Безответный возраст

      Когда Кирилл Олегович говорил ему, что он будет учить его психологии, Дима представлял это немного... Иначе. Он думал, они будут проходить тесты и смотреть, насколько у него поехала крыша, но этого не случилось. Первое же, что сделал преподаватель, это на следующий день притаранил ему пять толстенных книг и велел вычитать их к началу следующей четверти. Следующей! Не к концу года даже!        И, о ужас, он обсуждал с ним их содержание, поэтому действительно пришлось читать и даже вчитываться.        Хотя, среди прочих занятий, эти ему действительно нравились. Было ли дело в преподавателе или в самом предмете, но через пару уроков его действительно затянуло. И в самоанализ в том числе. Было интересно изучать особенности своего возраста, и узнать, что прямо сейчас он находился в кризисе личности, когда его самость и социум в жесткой конфронтации. Что бы это ни значило.        — …таким образом подсознание человека влияет на его сознание и поведение. Твое подсознание построило ассоциативный столбик что грызть ногти или колпачок ручки тебя успокаивает, возвращает в состояние покоя и стабильности. И вот ты уже не замечаешь, как делаешь это все занятие. Дима, ты так глисты подцепишь, серьезно.        — Это же нервный тик, я правильно понимаю? — школьник стыдливо опустил обгрызенную ручку на парту.        — Нет, не совсем. Это проявление дисбаланса внутри тебя. Нервный тик это невралгия, мы же говорим о психологии.        — А это разное?..        Кирилл Олегович удивленно похлопал глазами и напряженно вздохнул. Он подошел к его парте, захлопнул книгу и ткнул в корешок пальцем.        — Чтобы прочитал с самого начала еще раз.        — Да блин... Что не так-то?        — Неврология это раздел медицины, изучающий нервную систему, — он провел пальцем по задней части шеи Димы, как бы показывая, о чем речь.        Но думать подросток уже ни о чем не мог.        Он коснулся его. Так осторожно и нежно, почти невесомо. От этого прикосновения стало невероятно щекотно в животе. Но рука мужчины отстранилась так же быстро, как и приблизилась до этого.        — Психология же изучает психическую деятельность человека и выявляет закономерности. Это абсолютно разные разделы науки, Дима. И если ты не понимаешь основу, я не могу рассказывать тебе дальше.        — Кирилл Олегович...        — М?        — Давайте договоримся, что в автобусе вы не будете ко мне с этим приставать, хорошо?        И они договорились. Осень нарядила и озолотила деревья. А эта пятница выдалась солнечной и относительно теплой. То что нужно для поездки на природу.        — Дошел до самоанализа Фрейда? — вместо приветствия спросил психолог, только стоило им с Димой столкнуться взглядами. И, видимо, он получил очень красноречивое охреневающее лицо в ответ, ведь сразу пошел на мировую: — Я пошутил. Рано тебе Фрейда. В следующем году затронем.        — Это он все к писькам сводил?        — Если ты еще раз скажешь что-то подобное я тебя просто придушу. Фрейд создал психоанализ. В том числе изучал человеческую психику и через сексуальность. Но это не основа его трудов, — Кирилл Олегович сделал вид что душит Диму, потрясывая и сжимая воздух пальцами перед собой. — Мы с тобой затронем его работы про ЭГО и сверх-ЭГО, но это уже для взрослых, так что совсем немного. Просто чтобы у тебя было представление.        — Для взрослых... А гомосексуальность он изучал? — Дима сначала спросил, а потом понял о чем. Он невольно ойкнул и прижал ладонь к губам, словно извиняясь за вопрос.        Но Кирилл Олегович не поморщился, как он ожидал. Губы психолога дрогнули в сдержанной улыбке и он кивнул:        — Его взгляды были довольно скандальными для того времени. Если захочешь, можем пройти и это.        «Хочу! Конечно, хочу!»        — Фу, нет! — Дима скривился в лице и фыркнул, как будто учуял что-то очень вонючее.        