Безответный возраст

      Как же так получилось что островком безопасности стал кабинет психолога, который совершенно не занимался своей работой? Дима честно думал что через пару недель мужчина полезет к нему в голову. Что это молчание, это такой способ добиться доверия подростка. Но тот не лез. Изредка спрашивал про учебу, про настроение. Но никогда не настаивал на разговоре.        — Сегодня последний день перед каникулами. Дмитрий, вы рады? — наедине Сахаров уже обращался к нему на «ты», но иногда, как будто издевательски, возвращался к более официальному обращению.        Все было точно так же как и много дней до этого. Кирилл Олегович сидел за своим столом, а Дима за партой делал уроки. Световой день становился все короче, и теперь они сидели под неестественным светом дешевых мерцающих и гудящих ламп. И все равно это было лучше, чем если бы он был дома.        — А вы как думаете?        — Учитывая что ты еще ни разу не приходил в понедельник в хорошем настроении, то «нет»? — но хватало его «вы-канья» лишь на первую фразу.        — Вообще не хочу каникул... А вы не в школе будете? — Дима лукаво улыбнулся, пряча под этой улыбкой беспокойство.        Он боялся каникул. Это было не лето. Он не мог целыми днями торчать на улице и гулять с Блэки на шлейке. Но и дома находиться не мог, только ночевал. Уже даже не каждый день ел.        — Держи, — психолог бросил ему пакет с бутербродом. Однажды он просто принес ему еды, не спрашивая нужна ли она, и стал делать это каждый день. — В школе-то я буду. Но приютить тебя не смогу.        — Я не бездомный щенок, — Дима огрызнулся и отвернулся. По правде, он не хотел дерзить. Ему было обидно и стыдно что посторонний человек думает о том, где он будет перекантовываться все эти дни. И он не хотел чтобы мужчина видел как ему больно об этом говорить.        — Я прекрасно вижу что ты не бездомный щенок, — Кирилл Олегович миролюбиво хмыкнул. Разбросав по своему столу крошки, он оторвал от своего ежедневника лист и что-то написал на нем. А потом протянул, добавляя: — Если попадешь в трудную ситуацию, звони.        Дима не хотел брать листок, но тот просто опустился на парту перед ним.        Да этот психолог просто ничего не понимал! Знал бы он о причине перевода ученика, так ни за что не стал бы давать ему свой номер. Мараться об «педика». И почему терпимость была только в интернете... Вот его подруга по переписке восприняла его ориентацию легко и с пониманием. Художники, артисты, музыканты. Даже священники в интервью! Все они постоянно говорили о том что у них много друзей геев. Так где же эти люди которые дружат с тобой невзирая на твою ориентацию? Дима был уверен, скажи он одноклассникам о себе правду, как опять началась бы травля на вымирание. И тогда Блэки не смог бы уговорить его не прыгать из окна. Он посчитал, высоты седьмого этажа должно быть достаточно.        — Вся моя жизнь — это трудная ситуация, — хмыкнул подросток и положил лист с номером в рюкзак.        Он ожидал что Кирилл Олегович хоть что-нибудь спросит у него. Хотя бы это клишированное «хочешь об этом поговорить?». Но он не спросил. Дима обернулся на него и столкнулся с ним взглядами. Психолог тут же качнул головой и дернул бровями, но все так же молчал.        — Я не хочу об этом говорить, — буркнул мальчишка и отвернулся обратно к бутерброду.        — Как скажешь, — мужчина неопределенно хмыкнул.        Странный он был психолог. Скорее не психолог а просто... Взрослый друган? За два месяца что Дима ходил к нему, он лишь пару раз дал какие-то тесты на темперамент. И один тест на склонности к суициду, который потом сам же и помог Диме перепройти. И даже тогда он не стал лезть к нему в душу, только сказал, что всегда готов выслушать. Но Диме не нужно было чтобы его выслушали. Ему нужно было чтобы его поняли самые родные ему люди.        