Безответный возраст

      Дима сидел на парковке и давился слезами. Он спрятался под заснеженным кустом и плакал, стараясь не издавать ни звука, чтобы его не дай Бог не нашли прохожие. Плакал над тем, что наговорила мама, над своим поступком, над разрушенными хрупкими отношениями с Сахаровым.   Над собой.        Над тем каким жалким он был. Педераст. Так она назвала его. И поделом ему. Не надо было огорчать родителей. Надо было молчать. Стиснув зубы завести отношения с девочкой, жениться на ней, завести ребенка. Родители ведь столько говорили про внуков...        — Покурим? — прозвучало совсем рядом.        И когда Дима поднял глаза от своих коленей, он увидел знакомые ботинки. Кирилл Олегович... Он поднял глаза выше и заглянул в его лицо. Разочарованное.        — Простите меня... — мальчишка заныл, неспособный разговаривать нормально. — Простите что я... Что я!.. Что я врал ва-ам!        Дима разревелся в голос, уткнулся в свои колени обратно и плюхнулся в снег на задницу. Плевать было на холод. Ему было стыдно. Стыдно за то, кем он оказался на самом деле. Пидором и лжецом.        — Я все и так знал, Дим, — психолог сел рядом с ним. — Неужели ты думаешь, что я не связался с психологом из твоей прежней школы?        Он положил свои теплые ладони на его голову и взбаламутил прическу.        — Простудишься, шкет. Пошли в школу...        — Да как вы могли так общаться со мной! — Дима вспылил. Оттолкнул его руки и пошатнулся, врезавшись спиной в куст и обрушив на себя хлопья снега. — Как можете сейчас общаться со мной?!        Кирилл Олегович сидел рядом с ним на корточках и как мог спокойно терпел очередную истерику.        — Вы все знали! Теперь все слышали! Я сам сказал! Так хватит притворяться что все нормально и оставьте меня в покое!..        — Дима! — прикрикнул он, останавливая подростковый поток слов. — Я не притворяюсь! Все нормально!        Кирилл Олегович потянул его за руку и попытался поднять, но школьник просто рухнул в снег и зарылся в него с головой, разревевшись еще громче. Он ожидал что мужчина оставит его, плюнет и уйдет, но тот вновь опустился рядом... Поднял его за плечи и обнял его.        — Дим, пошли в школу. Ты простынешь так, идем. Поговорим обо всем, я тебе все объясню, помогу. Не закрывайся от меня.        Его голос был таким... понимающим. Дима поднял на него свои заплаканные глаза и не мог поверить в то, что слышит.        Не ушел.        Не ушел даже когда он сам прогнал его. Остался. Тоже не оделся, выйдя на улицу. Тоже расстроен. Неужели он и правда понимал его?        — Есть закурить? — мальчишка дрожащими руками протер лицо и сел на снегу. Психолог протянул ему сигарету и даже прикурил.        Кирилл Олегович тоже закурил и сразу же богато затянулся, поморщившись, когда выдыхал дым через нос.        — Простату простудишь, будешь под себя полжизни ссаться, — сказал он, когда Дима так и остался сидеть, чтобы покурить.        — Простите что мама вас назвала так... — мальчишка поднялся, хотя ноги его едва держали.        — Если бы мне нужны были извинения за это, я бы побежал за твоей матерью, а не за тобой, — хмуро ответил психолог. — Меня больше беспокоят ее слова до этого... Ты все еще не хочешь, чтобы я обратился в опеку?        — Не хочу в интернат, — Дима поежился.        На его плечи почти сразу лег пиджак, который Кирилл Олегович снял с себя. Сохранивший тепло его тела он моментально согрел мальчишку.        — Если они продолжат эту хуйню с психиатром и Суворовским училищем, я обращусь, Дим. Тебя уничтожит и то и другое, и я не могу этого допустить, — тяжело выдохнул психолог, выбрасывая и затаптывая свой бычок.        Дима тоже докурил к этому моменту. Ему нечего было ответить. Хотел ли Кирилл Олегович ему лучшего? Наверняка хотел. Он единственный и понимал, как ему будет лучше. Но стали бы родители его слушать? Да еще и после того, что выкинула мама? Это вряд ли.        