Безответный возраст

      Возвращаться в лагерь было страшно. И ой-как стыдно. Хотя косые взгляды взрослых людей его волновали сейчас меньше всего. Подходя ближе, он увидел, как Кирилл Олегович натянуто улыбался друзьям, не в пример той улыбке, что была буквально пятнадцать минут назад. И причиной его расстройства был Дима. Он всегда все портил тем, кого любил. Хотя, не так уж и много он любил.        Когда он подошел совсем близко, Сахаров ему сразу улыбнулся, искренне и нежно, как делал это всегда:        — Ты в порядке? — спросил он, так, словно ничего и не произошло.        — Давайте поговорим, — теперь уже Дима взял его за руку и потащил прочь от притихшей компании.        Они отошли под то же самое дерево, под которым состоялся и предыдущий разговор. Не ради символизма, просто это было удобно, но и, да, вполне себе символично.        — Простите меня, — выдохнул Дима и отвел взгляд. Ему надо было придать своим эмоциям форму, но все что происходило внутри него, это обида и злость. И стыд. — Я не хотел вас обидеть, и я... Вспылил.        — Не извиняйся. Не ты должен извиняться, и не передо мной, — Кирилл Олегович миролюбиво пожал плечами.        Ну да, Саша же сказал, что извиняться и не пришлось бы.        — Я просто... Я хотел объяснить, почему я так... Да, блять, — Дима растер лицо ладонями. От чего-то говорить было сложно. — Понимаете? Я был... Я был так одинок в своих мыслях, я, черт возьми, считал себя больным! Каким-то калекой или психом! И никого вокруг, кто понимал бы меня! Я в первое время даже и поверить не мог, что вы приняли меня таким... Да, бля, что вы согласны общаться с пидором! Что это не уродство какое-то, и что для меня есть место в мире. Если бы вы, такой классный и добрый парень, сказали бы мне о себе, я бы... Может, я бы не считал себя таким.        — Я тв...        — Только не начинайте про то, что ориентация не определяет меня как личность, пожалуйста, — Дима с усилием потер лицо ладонями, пытаясь успокоиться. Внутри, страшным ведьминским варевом, бурлила обида.        — Я твой учитель, мать твою! — рявкнул Сахаров.        Да так, что этого, похоже, никто от него никогда раньше не слышал. Дима так точно никогда таким его не видел. Он тяжело дышал, строго и даже яростно смотрел на него, и даже крылья носа подрагивали от сдерживаемых эмоций. Подействовало безотказно, Воробьев Дмитрий Александрович заткнулся.        — Что я мог тебе сказать?! Что я понимаю тебя?! Что в моей жизни тоже было много дерьма и я костьми лягу, но помогу тебе?! Или что... — он осекся, как будто испугался своих слов, замолк. Глаза Кирилла Олеговича бегали из стороны в сторону так быстро и хаотично, что хотелось поймать его за щеки и привести в чувство. Но он справился сам: вздохнул и выдохнул, заговорив тише и спокойнее: — Или что за малейший намек на то, кто я, меня могут посадить? Дима, это не та страна, где на это закроют глаза. Какими бы безобидными не были наши с тобой отношения, никто бы в это не поверил.        — Но мне-то можно было сказать... — Дима прекрасно понимал, о чем он говорил, и поэтому тоже моментально успокоился.        — Даже тебе. Я и так упустил все из-под контроля, — Сахаров тяжело вздохнул.        Что он упустил? О чем именно он только что сказал? Дима не решился задавать эти вопросы. И так было сказано слишком много слов. И неприятных было больше, чем приятных. Но в итоге... Все как-то разрулилось. Они пожали руки, улыбнулись друг другу, еще раз спросили, все ли в порядке, и пошли обратно.        Как хорошо, что никто не стал комментировать их этот разговор. Только Саша вздохнул и осуждающе покачал головой, чем вызвал у Димы еще одну вспышку ревности, но кратковременную и контролируемую.        Чем больше Диму угощали вином, тем легче становилось. Он раскрепощался, начинал шутить и говорить со всеми, и даже Саша, в какой-то момент, перестал казаться ему соперником. Завидовал ли он ему? Еще бы. Этот парень, в этой своей короткой майке, позволял себе трогать Кирилла Олеговича за волосы, щеки, шею и колени. Гладил его по плечам и торсу, обнимал. А тот был совсем не против, отнюдь, улыбался ему всякий раз, хотя и осторожно убирал его руки с себя. Только он умел отказывать так, что все его обожали. И Саша, и Дима, и многие из других присутствующих.        Постепенно приехало еще четыре машины, и лагерь был готов.        Да, этот отдых не был похож на то, чего Дима ожидал от такого человека, как Сахаров. Казалось, он бы обязательно потащил его в какой музей, или еще куда, но они просто сидели весь оставшийся день и пили. Отдыхали с дороги. И все равно это было очень интересно. Конечно, ему, подростку, нечего было вставить в слова взрослых, когда они рассказывали друг другу о том, что у них происходило в жизнях. Но зато он мог в полную любоваться Кириллом Олеговичем.        Его щеки покраснели от алкоголя. Взгляд, до этого уставший, заблестел. С губ не сходила улыбка и чуть синие следы от красителя в вине. Расслабленный. Такой красивый, что невозможно было отвести глаз.        — Все видят, что ты пялишься, — вдруг на ухо жарко прошептал Саша, максимально приблизившись.        Дима вздрогнул от мурашек, пробежавших по всему телу, и ошалело взглянул на него. Он был удивлен не то своей реакцией, не то тем, что никому не пофиг, куда он смотрит. Парень, сидевший рядом с ним все это время, хитро и пьяно улыбался. И продолжил шептать, уже не на ухо, но интимно близко:        — Признайся ты ему уже. Ты взрослый парень, уже не школьник.        — Признаться? В чем? — Дима натурально струхнул.        Неужели все было так кристально понятно?!        Саша в ответ только иронично поднял бровь и усмехнулся, отворачиваясь обратно к мангалу. Видимо, все действительно было понятно. Как-то даже стыдненько, ведь удержаться от разглядывания Сахарова он все равно не смог. Даже когда сталкивался с ним взглядами, свой не отводил, улыбался ему и получал улыбку в ответ.        Кажется, Саша был прав.        Раз уж все так вышло. Раз уж всем вокруг все было понятно. Наверное, уже надо было быть честным до конца. И перед собой, и перед Кириллом Олеговичем.        Осталось только найти подходящий момент, чтобы это выглядело хоть немного адекватно. Но, в свете его слов сегодня... Дима уже знал, что его отвергнут. Снова. Но на самом деле, он уже давно был к этому готов. Просто не мог позволить этим чувствам молчать, даже если их песня будет грустной.