Как хорошо, что подошли другие ученики и Кирилл Олегович не стал развивать эту тему, а то ему показалось, что глаза мужчины неодобрительно сверкнули. О чем он подумал, интересно? Может «Марк Мюллер» и правда права, и он один из тех, кто относится к геям с терпимостью? Терпимостью... Готов терпеть рядом с собой, даже если это назойливый ученик-недоучка.        В автобусе Дима занял самый удобный ряд для неудачников — задние сиденья. Все самые крутые ребята сидели впереди и ютились по два человека, а он, аутсайдер, разулся и раскинулся на все свободные пять мест. Кирилл Олегович, как и положено, остался впереди, а значит можно было просто слушать музыку всю дорогу. И отоспать недоспанное.        Всю дорогу он просто разглядывал потолок, дремал и переключал треки с любимых на самые любимые. Изредка снимал один наушник, чтобы послушать, что рассказывал Кирилл Олегович, встававший в противоположном краю автобуса, но там не было ничего важного или интересного. В основном, он шутил и язвил над школьниками, и Дима почувствовал внутри неприятный укол ревности.        Сахаров нравился всем ученикам и никому из учителей. Он не стеснялся материться и шутить при детях. Говорил прямо, вел себя открыто и честно. И в довесок к этому ко всем обращался на «вы» и по полному имени. Не Дима, а Дмитрий. Не Костя, а Константин. Не Кирилл Олегович, а аристократ из британского сериала какой-то. И вел он себя так абсолютно со всеми. А Диме хотелось, чтобы только с ним. Чтобы он был особенным хоть в чем-то.        Приехали они на место через четыре часа дороги. Школьники всей толпой высыпали из автобуса и столпились перед ним.        — Слыш, Козлов! Что б никто, даже я, не видел где вы и что курите!        — Я Козелов!        — Нет, Козелов, ты Козлов!        Кирилл Олегович только делал вид, что ругался. Он с улыбкой качал головой из стороны в сторону и беззвучно шевелил губами, пробегая взглядом по детям. Считал, наверное.        — Ну, могу поздравить, сюда мы добрались без потерь в личном составе! Кто потеряется или покалечится, больше никуда ездить не будет! — досчитав произнес он и усмехнулся над собственной шуткой.        Они сначала ждали, пока покурят мальчишки. Потом торчали возле кассы, пока взрослые решали какие-то вопросы с билетами, и наконец их пустили на территорию Усадьбы.        Дима любил такие места не потому, что это памятники культуры или прочая скучная хрень. Он любил такие экскурсии, потому что это далеко от города. В тишине и торжестве природы. И потому что ему всегда удавалось ускользнуть от общей кучки учащихся, сесть где-нибудь в неприметном, но красивом месте, и рисовать. В назначенное время он всегда возвращался ко входу, и его никогда не теряли. Но не в этот раз.        Не прошло и часа, как его покой побеспокоили. Но это было приятное вторжение.        — Надо было предупредить, что ты убежишь, Дим, — с укоризной выдохнул Кирилл Олегович и присел на лавку рядом. — Я чуть с ума не сошел.        От чего? Раньше Диму просто не искали, вероятнее всего.        — Твое эмоциональное состояние тревожит меня, — добавил психолог и искоса посмотрел на пожавшего плечами подростка.        Что сказать, Диму тоже тревожило это состояние. Он буквально олицетворял собой тревожность. Но поделать он с ним ничего не мог. Мог лишь уйти в тихое место и отвлечься, рисуя в блокноте каракули.        — Не наделай глупостей, ладно? Если почувствуешь что подходишь к краю, звони мне. В любое время.        — Вы подумали, что я топиться что ли пошел? — Дима невпопад усмехнулся, но сразу осекся под строгим взглядом психолога. — Извините. Я правда должен был предупредить...        — Не извиняйся. Но больше так не делай, — Кирилл Олегович вздохнул и наконец закрыл эту тему.        Это было слегка неловко. Дима колебался между тем, чтобы завести какую-нибудь тему для разговора или продолжить рисовать в тишине. Без умолку они могли говорить только о психологии, но вот чем ему хотелось заниматься меньше всего, так это уроками. Но и рисовать рядом с ним он стеснялся! Заглянет ведь! Обязательно заглянет!         