Безответный возраст

      К вечеру им пришлось остановиться в мотеле. Жопы были у всех уже квадратными, а Кирилл Олегович рисковал уснуть за рулем. И, потратившись на ночлежку, они заночевали как короли клопов. Впрочем, это совершенно не мешало.       Диме мешало совсем другое. Один номер на троих. С одной кроватью и одним креслом. Как Сахаров не уговаривал Анну Сергеевну, та отказалась ложиться с подростком в постель и ушла на кресло. А значит, настало время сходить с ума.       Конечно, в такой обстановке они не стали раздеваться, легли как были — в шортах и майках. Но и этого было достаточно. Дима полночи смотрел на Кирилла Олеговича, рисковал опять тотально не выспаться, но все равно любовался. А потом психолог заворочался и перевернулся к нему спиной.       Казалось бы, можно уснуть, но Дима чуть не завыл от нахлынувших эмоций. Эта спина! Она не давала ему спокойно спать все эти два года, даже просто в фантазиях. А теперь?! Вот она! Только протяни руку… И он протянул.       Осторожно коснулся пальцами выемки между лопатками, провел пару сантиметров вниз и замер. Теплая, немного влажная. Хотелось прильнуть к ней губами, но он позволил себе только ладонь. Прижал ее к чужой спине, неосторожно смял кожу. Огладил линию по центру вниз, свел ладонь на бок и вновь вернулся к его лопаткам.       Как же потрясающе. Мужчина под его ладонью, желанный мужчина. Так близко, что еще пара сантиметров, и он был бы окутан его запахом. А пах он приятно. Под строгими духами скрывался домашний нежный запах, что-то такое знакомое и родное. Или уже ставшее родным…       Дима не удержался и прильнул к нему носом. Шумно вдохнул, но тут же откатился обратно, на противоположную сторону кровати, накрывая себя одеялом с головой. Как же вкусно он пах! Как же хотелось получить еще больше!       Внизу живота разлилось трепещущее тепло, а возбуждение затянулось тугим узлом. Как же сильно он хотел его, так сильно, что почти решился прильнуть обратно.       В голове пестрым цветом забились фантазии о том, как Кирилл Олегович обернулся бы к нему, удивленно и сонно моргал. Как бы он ошарашенно распахнул глаза, когда Дима поцеловал бы его. И как застонал бы он в его губы, когда они, не отпуская друг друга ни на мгновение, ушли бы в ванную. И там он бы научил его любить и быть любимым.       Дима вынырнул из-под одеяла и посмотрел на макушку Сахарова. Такая пушистая, зарыться бы в нее носом, дышать им, обнимать его. Как же сложно было отвернуться и, не чувствуя в своих руках таких желанных плеч, обнять вместо них грязную пыльную подушку.       Неужели вот так и будет?.. Вместо любимого человека, казенная подушка. «Вместо тепла, зелень стекла» — Дима никогда не вслушивался в текста Цоя, но чем старше становился, тем лучше их понимал.       Ночь была долгой. Кажется, выспаться в этой поездке не суждено. Досыпать пришлось в машине, под горланивших песни Анны Сергеевны и Кирилла Олеговича.       Они почти приехали. На горизонте виднелись горы. Горы! Не такие как в интернете, но это были настоящие горы! И на них были даже серпантины, по одному из которых они поехали! Дима больше не мог отлипнуть от окна, ни, тем более, спать. Так быстро сменился ландшафт! Юг был в двух сутках пути от них, а раньше казалось, что он так далеко.       Они доехали до Геленджика, но миновали город и приехали в место, которое Кирилл Олегович назвал «Сосновка». Это оказалось названием пляжа, но на всей протяженности обрыва, на почтительном расстоянии друг от друга, стояли палатки. И несмотря на присутствие других людей, все равно создавалось ощущение уединенности.       — А я думал, будет целая куча народа?       Дима был рад, что они были в таком уединенном месте. Но Сахаров что-то говорил про друзей, и он думал, что будет хотя бы пара машин.       — Будет, — психолог утвердительно кивнул, выглянув из своего багажника. — Мы приехали первыми, у меня были отличные пассажиры, которые не давали мне спать.       — Ой… Вам нормально? Чувствуете себя, в смысле? — Дима стушевался. А про дорогу ли он? Может он проснулся в мотеле от его неосторожностей?       — Конечно! Но сегодня усну первым, вот увидишь, — Кирилл Олегович хохотнул и бросил на землю палатку, спальники, пенки и очень осторожно достал целый, мать его, ящик алкоголя.       — Наверное, мы плохой пример подаем? — Анна Сергеевна тут же занырнула в него и достала себе бутылку вина.       — А мы больше не учителя ему, — отшутился Сахаров.       — Да вы и не люди, что ли? Бросьте, я же офиком работаю, — Дима усмехнулся, но сам за алкоголем не полез — он не скидывался.       Хотя слюнки и потекли, но было неудобно. Кирилл Олегович редко позволял ему пить, и лишь понемногу. Казалось, что так и продолжится, но тот сам протянул ему телескопическую чашку, которую раскрыл одним движением.       — О, удобно, — Дима принял ее, а через секунду Анна Сергеевна уже наливала ему вино.       — Все остальное надо охлаждать, так что пока так, — мило улыбнулась она.       Кирилл Олегович присоединился к ним, они чокнулись «за приезд» и выпили. Но пока что отдыхать времени не было, надо было собирать палатку. И, конечно, Анна Сергеевна совершенно им не помогала, даже наоборот, постоянно подначивала и шутила над их потугами, а сама сидела в машине и отдыхала. Что ж, это никого не обижало и не злило, даже наоборот.       А когда лагерь был готов, они бросили внутрь палатки пенки и спальники, разложили стульчики и сели. Кирилл Олегович, через пару часов, весь извелся на телефоне. Ему постоянно названивали и спрашивали место, где они остановились — подтягивались остальные. И уже очень скоро приехала еще одна машина.       — Машка! — Анна Сергеевна с радостным воплем кинулась на появившуюся из нее девчонку и… поцеловала ее?!       Дима едва успевал ориентироваться в происходящем. Четыре взрослых человека, три парня и девчонка, налетели на них радостным вихрем, и одна из них, похоже, девушка Анны Сергеевны.       — Кирочка! — а один из парней полез очень тепло обниматься к Кириллу Олеговичу… К Кириллу Олеговичу?!       Диму захлестнуло сразу всеми эмоциями. Это был и шок, и ревность, и странная радость. Он смотрел как любимый им человек обнимал другого мужчину, что-то тепло говорил ему и улыбался, приглаживая непослушные волосы незнакомца. Он и сам не заметил, как зашумело сердце в ушах, да так сильно, что он не слышал голосов людей.       Но пришлось очнуться, ведь к нему обратился этот самый парень:       — А ты тот школьник, о котором Кирилл рассказывал?       О, каким манерным он был. Чтобы понять, что он гей, не нужен был никакой гей-радар.       — А? Д-да… Наверное, да? — Дима растерянно посмотрел на Сахарова.       Кирилл Олегович так тепло улыбался, глядя на них обоих. Был таким… Каким никогда не был с ним. Он поймал взгляд своего подопечного и, снисходительно вздохнув, взял его за руку и отвел в сторону.       — Наверное, надо было предупредить? — смущенно спросил он, опершись на дерево спиной.       — Что вы будете здесь со своим парнем? Да, об этом стоило бы предупредить, — это прозвучало более резко, чем Дима этого хотел.       — Парнем? О, нет, — Сахаров удивленно распахнул глаза и замахал руками перед собой. — Он… Мой бывший, да. Но мы уже давно не вместе, просто дружим.       — Да и то, что вы гей, мне бы хотелось знать пораньше! — Дима чувствовал, как внутри у него что-то закипало. Он хотел остановиться, но не мог. — Намного раньше!       — Дим, я не…       — Да какого хрена вообще?! — он раскричался так, что на них обернулась вся компания. — Я делился с вами всем! А вы?! Вы не могли мне рассказать об этом?!       Кирилл Олегович больше не улыбался. От его теплой и доброй улыбки не осталось и следа, а брови надломились в непонимании.       — Че вы на меня так смотрите?! Думаете, вот так вывалили все, и я обрадуюсь?! Да идите нах-хер!       Дима хотел крикнуть «нахуй», но не смог. Внутри у него кипела ярость, но все равно почему-то не смог. Ударил по дереву, на которое опирался Сахаров, и ушел, сердито топая.       — И не надо ходить за мной! — рявкнул он, услышав, как сзади зашуршали ветки. Кирилл Олегович всегда бегал за ним, чтобы успокоить, но сейчас это было нужно меньше всего.       В своей злости Дима даже забыл, где они находились. По привычке, он шел куда глаза глядят, но столкнулся с особенностями местного ландшафта — обрыв. Красиво… Не боясь свалиться, он подошел к нему и плюхнулся на край, свесив ноги. Было высоко, но, как и высота не пугала, так и не хотелось сигануть вниз. Просто хотелось посидеть, все обдумать. Может, попытаться понять, почему он не сказал ему раньше? И как жить дальше, если все, кого он знал, кто относился к нему хорошо, были геями? Неужели в этом мире для него действительно есть место только среди «своих»? Хотя, Ракушкин и «КО» были гетеро…       Дима откинулся на спину и раскинул руки в пыли. Как только ему показалось, что все понятно, все опять стало сложным.       — Эй, пиздюк, ты че за драму устроил? — со стороны прозвучал незнакомый голос, а подняв голову, Дима увидел того самого парня. Только его не хватало.       — Отъебитесь от меня, пожалуйста, — Дима прикрыл лицо руками и вздохнул. Прямо как дома, ему не дают побыть в покое и одиночестве.       — Обязательно отъебусь, солнышко, только поговорю сначала, — этот парень подошел совсем близко и тоже уселся. А потом и упал на спину. — Ну, рассказывай, чего ты разорался?       — Какая разница? Тем более тебе.       — Я Саша, кстати.       — Дима.       — Я знаю, как тебя зовут, ага. Рассказывай, из-за чего нам опять Киру полдня отпаивать?       «Опять»? Дима резко поднялся и взглянул на этого парня, пытаясь понять, что значили эти слова. Выглядел он, конечно, вызывающе. И с тем соблазнительно. Короткие шорты, короткая майка, оголенный живот.       — Что значит «опять»?       — Ну, а ты думал ему похуй что ли? — Саша тоже поднялся, подобрав одну коленку под подбородок. — Он же у нас папочка, по каждому пук-среньк истерика.       Дима поджал губы и отвел взгляд. Это значило, что всякий раз он уходил к друзьям, чтобы пожаловаться на него? Или чтобы они его успокоили? Все им рассказывал, получается…       — Он знал обо мне все, а о себе ничего не рассказал, — честно выдохнул Дима и надавил ладонями на заслезившиеся глаза.       — У-у-у, сопли развел, лось двухметровый. Хочешь поплакать — поплачь, — Саша тихо и миролюбиво похихикал над ним. А потом осторожно щелкнул по носу и сказал: — Разве он не повторял тебе свою любимую мантру о том, что твоя ориентация не определяет тебя как человека?       Ну, да, Сахаров постоянно это говорил. Дима ему охотно верил, ведь это действительно было совершенно неважно в коммуникации с людьми.       — Говорил…       — А чего фиалку нашу обижаешь? Он расстроился. И каждый раз расстраивался, когда ты его посылал, — Саша откровенно отчитывал его.       — Он не говорил мне, — и Диме действительно стало за себя стыдно. И за этот раз, и за все предыдущие.       — А что он тебе скажет?       — Ну, что ему обидно, например.       — Ага, почти тридцатилетний дядя говорит неуравновешенному подростку, что ему обидно. Самому не смешно? — Саша повел бровями и иронично усмехнулся. Он поднялся, совершенно бесстрашно, хотя они были на самом краю, и протянул руку. — Пошли обратно. Ты теперь взрослый мальчик, и если кого-то обидел, то должен сам разгребать это говно.       — Я очень плохо поступил… Там пиздец, да? Что мне сказать? Ты его лучше знаешь… — Дима взялся за предложенную руку и поднялся. Высота сразу как-то надавила, и они отшагнули от края.       — Он простит тебя, — Саша подбадривающе похлопал его по спине и подтолкнул обратно. — Даже извиняться не придется.       Ну уж нет! Извиниться надо… Очень надо. Перед глазами ясно встала картинка сползающей улыбки с лица Кирилла Олеговича, и на душе заскрипело стеклом. Стоило уже научиться держать язык за зубами и не срываться на тех, кто был ему не безразличен. Даже если те поступали с ним подобным образом. А ему этот поступок, эта ложь, показались жестокой насмешкой.