Первые три дня дома было нормально. Четвертый и пятый выпали на субботу и воскресенье и Дима шатался по улице. Он даже нашел теплые трубы, на которых и просидел до ночи. Разговоры с БОМЖами это не то о чем он писал в сочинении «кем я хочу стать когда вырасту».        И когда он возвращался домой вечером воскресенья, то в подъезде его ждал Блэки. Его домик валялся на лестничном пролете, миски и корм были раскиданы, а сам кот забился за мусоропроводом и жалобно плакал. Сколько же он так просидел?!        Готовясь к худшему, Дима поставил его домик в угол, чтобы тот не мешал соседям, взял кота и пошел домой. Где конечно же его ждал скандал. И разруха.        — Что ты сделал?! — он не смог не вскрикнуть, когда увидел что дверь в его комнату просто отсутствовала.        — Тебя что-то не устраивает? — лениво и пьяно отозвалось из комнаты родителей. На кухне тихо всхлипывала мама.        — Да, меня не устраивает! Где дверь?! — Дима выпустил кота из рук и прямо в обуви прошел в спальню к отцу. На полу возле постели уже валялось две пустых полторашки пива.        — На помойке. И твой помоечный кот тоже.        — Верни мою дверь!        — Хрена с два! Чтобы ты на своих педиков смотрел?! Нет уж, будешь под присмотром! — отец, валявшийся на постели, наконец обернулся на него.        Было видно что он уже закипал от злости, но Дима не собирался останавливаться.        — Это моя комната! Что хочу в ней то и делаю! Верни дверь!        — Нет, ты будешь делать то, что я тебе сказал! Ты кота приволок? Я сказал, блять, никакого помойного кота в этом доме!        На этих словах отец поднялся с дивана и схватил забежавшего кота за шкирку. Взрослых котов нельзя так таскать и Дима прекрасно это знал. Блэки зашипел и закричал от боли, попытался вывернуться и полоснул когтями державшую его руку. Мужчина рефлекторно выпустил его, но тут же бросился следом. И Дима преградил ему путь.        — Не трогай моего кота, — дрожащим не то от слез, не то от злости голосом прошипел он.        — Это моя квартира и в ней не будет этой блоховозки, — прошипел в ответ мужчина и толкнул его.        Если бы речь не шла о Блэки, Дима бы ушел в свою комнату. Но нет, он не мог допустить чтобы его кота опять выбросили на улицу. И он толкнул отца в ответ.        — Я сказал не трогай его!        — Ты... Что ты? Щенок! Педик сраный! Не смей так со мной разговаривать! — отец хлестнул его по лицу. Схватил руки, которыми Дима попытался прикрыться и хлестнул еще раз.        — Саша! — Дима услышал как мама бросилась их разнимать.        Но было поздно. Желая защитить единственное существо которое было ему родным, Дима что было сил ударил отца по лицу кулаком. Тот пошатнулся, но ответ не заставил себя ждать. И если у него были хоть какие-то надежды на то, что это избиение будет не в полную силу, то почувствовав первый удар в живот, он понял что поблажек для «педика» не будет.        Перед глазами заблестели искры. Дыхание застряло в горле и Дима упал на пол, сжимаясь в клубок. Удары прекратились чуть позже, маме все же удалось оттащить отца. А после был жалобный вскрик кота и хлопок двух дверей, сначала входной, а потом спальни родителей. Он продолжал лежать в проходе даже когда через него перешагивали и пытался не разрыдаться. Не от боли, от обиды.        На его плечо опустилась теплая мамина ладонь. Как давно она не трогала его так нежно.        — Димочка, мой мальчик, — заворковала она, пытаясь его растормошить. — Я пожарила картошку с луком как ты любишь, пойдем? Умоешься, поешь...        Да о какой картошке сейчас может идти речь?!        — Не трогай меня! — Дима вскрикнул и оттолкнул ее руки.        