивает её в поцелуй. Нэнси что-то бормочет. Они прижаты друг к другу, Робин чувствует каждую вибрацию, исходящую от её груди, её голосовых связок. А Нэнси говорит. Робин почти отстраняется, но Нэнси обхватывает её голову руками и снова наклоняет её, удовлетворенно вздыхая. Её руки выводят дрожащие буквы на пояснице Робин. Р. пауза. О. пауза. Б. пауза. И. пауза. Н. пауза. — Нэнси, — говорит она прямо ей в рот. Они отстраняются, запыхавшись. Синий встречается с синим. Это первый поцелуй Робин. Нэнси улыбается, эта мягкая, рассеянная улыбка, которая появляется на её губах только тогда, когда она действительно счастлива. — Черт, — выдыхает Робин, — подожди, это было.. это было хорошо? Или ужасно? О, пожалуйста, скажи мне, что это не было ужасно, потому что это был… это был мой первый поцелуй, и я действительно не знаю, что делать, но, но я действительно хотела, чтобы всё было хорошо, и, боже, мне было так хорошо, но ты… — Робин, — перебивает её Нэнси и кладет руку ей на щеку. Её щека горит, — ты болтаешь. — Прости, я.. — Мне нравится, когда ты болтаешь. Но ты, ты перестала, когда начала терять слух и.. и это было так давно. Я скучала по этому. — Ох, про.. — Не смей извиняться, — смеется Нэнси, водя пальцем вверх и вниз по щеке Робин, оставляя за собой мурашки, — это мило. И поцелуй был потрясающим. Лучшее, что у меня когда-либо было. — О, — Робин сглатывает, кивая, — о, хорошо. Нэнси смотрит на неё, как зачарованная. Её кончик пальца продолжает прослеживать узоры между веснушками Робин. Она мычит, мягкая вибрация касается их тел. — Красивая, — жестикулирует она свободной рукой. — Что? — Ты красивая. — Я? Нэнс, ты намного красивее. Нэнси качает головой. Она берет руку Робин и подносит её к губам, целуя тыльную сторону, костяшки пальцев. — Ты такая красивая.. и милая. И чудесная. И моя. Боже, я не могу поверить, что ты моя, — она останавливается и закрывает рот. Боится, что она зашла слишком далеко, — только если ты этого хочешь, конечно, только если ты.. я имею в виду.. я просто подумала, что… — Твоя, — бормочет Робин, — твоя. Девушка или… всё, что ты захочешь. — Робин Бакли – моя девушка, — мечтательно говорит Нэнси, — мне нравится. — Нэнси Уилер – моя девушка, — повторяет Робин, — определенно звучит неплохо. Они смотрят друг на друга и хихикают. Затем Нэнси, ни с того ни с сего, обнимает Робин и прижимает её крепче. Они обнимаются ещё долгое время. *** Пережить ужин было труднее всего. Робин вскакивает со стула сразу после того, как доедает блюдо, и Нэнси тащит её в свою комнату. Прежде чем она может даже включить свет, она прижимает Робин к двери, сильно целуя её. Нэнси толкает её, пока они вместе не падают на кровать, лениво целуясь, усталые от сонливости. Это продолжается до тех пор, пока Нэнси не кладет голову на грудь Робин, удовлетворенно вздыхая. Губы Нэнси двигаются так медленно, основание её горла вибрирует под большим пальцем Робин, когда она прижимает её лицо со всей нежностью в мире. — Ты очень часто смотришь на мои губы, Робс. Можно подумать, что ты хочешь меня поцеловать. Робин не знает, как звучит её голос прямо сейчас, но она так задыхается, что даже не пытается контролировать его. — О, правда? Нэнси кивает. — Хочешь поцеловать меня? — Ты хочешь, чтобы я поцеловала тебя снова, Нэнс? — Пожалуйста. Ресницы Нэнси трепещут, закрываются в ту секунду, когда кончики пальцев Робин касаются её шеи, подбородка, щек. Мурашки бегут повсюду, красный румянец окрашивает её щеки. Робин наклоняет голову и, и.. и она целует её. Короткий чмок. Ничего больше, просто чмок. Робин отстраняется, а Нэнси тянется, выгибаясь к Робин, чтобы снова поцеловать её в губы. Она такая.. мягкая. Нэнси мягкая. Робин чувствует, как из её собственного рта вырывается всхлип, но губы Нэнси заглушают его. Она снова наклоняется, снова целует её, умоляя о большем. Робин чувствует, как стон вырывается из Нэнси. Она чувствует, как он поднимается из её голосовых связок, проходит через горло, заставляет её губы вибрировать рядом с губами Робин. Руки Нэнси обнимают её за плечи, запутываются в её волосах, прижимают её ближе. Робин первая отстраняется, запыхавшись. Она прислоняется лбом к Нэнси, слегка задыхаясь. С закрытыми глазами она целует кончик носа Нэнси. — Нам нужно поспать, — шепчет она, — у тебя завтра важный день. Нэнси кивает. Они ложатся, и Робин не может не восхищаться тем, как они идеально сочетаются друг с другом. Нэнси сворачивается калачиком в объятиях Робин, уткнувшись макушкой в её подбородок. Одеяло, обернутое вокруг них, ощущается как щит от всего мира. Зарывшись лицом в мягкие волосы Нэнси, Робин бормочет: — Спокойной ночи, Нэнси. Тонкие пальцы двигаются по тыльной стороне руки Робин. Сердечки. Нэнси рисует сердечки на её ладони большим пальцем. Нежно гладит её кожу. Сердечки, сердечки, сердечки. Робин так сильно улыбается. Она обнимает её ещё крепче. ***Воскресенье