Но Дима пересилил стеснение и вновь открыл блокнот. Теперь рисунок казался просто отвратительным. Он вырвал лист и поскорее смял. Под удивленным взглядом психолога, он бросил скомканную бумажку в мусорку и начал черкать новый рисунок. На деле же просто водя карандашом по бумаге, надеясь, что из этих линий что-то да получится.        Они просидели в тишине около получаса. Кирилл Олегович больше даже не смотрел на него и просто наблюдал за подрагивающей поверхностью озера, раскинувшегося перед ними. Но он опять заговорил, глянув на часы:        — На лошадях-то кататься пойдешь?        — Я думал это за отдельную плату?        — У тебя all-inclusive, — психолог довольно улыбнулся.        — Сколько вы денег за это отдали? — Дима нахмурился.        Он прекрасно знал, что все эти удовольствия не из дешевых, уж тем более покатушки верхом. Он искренне надеялся, что Кирилл Олегович договорился насчет его проходного билета и не отдал за это ни рубля из своих денег. Но вот на лошадях-то точно за красивые глаза никто не катает!        — Зачем вы это сделали? — подросток нахмурился и сжал блокнот в ладонях. — Вас никто не просил!        Странное чувство захлестнуло его с головой. Обида вперемешку с позорной жалостью к себе. Он видел удивленное лицо преподавателя, но остановиться кричать уже не мог.        — Мне не нужны подачки! Я вообще поехал только чтобы вас не обидеть! Не так уж я и хотел сюда! И уж тем более за ваш счет!        — Дим, я... — Кирилл Олегович попытался вклиниться в словесный поток, но у него не вышло.        — Не надо было этого делать! Я не хочу быть вам должным! Я и так повесил вам на шею кота! Такой долг я не смогу вернуть! Если вы пытаетесь меня оградить от мыслей о смерти, то идите в жопу! Без вас справлюсь!        Зачем Дима кричал? Зачем швырнул блокнот в сторону? Он не знал. Не смог бы ответить на эти вопросы и через десять лет.        — Чего вы вообще привязались ко мне?! Оставьте меня в покое! Я такой, какой есть! И вам не изменить меня! И я не буду, как послушный болванчик делать то, что вы хотите!        Он развернулся и побежал, но не пробежал и десяти метров как рухнул на подкосившихся ногах. Прямо на колени, на мокрую дорожку, разодрав последние джинсы. Дима согнулся к своим ногам, свернулся в клубок и укрылся капюшоном, пряча под ним слезы, полившиеся из глаз. Весь мир разом навалился на его спину, прижимая его к такому неуместному асфальту в торжестве природы.        Кричать хотелось немыслимо. Кричать, бить кулаками землю, выть. Но ему не хватало воздуха даже для того чтобы просто дышать. В горле застыл удушливый комок, выжимавший его досуха.        — Дим, я не хочу чтобы ты менялся, — тихо-тихо прозвучало рядом.        Совсем не злым голосом, не раздраженным и не уставшим. Кирилл Олегович говорил даже не с сочувствием, это было... Понимание? Сквозь холодную куртку Дима почувствовал прикосновение к своей спине. Осторожное и почти невесомое, но скользнувшее к капюшону и медленно поднявшее его с головы мальчишки.        — И тебе не надо пытаться меняться ради родителей. Все дети — это разочарование взрослых.        — Но не всех детей выживают из дому? — все еще взведенный, Дима поднял сердитый взгляд на психолога. Тот был гипнотически спокоен, и это заставило хоть часть чувств отхлынуть от головы.        — Только скажи, и я обращусь в опеку.        — Да почему вы так добры со мной?! — Дима оттолкнул мужчину и попытался подскочить на ноги, но опять упал, теперь уже безнадежно разодрав и колени.        — А ты бы хотел, чтобы я был с тобой зол?        Несмотря на то, что Кирилл Олегович от толчка упал на задницу, он все равно не злился, даже слегка развеселился. Дима не знал, что ему ответить. Точнее, он точно знал, что хотел бы еще больше доброты. Не только от него, от всех вокруг. Но злоба окружающих была понятнее. Словно он заслужил все, что получил в прежней школе и продолжал получать от родителей.        — Вы просто не понимаете о чем говорите! Никто не понимает и не слушает меня!!!        — Ты прав. Я никогда не смогу в полной мере понять, что ты чувствуешь. Но в моих силах помочь тебе, Дим. Так не отталкивай мою руку, а возьмись за неё покрепче, — с этими словами Кирилл Олегович поднялся и протянул ему раскрытую ладонь.        Дима посмотрел сначала на руку, а потом в его глаза. Он с недоверием вложил свою ладонь в чужую и поднялся на ноги, повинуясь резкому импульсу.        — И джинсы мы тебе починим, — с улыбкой добавил психолог.        — Не надо опеку, Кирилл Олегович, — тихо прошептал мальчишка, осматривая свой внешний вид. — Не хочу в интернат.        — Я не буду этого делать, — психолог кивнул, хотя по его лицу нельзя было сказать, что он доволен этой просьбой.        Немного постояв в молчании, Дима, утирая лицо от слез рукавами, все же спросил:        — Я правда могу покататься на лошадях?        Кирилл Олегович тут же улыбнулся еще шире и кивнул.        Он подарил ему прекрасную поездку, отплатить за которую в полной мере Дима не мог. Да и вряд ли смог бы в будущем. У них было все: и экскурсии, на которые они успели, и катания на лошадях. Даже небольшая ролевая сценка, где они играли аристократов-гусаров. И потрясающая прогулка по набережной, где психолог шел рядом с ним, в стороне от галдящих школьников. И даже когда те позвали его, он отказался покидать общество Димы.        А после, уже вечером, горячий дешевый кофе из автомата и пирожки второй свежести, возле ожидающего их автобуса. Дима не понимал, зачем это нужно было Кириллу Олеговичу, не видел смысла в том, что он делал. Но если у него еще была возможность почувствовать себя если не нужным, то хотя бы существующим, он не мог отказаться от этого.        Тем страннее было проснуться посреди дороги и вдруг увидеть, что психолог сидит рядом, на следующем ряду, и наблюдает за ним. Дима тихонько приоткрыл глаз, так, что мужчина не заметил, что он проснулся и подглядывал. Кирилл Олегович пространно смотрел на него, тоскливо улыбался и покачивался в ритме автобуса. Интересно, о чем он думал? Что занимало его голову так сильно, что несмотря на то, что он широко зевал, он не ложился спать, а сидел рядом?        Диме пришлось включить все свое актерское искусство, прежде чем показать, что он проснулся. Но, вопреки его ожиданиям, мужчина не отвернулся от него. Отнюдь, он поприветствовал его более выраженной улыбкой.        — Долго еще ехать? — тихо спросил Дима, обращая внимание на весь остальной автобус — почти все спали, убаюканные качкой и насыщенным днем.        — Часа полтора, — психолог пожал плечами и широко зевнул, прикрывая рот рукой.        — Не хотите поменяться местами? Тут удобно, — Дима сел на креслах и потянулся. — Я все равно выспался.        Мужчина не стал отказываться. Он с удовольствием сбросил кроссовки и растянулся на пяти креслах.        Теперь уже Дима сидел и смотрел на него. Конечно, сначала он отвернулся и вдел наушники в уши, но музыку включать не стал. А минут через десять, когда возня сзади успокоилась, он повернулся к нему вполоборота и так и остался.        Сложно все это. Конечно, влюбленность в мальчика из прошлой школы прошла моментально, стоило тому лишь пнуть его рюкзак и крикнуть презрительное «пидор». Но что происходило с ним сейчас? Взрослый мужчина, состоявшийся. Преподаватель ко всему прочему. Дима если и хотел быть с ним, но даже своей дурной головой понимал, что ничем хорошим это не могло обернуться. Повезло бы, если бы Сахарова просто выперли из школы, так ведь могли посадить... Да еще и по статье, за которую его обязательно грохнули бы тюрьме, предварительно надругавшись всеми способами, доступными зекам.        Да и глупо было влюбляться в первого человека, что протянул ему руку помощи. Дима вообще довольно глупый. Стоило бы напоминать себе об этом почаще.