Легко любить побитого ребенка. Легко его жалеть, кормить и сокрушаться о его судьбе. Но она не любила его когда он был неудобным. Когда он стал «педиком», когда у него ухудшились оценки. Когда он поставил щеколду на свою дверь — она не любила его. И полюбила лишь таким жалким, с разбитой губой и выпотрошенной душой.        — Димочка! Стой! Ну куда же ты!..        Мама кричала, а он просто схватил свой рюкзак и выскочил из квартиры. Легко любить побитого ребенка. Отправиться за ним в холодный подъезд гораздо сложнее. Не пошла, не догнала. Не попыталась хотя бы даже сделать вид что ей не плевать!  Найдя кота двумя этажами выше, Дима просто сел на холодный пол и разревелся. Кот сразу прибежал к нему, как делал это всегда он плакал. Залез под согнутые колени и мрявкал. Ему было жалко совсем не себя. Да он бы и заночевал прямо на этом полу. Но Блэки не должен был мерзнуть из-за того что его хозяин «педик». И в рюкзаке был номер, на который еще полчаса назад он думал, что не позвонит никогда.        — Кирилл Олегович, здравствуйте, — он старался говорить так, чтобы не было понятно что он плачет. Но все было слишком очевидно. — Вы можете говорить?        — Что случилось? — мужчина сразу насторожился.        — У вас нет кого-нибудь кто может забрать к себе кота? С кормом, домиком и лотком. Он тихий, ласковый, и не гадит…        — Это твой кот?        — Мой, — Дима все же шмыгнул носом и ему пришлось задержать дыхание и зажмуриться, чтобы не разреветься.        У него отобрали все. Семью, безопасность, личное пространство и даже кота. Он сейчас отдаст его кому-нибудь и пойдет прыгать с крыши, раз из своего окна теперь не получится.        — Скинь мне свой адрес в ВК, я сейчас подъеду.        — Спасибо...        И звонок оборвался. Дима скинул адрес и стал собирать пожитки Блэки по подъезду. Когда машина подъехала, он уже сидел на лавке и держал кота на коленях, чтобы тот не морозил лапки.        — Извините что дернул вас посреди ночи...        — Брось, кошачья драма не терпит отлагательств, — мужчина вышел из машины и улыбнулся ему. Но стоило ему увидеть лицо подростка, как его улыбка тут же сошла.        Конечно. Никто не хочет видеть заплывшее от синяков лицо. Никому неприятно бросать все свои дела и мчаться на спасение такой глупости как кот неуравновешенного ребёнка.        — Отец? — сипнув голосом спросил психолог и подошел ближе.        — Давайте не будем об этом...        Дима не хотел об этом говорить. Все чего он хотел, это отдать Блэки в хорошие руки и пойти обратно. Выбраться на крышу и закончить это издевательство над собой и над всеми окружающими. Не стань его, и мама с папой помирятся. Сделают себе еще ребенка, который будет лучше. Который не будет бракованным.        — Как скажешь, — Кирилл Олегович тяжело выдохнул и взял с лавки пакет корма и домик, внутри которого гремели миски. — Садись сзади, будешь на руках его держать, а то еще, чего доброго, под педаль залезет.        — Да не, я не поеду. Уже поздно, вам потом отвозить меня обратно... Мне бы только знать, что он в хорошие руки попадет, — Дима прижал к себе Блэки и зажмурился, стараясь не расплакаться.        — Я заберу его себе. Да и ты, думаю, не горишь желанием возвращаться домой. Поехали, переночуешь у меня. Тем более без тебя коту будет страшно на новом месте. Поможешь ему освоиться.        А может этот Кирилл Олегович что-то и понимал. Он открыл дверь своей машины и ждал пока Дима все же сдастся и сядет. И судя по выражению его лица, уезжать без него он не собирался. Пришлось сдаться.        — Мне неудобно так стеснять вас...        — Главное чтобы мне было удобно, — психолог довольно хмыкнул и глянул на него через зеркало.        А он и не знал что буквально спас сегодня чужую жизнь. Маленькую и незначительную, но все же жизнь.