Не имеет значения, насколько хороша наездница Нэнси, как красиво она выглядит в этой форме, насколько она величественна, когда перепрыгивает препятствия, подобные Эвересту, на своем черном жеребце. Это не имеет значения. Робин всегда будет сидеть на краешке своего места, закусывая губу, ужасно волнуясь. Она перестает беспокоиться на мгновение, когда Нэнси подходит к ней в своей форме, с ослепительной улыбкой, и Боун следует за ней, уверенно и спокойно. Робин сглатывает. Красивые белые брюки, плотно облегающие её ноги, и эта синяя куртка с острыми краями, черная шапочка, которая скрывает её кудри. Нэнси всегда выглядит остро, всегда так собранно, очень собранно. Только Робин знает, какая мягкость скрывается за её этой маской серьезности. Она очень гордится. Нэнси машет рукой и останавливается перед Робин, раздается нервный смех. Боун шевелится и кладет морду ей на плечо. — Привет. — Нервничаешь? — Да, немного. Робин улыбается. Она хочет наклониться и сцеловать нервозность с её губ. Но сейчас 1986 год, и они в Индиане, и она не хочет становиться социальным изгоем или что-то в этом роде. Поэтому она просто слегка сжимает свободную руку Нэнси. — Ты сможешь. Ты моя звезда. — Твоя звезда? — Да, — Робин наклоняет голову с застенчивой улыбкой, — потому что ты красивая и ты сияешь. Нэнси широко улыбается. — Ты собрана. Ты лучше, чем кто-либо другой. — Я знаю. Мы так много тренировались. — Ты победишь. И мы будем праздновать сегодня вечером. — Робин тоже нервничает. Она не хочет этого признавать, но Нэнси это замечает. Робин знает, что она замечает. Потому что её слова звучат отрывисто и отстраненно. Шум динамиков пугает Нэнси, она вскидывает голову и оглядывается, прислушиваясь. — Мне нужно идти, — говорит она, — увидимся позже? — Конечно. Ни пуха ни пера. — Я бы предпочла этого не делать. Робин притягивает её в крепкие объятия. Она не может поцеловать её, не может пожелать ей удачи, как она хочет, поэтому она просто крепко обнимает её. Они отстраняются, Нэнси одаривает её ещё одной взволнованной улыбкой, а затем уходит. Робин, спотыкаясь, пробирается на трибуны, где Майк приветствует её жалобой на то, как Макс пробивала себе дорогу к местам, переезжая ноги людей своей инвалидной коляской, когда они не двигались, а Карен Уилер предлагает ей десять разных видов домашних закусок. — Как прошла прошлая ночь? — жестикулирует Макс довольно быстро, так что никто из Уилеров не может понять. На её губах играет ухмылка. — Просто ещё одна ночевка? Робин закатывает глаза, прежде чем ответить. — Замолчи, Макс. — Уже молчу. — Очень смешно. — Вы целовались? Робин становится ярко-красной, она чувствует, как её щеки загораются, а жар ползет по шее. Уже почти зима, они под открытым небом, и холодно. Робин никак не может скрыть это. Глаза Макс становятся огромными. — О боже мой! Вы точно поцеловались! — Даже если мы и поцеловались, то что? — Если вы поцеловались, значит, я была права! Она сильно влюблена в тебя. Прикусив губу, Робин закатывает глаза. — Ладно, ладно. Мы поцеловались. Теперь довольна? Макс бьет кулаком по воздуху. — Я так и знала! Я была права, как и всегда. Боже, если бы мы заключили пари, я бы выиграла столько денег прямо сейчас. — Ты невыносима. — Но ты любишь меня. — Неа. — Что было дальше? О боже, ты покраснела, пожалуйста, не говори мне ничего, что мне не нужно знать. Робин шлепает её по руке. — Ничего не было! Макс поднимает обе брови так высоко, что они почти скрываются под её волосами. — Она поцеловала тебя первой. Я знала это, Уилер име... Ещё один шлепок. — Замолчи. — Такая жестокая, — жалуется Макс вслух, массируя свою руку, — и было