Возвращаться в школу было неуютно. Все смотрели на него. Даже под строгим взглядом Сахарова они все равно смотрели и перешептывались. И, о ужас, среди них был Козелов. И взгляд у него был злющий. Прямо как у того, прежнего Кости. Дима знал все что будет происходить дальше, и теперь ему отчаянно хотелось в петлю, но никак не в кабинет психологии.        — Выбора у нас не осталось, — деловито заговорил Кирилл Олегович, как только за ними закрылась дверь. — Слух о тебе разнесется по школе очень быстро. Завтра проснешься местной звездой. И это внимание тебе не понравится.        — Я уже проходил через это, можете не рассказывать, — Дима обреченно рухнул на свое место. Штаны, рубашка, пиджак — все это было мокрым и холодным от снега.        — О, нет, ты недооцениваешь Козлова, — психолог тоже сел на свое место и стал что-то щелкать в компьютере. — Я буду забирать тебя с уроков. Буду увозить домой после занятий. И чтобы даже не думал садиться с ним за одну парту, понял?        — Что вы имеете в виду? — Дима насторожился.        — Он наверняка рассказывал тебе о драке со старшеклассником в прошлом году. Мальчик был бисексуален и об этом узнали одноклассники. Такая новость быстро разнеслась по школе. Козелов, козел, бросился на него с ножом. Пятнадцать швов наложили. Дим, это очень серьезно, — Сахаров был озабочен. Настолько, что даже надел очки и вновь стал выглядеть как звезда Голливуда.        — Мы же в одном классе учимся...        — Я в курсе. Поэтому я тебе строго-настрого запрещаю с ним общаться. Даже подходить близко. Я не могу быть с тобой рядом на переменах. Постарайся всегда быть под присмотром преподавателей. А если он позовет тебя «поговорить», отказывайся наотрез. Понял?        — Понял...        — Умничка.        Сахаров затих на несколько секунд, а потом откинулся на стуле и вздохнул, запрокинув голову. Он отъехал на нем от стола и так и остался лежать, нервно кусая губы и перебирая в воздухе пальцами.        — Тебе будет тяжело, Дим, — заговорил он, глядя в потолок. — Очень тяжело. Так же, как и в прежней школе. Но я не хочу, чтобы ты переводился.        Психолог выпрямился и посмотрел на притихшего школьника.        — Здесь у тебя есть я. Там... Не знаю. Может не повезти с психологом. Думаю, в наших силах чтобы ты доучился девять классов и ушел в училище или колледж. Там будет легче, поверь. Студенты терпимее относятся друг к другу.        — Я хотел доучиться с вами до одиннадцатого класса, — Дима обреченно положил голову на парту.        — Я тоже этого хотел. Но Козелов не даст тебе спокойно дышать здесь. Да и вся школа, включая учителей. Это слишком яркое пятно на их репутации.        — Я не понимаю, я плохой или нет? — мальчишка шмыгнул носом, но плакать ему больше не хотелось. Хотелось, чтобы это все оказалось страшным сном.        — Для идиотов — плохой. Для нормальных людей — обычный. Дим, выбирай направление куда пойдешь учиться и будем тебя готовить. Ты не можешь оставаться в школе на десятый и одиннадцатый классы, — стул Кирилла Олеговича скрипнул, и через несколько секунд он оказался рядом, на соседнем месте.        — Вы все знали обо мне. Вам было не противно звать меня домой? Знакомить с мамой? Кормить?        — Твоя ориентация не определяет тебя как человека. То, кто тебе нравится, касается только тебя и никого больше. Ты не болен. Ты не «неправильный». Ты такой какой есть. И я помогу тебе выстоять эту битву...        Мальчишка поднял голову. Психолог сидел рядом с ним и поставил свою руку на парту — опер локоть на стол и раскрыл ладонь.        — ...против всех, — сказал он и сжал-разжал пальцы, предлагая школьнику вложить в них свои.        Дима колебался, но он все же принял его рукопожатие. Такое горячее, крепкое, уверенное. И в глазах Кирилла Олеговича была только уверенность, и ни капельки страха. Он верил в него.        И мальчишка ответил ему:        — Против всех.