совсем не больно. Однажды у тебя будут большие неприятности из-за того, что ты связалась с ребенком-инвалидом. — Карточка ребенка-инвалида перестала работать после первых трех тысяч раз, когда ты её использовала, — отвечает Робин. Макс как раз собирается сказать что-то ещё, когда динамики что-то объявляют, и она взволнованно хватает Робин за руку, указывая на поле. — Смотри, это она! И это правда она. Нэнси Уилер, великолепная, как всегда, и её крепкий Боун. Они оба выглядят так элегантно. Одежда Нэнси сидит на её теле, выглаженная миссис Уилер до совершенства, её кепка отражает несуществующее солнце, из-за того, как тщательно она её почистила. Боун тоже сияет, его шерсть темнее самой черной ночи. Нэнси ведет его к началу старта отработанными движениями. Она поднимает голову. Её глаза ищут глаза Робин. Их взгляды встречаются. Синева, поглощенная ещё большей синевой. Вспышка проходит сквозь души. Нэнси возвращает свое внимание к препятствиям. А потом они трогаются с места. Робин задерживает дыхание, хватается за край скамейки. Рядом с ней Макс сидит в инвалидной коляске, подбадривая её так громко, как только может. Но для Робин всё спокойно. Она не слышит ревущей толпы, не слышит аплодисментов Макс. Она видит просто Нэнси, склонившуюся над шеей Боуна, её глаза горят огнем, когда она перелетает через препятствия. Мышцы коня сжимаются и разжимаются с каждым новым прыжком, она так быстра, что Робин с трудом успевает смотреть за ними. И не то чтобы она что-то знала о конкуре, но если она в чем-то и уверена, так это в том, что Нэнси выиграет это соревнование. Прекрасна. Она прекрасна. Она видит, с каким доверием Нэнси относится к Боуну, как он делает всё, о чем она просит, при малейшем прикосновении поводьев. Прыгай. Скачи. Лети. Это так.. безупречно. Но сейчас.. она видит. Можно сказать, что после операции обострились и другие чувства Робин. Она приспособилась к тому, что не может слышать. Она смирилась с этим фактом, научилась принимать его. Другим её чувствам пришлось работать усерднее, чтобы компенсировать потерю. Она начала полагаться на вкус, обоняние, осязание и, конечно же, зрение. Она видит это раньше всех остальных. Собаку. Её лай. Её бег. Собака высвобождается и убегает. Боун замечает это. Он сворачивает. Пружинит в одну сторону, чтобы избежать встречи с собакой. Как раз в тот момент, когда он собирался перепрыгнуть последнее препятствие, Нэнси уже смотрела на финишную черту. Она этого не осознает. Не осознает, пока Боун не пугается. Его прыжок настолько резкий и высокий, что у него нет возможности развернуться. Тело Боуна падает на препятствие из-за того, что он споткнулся. И Нэнси. Столкновение выбивает её прямо из седла. Нэнси Уилер летит. Её тело подпоясано в воздухе, как кукла, поводья всё ещё зажаты в её руке, когда она падает. Она.. Она падает на землю. Боун сходит с ума. Толпа сходит с ума. Много людей выбегают на поле, пытаясь успокоить лошадь, увести собаку, толпятся вокруг Нэнси. Крик вырывается из горла Робин, но она его не слышит. Её ногти впиваются в щеку, когда она вскакивает со своего места. Макс хватает её сзади за футболку, удерживает её. — Нэнси! Но делать нечего, она ничего не может сделать, и её силы иссякают под крепкой хваткой Макс. Она падает на скамейку, и последнее, что она видит, прежде чем слезы ужаса и шока застилают её глаза, — это темно-красное пятно на поле. Макс, потрясенная, втягивает голову в плечи, закрывает ей обзор, тоже отворачивается. Это не имеет значения, это не имеет значения, это не имеет значения. Мир перестал быть спокойным, её голова перестала быть спокойной. Кричит.. кто-то кричит. Но это всё в её голове. Это она кричит в своей голове. Робин закрывает глаза и молится, и молится, и молится. Слова ей не помогут, ни одна молитва ей не поможет. Но это не имеет значения, это больше не имеет значения. Нэнси упала. Её звезда.. упала. ***Понедельник — 02.17 ночи, Центральная больница Хоукинса.
Робин раскачивается взад и вперед на стуле, мысленно перечисляя то, что она узнала о Нэнси: — у Нэнси нежные руки — её улыбка освещает всю комнату — её волосы пахнут шампунем с алоэ вера — её губы на вкус как кофе — слова, которые она показывает жестами, звучат как мелодия и — она не знает, когда она проснется.